Октябрь одной ведьмы

Магазин старьёвщика и торговца антиквариатом стоял на углу Главной улицы и Маленького переулка, назывался он «Тайны древности» и принадлежал одному старому и очень подозрительному пикси. Когда-то давным-давно эти существа заполонили весь мир, и никто о них даже не подозревал. Пикси были небольшого роста, с голубой кожей, покрытой маленькими ворсинками, и красными волосами, но древняя магия позволяла им принимать человеческий облик ровно на восемь часов в день. Так вот, этого пикси звали Ангулакх, и он подозревал всех и каждого, что его сдадут Инквизиции, хотя Инквизиции уже давно не было. К счастью, его жена, Химгириона, обладала куда более трезвым разумом, постоянно втолковывая мужу, что нельзя просто закрывать магазин при первом же подозрении. Ангулакх, а для друзей просто Анг, обожал всякие старые вещи. Он обожал на них смотреть, трогать и, что самое важное, восстанавливать. Он рыскал по всяким злачным местам, выискивая что-то ценное, и всегда находил. А потом часами возился с находкой, придавая ей приличный вид. Когда приходилось продавать восстановленные вещи, Анг сопротивлялся и чуть ли не плакал, но магазин на то и магазин, что люди приходят туда за покупками. Хельги зашла в «Тайны древности» в поисках новой пластинки для граммофона. Когда-то давно старый пикси до того расщедрился за то, что она вылечила ему спину, что подарил ей настоящий граммофон, и теперь ведьма каждую неделю искала что-то новенькое. Звякнул колокольчик, и Хельги оказалась в помещении, битком набитым самыми разными вещами, которые объединяло лишь одно — все они прожили долгую жизнь, а Анг, будто некромант, оживил их и заставил работать дальше. — А, привет, осенняя ведьма! — поздоровался Анг, помахивая рукой. В облике человека у него были ярко-рыжие волосы (почему-то все пикси в образе людей были рыжими, оттого в Средневековье боялись рыжих), горбатый нос и короткая борода, будто у пирата, и сам он был сухим, но поджарым. — Привет, летний пикси, — хмыкнула Хельги. Почему он звал её осенней, она не знала, но у пикси всякое может быть на уме, и спрашивать их не стоит, мало ли что они удумают: они обожают шутки, только по большей части смешно было им одним. — Есть что-то новенькое для моего музыкального друга? — Есть, разумеется. У меня, знаешь ли, вообще всё есть, только цена немалая. И это была чистая правда — порой Анг заламывал такие цены, особенно для сверхъестественных существ, что те уходили ни с чем. Но на радость Хельги из-за дверки позади прилавка выскочила Химгириона (для друзей — Химга), и треснула мужа по лбу. Такое отношение позволялось только тем, кто вместе пробыл тысячу лет и знал, что можно, а что нельзя: — Совсем что ли с ума сошёл, старый хрыч! Это ж ведьма. А вдруг у тебя опять спина разболится? Или прыщ на носу выскочит? Помнишь, как ты неделю ныл из-за прыща? Не хочу я такого больше слушать, не вынесу! А ты, дорогая, выбирай, что душе угодно, муженёк мой сделает тебе скидку в… хм, дай подумать… пятьдесят процентов! Хельги чуть не задохнулась: чтобы старый пикси столько скинул? Да это мир должен перевернуться! Анг, похоже, придерживался того же мнения, так что страшно покраснел и пытался выдавить из себя что-то гневное, но, заметив строгий взгляд жены, постарался отвоевать хотя бы капельку прибыли: — Сорок пять… — робко произнёс он, и Химга одобрительно кивнула, а Хельги, выбрав пластинку с музыкой Бетховена, протянула деньги, которые пикси схватил трясущимися руками и упрятал в сундук под прилавком. Вместе с деньгами Хельги вручила им по баночке летнего ветерка, который они так любили. Пусть откроют посреди зимы, и на пару мгновений в их дом вернётся лето, которое все пикси обожали до умопомрачения. Радуясь, что лицо Анга немного посветлело, довольная Хельги отправилась домой наслаждаться музыкой гениального композитора.