***
— Да прекрати ты нас тащить, в конце концов! В мерцании гирлянд, еще не снятых, но утративших свое предназначение, сияли редкие снежинки, укрывающие тонким, почти прозрачным полотном кирпичную кладку и широкополые шляпы. Из окон витрин прорывался желтый свет ламп, оставляющий на синеве наступающих сумерек теплые квадраты и мелькающие в них тени. Тецуро, тянущий за собой двух парней, оставлял на белом покрывале черные следы проглядывающего асфальта и недоумение прохожих. Рождественские праздники прошли, предстояла пора занятий, а значит, помимо рутины из разряда подготовки к урокам и попытки не нарваться на наказание, дни наполнятся ежедневными светскими беседами с одним персонажем. К ним он хотел быть готов. Тецуро не мог бы сказать, что между ним и Цукишимой вражда. Он даже неприязни не испытывал — лишь банальное любопытство к тому, что стоит за нехарактерной для такого возраста надменностью и холодом. Все это — научный интерес, и магазинчик Уизли станет его проводником в мир новых познаний о человеческих душах, а вернее об одной. Навстречу им он нетерпеливо распахивает массивную дверь. В просторном помещении трехэтажного здания стоял запах карамели и гомон учеников, которым предстояла учеба и часы за домашними заданиями. Каждый пришедший хотел разнообразить это с помощью самых странных и крутых лакомств: наэлектризованная жвачка, после которой съевший еще минут десять мог бить других током; магнитный порошок — если сдуть его на другого, то он примагничивался к разным поверхностям; мармеладная тянучка — жевательные змейки, у которых вместо откушенной головы вырастали две. Тецуро стоял, затаив дыхание. Забывший выпустить друзей, он держал их за плечи и озирался вокруг, пока за спиной не раздалось: — Добро пожаловать в магазинчик Уизли! Синхронно вздрогнув, троица обернулась к двум взрослым мужчинам с рыжими, взлохмаченными волосами и совершенно одинаковыми морщинами у губ из-за широких улыбок. Едва их завидев, Тецуро подскочил к хозяевам лавки, в которой раньше не бывал. В отличие от своих друзей. Пока они отряхивали мантии, не сильно заинтересованные в ассортименте, Тецуро восторженно смотрел на близнецов и не совсем понимал, что лучше сказать — что он слышал об их значимости в войне или о том, какой магазин крутой. — Я вижу нынешнюю молодежь и огонь в их глазах, — внимательно изучив юного посетителя, проговорил один из близнецов. — И ни с чем не сравнимое желание пакостить, — весело подхватил другой. — Чем же можем помочь? — зазвучало одновременно двумя голосами. — Он, — привлекая к себе внимание, говорит Кейджи, указывая на Тецуро, — хочет разрушить жизнь одному человеку. — Эй! — перебивая раздавшийся смех Котаро, возмутился гриффиндорец и вновь обернулся к близнецам. — Не хочу я ничего разрушать. Просто всё вот это вот с него сбить, чтоб перестал смотреть сверху вниз на всех. Он очень… Тецуро не мог подобрать точных слов для описания, потому прибегнул к помощи жестов. — Отпрыск Малфоев? — дернулась рыжая бровь одного из них. — Не настолько, — уверенно проговорил подросток. — В любом случае, можем предложить смешливое драже, — обступив троицу с двух сторон, проговорили мужчины, заводя их вглубь зала. — Стоит съесть одно, и человек будет глупо хохотать ещё минут пятнадцать. Отлично подойдет, чтобы сбить спесь. — Или опозорить, — уверенно говорит один из них. — Смех получается очень глупым. — Можно размягчающее внимание, — продолжил другой. — Это порошок, и его легко распылить, например, перед уроком. Тогда бедолага не сможет ответить даже на элементарный вопрос. Например, чем отличается оборотень от анимага. — А вы, дети, знаете, чем отличаются анимаги от оборотней? — назидательно спросил мужчина. Обменявшись с друзьями недоуменными взглядами, Тецуро уверенно проговорил: — Цукишима точно знает! — и, насупившись, добавил: — Вечно он все знает. — Кого же мне это напоминает? — в притворном недоумении спросил один из близнецов. — Пушистые волосы. — Уверенный взгляд. — Борьба за права эльфов. — «Рональд — черт тебя возьми! — Биллиус Уизли!» — Тогда мы с уверенностью можем заявить, что после этого порошка даже бывалые отличники будут молчать в ответ на вопрос преподавателя. Кейджи с Котаро, заинтересовавшись, хватали то одно, то другое, чтобы рассмотреть. Тецуро в свою очередь, дослушав, уверенно проговорил: — Мне нужны самые ужасные вещи. — Как низко для такого юнца! В потускневших с возрастом глазах замелькал знакомый Тецуро блеск. Его он видел в глазах Котаро и Кейджи, когда они прыгали по этажам, убегая от погони смотрителя. — Этот Цукишима. Он еще попляшет. Шоё, приехавший раньше своих соседей, валялся на кровати, пока остальные разбирали свои вещи. Котаро и Кейджи тихо переговаривались о намечающихся занятиях. Тецуро молился над ворохом купленных сладостей. Друзья посмотрели на него с долей сожаления, вытаскивая из чемоданов вещи, и Кейджи, отложивший свитер, все же подошёл к столу. Выхватив небольшую упаковку с порошком, он тряхнул ею. — Ты про Цукишиму не слишком много говоришь? Чем он тебе не угодил? Тецуро недовольно нахмурился. — Он смотрит свысока! — Чел, он не может по-другому, — захлопал глазами Котаро, — он буквально выше нас с тобой. Подросток в тот же момент выхватил из рук Кейджи упаковку и кинул в друга. — Да я не об этом. Ты видел его лицо? Вечно такое! Такое! — Идеальное? — вдруг выболтнул Кейджи, глядя прямо на друга. Тот, вопреки удивленно вытянувшимся лицам Котаро и Шоё, живо кивнул и начал тараторить: — Да! Вы его видели? Ни единого прыщика, и нос ровный, и глаза. Глаза замечали? Ресницы! Мне Эмилия все уши прожужжала тем, что завидует ему — такие длинные ресницы. Он точно их зачаровал, понимаете? И губы. Смотри на мои! — Тецуро вдруг подорвался к Котаро и ткнул пальцем в свою верхнюю губу. — Видишь? Ниточка! — Отойди от меня! — рассмеялся парень, отпихивая. Он переглянулся с Кейджи и Шоё, который понимал не больше их настенной полки, пока Тецуро вышагивал по комнате. — У него всегда выглажена рубашка. А галстук? Как он завязывает галстук? Ему двенадцать, а он умеет завязывать галстук. Я не умею завязывать галстук! Он будто пытается всем сказать, какой он классный, но на деле совсем не такой, я знаю! Тецуро распалялся все сильнее, насмехаясь и расписывая, как Цукишима ходит или как о нем говорят учителя. Ни одного слова лжи он не допускал, пересказывая, как услышал похвалу от преподавателя Трансфигурации или Зельеварения. Даже на уроках второго курса однажды проскользнуло, что есть первогодка с Рейвенкло, заинтересованный в защитных чарах, который выучил почти всю программу первого семестра. Пусть он не смог сдать с первого раза на идеальный балл, преподаватели все до единого отмечали его рвение. Гриффиндорец вспоминал сгорбленную спину на перроне, руки, что трепали ткань толстовки, и был уверен — этот парень пытается выглядеть тем, кем не является, и всегда честному Тецуро нестерпимо хотелось, словно мантию-невидимку, сдернуть притворную идеальность с другого человека. В чем его проблема быть собой? Обычным парнем? — И вообще! Он… — Любовь всей твоей жизни, — вдруг брякнул Шоё. Бессознательно уловив уверенный тон, Тецуро по привычке снова громко согласился. Осознание пришло, лишь когда раздался хохот трех гиен. — Нет! Загибался даже здравомыслящий Кейджи, и подросток был готов выдрать себе волосы на затылке. Этот Цукишима! — Да ну вас! — зарычал он и сел на стул так обиженно, что задница отдала болью. Стало обидно вдвойне. Под хохот друзей он продолжил сортировать свои покупки, на которые потратил почти все данные родителями деньги. Видит Мерлин, это обязано сработать!***
— Хэй, Цукишима, как настроение? Убранство большого зала, украшенного к рождеству, оставалось прежним в преддверии Нового года. Сыпался с потолка снег. На стенах расползались узоры инея, а в воздухе витал аромат омелы и имбирного печенья. В центре стояла огромная ёлка с самыми разнообразными игрушками — от порхающих птиц до переваливающегося с ветки на ветку маленького Санта-Клауса. Любой подошедший находил под деревом небольшой подарок: упаковку мятных пастилок, воздушный зефир, яблоки в карамели или же вязанные носки — что угодно, и ученики всех возрастов подходили, кажется, забыв, что им нужно делать домашнее задание. Ощущение начала учебных будней не приходило, и дети продолжали растягивать праздничное настроение, лопая летающие покрытые инеем пузыри, из которых сыпался на голову снег. Цукишима в свою очередь оставался непроницаем. Тецуро не видел и тени детского благоговения на его лице, как у других первогодок. Он игнорировал летящее в него конфетти, кивал на поздравления и сидел, уткнувшись в книгу к тому моменту, когда гриффиндорец подошел. «Он ведь праздновал?» — мелькнула мысль, когда он садился, получая в ответ полный насмешливого недоумения взгляд. — Как мое настроение? — переспросил Цукишима. Тецуро готов был расхохотаться от этого искреннего непонимания во взгляде и ожидания подвоха в косой улыбке. Всё-то он знает. Но, даже если он бывал в магазинчике Уизли, те показали гриффиндорцу действительно стоящие вещи. Он был уверен, что план сработает. Не может не сработать! — Именно, Цукишима, — бодро ответил Тецуро, упираясь сложенными руками в стол. — Давай, не удивляйся так. Это твое первое Рождество будучи учеником Хогвартса, и я хотел тебя поздравить! Разве есть в этом что-то странное? Как прошло твоё Рождество? Я в прошлом году оставался на него в Хогвартсе! Он болтал без умолку. Говорил о зимнем Хогвартсе и о том, что видел кентавра, когда забрел на опушку Запретного леса; о купленных родителями теплых носках, что щекотали пятки; о том, насколько это время волшебное. Он надеялся, что магия его болтовни усыпит бдительность первогодки, но в его взгляде была только издёвка и ни грамма доверия. Словно Цукишима смотрел на извалявшегося в грязи пятилетку, и в Тецуро сильнее бурлило желание сделать свой подарок. Цукишима — хороший мальчик, идеальный ученик и наверняка гордость своих родителей в этой выглаженной рубашечке. Откуда ему знать о чем-то вроде того, что собирался дарить Тецуро. Поэтому подросток, закончив свой рассказ, не встретивший должного внимания от слушателя, вытянул из внутреннего кармана мантии красиво упакованный двухцветный батончик и положил перед первогодкой. — Вот тебе в честь Рождества повышающий настроение батончик. Моя мама вечно покупает такие. Говорит, они улучшают внимание и очень полезны. Тебе это поможет в учёбе! Взгляд Цукишимы был внимательным. Тецуро, не желая проигрывать в этой игре, не отрывал взгляд от его глаз. В их отражении мелькали посыпавшиеся за спиной сверху снежинки. Видимо, лопнул очередной шарик. Тецуро не имел возможности проверить. Он готовился перебить тишину, но Цукишима медленно моргнул, а, открыв глаза, смотрел уже на батончик. И взял его в руку. Да. Победа! И, внутренне ликуя, Тецуро стремительно поднялся из-за стола, чтобы где-то вдалеке понаблюдать за эффектом. Феерическим, надо сказать. Его останавил мягкий тон. — Подожди. Куроо обернулся и удивленно смотрел, как первогодка запускает руку во внутренний карман мантии. Мозг вопил, что это ловушка и чудес в виде дарящего что-то Цукишимы не бывает, но сердце зашлось в бешеном беге в ожидании чего-то… Чего? Что же подарит Цукишима? Валентинку? День влюбленных через полтора месяца, да и не выглядел этот кусок ехидства влюбленным. Вязанный шарф? Ага, как же, чтобы эти руки держали спицы. А может, он подготовил письмо с поздравлениями? Такой холодец, как Цукишима, по своей непробиваемости сравнимый с зельями Куроо на уроках зельеварения первые полгода, вряд ли сподобится даже для устного поздравления. Тогда почему Тецуро ждет подарка? И почему так удивлен тому, что перед ним кладут ровно такой же батончик, какой он подарил минуту назад? Почему он вообще был уверен, что Цукишима не пойдет в магазинчик Уизли и не найдет там блевательные батончики? С лица Цукишимы не сходила улыбка, когда он проговорил: — С Рождеством, Куроо. Шурша собранными свитками, он поднялся со своего места. Улыбка, подаренная Тецуро, была полна насмешки и искреннего ликования, отчего внутри ворочалось желание догнать. Только непонятно, для чего. Гриффиндорец уже разворачивался, чтобы сделать это, и увидел, как к Цукишиме подбегает мальчик с цветками в волосах. Он крикнул «Цукки!», и они ушли вместе, пока Тецуро удивлённо смотрел на них. Взгляд вернулся к подаренному батончику. Хохот едва не прорывался наружу. Это же чертова война. Совершенно точно. — Смотрите! Крутое заклинание, — ткнул подросток в учебник. Двое сидящих рядом парней перекрыли ему обзор головами в желании посмотреть. На странице, словно на экране планшета, волшебник двигал рукой с палочкой, из которой вырывался сноп искр. Занятия во втором классе не были сложными или неинтересными. Вызубривая домашнее задание по истории магии или заучивая заклинания из уроков заклинательства, ученики Хогвартса и думать не могли о скуке. Но когда узнаешь, как кто-то превращает парту в свинью, и весь класс сбивается кучкой в углу, пока преподаватель по трансфигурации пытается все исправить, контраст между впечатлениями ощущается. Гриффиндорская троица, как и любые другие ученики второго курса с ними, до или после них, занимались скучилищей: на Трансгфигурации превращали грызунов в бокалы, ботинки — в лист бумаги, мышь — в губку. Это не было сложно. Скорее нудно, и Тецуро вместе с друзьями находил утешение в сборниках по дополнительной магии. Находили в них вспомогательные или бытовые заклинания, заучивая которые временами забывали об основном домашнем задании и получали нагоняи. Помимо основных занятий по заклинаниям существовала масса и других, но они не были веселее. Например, на зельеварении изучали простые рассеивающие внимание врага зелья или готовили улучшающие состояние снадобья. Единственное интересное, что мог вспомнить Тецуро из тех уроков: материал наподобие краски, восстанавливающий внешний вид вещей. — Приготовление этого зелья поможет лучше ощутить пропорции между ингредиентами, — рассказывал старый преподаватель. — Также вам это поможет в будущем. Например, во время восстановления документов, а особенно — если вы решите посвятить дело реставрации старинных произведений искусств или монументов. Кажется, семья Асахи Азумане в этом преуспела? — на этом моменте, как вспоминал Тецуро, преподаватель бросил понимающий взгляд на покрасневшего второгодку из Хаффлпаффа, и, получив кивок, продолжил объяснения. — Конечно, существуют заклинания, предназначенные для тех же целей, но нужно быть очень искусным магом, чтобы не допустить ошибок. Чтобы отвалившиеся руки статуи Афродиты вернуть к плечам, а не в то место, откуда отросли конечности волшебника. Заклинания — это грубое орудие, а искусство более гибкое. Оно подстраивается под человека или поколение. Как и зелья. Потому для тонких работ, требующих аккуратности и дисциплины, используют именно их. Тот урок был действительно интересным, но в остальном основная часть программы была простой. Ужасно простой, а оттого скучной, поэтому, когда на улице апрельское солнце грело траву и ученики высыпались на лужайки, Тецуро, Кейджи и Котаро не нашли в себе стремления заниматься темными углами замка. Изучать его было интересно ночью, а сейчас, когда, закоченевшие от вьюг и холодов, они почувствовали на лицах пробившиеся через окна лучи, решение провести время на улице стало единогласным. — Ты в начале года пускал сноп искр, — возвращаясь на место, проговорил Кейджи. — То заклинание разве не из этой книги? Тецуро на мгновение завис, вспоминая, и рассмеялся. — Тогда я просто наугад взмахнул. Он подобрался, откладывая книгу, и взмахнул палочкой, крикнув: — Перикулум! Он ожидал, что вновь увидит фейерверк, который в тот раз получился неожиданно и повлек за собой вычищение заляпанных копотью рам под крики: — Как вы могли! Древнейшие картины с великими заклинателями! Но палочка не выпустила и крохотной искорки, вызвав лишь смех валявшегося на земле Котаро. Со скучающим видом он листал такой же сборник, как и у друзей. — Нечего смеяться, — дернул подбородком подросток, — сейчас как возьму и сделаю тебе огромные зубы. Бокуто снова издевательски засмеялся и направил на друга палочку. — Рискни, и я, — он опустил ее ниже, указывая на ширинку, — наоборот кое-что тебе уменьшу. Кейджи рядом разразился удивлённым хохотом. Тецуро, не сдерживая улыбки, сорвал траву и кинул ее в хохочущего друга, который болтал ногами в желании отбиться. — Здесь и правда есть заклинание увеличения зубов, — сказал с улыбкой Кейджи, ткнув кончиком палочки в страницу книги, — кто и для чего придумал такое заклинание? — Не это меня так удивляет, — тут же подсел рядом Тецуро и, схватив свой учебник, открыл страницу, у которой был отогнут уголок. — Вот, смотрите! Друзья вновь устремили взгляды на указанный отрывок и, едва прочтя, разразились хохотом. — Ногти на ногах? — хохотал на всю территорию Котаро, откинувшись на спину. — Кто вообще мог догадаться наложить такое заклинание?! Стремительный рост ногтей на ногах! — Хочешь опробовать? — улыбнулся Тецуро, и хохот друга превратился в визг, когда он действительно направил на его ногу палочку. — Что назад сдал, бродяга? Давай! Котаро продолжал визжать вперемешку со смехом. Тецуро под смех наблюдавшего Кейджи едва успел даже мысленно проговорить заклинание, когда отбивавшийся ногами друг задел его руку. Фокус сместился на валяющийся камень, и тот неожиданно начал расти. — Вот хрень! — испуганно заорал Котаро и отскочил от растущего камня. Он стремительно превращался в глыбу размером с два его немаленьких кулака. Когда размером он достиг головы взрослого человека, улыбки с лиц сползли окончательно. — Блин-блин-блин! — бубнил Тецуро. Он беспорядочно тыкал палочкой, пытаясь вспомнить заклинания уменьшения, но в голову ничего не приходило. Котаро тем временем тряс за плечо Кейджи и орал: — Что делать? Останови это, Кейджи! Друг, дергая кудрявой головой в желании стряхнуть лезущую в глаза челку, спешно листал учебник в поисках заклинаний, пока глыба медленно, но верно становилась ростом с него. Она не желала останавливаться ни от их криков, ни от усиленных тыканий палочки. — Даклифорс! — раздался голос из-за спины. Тецуро подскочил от резкого тона. После — резкого хлопка. Тецуро спешно отвернулся от идущего в их направлении Цукишимы и едва не заорал от неожиданности, когда увидел резиновую утку. Огромную резиновую утку, которой стал бедолага-камень — случайная жертва подростковых шалостей. Под хохот многочисленных свидетелей двое сидящих на земле подскочили. Тецуро с трудом отвел взгляд от черт-возьми-реально-огромной резиновой утки и взглянул на подошедшего первогодку, с лица которого не сходила насмешка. — Кажется, зря преподаватель по трансфигурации так хвалит Куроо Тецуро, — с улыбкой процедил он, не отводя взгляд от вспыхнувшего гриффиндорца. Кто бы мог подумать, что преподаватели и ученикам других курсов рассказывают о тех, кто выделяется? Хотя для Тецуро это имело значение в последнюю очередь. Для начала он хотел узнать, что здесь забыл Цукишима и как он смог сделать подобное на первом году обучения, когда все только начинают понимать азы трансфигурации. Он на первом курсе едва смог превратить иглу в спичку! — Ты откуда это заклинание знаешь?! — шокировано завопил Котаро, обойдя утку со всех сторон. Как и ожидалось, от резиновой у нее был лишь верх — остальное являло собой тот же серый камень, однако расти он перестал, и пораженный гриффиндорец потыкал в резиновый бок еще раз. — Обалдеть! — Я, в отличие от некоторых, — выделил последнее слово Цукишима, не отводя взгляд от Тецуро, — учусь, а не фигнёй страдаю. — Верно-верно, Цукки! — радостно воскликнул парень рядом с первогодкой. Тецуро только сейчас его увидел и отметил, что это тот самый мальчик, который всегда ходил рядом с Цукишимой. Обведя взглядом моментально съежившегося первогодку, цветы в волосах которого трепетали в такт поднявшемуся ветру, он вновь посмотрел на Цукишиму, который взгляд от него, кажется, не отводил. Под этим взглядом волнение щекотало грудь и мешало дышать, а в ворохе рожденных мозгом однотипных «говнюк», «такой высокий» и «идут эти очки» невозможно было найти то, что подошло бы к ситуации. Но, когда брови Цукишимы сочувственно сошлись на переносице, ответ появился моментально, словно по призыву волшебной палочки. Он не упустил момента, чтобы подарить прищурившемуся волшебнику хитрый взгляд прежде, чем отвернуться и, указав палочкой на утку, крикнул: — Эбублио! Из конца палочки вырвалось заклинание, невидимой стрелой прорезавшее воздух, и в следующую секунду ввысь взлетели десятки мыльных пузырей. От дуновения легкого ветра они хаотично плясали, взмывали выше и оседали на коже каплями воды, когда лопались. Переливались в лучах солнца под взглядами десятков глаз, пока гриффиндорец видел лишь те, что напротив, неотрывно следившие за каждым его действием. Он неожиданно для себя осознал, что Цукишима ничего не говорит, и ухватился за шанс. — Научить чему-нибудь ещё? Тот прищурился сильнее под встревоженным взглядом зеленых глаз стоявшего друга. Тецуро наоборот улыбался широко, довольный шпилькой, и не ожидал, что оппонент найдет, что сказать. Но Цукишима не был бы собой, если бы не нашел. — Мыльные пузыри. В голосе — непонятные интонации. Помесь сарказма с пониманием. Он поднял волшебную палочку и ткнул в пролетевший пузырь. Помолчав еще немного под настороженным взглядом, Цукишима едва заметно улыбнулся. — Надеюсь, в будущем увижу что-то эффектнее. После чего ушел вместе с другом, шурша мантией. Ученик Хаффлпаффа семенил рядом с ним и, схватившись за рукав друга, что-то проговорил, но Тецуро, даже имея возможность услышать, не хотел бы знать, что. Он долго смотрел, как их фигуры скрылись за массивными дверями, когда тычок в бок заставил подскочить. — Чего? Чего тебе? — получив еще несколько, отмахнулся Тецуро. И столкнулся с удивленным взглядом желтых глаз, обернувшись. — Че-е-е-ел, ну ты дал, конечно… — пробормотал друг. Заметив во взгляде распахнутых глаз восторг, Тецуро скрестил руки на груди и вздернул подбородок, гордо улыбаясь. — Круто я придумал? Мыльные пузыри! — Ага. И утиный сфинкс, — хлопнул по каменному боку некогда утки, а теперь одного лишь воспоминания о ней Кейджи. Кусок некогда разросшегося булыжника продолжал торчать из земли, и Тецуро, поджав губы, почесал затылок, пока друзья изучали результат экспериментов. — Один лишь вопрос — что с этим делать, — задумчиво пробормотал Кейджи. Он спихнул Котаро, который попытался оседлать камень. Тот в ответ недовольно надул щеки, но слез и встал рядом. Тецуро вновь почесал затылок. — Что он там говорил? Э-э-э… — протянул задумчиво он и направил палочку на остаток камня. Жестом попросив отойти, он растерянно проговорил: — Даклибумс! Оглушительный хлопок разрезал мерную идиллию, царившую на территории школы. Это была, несомненно, школа волшебства, сложности с магией испытывал каждый, но подобные ситуации продолжали удивлять. Так удивилась и троица друзей, с сажей на лицах наблюдавшая за кучкой пепла, в который превратился монумент неудачным попыткам колдовать. Фоном звучал хохот учеников.***
Красный паровоз, словно огромный зверь, пускал клубы пара, затмевавшие голубое небо. Ни единой тучки, ни единого облачка — абсолютно чистое полотно. Слепящее солнце. И эйфория от предстоящих каникул. Второй год в Хогвартсе для Куроо Тецуро и его друзей подошёл к концу, наполненный уроками, заклинаниями, взмахами волшебной палочки и под конец — экзаменационной нервотрепкой. Но подросток, потягиваясь на перроне в окружении близких, не чувствовал и толики усталости. Козуме не единственный среди магов, кто отказался от этого мира, и Тецуро мог это принять, но не понять. Он словно родился в Хогвартсе. Родился в лабиринтах коридоров; среди пыльных классов с портретами старых магов на стенах; среди запаха затхлости в подземелье слизеринцев, куда бегал к Коуши или на уроки зельеварения; среди книжных страниц бесконечной библиотеки. Их смех отражался от десятков стен, как и смех сотен предшественников. Его руки касались страниц учебников, которые они втроем брали в библиотеке. И каждый день был наполнен чем-то новым. Тецуро вспоминал, какое количество бесполезных заклинаний они успели выучить за какой-то год в Хогвартсе, и думал, что голова не удержит в себе больше, но все равно вытащил палочку. Под вопросительные взгляды болтавших Кейджи и Котаро он похлопал по карманам и вытащил найденную обертку от батончика. Он направил на нее палочку. — Авес. Обертка на ладони сминалась, скручивалась. В следующую секунду на ее месте оказалась желтопёрая птичка. — Опять выпендриваешься, — улыбнулся Кейджи. Наклонившись поближе, он коснулся пальцем гладких пёрышек, и стоявший рядом с ним Котаро сделал то же самое, восторженно ухая. Птичке хватило секунды, чтобы освоиться, и, едва трепыхнув желтыми крыльями, она взмыла в воздух под радостными взглядами троицы. Ее быстрые крылышки мелькали на фоне бесконечной синевы. Тецуро, наблюдая, пожал плечами. — Я три месяца не смогу это делать. Нужно напоследок. — Не делай такое лицо, будто насовсем прощаешься, — прыснул Кейджи, и Тецуро с улыбкой его пихнул. Между ними завязалась легкая драка с шутливыми пинками и ударами, пока не раздался возбужденный голос Котаро. — Смотрите-смотрите, — подергал он их за рукава мантий и указал пальцем куда-то, — вон там. Тецуро посмотрел в указанном направлении. Среди встрепанных затылков других учеников, под лучами солнца бежевая рубашка и русые волосы словно сами излучали тепло, собранное от слепящего солнца, а маленькая, жёлтая птичка казалась одним из лучей. Сидя на ладони, она принимала ласку мальчика с цветами в волосах и беспечно чирикала, когда длинный палец коснулся крылышка. Осторожность, с которой он подушечкой пальца гладил маленькое существо, отдавала внутри странным трепетом, похожим на трепет крыльев птички, некогда являвшей собой всего лишь обёртку шоколадного батончика. Волшебно, как и дрожащие длинные ресницы первогодки. И как легкая улыбка на его вытянутом лице. Цукишима Кей умело врет о своей непроницаемости, раз умеет быть таким осторожным с тем, кто слабее. Это простое осознание подогревало желание, которое он немедленно исполнил. — Мистер Идеал! — крикнул Тецуро, собирая на себе взгляды. И моментально получая взгляд, который ловил на протяжении всего года. Их общение с Цукишимой было регулярным при помощи колкостей, острых взглядов и насмешек. При помощи разговоров учителей о невероятно умном первогодке, выучившем программу по защите от темных сил за первый год. При помощи восторженных комментариев о том, как в руках второгодки из Гриффиндора простейшие заклятия отбивают тяжелые нападения. Тяжелые для второго курса, конечно же. Они слышали друг о друге, и их взаимодействие было тем, что запомнит Тецуро на все лето. Как и врунишку-Цукишиму, который не снимал свой образ под напором упрямого гриффиндорца, но припустил перед нуждающейся в аккуратном обращении птицей. И перед кем-то близким, с кем прощался, сминая рукав рубашки. Они ещё встретятся, и Тецуро обязательно попытается разрушить идеальный образ, потому что ненавидит врунов. А еще он ненавидит порядок, и потому, вспоминая прямую спину и стрелки брюк, рушит мерное прощание очевидцев своим громким: — Увидимся через два месяца! И радостно машет рукой, не ожидая от Цукишимы ответа. Тот подтверждает его ожидания, отворачивается, и Тецуро долго смотрит на его спину. Смотрит, как под тонкой тканью напряжены лопатки, и с улыбкой поворачивается к друзьям. — Садимся. Сквозь шипение дверей поезда и гомон учеников был слышен звонкий смех тех, кто с нетерпением рвался вперёд навстречу каникулам и запаху домашнего тепла.