Калифорния – Нью-Мексико

Впервые в своей жизни Арон чувствовал страх. Жëсткий и безжалостный. Не решаясь войти, он медленно ходил взад-вперëд перед дверью, изредка останавливаясь, чтобы снова возобновить своë бессмысленное занятие. Эрликман сам не понимал, что на него нашло, и почему вчера он пошëл к директору. Искренне не знал, что же заставило его попросить у мисс Блез «отойти на пару слов». Но ему вовсе не было стыдно: Дьюс просто боялся. За своë будущее, за будущее парней, над которым он сам того не желая, позаботился. И всë-таки, больше всего Арона пугала неизвестность, ожидавшая его за дверью: первая неопределëнность на его пути. Что же могло произойти из-за минутного срыва Дьюса? Что успело измениться за один вечер? Мы помним, что Дилан сказал, что ничего, и Арон, в сущности, не совершил что-то плохое. Но было ли это действительно так? Для Дьюса, который даже не догадывался, чем же может закончиться его откровение, были возможны миллионы вариантов различных концовок, каждая из которых был хуже другой. И Арон даже не мог представить себе, что всë осталось прежним. И почему-то, подобный ход рассуждений вполне логично заставлял его волноваться. Он чувствовал, что терял контроль над ситуацией, над собой, над всем происходящим, а следовательно и над собственной жизнью. Но почему именно терял? Ведь для того, чтобы чего-то лишиться, надо это в принципе иметь. А контролировал ли Дьюс что-либо вообще? Был ли он таким необходимым, единственным и великолепным, каким всегда видел себя? «И таким образом ты стал лидером?» – насмешливо всплыл в памяти этот вопрос, в своë время заставивший Эрликмана сорваться, однако сознание впервые сфокусировалось не на нëм и его звучании, а на лице Джорела, когда тот услышал подобную фразу: на нëм было написано искреннее недоумение и даже в какой-то степени страх, смешанный с пугающе чëтким и отчего-то завораживающим, гипнотизирующим осознанием ситуации. «Я ненавижу его», – лишь отчеканил внутренний голос, необременëнный понятием совести и нежелавший абсолютно ничего анализировать. – «И даже если этой ненавистью я признаю своë поражение, это ничего не меняет. Я его ненавижу, и всë-таки почему-то продолжаю восхищаться им. Хотя, почему именно почему-то?» Ведь Джорел как никто заслуживал от Дьюса подобного отношения: Деккер, пусть и сам Арон никогда не хотел этого признавать, был достоен даже самой банальной симпатии за свои качества, поступки и умения. И где-то на окраине своего сознания, Эрликман всë же это понимал. Ведь согласился бы он разделить с ним свои амбиции и стремления, если бы не знал, какой Джей Дог человек? Арон поëжился от холода и наконец-то остановился перед дверью, понурым взглядом покосившись на окно, за которым выпавший за ночь снег, медленно таял, обнажая чëрную землю, превратившуюся в грязь. И Дьюс почему-то иронично отметил, что за вчерашний день символично сменилось три сезона: погожая осень, с еë обнажëнными деревьями и мрачным обаянием, снежная зима, насквозь пропитанная волшебством и рождественским чудом, и даже расцветающая весна, наполненная вечно смешными звуками хлюпающей грязи и мелодиями завораживающих переливов бегущих ручейков талых сугробов. Но почему-то, среди этого списка не было ничего абсолютно радостного и торжествующего, не было того, что в сущности больше всего любил Арон: не было лета. Только тоскливые в своей переходности и яркие в однозначных и оттого клишированных образах осень, с еë горячим чаем, зима, с вязанными свитерами и мандаринами, и весна, с щебетом птиц за окном и до ужаса свежим, отчего-то пьянящим воздухом с запахом растений и хорошего бренди. «Жизнь – удивительная вещь», – вдыхая холодный кислород, наполненный до боли знакомыми ароматами, отрешëнно и от этого безучастно подумал Дьюс, являющийся лишь сторонним наблюдателем, невлияющем на происходящее. И сам того не понимая, он дëрнул дверную ручку, почему-то внезапно захотев как можно скорее уйти от собственного открытия, спрятаться от него, чтобы позволить себе считать по-другому, ненавидя всех и вся со спокойной душой, не ведавшей стыда. – Привет. – слишком громко захлопнув от волнения дверь, поздоровался Арон, обладающий отличным самоконтролем, чтобы вести себя непринуждëнно. – Как дела? – спросил он, довольно нагло вклинившись между Дэнни и Джорелом, чем удивил их обоих. – Ставлю свою задницу, что если бы ты встал в любом другом месте, у него было бы всë превосходно. – невозмутимо спокойным голосом, с расстановкой ответил Чарли, настраивающий гитару и расположившийся рядом с Джонни, что было довольно необычно: до этого, он всегда держался компании Мэтта и Дилана, чем определëнно напрягал их обоих, никогда не давая им нормально поговорить. А теперь, своим присутствием около Рейгана, Террелл нервировал уже его самого и Арона, который предпочитал видеть Джорджа одиноким натуралом, а не копией Джея и Дэнни. – Ладно, я тебя услышал. – как всегда уклончиво сказал Дьюс, снова закрывшись себе и превратившись в привычного всем, до абсурда скрытного и молчаливого парня. Однако от Джорела он не отошëл. – Может быть, мы всë-таки займëмся делом, или ты пришëл сюда потрепаться? – поинтересовался Чарли, взглядом указывая на свою гитару, и получив от Джонни рефлекторный подзатыльник, он довольно неуклюже поднялся на ноги, кратко прокомментировав поведение Рейгана лаконичным «да ты заебал». – Я буду что-либо делать, только если вы вышвырните отсюда это недоразумение. – сам не понимая, что он говорит, изрëк Дьюс, жестом показывая на Дэнни. И вскоре, то, что произошло дальше, потонуло в испуганных криках. Джорел со всей силы ударил Арона, сломав его драгоценный нос, и кровь, залившая лицо Дьюса, на фоне его болезненной бедности казалась преступно яркой. Чарли, от неожиданности произошедшего и полной солидарности с Догом, в свою очередь, выронил из рук гитару, которая с устрашающим грохотом свалилась прямо на ноги Террелла и Джонни, вызвав излишне громкую ссору, состоящую в основном из трëхэтажных нецензурных конструкций и взаимных осуждений по поводу и без. Мэтт, нервы которого больше не выдерживали, стал белее листа бумаги и последовал за любимым и оттого многострадальным инструментом Джордана на пол, и Дилан сразу же бросился к нему, пытаясь привести в чувство, пока Дэнни, расширенными зрачками наблюдал за разворачивающимся концом света. Внезапно, все интуитивно замолчали, так же неожиданно и единомоментно, как начали шуметь, и пять пар глаз уставилось на Джорела и Арона, испачканных в крови, которая не переставала течь. – Ты сейчас не в том положении, чтобы ставить условия, не опираясь на мнение большинства. – совершенно спокойно сказал Джей, и эта интонация более чем пугала: она приводила в ужас даже больше, чем крик, а угроза читалась на молекулярном уровне. – И если тебя что-то не устраивает, либо заткнись и смирись, либо съеби отсюда. Тебя никто не держит, и ты тоже не должен никого держать. – Ты о чëм? – стараясь не заикаться, дрожащим голосом спросил Арон, и на его лице появилась вызывающая улыбка. – Только не говори, что не знаешь. – рявкнул Джорел, и Дьюс отшатнулся от него, боясь снова получить. – Так что? Ты уходишь или нет? Эрликман вытер кровь, и ненавистно оглядев каждого, молча взял свою гитару. – И ещë. – добавил Деккер. – Извинись перед Дэнни. – Что? – переспросил Арон, но увидев, что весь вид Джорела буквально кричал о том, что он повторит свои слова только ударом в глаз, продолжил. – Прости, Дэнни, я просто сказал какую-то глупость, не подумав. Это получилось случайно. – Случайно? Случайно будет, когда нас пригласят на твои похороны. – хмыкнул Чарли, не особо удовлетворëнный подобными извинениями, и Дьюс, всë так же заведëнно вытирая кровь, чтобы слышал только Террелл, сквозь зубы прошептал: «Или когда тебя выебут в подворотне, тварь». И всю репетицию, Чарли нервно поглядывал в сторону Джонни и Дьюса, постоянно играя мимо нот, как и Джей, который несмотря на внешнее равнодушие, был готов саморучно придушить Эрликмана. *** – Может, мне всë-таки стоило уйти? – спросил Дэнни, когда они с Догом вышли из актового зала. Парни остались совершенно одни, коридор был абсолютно пуст: Мэтт, захватив вместе с собой Дилана, пошëл к Чарли и Джонни играть в карты, которые Террелл неизвестно откуда достал, а Дьюс обещал к ним присоединиться немного позже. И Джей с Дэнни наконец-то остались наедине. – Я так не думаю. – задумчиво ответил Джорел, тоскливо окинув взглядом коридор и взяв Дэнни за руку. – Ты не должен уходить только из-за того, что Эрликман хочет самоутвердиться. – Ты же его ненавидишь, да? – бросив тревожный взгляд на Джея, задал вопрос Мурильо, чувствуя себя до дрожи неуютно. – Но почему? – Потому что он хорош буквально во всëм, но так и не научился быть человеком и замечать людей вокруг. Помнишь, – сам того не желая, ударился в воспоминания Деккер. – в нашу первую ночь в Нью-Мексико ты спросил, что я называю хорошим. Дэнни кивнул, и в его памяти всплыл их первый поцелуй: неловкий, слишком детский и, пожалуй незначительный, но всë-таки первый и от этого восхитительный. – Ну вот. – продолжил Джей, почувствовав, как тëплая рука сильнее сжала его ладонь. – Я считаю хорошим в людях то, что обычно никто не замечает: способность чувствовать что-то, помимо негативных эмоций. И Дьюс этой характеристикой похвастаться не может. – Ты уверен? – уточнил Мурильо, который никогда не размышлял в подобном ключе. – Более чем. Они оба замолчали, и Дэнни рассплывчатым взглядом посмотрел на Джорела. – И что ты собираешься делать? Ты же не надеешься, что Арон уйдëт сам? – Я не знаю, Дэнни, и если быть откровенным, не хочу разговаривать на эту тему. – ответил Джей, и в его словах не было какой-то небрежности или жëсткости: он сказал это мягко и заботливо. – Зачем нам тратить время на то, что не имеет смысла? Джорел улыбнулся, и бросив неопределëнный взгляд куда-то вдаль, заметил, что они с Дэнни стояли напротив автомата с едой. – Хочешь что-нибудь? – предложил он, и ускорив шаг, подошëл чуть ближе к этому странному и излишне капиталистическому памятнику человеческой эволюции, начав разглядывать бутылки газировки и бесконечные пакетики чипсов. – Смотри. – прижавшись к стеклу, сказал Дэнни. – Печенье с предсказаниями. Ты когда-нибудь пробовал что-то похожее? Джорел отрицательно помотал головой и посмотрел на броскую, псевдо-китайскую упаковку ярко-красного цвета, на которой расплывались напоминающие иероглифы, угловатые буквы, складывающиеся в надпись: «КИТАЙСКОЕ ПЕЧЕНЬЕ С ПРЕДСКАЗАНИЯМИ! КУПИ И ПОЛУЧИ ПРИЗ!» Джей достал из кармана полупустой кошелëк и достал долларовую купюру. – Может не стоит? – спросил Дэнни, который чувствовал себя неудобно, однако Деккер уже пересчитывал сдачу и протягивал ему купленное печенье, которое Мурильо сразу же развернул. – Ну, что там? – заглядывая через плечо парня, поинтересовался Джей, и Дэнни протянул ему бумажку с предсказанием. «Сегодня произойдëт событие, которое навсегда изменит вашу жизнь», – гласили напечатанные буквы, которые заставили Джорела нахмуриться. – Сегодня что, Чарли всë-таки переспит с Джонни? – неудачно пошутил Деккер, однако Дэнни, который уже делил разломанное печенье, всë равно рассмеялся. – Кстати. – заметил Джей, разглядывающий фантик. – Мы, конечно, как я и ожидал, не выиграли ни Майбах, ни тур по Франции, но зато, нам хотя бы не попалась пустышка. Деккер улыбнулся и протянул Дэнни пластиковое и немного несуразное кольцо, явно требующее услуг ювелира. – Джей, я даже не знаю, что сказать... – прошептал Дэнни, и Джорел тихо ответил ему: – Ты можешь ничего не говорить. Джей притянул к себе Дэнни и прижался к его губам, нежно обхватив руками за шею. – Интересно, что бы сказала на это твоя мамаша, недоëбанный святоша. – прошептал Арон, всë это время наблюдавший за парнями, и рефлекторно достал из кармана телефон, сделав несколько фотографий с разных ракурсов. Тем временем, за окном снова повалил снег. До весны было ещë далеко.