Калифорния – Нью-Мексико

– Да не призывал я никого убивать! – отчаянно воскликнул Чарли после звонкого подзатыльника от Джонни. – Ты просто опять меня неправильно понял. Да ты вообще меня никогда не слышишь и не понимаешь! Джорел устало посмотрел на вечно ссорившихся на ровном месте парней и тяжело вздохнул. – Тогда просвети нас, что же ты подразумевал под фразой про труп. – по инерции заступился за Рейгана Дог, и все напряжëнно замолчали, находясь в комнате Джея и Дэнни всë в том же составе, в котором по понятным причинам не было Арона. – Я просто собирался вправить ему мозги. – бесхитростно признался Чарли, который всегда мог врать гораздо лучше, но в данной ситуации предпочëл всë же не кривить душой и впервые сказать то, о чëм он действительно думал. – Дело вовсе не в том, что Эрликман сдал нас. Я не играю в обиженку, и если говорить честно, мы не понесли особого ущерба от его поступка. Это слишком незначительно и, пожалуй, по-детски. Но если Дьюс однажды пошëл на подобное, то что помешает ему впредь сделать что-то гораздо более ужасное? То, что может разрушить наши жизни и его в том числе? – Этого больше не повторится. Он просто был на эмоциях. – возразил Терреллу Джонни, который уже успел стать лучшим другом Арона. – А мне плевать! Ты что, даже на секунду не хочешь задуматься, почему на самом деле Эрликман поступил так? – продолжил Чарли, пока все удивлëнно не сводили с него взглядов. – Блин, Рейган, ты не понимаешь, что он тупо продал наши задницы директору только из-за того, что какой-то чувак открыл ему глаза? Дьюс не хочет быть первым среди равных, каким он по сути является сейчас. Он до сих пор считает себя мамкиным лидером, без которого мы якобы не можем обойтись! Так пусть Дьюс наконец-то очнëтся, спустится с небес на землю и попытается свыкнуться с мыслью, что не всегда можно по-хамски вести себя с окружающими и строить из себя главного, когда работаешь не один. А в ином случае, если его подобный расклад не устраивает, пусть съëбывает, продолжая считать себя единственным в своëм роде и вторым Христом, мать его. – Возможно, ты прав. Но мы же не можем «вполне прекрасно обойтись» без Дьюса, как ты сказал, разве нет? – спросил Дэнни, о существовании которого на мгновение успели забыть, и Джорел поймал себя на мысли, что всë это время только Мурильо по-настоящему понимал и полностью видел складывающуюся картину их взаимоотношений, пока остальные, ослеплëнные различной палитрой эмоций от ненависти, как в случае самого Деккера до искренней дружеской симпатии со стороны Джонни или полнейшего безразличия в исполнении Чарли, предпочитали игнорировать любые предпосылки будущих проблем, причина которых, да и в принципе существование были обусловлены изначально. И только Дэнни, неизменно сидевший в зале, храня восхищëнное, а изредка разочарованное молчание, понимал всë в полной мере отчëтливо. Нет, он не был ясновидящим, да и никогда не обладал задатками Шерлока Холмса. Но Мурильо имел глаза и мог видеть. А главное, хотел. И его взору предстала довольно мрачная картина, изначально обречëнная на смерть, если своевременно не внести в неë изменения. И теперь, Джорел это тоже понимал, настолько чëтко, что ему становилось необъяснимо тяжело. То ли потому, что он сам не мог вечно закрывать на происходящее глаза и на самом деле всегда осознавал это, пусть и старательно не замечал за маревом ослепляющей неприязни в сочетании с уважением и, в какой-то мере, восхищением, то ли из-за того, что Дэнни впервые обозначил проблему вслух, наконец-то открыв свои тщательно скрытые мраком мысли, вечно маячущие на задворках сознания. – Дэнни прав. – печально сказал Джорел, с каким-то обречëнным и тусклым свечением в глазах. Атмосфера обычно наполненной радостью комнаты, начала пугать и больно сдавливать. Все молчали. Как-то горько и отчего-то безответно, а главное, беспомощно. Беспомощно до такой степени, что царствующая повсюду немая тишина наконец-то заговорила: в холодной и неестественной дрожи и страхе, комкающим лëгкие. И Джорел поймал себя на мысли, что они выглядели жалко. «Ты называешь крутыми НАС? Одного сопливого дебила, за которым мамаша подтягивает штаны, другого долбаëба, только и умеющего, что распивать дешëвое пиво и читать похабщину, нелепого педика, к тому же нуждающегося в нормальном мозгоправе, неудачника-наркоторговца, из которого не вышло мамкиного гангстера, себя и ЧСВшного мудилу, который от одного вида ножа ссытся? Ты считаешь ЭТО крутым?» – вспомнились слова Дэнни, которые теперь казались каким-то сумасшедшим, давно забытым и никогда не существовавшим на самом деле сном. «Да? Ты говоришь в нас есть нечто хорошее? И что же именно? Любовь к алкоголю, жадность, тупизм, безответственность, убогость. Что из этого ты считаешь ХОРОШИМ, Деккер?» – убийственно всплыло в уже уничтоженной временем памяти, вместе с срывающимся от крика голосом Дэнни, который буквально тонул в непрекращающемся потоке слëз. Всë было просто и очевидно с самого начала: буквально всë, что строил Джей, было обреченно на то, чтобы рухнуть в будущем. И самое страшное, что он это понимал. Но разве не целью его жизни было попытаться сохранить медленно тонущий Титаник его собственной постройки? Попытаться и потерпеть поражение, чтобы однажды погибнуть в этом водовороте вечных неудач, и пытаться, снова, снова и снова? И всë же, что-то всë равно осталось у Джорела. И это было шестеро парней, сидевших в его комнате. Да, однозначно не самых лучших и вовсе не идеальных, как верно заметил Дэнни, но именно его. И разве не они единственные не оставили Джея, как это сделали все его кукольно-совершенные начинания? – Давайте оставим всë, как есть. – решил Джорел, наконец-то разрушив оковы всеобъемлющей тишины. – Мне кажется, мы поймëм, когда Дьюс переступит черту, а сейчас он всë ещë слишком далëк от подобного. Ты же не против, Чарли? – обратился к парню Джей и заметил, что в нëм что-то изменилось и, возможно, навсегда. Все бросили вопросительный взгляд на Террелла, который этим ответом решал собственное будущее. – Ты прав. – лишь тихо сказал он, доказав, что никогда не предаст ни Джорела, ни своих друзей и всегда будет верным до конца, и в правильных, и в ошибочных совместных решениях, которые как ничто сближали, превращая обычную компанию в семью, сродни пройденной вместе дороге, которой те по сути и являлись. – Мэтт? Ты тоже согласен или есть какие-то возражения? – продолжил Джорел, и пронзительно посмотрев на Бьюсека, узнал в нëм именно Сент-Клера, которого знал с детства и каким тот был до встречи с Диланом: он снова стал невероятно ломким и тонким, как горный хрусталь, и из-за этого особенно слабым и неуверенным в себе. Но также, Деккер, как и Альварес знал, что Мэтту было страшно. – Я не знаю! – отчаявшись, закричал Бьюсек, и на его глазах появились слëзы, добавляющие пугающее сходство с Дэнни, которого Джорел увидел, когда тот наконец-то осознал, что же он и его знакомые, обречëнные стать и его друзьями, представляли из себя. – Я не знаю, я... я... Просто хочу представить, что ничего не было... Всë же было отлично! Действительно. Но разве так было не только из-за того, что Дьюс должен был не раз оступиться в будущем, разрушив всë до самого основания? Или не оступиться, а сделать этот выбор как никогда осознанно, в силу собственных качеств? – Я согласен с Мэттом. – как-то неуверенно сказал Дилан. – Дьюс не сделал ничего плохого и ничего не изменилось. Но если бы всë осталось так же, как и было раньше, вы бы произнесли это вслух, а после скорбно молчали? Если бы ты был уверен, что Арон не сделал совершенно ничего, ты бы терзался сомнениями о своëм будущем и опасениями насчëт следующих шагов Эрликмана? Разве ты боялся бы за Мэтта, Дилан? Боялся за себя, Чарли, за всех, находящихся в этой комнате? Тебе страшно, Альварес, и не меньше, чем Мэттью. И эта боязнь неосознана, ты пугаешься еë и пытаешься уничтожить. А значит, она не исходит из головного мозга – это предчувствие, которое никогда не ошибается. И всë же, ты будешь говорить, что всë хорошо. Улыбаться, пока медленно идëшь в ад. – Джонни, остался только ты. – сказал Джей, и теперь ответ не заставил себя долго ждать. – Мы приняли решение. Не вижу смысла что-то в нëм менять. – пожал он плечами, и почувствовал, как рука сидевшего рядом с ним Чарли, сжала его ладонь. – Извини меня. – попросил Террелл впоследствии, когда они ушли в собственную комнату, и Джонни, разбирая заваленную вещами кровать, готовился лечь спать, чтобы снова не заснуть. Повисла изумлëнная тишина, и Рейган, не веря своим ушам, переспросил Чарли, что же он всë-таки имел в виду. – Я хочу попросить у тебя прощения. – Но за что? – спросил Джордж, рассматривая непривычно и даже пугающе серьëзное лицо Чарли, который, казалось, готов был расплакаться, что ещë не делал никогда. – За всë. – ответил тот, опустив взгляд в пол и стыдливо отвернувшись. И в ту ночь, ни Чарли, ни Джонни так и не смогли заснуть. *** Джорел остался вместе с Дэнни наедине, и комната стала необыкновенно пустой. Он ошибся. Снова. И самым странным было то, что Деккер впервые сделал это не в одиночестве и вполне осознанно. Ведь наступать на одни и те же грабли для слабаков: сделать это пять или шесть раз гораздо правильнее для столь рационального существа, как самопровозглашённого венца природы – человека. Дэнни, который казался расстроенным, но одновременно старался сохранять оптимистичный вид, сел рядом с Джеем, заставив его улыбнуться. – Всë будет хорошо. – тихо сказал он, но его слова всë равно прозвучали слишком громко для всего происходящего. Громко во всех существующих и несуществующих смыслах. – Я знаю, Дэн. – взяв его за руку, ответил Джорел, и его ироничная усмешка переросла в полноценную улыбку. Он заправил выбившуюся прядь Дэнни за ухо и нежно провëл ладонью по его скуле, внезапно заметив выпавшую ресницу. – Моя мама всегда говорила, что если загадать желание, то оно обязательно исполнится. – сказал Джей, передав еë также улыбнувшемуся в ответ Дэнни, и он, зажмурив глаза, выбрал своë самое сокровенное желание и прошептав его, сдунул ресницу с ладони. – Ну, и что ты загадал? – спросил Джорел, и Мурильо, рассмеявшись, особенно нежно ударил его подушкой. – Многого хочешь. – загадочно бросил Дэнни, и Джей понял, что как никогда хотел запомнить этот вечер, ужасный, но теперь спасëнный одним ярким солнышком, сидевшим рядом с ним: Дог хотел запомнить всë. Заливистый смех, самый прекрасный на свете, глупые, но искренние и от этого восхитительные улыбки, полные счастья. Джорел хотел запомнить себя и Дэнни. Навсегда. – Я люблю тебя. – сказал он, повалив парня на кровать и притянув его к себе. Джей мягко прикоснулся к губам Дэнни, с головой окунаясь и ещë сильнее влюбляясь в их вкус. – И что бы ты хотел сделать? – по-детски невинно поинтересовался Мурильо, ухмыляясь в поцелуй. – Я бы хотел любить тебя всегда. Зимой, летом, в Калифорнии, в Сан-Франциско, всегда и везде: утром и вечером, в дождь и в снег. Я бы хотел навсегда раствориться в тебе, дышать и жить только тобой, и однажды, оказаться на солнечном пляже около блестящей полоски Тихого Океана в Лос-Анджелесе. Хотел бы быть там, рядом с тобой и разделить этот мир и наши жизни пополам. Хотел бы прикоснуться к тебе, к твоим губам и делать это снова и снова, пока моë сердце не остановится или не разобьëтся вдребезги. И я бы был рядом с тобой всегда. Даже здесь и сейчас, в этом ужасном Нью-Мексико, в отвратительной комнате, в холодной и узкой постели, когда за окном разливается грязный рассвет и сыпется снег. И ещë, я хотел бы услышать, что ты не оттолкнëшь меня, Дэнни. Что ты никуда не уйдëшь и никогда, никогда не отпустишь меня. Ты же не бросишь меня, Дэнни? Не оставишь одного? – Никогда, Джей. Никогда. И Дэнни, чувствуя, как на его глазах появляются слëзы, снова прикоснулся к губам Джорела, слыша как их влюблëнные сердца учащённо бились в унисон. За окном, покрытом инеем, продолжался снегопад, и несмотря на то, что в школе до сих пор не включили отопление, им было тепло. Ведь это была их любовь, одна на двоих. Их губы, их одежда, которой уже не было и их дом. И даже если здесь было слишком холодно, чувства согревали их, как рождественский вязанный свитер. – Мне обязательно надо купить такой же. – смеясь, сказал Дэнни, когда Джорел на следующее утро натянул на него свой джемпер с изображениями Микки Мауса. – А мне надо будет напомнить тебе об этом. – улыбнувшись, ответил ему Джей. – Или отдать тебе свой. Он протянул Дэнни чашку свежесваренного кофе, и обняв его, устроился рядом, натянув одеяло. За стеклом, снежинки кружились в прихотливом танце смерти, не зная о том, что же им предстоит. «Ты же не оставишь меня одного?»