K Side: Purple

На следующий день. Юкари спокойно появился на пустыре и попросил Хасэ потренироваться. — Пожалуйста, учитель. Хасэ смог только почесать в затылке и проворчать: «Хм», — на Юкари, который повторил просьбу. Он не злился на Юкари. Скорее, просто задавался вопросом, не было ли у него с Юкари несовместимости. Хасэ не знал, почему тот занял столь жёсткую позицию, но знал, что он сам — скучный человек. Так или иначе, ему казалось, что он прикоснулся к чему-то, чего не должен был касаться. Хасэ скрестил руки на груди. Юкари стоял, держа в руке деревянный меч. Выражение его лица было слегка напряжённым, возможно, потому, что этот мальчик ещё беспокоился о вчерашнем. С другой стороны, Хасэ, похоже, нравился такой подход без извинений и оправданий. Он умоляет научить его, но не хочет отказываться от вчерашнего гнева. Напротив, даже если он прогонит этот гнев, этот мальчик сам хочет научиться владеть мечом. Тяжело вздохнув, Хасэ встал перед Юкари с деревянным мечом в руке. — Юкари. Я возьму обратно то, что сказал ранее. Юкари моргнул. Хасэ улыбнулся, держа свой меч перед глазами. — Я сказал, что нахожусь в середине моего собственного обучения, но я хотел бы увидеть пределы твоего таланта. Как преподаватель стиля Мива Мэйдзин, с этого момента я буду надлежащим образом обучать тебя. — … В первый раз он увидел, как лицо этого мальчика переполняет счастье. Хасэ испытал чувство неловкости и в то же время вспомнил сожаление о том, что впервые за долгое время рассмотрел это. Хасэ весело закричал, вытряхивая из головы мысли и сжимая рукоять меча. — Хорошо! Атакуй куда угодно! — Да. Ответ Юкари был спокойным, как будто он пытался обуздать переполнявшую его радость. Однако пламя в его глазах не отличалось от вчерашнего. Любопытство и страсть. Похоже, что поражение и сожаление больше не владели сердцем Юкари. Гибкое тело без колебаний подпрыгивает и наносит сильный удар. Хасэ, прищурив глаза так, словно был ослеплён, встретился с ним взглядом. По правде говоря, вчерашние меры были ошибкой Хасэ. Разница в способностях между Хасэ и Юкари была очевидна. Первоклассный фехтовальщик и новичок, который только что взялся за меч. Ему было бы легко отделаться от Юкари, не оставляя его в таком ужасном состоянии. Однако Хасэ не сделал этого, потому что, впервые за долгое время увидев меч, его инстинкт фехтовальщика оказался сильнее, чем он ожидал. Другими словами, талант Юкари был невероятен. Ему хотелось действовать так, как действует фехтовальщик, а не учитель. Поэтому он проделал этот трюк: сбил его с ног одним выпадом и оглушил. Однако сейчас Хасэ вёл себя по-другому. Как наставник он серьёзно готовился к столкновению с мечником Мишакуджи Юкари. Результатом стало то, что Юкари был «разрублен» десятки раз. Он разбил ему голову, пронзил между бровей, рассёк шею, поразил в грудь, вспорол живот, и обе руки и ноги его были раздроблены. Конечно, это было не так. Деревянный меч Хасэ даже не коснулся Юкари. Всё останавливалось на стадии одиночного выпада, закономерно заставляя Юкари признать поражение. Сконцентрировав все свои силы, Юкари пытался сопротивляться. Он хотел сделать хотя бы одну атаку. В противном случае он будет вынужден прекратить заниматься с мечом. Удивительно взрослый, только лишь с юношеским духом, Юкари отважно атаковал и делал всё по максимуму. — Ладно, вот и всё! Хасэ с деревянным мечом на поясе поклонился. Он слегка вспотел и даже не заметил, что устал. С другой стороны, Мишакуджи оперся деревянным мечом о землю, и стоял там со вздохом, в лучшем случае. — Ох… Жаль, что переусердствовал. Похоже, вчера он очень сильно ударил его, поэтому на этот раз был более осторожен, чем было необходимо. Это может повредить самооценке ребёнка. Хасэ вытащил из-за пазухи бутылку с водой и протянул её Юкари. Опираясь на деревянный меч, Юкари посмотрел ему в глаза. — Возьми. — … Повернувшись с немного поднятой головой, Юкари взял её. В таком темпе сила, высвободившись из поясницы, придавила его к месту. На его лбу выступили капли пота, Мишакуджи выпрямил колени и снова сел, припав губами к бутылке с водой. Увидев, что Фиолетовый перевёл дыхание, Хасэ сделал то же самое. — Ты смелый. После этих слов Мишакуджи непостижимым взглядом посмотрел на Хасэ. — Но ты слишком смелый. Я поражён тем, что ты так просто бросаешь защищать себя и предотвращать выпады и прыгаешь только ради того, чтобы ударить меня. — Но если я не буду этого делать, то я даже не смогу атаковать моего учителя. Хасэ ответил на недовольный голос Юкари, будто бы напоминая ему: — Будет невозможно просто атаковать. После того, как ты столкнулся с мечом, основное направление состоит в том, чтобы контролировать противника и найти выигрышную линию. Ты можешь также сесть и поискать слабые места противника, хорошо? — Вы имеете в виду, что, сражаясь против противника, которого не можешь победить, нужно держаться до того момента, пока не победишь? — Вместо отдельной разгромной атаки я больше склоняюсь к тому, чтобы понаблюдать. Юкари всё ещё казался недовольным. Спроси себя: — Разве это не красиво? — … Юкари не ответил, отвергая это. Хасэ скрестил на груди руки со вздохом: «Фу». — Я действительно не понимаю, что ты подразумеваешь под словом «красота». Разве это важнее, чем результат победы или поражения? Юкари поднял глаза и посмотрел на Хасэ. Независимо от техники, после тренировок в течение месяца или около того, он немного понял, о чём думает этот ребёнок. Другими словами: — Что? Разве ты не так понимаешь это? На лице Юкари застыло недоброе выражение. Хасэ был готов взорваться. Однако стремление этого мальчика к «красивым вещам» не было неискренним. Он просто не мог выразить его словами. Хасэ было знакомо это чувство. Он с самого начала не умел говорить красиво. Он ориентировался на чувства, и таким образом провёл половину своей жизни. Спустя некоторое время Юкари тихо сказал: — Движение меча, которое вы показали мне в ту ночь, было красивым. В ту ночь, когда хулиган, напавший на Юкари, был поражён «быстрым ударом». Юкари подбирал слова. — Я не знаю, как это выразить. Оно был прямым, изящным и без колебаний. Я посчитал его «красивым». Ах, Хасэ, казалось, был хорош в этом. — Конечно. Искусство меча может быть «красивым», как ты говоришь, если идти до конца. Я не знаю, достиг ли я этого уровня. — Нет. Глядя на Хасэ, Мишакуджи твёрдо сказал: — Это не тот случай. Техника без сомнения была красивой. Только… Сказав это, Мишакуджи остановился. Хасэ опустил голову. Только…? Хасэ, находившийся в согласии с собой и другими, не мог угадать слов, которые последовали бы за этим. Мишакуджи посмотрел на Хасэ добрым взглядом, но вскоре вздохнул так, словно сдавался. Он поднялся, повесил меч на пояс и поблагодарил. — Спасибо, что потренировались со мной сегодня. — О, взаимно, с тобой тоже было приятно тренироваться. Хасэ также торопливо встал и поклонился. Увидев это, Мишакуджи рассмеялся. Не в силах понять смысла этой улыбки, Хасэ почесал в затылке. — Ну а теперь ты собираешься домой на сегодня? — Давайте перед этим примем душ. Саюри сильно шумит, когда я возвращаюсь домой грязным. Хотите сегодня поесть в Ханаварабэ? — Хм, точно. Давай так и сделаем. Хасэ пошёл, и Юкари последовал за ним. Хасэ и Мишакуджи отправились домой вместе, с горькой улыбкой в своих сердцах, говорящей о том, как сильно это отличалось от того, что было вчера.

* * * * *

Нория Хараки сидел в углу следственного изолятора и смотрел на свои руки. По всей комнате, точно так же скорчившись, сидели преступники, оказавшиеся в похожих обстоятельствах. Это не толпа и не драка, и он устремил рассеянный взгляд за пределы стен, потолков и ограждений. Осознав, что он определённо один из них, он щёлкнул языком. Так не должно было быть. Он не тот человек, которого можно посадить в подобное место. Это не означает, что он невиновен. Если дело приняло такой оборот, то он снова, раз за разом, перебирал это. Он воровал и мошенничал с тех пор, как ему ещё не исполнилось 20-и. Если бы общество было разделено на заднюю и переднюю часть, то он наверняка жил бы «в конце». Однако он чувствовал, что нынешнее обращение с ним несправедливо. Здесь должны быть люди моложе. Молодые пешки, они ничего не знают, и могут удачно вписаться в этот коллектив. Как молодой лидер, вот что делают здесь эти парни, это индустрия. Однако «молодёжь» ушла. Превратились ли они в уголь или пепел и рассыпались по земле или рассеялись по небу? Жизнь и существование исчезли без следа. — Тц! Вспомнив этот момент, он задрожал всем телом. Если бы он тогда вернулся в офис в Такейдо-чо, он тоже исчез бы из мира. То, что всё ещё горит на задней стороне век, — ярко-красное и чёрное. Пламя Кагуцу, сжигающее ночное небо. И на фоне этого яростные крики людей в чёрном. До сих пор он думал, что принадлежит к жестокой организации. Он считал себя могущественным человеком. Большинство людей были вынуждены оказывать сопротивление этой силе. Все они знали, что запаникуют и поддадутся насилию, которое пробирается сквозь паутину закона. Это было сладко. Те, кто принадлежал к той же организации, что и он, с высокими рангами и более пугающие, плача, умоляли о прощении, сгорали и изжаривались заживо. Он был свидетелем этого явления. Ренгоку — группа талантливых людей во главе с Красным королём. Просто вспоминая это название, он не переставал дрожать. Он знал, чтобы жить в преступном мире, нужны неординарные способности, но бедствия, причинённые Ренгоку, имели другой порядок серьёзности. Это был не вид насилия, это было «разрушение». Ренгоку — группа монстров, которые несут в себе разрушение. Экстраординарная идея мести за смерть своих товарищей не приходила ему в голову. Это всё потенциально смертельно. Как только у него будет много денег, он куда-нибудь сбежит. Это было… — Проклятье! Он со злостью проклял своё невезение. Для тех, кто кормился с Ниибангая, можно было накопить денег на побег, если немного надавить. Чтобы сделать деньги в тот момент, он должен был суметь продать оптом некоторые «активы» Адзима-гуми, которые трудно собрать, и незаконные «активы». Таким способом он смог бы получить достаточно денег на жизнь. Всё дело в том ребёнке и в том огромном парне. Именно тогда он ударил кулаком по земле и выругался. — Нория Хараки. Когда его окликнули по имени, он резко поднял голову. За железной дверью стоял офицер. — На выход. — Что? Он непроизвольно поднял глаза и произнёс это. Сейчас он задержан, потому что обнаружены некоторые преступления, но его не должны были выпустить так скоро. Отвечая на этот вопрос, офицер сказал тоном служащего: — Появился покровитель. Вы свободны. Он недоумевал, кто это. Покровитель? Для него сейчас? В его голове закружилась неразбериха. Группировка Адзима-гуми должна быть уничтожена, но, возможно, кто-то выжил, как и он. Эта надежда возникла внезапно, и он поднялся. Он поклонился и вышел в открытую дверь тюрьмы. В сопровождении офицера он прошёл по коридору внутрь полицейского участка. Тем временем из-за угла послышался весёлый голос: — Здесь, и здесь, и потом, э-э, здесь? Нет, извините. Я никогда не писал такого документа. Ха-ха-ха-ха. Услышав голос, он рефлекторно остановился. — …? Что не так? Проходите. Несмотря на призыв офицера, он остался на месте. К надежде, которая была в его сердце, почему-то примешалось мрачное предчувствие. Он перестанет быть таким, как есть. Куда лучше повернуть назад и вернуться в эту тюрьму. — Эй, быстрее. Идите вперёд! Всё же офицер подтолкнул его. Он неуверенно зашагал вперёд. Как заключённый, он поднялся на тринадцать ступеней. В тот момент, когда он повернул за угол, он понял, что его интуиция была права. Человек, писавший документы в приёмной, вдруг поднял голову и увидел его. Узкие щёлочки глаз за солнцезащитными очками. С улыбкой, которая, казалось, прилипла к его губам, и в чёрном, как у гробовщика, костюме. — А, Нория Хараки-сан. Приятно познакомиться. Я Сома Хитоши из Ренгоку. Если у вас есть какие-то вопросы, не могли бы вы пойти со мной? Сказав это нечётким голосом, Сома извлёк огонь из своего отсутствующего мизинца левой руки и зажёг сигарету во рту.