9
Однажды до Олежи доходит одна очень важная и заставляющая его трепетать мысль: Дима очень-очень тёплый. И добрый. Как он это понимает? Довольно… неоднозначно. Им уже раздали таблетки, тогда в палату зашёл медбрат с коробочками в руках и спросил: «Кто из вас Побрацкий?», и Дима поднял руку. Так Олежа узнал его фамилию. Дима узнал его, Олежи, фамилию так же. А потом, когда они с Димой молча зависают в телефонах, Миле снится кошмар, и она вскакивает с кровати в одиннадцать вечера с криками. Конечно, тут же прибегают медсёстры, колют ей какой-то укол, и потом она лежит на своей кровати вместе с Димой, который обнимает её и молчаливо поддерживает поглаживанием по голове. Теперь Душнов знает секрет Милиного расстройства, и, хотя она явно не хочет рассказывать подробности ни одному из своих соседей, Олежа всё равно сочувствует ей и беспокоится, и даже сжимает Милину руку в своих пальцах, чтобы успокоить. После того, как девушка засыпает (укол творит чудеса: ей понадобилось всего пятнадцать минут, чтобы успокоиться и провалиться в сон), Дима выбирается из её объятий и кладёт вместо себя мягкую игрушку, после перебираясь к Олеже. Они долго сидят, облокотившись друг на друга. Прошла уже почти неделя, и за это время заметно похолодало как на улице, так и в помещении. Олеже, который не догадался взять с собой тёплых вещей, приходится мёрзнуть в нескольких слоях кофт и футболок. Он боится попросить у Димы кофту. Ведь… он, возможно, осудит его? По правде говоря, Душнов понятия не имеет, почему стесняется этого. Они с Димой и Милой успели сдружиться, и попросить одежду было бы нормой. Хотя Мила так не делает: у неё куча тёплых зимних свитеров. Олеже не по размеру. Да и кто он такой, чтобы просить одежду у девушки? Подумает ещё, что он маньяк какой-то… — Тебе холодно? — размышления Олегсея прерывает Дима, коснувшийся тыльной стороны ладони соседа. — Ну… — Олежа мнётся, но в итоге решает сдаться. — Да, не жарко. Я вообще мерзляк, так что мне даже с этими тёплыми одеялами будет прохладно по ночам. Дима молчит примерно минуту, вероятно, что-то обдумывая. Он держит Олежину руку, переплетясь своими пальцами с его. И отпускать, по видимому, не планирует. — Эй, Дим… — Да? — Ты… как ты думаешь, нормально ли это: быть геем или бисексуалом? — застенчиво спрашивает Душнов, порываясь уже соединить указательные пальцы от неловкости, но Дима удерживает его руку, сжав чуть сильнее. Олежа сдаётся и сжимает его руку в ответ. — Абсолютно. Почему нет? — он усмехается. — Ты подумал, что я какой-то тупой неотёсанный провинциал, который так и норовит обозвать какую-нибудь девушку шлюхой и избить гея? — Ну… Нет, я просто… — он начинает смущённо бормотать что-то себе под нос. Дима же внезапно глушит это бормотание, погладив Олежину руку своим большим пальцем. — Успокойся. Я не гомофоб, и я не осуждаю тебя за твои чувства и сомнения. Да, я не тупой, представь! — он снова усмехается, но эта усмешка выходит доброй, какой и задумывалась. — И мне абсолютно всё равно, какой ты ориентации. — Я… я не совсем натурал. Ну, то есть, я биромантичный асексуал. О-объяснять надо?.. — Нет, я и без того понимаю! — опять эта добрая усмешка. — Ну ладно… А… а ты? — Думаю, я бисексуал. Мне плевать! Мне вообще на многие вещи плевать. — Да я заметил, — теперь настаёт черёд Олежи усмехаться. После этого они молчат пару секунд. — У нас складываются немного странные отношения, ты не думаешь? — У всех здесь странные отношения: мы приходим сюда и рассказываем незнакомым людям о своих психических болезнях и симптомах. Знаешь, ты ещё не видел, но частенько на группах люди плачут. В первый мой день здесь я сразу же увидел плачущую на группе девушку. В день твоего появления на утренней группе тоже плакала одна женщина. Так что, ну, здесь такие странные отношения — норма. Типа, это же психушка! — Ну да. — Тебе дать кофту? — Давай. И Дима даёт ему свою кофту. Она тёплая, большая, с капюшоном. Та самая красная толстовка, в которой Дима был, когда он только переехал в эту палату. Олежа надевает её с горящими от смущения щеками. Она пахнет Димой. И она очень тёплая. А ночью Олежа решается предложить Диме лечь вместе. И Дима соглашается. Он тёплый. Олеже вообще очень тепло в его кровати, в его кофте и его объятиях. Тепло и комфортно. Впервые за долгое время его не душит тревога. Она улетучилась, и на её место пришёл мягкошёрстный белый зверёк — спокойствие. Тишина.10
Итак, за неделю пребывания в стационаре Олежа усваивает несколько вещей. И первая — даже в коллективе психбольных есть люди, дискриминирующие других по каким-либо признакам, будь это пол, возраст или ориентация. «В твоей жизни будет ещё много девочек! Не кисни, ты же мужик хороший, Олежка!» — сказал ему один мужчина — Николай, кажется? — на честное признание в чувстве одиночества. Это было… неприятно. Отчасти из-за того, что мужчина имел ввиду не просто людей, которые могут стать ему спутниками по жизни… Он имел ввиду конкретно девушек. И это было неприятно, потому что Олежа никогда не хотел ограничивать себя или ставить какие-то рамки. Он не в силах изменить свою биромантичность, и ему нравится влюбляться и в парней, и в девушек. Вторая вещь, которую ему пришлось узнать и прочувствовать на себе: в этой больнице у пациентов принято ходить по гостям и играть в карты. Он узнал это, когда его затащили в зал для групповых терапий и заставили играть в карты на желание. Не умея играть, Олежа проиграл и выполнил желания остальных выигрывших в лицах пяти человек, включая его общительного и «за-любой-движ-кроме-голодовки» соседа Диму. В основном задания не были сложными: помахать рукой прохожим из окна, ударить себя по голове книжкой. Но было и задание посложнее. Хитренькая Юля сказала ему назвать его последнего партнёра в отношениях. Душнову пришлось соврать, что у него никого не было. Хотя у него был кое-кто, и не абы кто, а парень! Впрочем, вспоминать о нём нет особого смысла: то были короткие и скучные отношения, в которых, верно, не хватало какой-то искры. В любом случае, говорить правду Олежа не стал, побоявшись осуждения и гомофобии. Да и кто он, в конце концов, чтобы говорить правду в ответ на такой вопрос в чёртовых картах? Это даже не «правда или действие». И, наконец, третья вещь, которую он понял: групповые терапии бывают очень, очень смущающими. Всё начинается довольно невинно. Они собираются в комнате для терапий, подходит психолог, говорит брать из шкафа коврики для занятий спортом. На вопрос: «Мы будем заниматься спортом?» она отвечает: «Нет», но всё равно просит взять коврики и идти за ней. Олежа берёт себе коврик и двигается рядышком с соседями по палате, тщательно следя за тем, чтобы никто не поскользнулся на лестнице и не отстал. — Осторожнее, — говорит ему Дима, удерживая за талию, когда Олежа рассеянно пропускает ступеньку и чуть не летит по лестнице вниз. Олежа кивает ему и всю дорогу вниз судорожно прокручивает в голове тот момент, когда в страхе цепляется за плечи Побрацкого. — Здравствуйте! Меня зовут Мария, я веду телесную групповую терапию. Да, сегодня у вас необычное занятие. Для начала давайте расскажем, как у кого дела. Раиса? Все по очереди рассказывают, как у них дела, как протекает лечение и как изменяется состояние. — Хорошо. Теперь, когда мы выяснили, у кого как дела, предлагаю вам разделиться на пары. Олежа видит, как Мила неуверенно мечется взглядом между Димой и Юлей, а потом, видимо, что-то решив для себя, выбирает последнюю. Дима же поворачивается к нему и вопросительно клонит голову на бок, как бы спрашивая, можно ли им объединиться в пару. Олежа кивает. — Так, все разделились по парам, это хорошо. Теперь вы должны встать напротив вашей пары лицом друг к другу, — все послушно выполняют сказанное. — Теперь закрываем глаза. Ваша задача — с закрытыми глазами потрогать руки вашей пары. Вы должны договориться, кто первый будет это делать. Это поможет вам узнать друг друга и себя получше. Давайте, начинаем! Олежа с волнением подаётся вперёд и натыкается на ладони Димы, большие и тёплые. У него самого они холодные, поэтому такой контраст в сочетании с волнением от физического контакта растекается мурашками по спине Душнова. Он понятия не имеет, зачем всё это. Он понятия не имеет, приятно ему это или нет. Но это определённо… вызывает в нём что-то. — Можно? — севшим голосом спрашивает Олежа. — Конечно, — легко отвечает Дима, и его сосед робко начинает водить подушечками пальцев по внутренней стороне ладони Побрацкого. Он ведёт по линиям на его ладони, от середины к краям, от большого пальца к мизинцу и обратно. Руки немного грубые, но в то же время мягкие. Не такие мягкие, как у самого Олежи, но… Димины руки нравятся ему. Он ведёт по пальцам, костяшкам, ногтям, и каждое соприкосновение с чужой кожей вызывает покалывание в кончиках пальцев. — А теперь меняемся местами! — громко говорит психолог, вырывая Олежу из этого непонятного ощущения жара. — Я начну, да? — спрашивает Дима, на что Олежа хочет сказать, что спрашивать не стоило, но в итоге говорит простое «угу». Дима трогает его руки. Это… странно. Нет, конечно, Олежа привык к тактильности своего соседа, но каждое прикосновение каждый раз вызывает в нём какой-то всплеск эмоций, приятные мурашки и покалывание в пальцах. В каждом прикосновении чувствуется забота и простая нежность, и это заставляет Олежино сердце биться чаще. То ли в волнении, то ли в радости. Они заканчивают так же быстро, как и начинают, и это… немного расстраивает Олежу. — Заканчиваем, — психолог хлопает в ладоши несколько раз, потом дожидается, пока все откроют глаза и будут смотреть на неё. — Теперь давайте расскажем, как вам было, когда вы контактировали с вашей парой. Милуш, начнёшь? — Да, конечно, — тихо говорит она. — Это было немного непривычно, но приятно. Я чувствовала покалывание в кончиках пальцев. У Юли приятные руки на ощупь. — Хорошо, идём дальше. Когда очередь добирается до Димы, Олежа спохватывается: а что ему говорить? О боже, это будет так смущающе… Но было приятно. Это придётся признать. — Мне было хорошо, у моей пары очень приятные руки! Чувствовал мурашки по коже и тепло в груди. Это было круто! — лучезарно улыбается Дима, незаметно касаясь мизинцем руки Олежи. Тот тихо успокаивается. — Это замечательно! Дальше? — Ну… мне тоже было очень приятно… были мурашки и покалывание в пальцах, и мне было тепло и… хорошо… — немного смущённо проговаривает он, несмотря на это улыбаясь. — Хорошо. Ну, сегодня у вас терапия короче, чем обычно, но зато эффективнее! — психолог начинает рассказывать о пользе телесной терапии, зачем это нужно и как здорово ходить на такую терапию. Душнов не сильно вслушивается, он лишь думает о руках Димы и покалывании в кончиках пальцев, о том жаре и непонятной радости, которая охватила его в тот момент. Олежа кидает взгляд назад, немного отведя голову в сторону, и натыкается на… взгляд Димы. И взгляд этот очень открытый. С секунду они смотрят друг другу в глаза. Дима не спешит отворачиваться и переводить взгляд, лишь ведёт вздёрнутым острым носом, прищуривается и даже… ухмыляется. Душнов отворачивается первым. — Я смотрел на тебя. Всё это время, — раздаётся сзади шёпот Димы, и хотя это всего лишь слова и всего лишь дыхание, дунувшее в ухо, оно расходится по ушной раковине Олежи языком пламени. — Эм… — Душнов даже не знает, что сказать. Зачем он сказал это? По горлу поднимается небольшой комок от непонимания, что ответить. Мозг внезапно отключается, и Олежа говорит самую глупую фразу, которую вообще можно сказать в такой ситуации: — Ты странный… Ком в горле увеличивается, мозг приходит в повседневное тревожное состояние, в голове включается эдакий звук сирены. Если бы мозг был кампанией, в которой работают маленькие человечки в своих офисах, сейчас там включилась бы аварийная сигнализация, всё замигало красным, а на экране главного зала появилась огромная надпись: «РЕЖИМ ТОТАЛЬНОЙ ПАНИКИ». И у Олежи и правда начинается паника. — Я… — он начинает бегать взглядом по всему вокруг. — Прости… Его лихорадочные попытки придумать извинения оканчиваются тихим сдавленным хихиканьем Димы, который, видимо, старается не заржать во всю глотку. Да, да, очень смешно. — Да ничего! — отмахивается и улыбается. Щурится опять. Хитренько так смотрит! — Всё, что касается меня, является исключительным. — Н-не думал, что ты знаешь такие сложные слова… — говорит Олежа, а потом загорается смущением и закрывает рукой рот, выпучив глаза. — Сегодня группа покороче, чем обычно, но мне кажется, что она прошла продуктивно. Всем спасибо! — громко подводит итог психолог, и Душнов стремительно скатывает коврик и вылетает из помещения. Дима смеётся так громко, что его слышно даже Олеже на ступеньках между вторым и третьим этажами.