Love like you

      «Если ты правда так думаешь, то знай — ты прав. Я действительно благодарен».       — Кей, ты все взял? Точно? — донесся обеспокоенный голос матери.       Он поправил очки и со вздохом посмотрел на чемодан. Существовало ли то, что невозможно достать в Хогвартсе?       — Мам, я все взял, — спокойно заверил Кей.       Она обменялась с мужчинами взглядом и немного расслабилась. Перед этим пришлось заверить ее раз десять, не меньше.       — Так переживаю, не представляете, — вздохнула она, прижимая ладони к пухлым щекам.       Стоявший рядом с Кеем юноша — лет на пять старше, с темно-русыми волосами, но обычными, карими глазами — подошел к ней и осторожно приобнял за плечи.       — Успокойся, мам. Он же не в дальнее странствие едет, а в Хогвартс, — заверил вновь он.       Женщина улыбнулась, накрывая его ладонь своей.       — Ты прав, Акитеру, — выдохнула она, — ты прав.       Их автомобиль находился где-то снаружи — обычный маггловский транспорт. Подобные ему рассекали такие же обычные улицы города, отвозили людей на их обычную работу и позволяли жить обычной жизнью.       Их жизнь стала такой, когда выяснилось, что старший сын семьи Цукишима — Акитеру — сквиб. Конечно, тому были предпосылки в виде отсутствия непреднамеренной магии, которая с рождения вырывалась из ребенка, не умеющего держать контроль. Но когда Акитеру исполнилось одиннадцать, и он не получил письмо из Хогвартса, стало ясно, что ему отныне в мире магии путей мало.       Так в свои шесть лет, прямо перед поступлением в школу, Кей оказался в большом доме, где не было обилия говорящих связными предложениями игрушек или кухонных инструментов, делающих все за хозяев, зато открылись другие, не менее потрясающие вещи.       Наука.       Уроки.       Школа.       Школа, конечно же, не была тем местом, где он проводил время с радостью. Классы, переполненные гиперактивными детьми, становились главным источником дискомфорта, но стоило учителю начать объяснять, что такое солнце, черные дыры или чем отличается метеорит от метеора; стоило решить пример, который был сложным вначале, а потом оказался самым простым; стоило узнать, из чего состоит тело человека и как оно функционирует — Кей понял, что это и есть магия. Просто другая. Магия, имя которой — знания, собираемые десятками и сотнями лет, и он, желающий знать больше, желающий видеть обратную сторону магии, с нетерпением ждал, какой она окажется в по-настоящему волшебном мире.       Мир магглов за пять лет жизни стал понятен настолько, насколько может быть понятно что-то пусть и развитому не по годам, но ребенку, и он хотел знать еще больше.       Мир магии был знаком, но неизведан, и единственное, в чем он оставался уверен — нужно соблюдать порядок для понимания. Держать себя в руках.       И быть сильным.       — Ну что, третьекурсник, готов? — весело улыбнулся подошедший Акитеру.       Стоя в пяти метрах от главной преграды между обыденным и волшебным, Кей кивнул и позволил себе улыбнуться в ответ. Акитеру сжал на прощанье плечо, и Кей двинулся вперед.       Перрон был тем же, что и год назад. И небо. И поезд. Лишь он поменялся, как и ученики, снующие туда-сюда.       Второкурсники, пятикурсники, выпускники, старосты — все они толпились, болтали, смеялись, обеспокоенно искали что-то глазами, и Кей, едва пройдя через барьер, тоже оглянулся в попытке найти знакомую макушку.       Он никогда не был силен в переписках и не чувствовал к ним тяги. Испытывать привязанность к кому-то, кроме семьи, тоже не имел привычки, но Тадаши за два года стал его близким другом, и увидеться до того, как они приедут в Хогвартс, было важно. Он не знал, почему. Возможно, с Ямагучи делить купе было бы комфортнее, чем с незнакомыми людьми, а может, он хотел увидеться с другом, которому прислал за лето всего пару кратких писем, храня в тумбочке ответные длинные письма. Возможно, он писал сухо потому, что хотел рассказать все вживую.       Взглядом он обвел затылки учеников, пока внезапно не наткнулся на торчащие черные пряди на макушке.       Наткнулся, и вместе с этим в груди проснулось желание прожечь взглядом дыру в чужой голове.       Чертов Куроо Тецуро.       В жизни Цукишимы Кея был порядок, который он старался соблюдать, а этот парень приходил и все рушил. Каждый его выкрик, каждая фраза, даже взмах палочки сродни ситуации, как если бы кто-то взял портфель, вытряхнул всё содержимое и распинал.       Куроо Тецуро — неотесанный, шумный, придурочный гриффиндорец, который даже волосы успокоить не мог, и внутри Кея кипела искренняя жажда привязать его к столбу и сначала привести в порядок его волосы, а потом мозги, чтобы перестал быть таким... Отвратительно беспорядочным.       Стычки, обмены любезностями, подсовывание мерзких вещей из магазинчика Уизли — то, к чему придется снова привыкать. Не раз приходилось слышать, что Куроо лучший в своем потоке в защите от темных чар, и если нужно подтянуть знания, то стоит обратиться к нему. Ему советовали занятия с кем-то из старших, когда все за свой курс он успел изучить, но относительно Куроо у Кея четко сформировалось мнение, что всё, в чем тот превосходен — в умении бесить.       В очередной раз убедиться в этом помог громкий смех Тецуро, который всегда игнорировал правила приличия.       — Бесит, — пробормотал он.       — Ты что-то сказал? — отозвался брат.       Он попытался найти, куда смотрит Кей, но тот тут же отвернулся от шумной компании гриффиндорцев. Акитеру еще немного изучил шебутных учеников и вновь вернул внимание на него.       — Ты ведь готов к новому учебному году? — спросил он, на что Кей кивнул, вспоминая время, проведенное за учебой.       — Еще бы, — вклинился в разговор отец, все это время обсуждавший что-то с мамой, и хлопнул Кея по плечу. — За прошлый год я получил благодарность от директора. В этом году сможешь так же?       Кей обвел взглядом родных, которых не увидит до Рождества, и не нашел в себе даже желания думать об учебе. Или говорить. Или давать обещания. Но постарался держать себя в руках, чтобы ответить, когда мама осторожно зарылась пальцами в его волосы.       — Благодарности от учителей ничего не значат, — мягко сказала она, улыбаясь сыну. — Главное, сколько ты будешь знать. И главное, чтобы ты был цел и невредим.       Он долго на нее смотрел. На ее светло-русые волосы и мягкий взгляд карих, как у Акитеру, глаз.       И, поджав губы, кивнул.       — Цукки-и-и!!!       Он резко обернулся, сразу же замечая друга, и непроизвольно бросил взгляд за его спину. Там, среди людей, черные волосы надоедливого Куроо растрепывала статная женщина, чьи красные губы изогнулись в знакомой хитрой улыбке-оскале. Словно сошедшая с книг о волшебницах, рядом с ними стояла круглолицая, более мягкая по очертаниям и невероятно красивая женщина. Она смеялась и напоминала взрослую женскую версию Куроо, и до Кея донесся ее веселый крик: «Ну ты же сам хотел, раз так засмотрелся». С ними стояли еще, очевидно, родители Акааши и Бокуто, и все они — трое подростков и шестеро взрослых — прощались, позволяя себе не скрывать веселья, отчего укоризненная иголка кольнула что-то внутри.       — Весь перрон оббегал! — тяжело дыша, проговорил Тадаши.       — А где Хитока?       Тадаши вспыхнул сильнее.       — Она мне звонила и сказала, что найдет нас в поезде, поэтому нам не нужно ее искать.       Кей в ответ кивнул и повернулся обратно к семье. Если он и Тадаши нашли друг друга, то стоять больше нет смысла, и родители, словно считывая это в его взгляде, коротко обняли на прощание, после чего Кей вместе с Тадаши покатил чемоданы к открытым дверям вагона.       На покрасневших щеках Тадаши красные точки от прыщей, словно звёздочки, собирающиеся в созвездия. Они становились ярче от бега, и Тадаши поднял к лицу свободную ладонь в желании прикрыться.       Кей видел этот жест на протяжении всего времени обучения. Спешно закидывая чемоданы, чтобы поговорить, он не замечал, как его тонкорукий друг краснел от натуги. Закончив, он неловко улыбнулся и поспешил следом в поисках свободного вагона.       Когда они нашли такой и расположились, Кей осмотрел вновь начавшего прикрываться друга.       — Тадаши.       Тот мгновенно отдёрнул руку и лучезарно улыбнулся.       — Да, Цукки?! Как доехал? Как вообще каникулы?! — принялся сыпать вопросами Тадаши.       — Всё хорошо, — коротко кивнул Кей в ответ.       Он вновь открыл рот, чтобы спросить, но дверь купе резко открылась. Увидев стоящую в дверях, стало понятно, что будет дальше.       — Тадаши! Кей! Привет! — восторженно пропищала маленькая блондинка с хвостиком.       Руки к лицу Тадаши, покрасневшему в тот же миг, вернулись.       — Хитока! Долго искала?! — восторженно пропищал он.       Кей, кивнувший на приветствие подруги, подавил желание убить себя ладонью при виде двух смущенных учеников Хаффлпаффа, которые проводили вместе достаточно времени, но продолжали краснеть при виде друг друга.       Хитока подсела к Тадаши и завела разговор о каникулах, который друг мгновенно живо подхватил. Судя по всему, письмами они не сильно обменивались, и заглушенное желание проснулось вновь. Эти двое болтали, ради приличия о чем-то спрашивая и Кея, но он в беседе не был заинтересован так, как пылающий Тадаши, и спустя время начал откровенно клевать носом под стук колес и щебетание друзей.       — Тележка со сладостями! — вырвал из сна старушечий голос, и Кей вздрогнул.       За окном проносились зеленые луга, что говорило о далеком расстоянии от дома, а Тадаши и Хитока продолжали свой ставший более размеренным разговор, и Кей понял, что в эту идиллию ему незачем влезать.       Выйдя из купе, Кей увидел женщину со старой, как и она сама, тележкой, усыпанной разного рода угощениями. Среди них были пирожки с разными начинками, и жвачка «Друбблс», из которой можно дуть нелопающиеся пузыри, и заряжающий мармелад, помогающий взбодриться; на ручке висели арома-мешочки с травами, если кто-то не мог расслабиться от тревоги или боялся, что стошнит.       Эта тележка, как сундук старого пирата, была переполнена сокровищами для сладкоежек, и Кей, к ним не относившийся, но тоже имевший свои предпочтения, среди горы сладостей-дурилок или магических конфет нашел упакованные в целлофан клубничные пирожки и отдал за них пару монет.       В купе картина за несколько минут его отсутствия не изменилась, потому, впихнув в руки друзей их порцию пирожков, Кей не нашел в себе желания оставаться и ушел побродить по вагону.       За стеклами дверей купе дети весело болтали, ели или дремали, занимались своими делами или выходили в поисках туалета. Проходя мимо, Кей бросал короткие взгляды, если сталкивался с чьим-то — кивал и медленно брёл дальше, то и дело останавливаясь, чтобы посмотреть на вид за окном.       Поезд проносился мимо мелких городов и деревень, оставлял за собой километры пути и странную тоску, которую Кей гнал, стараясь думать о том, что важно. Учеба — это важно. Это нужно. А с семьей он увидится на Рождество. К тому же, родители обещали приехать на Хэллоуин.       В мыслях о проведенных каникулах и предстоящих учебных буднях он дошел до последнего купе прежде, чем осознал, кто там, и уже готовился развернуться, когда услышал веселые голоса.       — Вот смотри. Тут я могу подключить наушники, но если отключить, музыка все равно будет играть, только через динамик.       — Аа-а, волшебный мир действительно отстаёт от маггловского! А что, если нам их зачаровать?       — Мы их так зачаруем, что сломаем.       — Вечно ты все портишь, Кейджи!       — Не, я учил заклинание, которое может, например, заставить песню звучать в голове ещё час. Хочешь попробовать?       — В голове будет звучать без наушников?       — Ага! Только заклинание сложное, я могу случайно тебя убить.       — Что-о?!       — Ха-ха-ха! Да шучу я. Просто вырубишься.       — Что это за заклинание такое?!       — Мне просто придется это петь, чтобы текст застрял в голове.       — А, ну ясно, почему Котаро вырубится.       — Не так уж и плохо я пою!       — Давай попробуем! Готов умереть за то, чтобы ты опозорился!       — Тут только вы!       — А с каких пор перед нами ты не боишься позориться?       — С тех пор, как он расплакался от испуга, когда Плакса Миртл ему в ухо завизжала.       Кей закрыл рот ладонью, чтобы не захихикать. Вечно самоуверенный и насмешливый Куроо Тецуро плачет от испуга. Что за комедия?       — Ха-ха-хах!       — Вы тоже испугались!       — Но не плакали.       — Обоих заколдую!       — Приступай!       Куроо с каким-то подозрительно мстительным хихиканьем принялся, судя по щёлканью, искать песни, и воцарившаяся тишина наполнилась просочившимися из других вагонов голосами. Кей, стоявший за дверью, вслушивался в то, что происходило за ней, и торжественный голос Куроо вновь заглушил для него все звуки, когда проговорил:       — Ага! Ну все, готовься! Ты будешь страдать!       Юноша прикрыл ладонью глаза в ожидании полнейшего провала. Куроо Тецуро, что ты будешь петь? Сто процентов это будет отвратительная попса из радио, которое звучало по пути на вокзал. Кей был уверен, что придется приложить все силы, чтобы не расхохотаться. Он не позволит себе испортить такое шоу.       Спустя секунды подготовки вдруг донеслось, вопреки ожиданиям, мягкое пение.       — Если бы я мог стать       Хотя бы наполовину таким, каким ты меня считаешь,       Я бы мог всё, что угодно,       Я даже мог бы научиться любить…       Подростковый ломающийся баритон с придыханиями — не то, что привыкаешь слышать в наушниках от студийных исполнителей. Кей с первыми нотами заглушил в себе желание заткнуть уши, отчего-то опустил прикрывающую глаза ладонь на уровень губ, и со второй строчкой, вслушиваясь в текст, уловил нежные интонации. Куроо, не подозревая о постороннем слушателе, пел пусть и не так хорошо, но что-то внутри неощутимо дёрнулось, и Кей прижался спиной к железной стене, ощутив эту странную дрожь вновь, когда услышал:        — Любить как ты…       Мне всегда казалось, что я плох,       И теперь я уверен, что так и есть,       Ведь я думаю, что ты так хорош,       А я совсем не такой, как ты.       В голове всплывали рассказы учителей об уровне защитных чар одного гриффиндорца, который показывал успехи в заклинательстве с первых дней, и собственные вечера, проведенные за книгой «базовые защитные заклинания». Вечера, проведенные в понимании, что все, что получается, не защитит даже от летящего в лицо пера.       Вспоминалась радостная улыбка на лице гриффиндорца, который обнимал маму, и собственный укор за то, что не мог сказать близким ничего, кроме «Я вам пришлю сову».       Было множество вещей, которых не находил в себе Кей, но видел их в Куроо. Он слушал, как тот поет о чувствах, которых, возможно, не знает, и его собственное сердце заходилось во взволнованном беге.       Может ли не знающий подобное петь с такой теплотой? Кей не знал, но понимал эти слова слишком хорошо. И чувствовал то же самое, вспоминая близких людей. Услышат ли они хотя бы долю той нежности, что доносилась из-за дверей?       — Посмотри на себя,       Я просто обожаю тебя,       Хотел бы я знать,       Что заставляет тебя считать меня таким особенным       Рука соскользнула с губ, оставив их задумчиво поджатыми, и он, опрометчиво утонувший в ворохе мыслей, вздрогнул, когда рядом донесся крик:       — Тележка со сладостями!       Кей схватился за дверь, чтобы удержаться на месте, и она потянулась за ним, едва не свалившимся с ног от испуга. В тон ее дребезжанию и грохоту тележки донеслось громкое:       — Соноримо!       И хлопок следом.       — Деточка, что же ты так! — испуганно заквохтала старушка над повисшим на ручке двери волшебником.       Он пытался подняться и сбежать, неловко забуксовал на месте и едва не свалился снова, когда за спиной раздалось наглое:       — Ага, мистер Идеал. За лето вырос на сантиметр и обзавелся привычкой подслушивать, не так ли?       В тоне гриффиндорца — чистый яд, а в глазах — непривычное волнение, и, Кей, до которого доносился гомон высовывавшихся учеников, видел в их отражении такого же взволнованного себя. Но, стоило заметить на губах растягивающуюся тошнотворную усмешку, он моментально выпрямился. Вернул на лицо ухмылку и бросил:       — Прогулки по вагону могут быть полезными. Как дела у Плаксы Миртл?       Куроо стремительно побагровел, следом — побледнел, и, кажется, был готов разнести его в щепки, когда из вагона с округленными в неподдельном шоке глазами выскочил Бокуто.       — Чел, это что! — орал подросток.       Кей, бросив на него взгляд, почувствовал, как собственное лицо удивлённо вытягивается. Куроо проследил его взгляд. Обернулся. И, возможно, готов был грохнуться в обморок, когда увидел макушку с торчащими, совершенно белыми волосами.       Глупо было надеяться, что хотя бы на третий год обучения он не будет вынужден наблюдать за цирком в исполнении этих двоих. Любой знает, что год не начнется иначе, пока в мире существует Куроо Тецуро — без сомнений, пытливый ум и совершенно бестолковый в вопросах рационального подхода к магии, — но надежды умирали последними, и вместе с хохотом учеников Кей слышал, как с визгами погибают мысли о взрослости квохчущего подростка. Просто поразительно, как стремительно все менялось рядом. Особенно мнение о нем.

***

      — Знаешь, Цукки, — задумчиво чесал затылок Тадаши, — я хочу пойти в команду по квиддичу.       Кей, прижимавший к боку несколько учебников, повернулся к другу и внимательно на него взглянул.       Конец сентября третьего года их обучения был по-летнему теплым. За исключением ночей. Ночи стучали в окна ветрами, пробирались стужей в щели. Эльфы оставляли у каждой кровати грелки и дополнительные пледы.       Тадаши, выросший с первого года достаточно, вполне мог бы пройти. Если не в этом году, то в следующем точно. Он был достаточно упорным, чтобы этого добиться.       Не все дисциплины давались каждому одинаково легко.       Тадаши во многом был близок к высокому баллу, только из-за своей скромности не решался показывать весь спектр талантов. Но на уроках полетов на метле не был тем, кто стоит в стороне. Как он говорил, полетам его учили с детства, и воздух — место, где он уверен в себе на сто процентов. Потому Кей не сомневался в его дальнейших успехах и поспешил это озвучить, пусть и в своей сухой манере:       — Я думаю, у тебя получится.       Он заметил, как глаза начали сиять. Понятый правильно, Кей собирался сказать что-нибудь еще, но друг начал без умолку болтать:       — Я сказал маме, и она пообещала купить мне хорошую метлу! Как думаешь, может, мне еще питание поправить? У меня руки… — Тадаши вытянул вперед действительно тонкие руки. — Как веточки. Кстати, а ты сам не хочешь? С твоим ростом ты бы точно смог стать охотником!       Кей внимательно выслушал и помотал головой.       — Я хочу больше времени уделить защите от темных искусств.       Друг понимающе кивнул, после чего продолжил делиться мыслями.       В собственном классе он считался лучшим, но Кей с этим согласиться не мог. Защитные чары до сих пор оставались его самой большой проблемой.       Весь сентябрь они изучали базовые защитные заклинания, и Кей с облегчением внутри осознавал, что с каждым разом они даются легче, но это не значило, что он может позволить себе заниматься квиддичем, которым болели почти все волшебники. Нынешние результаты, пусть и были лучше, чем у остальных, его не устраивали. В особенности его не устраивало то, что они получены благодаря пометкам в книге, которую он прижимал к боку.       Это было странно — в середине сентября, в поисках дополнительных сборников, он нашел экземпляр, который ужасал количеством пометок карандашом, и поначалу Кей, взяв в руки палочку, со злостью вспоминал заклинание стирания, пока не понял, что это вовсе не рисунки от балды.       «Эффективнее вознести палочку над головой и сделать выброс, словно кидаешь дротик. Так заклинание ударит сильнее».       Из упрямства он какое-то время игнорировал послание, накарябанное кривым почерком, пока после десятков неудачных попыток со злости не сделал, как написано. Разлетевшуюся в щепки парту пришлось восстанавливать заклинанием, найденным в том же сборнике.       Кей, шагая в библиотеку, хотел найти что-нибудь еще из этой серии, надеясь обнаружить пометки от того же автора. Конечно, было глупо ожидать, что этот человек вычитает все книги автора, особенно ту, за которой шел ученик, но если удастся найти хоть один из серии, на квиддич и при желании не будет времени.       — Тецуро! — раздался близко крик, и подросток дернулся, услышав знакомое имя.       Тадаши дёрнулся вместе с ним, хотел обернуться, но Кей дернул его за локоть и ускорил шаг в направлении лестницы, позволяя себе выхватить среди гомона учеников единственное:       — Я слышал, ты лучший среди всего курса в защите от темных искусств…       Второй год обучения прошел лучше, чем первый, начался третий, но разве было возможно, что один человек не попытается испортить мерную идиллию? Вряд ли.       Куроо Тецуро учился в Хогвартсе. Он еще не убился очередным заклинанием для создания веревок или их превращения в змей, поэтому Кей изо дня в день сталкивался с ним и, продолжая традицию, начатую на первом году, обменивался любезностями, которые приводили только к смеху Куроо и собственному раздражению. Кто-то столь беспорядочный разве мог быть лучшим в такой дисциплине, как защита от темных сил? Полнейший бред!       И с этой мыслью он, разойдясь с Тадаши, который завернул к теплицам на урок травологии, зашел в кабинет зельеварения.       — Привет, — бросил Тобио.       — Привет, — бросил в ответ Кей, садясь рядом.       Третий год подряд они партнёры на занятиях по зельеварению, и если поначалу Кей был в бешенстве, что никого лучше всезнайки-угрюмыша не досталось, то сейчас мог бы смело сказать, что других и не надо.       Они начали вместе заниматься, когда попали в унизительнейшую ситуацию — из тридцати учеников факультетов Рейвенкло и Слизерина пару не нашли именно они.       На первом же занятии Кей едва удержался от того, чтобы надеть котелок на голову одноклассника, потому что:       — Я уверен, что нужно помешивать по часовой стрелке.       — Здесь нужно три щепотки засушенной мяты!       — Просто делай как я сказал.       В конце концов, из их котла полилось кроваво-красное нечто, и если бы учитель вовремя все не убрал, от их парты не осталось бы даже ножек.       Что хуже — позже на обеде в переполненной столовой свободное место было лишь рядом с ним, и Тобио ничего не оставалось, кроме как снова сесть рядом с партнером по зельеварению. Последний от этого едва смог доесть любимый клубничный пирог и воздержаться от того, чтобы взорвать чужой стакан с молоком.       В тот раз он сдержался, и кто знает — это ли стало причиной тому, что они сработались. Пусть и ценой нечеловеческих усилий. Факт был неоспорим — в очередной раз они сделали идеальное зелье под названием «Без страха», которое облегчало приступы тревоги.       Сложнейший процесс, требующий отсчета времени по секундам. Кей от усердия едва не уронил очки в котелок, а Тобио попеременно вытирал ладони о мантию. В итоге изумрудного цвета зелье было разлито по пробиркам под удивленные вздохи других учащихся.       Потерпеть Тобио, позволяя себе двести подколок в минуту, было действительно отличной перспективой, если в его табеле будет значиться «отлично» за каждый урок.       — Ты идёшь есть? — собирая книги, спросил Тобио.       — Нет, я в библиотеку.       Он подхватил учебники и свитки, кивнул некоторым софакультетникам и направился к лестницам.       Просторное помещение с бесконечным количеством шкафов и книг могло бы дать, казалось, любые знания в различных областях: маггловедение, лечебное дело, производство, создание палочек — что угодно, но ни одна из дисциплин его не интересовала.       Занятия по защите от Темных Искусств включали в себя изучение темных существ, имеющих негативное влияние на волшебника, и защиту от них. Однако основную программу Кей выучил и больше нуждался в универсальных защитных заклинаниях и том, как их связать между собой, для чего преподавательница посоветовала взять в библиотеке один сборник, который, с ее слов, время от времени перечитывает.       — Здравствуйте, — тихо позвал подросток смотрительницу, — «Защита и оборона. Мощнейшие заклинания против Темных Искусств» в редакции Альбуса Дамблдора. Где найти?       Корешки потрепанных книг, заполняющих длинный ряд стеллажа, расплывались перед глазами. Садясь на корточки, он слабо верил, что найдет за оставшиеся пятнадцать минут перерыва нужное, однако пальцы бегали по книгам, выуживали те, что без названий на корешке, и так по новой в желании попробовать.       На десятой книге у него начал дёргаться глаз.       На двадцатой он хотел использовать любое взрывное заклинание.       Когда из ряда была вытянута последняя книга, желание разнести библиотеку доходило до критической точки. На шестой полке было все — от лучших магических рецептов до мифологии, но ничего и близкого к искомому.       — Серьезно, — скрежетал зубами юноша.       Часы на стене показывали десять минут до начала следующего занятия. Он обвел полку взглядом и, зло выдохнув, по новой принялся искать, в этот раз вытаскивая книги чаще.       — О, Цукишима! — донёсся голос сверху.       Проснувшееся желание взвыть удалось подавить нечеловеческими усилиями.       Лучше некуда.       Куроо Тецуро во всей своей красе именно в это время в этом месте. Где найти книгу, которая избавит от этого проклятия? Он был готов прийти за сборником позже, если бы кто-то дал четкую инструкцию, как не сталкиваться с Куроо по триста раз на дню.       Он промолчал и продолжил поиски, слушая тишину над головой. Боковым зрением улавливал, как ноги стоящего рядом переминаются с одной на другую, в такт движению шуршала мантия, и это раздражало вместе с ощутимым на макушке взглядом настолько, что обе схваченные книги по неосторожности упали из рук на пол. Хотелось запихнуть палочку себе в глотку.       А может — гриффиндорцу, чей голос раздался практически сразу.       — Неужели мистер Идеал не может найти книгу? Существует то, что ты не можешь?       Когда Кей поднял взгляд, в глазах гриффиндорца плясали задорные смешинки.       — Неужели кто-то вроде тебя умеет читать, — улыбнулся Кей.       Кей поднялся. Сейчас, стоя ближе, чем в нескольких шагах друг от друга, он заметил, что выше Куроо, и почувствовал от этого преимущество. Как и от молчания в ответ.       — Кажется, заклинание для того, чтобы исправить катастрофу на голове Бокуто, найти ты не смог в этой книге.       Он кивнул на учебник в руках Куроо. Тот проследил его взгляд и выглядел так, будто впервые увидел книгу в руках. Моргнул и вновь поднял взгляд на Кея.       — Поверить не могу, — вдруг прыснул он. — Поверить не могу, что мы до сих пор этим занимаемся.       Взглянув на Кея еще раз, он пропихнул принесенный учебник на шестую полку и весело сказал:       — Удачи с поисками.       После чего ушел, оставив недоуменно пялиться вслед.       Совершенно непонятный — таким был Куроо в этот момент. Привыкший к взаимодействию через насмешки, Кей не мог понять, что от этого чувствует. И должен ли чувствовать в принципе?       Куроо — просто гриффиндорец, который надоедает с первого года, с самого первого момента появления в стенах этой школы. Он приставучий, беспорядочный, шумный и в целом тот тип, с которым Кей никогда бы не заговорил. Но видеть спокойный взгляд и слышать что-то искреннее, а не колкое, оказалось неожиданным.       Что-то внутри сжималось от стыда за собственную инфантильность. Он хотел порядка, но ввязывался во что-то идиотское, стоило Куроо открыть рот.       Он взглядом буравил место, на котором стоял Куроо, а потом схватил принесенную им книгу.       С трудом удалось сдержать смех при виде темно-синей, ветхой обложки с золотистой надписью «Защита и оборона. Мощнейшие заклинания против Темных Искусств. В редакции Альбуса Дамблдора».

***

      На краю сознания вертелись смазанные картинки, призраков сменяли животные. Птицы с яркими, огненными перьями, черные коты, которые копались в мусорных ящиках рядом с домом.       Он стоит на окраине города, наполненный теплом и запахом воскресных печенюшек в форме динозавров. Кей обожает распихивать их по карманам, чтобы во время посиделок во дворе откусывать сдобные хвосты. Иногда печенье ломается, но он не расстраивается. Если ему хочется целую, он может вытащить осколки и, подумав об изначальной форме, получить желаемое.       — Акитеру, смотри, — с улыбкой показывает Кей старшему брату целого стегозавра.       Брат в ответ улыбается.       — Мое тоже сломалось, — вытаскивает он из кармана осколки печенья.       Кей накрывает его ладонь своими, закрывает глаза на долю секунды, а убрав, видит целого динозаврика. Акитеру восторженно вздыхает.       — Вкусные, — мягко говорит он.       — Вкусные, — соглашается Кей.       Они берут эти печенья в Косой переулок, куда отправляются с родителями. Пока те ищут летучий порох, скупают ткани и сладости для детей, восьмилетний Кей носится по переулкам с Акитеру.       Они замедляют бег перед магазином с мётлами.       Полёты никогда сильно не затягивали Кея. Акитеру, наоборот, застывает у витрины, и Кей подходит, чтобы посмотреть на новую модель «Раскаты грома». Полностью выполненная вручную, изящная метла черного цвета с фиолетовыми прожилками, как у молнии на небе, притягивает взгляды. Кей смотрит на восторженно затаившего дыхание Акитеру, пока мальчишки рядом с ними — пятнадцати-шестнадцати лет максимум — обсуждают то, что знают о ней.       — Она зачарована так, что, стоит сесть, не чувствуешь гравитации. Будто родился в небе! Все, кто катался, так говорят, — говорит подросток с рыжими кудрями.       — И прутик к прутику! На ней наверняка удобно маневрировать, — вторит ему другой, покрупнее, с ежиком светлых волос.       — Вот бы мне родители такую купили, — тихо подхватывает третий.       — Это точно, — доносится вздох Акитеру, который привлекает внимание болтающей компании.       — Эй ты, — окликает Акитеру один из них, с ежиком волос. В его взгляде Кей не видит ничего дружелюбного, но не успевает вставить слова, когда тот спрашивает: — Нравится?       — Да, — смущенно чешет затылок Акитеру.       — Я ни разу тебя не видел в команде по квиддичу, — вмешивается рыжеволосый. — Зачем тогда тебе такая метла? Ты в каком классе?       Тон говорящего не нравится Кею. Судорожная мысль, что было бы здорово, упади одному из них на голову горшок цветов, застревает в голове. Сминая рукава толстовки, Кей старается ярко представить эту картину, чтобы прекратить назревающую перепалку.       — Я не учусь в Хогвартсе, — с улыбкой говорит старший брат. — Я не волшебник.       — Ты сквиб?! — восклицает рыжеволосый и делает шаг. — Это место для магов! Вали отсюда!       Кей рвется вперед, чтобы заслонить собой вздрогнувшего старшего брата, но тот отпихивает его назад. Он хочет возразить, но застывает, когда замечает выставленные на них волшебные палочки. Акитеру в ответ выпрямляется.       — Не видел здесь надписи «сквибам вход запрещен».       — Ты дурак? Я размажу тебя, как слизняка. Ты даже защититься не сможешь. Или, может, тебя защитит этот? — он кивает за спину Акитеру. Рванувшего вперед Кея отпихивают снова. — Что, он тоже маггл?       — Он не маггл. Я тоже, — твердо говорит Акитеру.       Хватаясь за его руку, Кей ощущает, как она, вопреки тону, дрожит, когда бритый крепче перехватывает палочку.       — Тогда попробуй защититься, раз не маггл! Петрификус…       Неожиданно палочки вылетают из рук каждого, кто направил их на Акитеру. С щёлканьем они падают на брусчатку, по которой, цокая каблуками, к ним несется женщина.       Изящным взмахом она притягивает к себе каждую упавшую палочку и только после этого обводит участников конфликта взглядом.       Карие глаза, подчеркнутые острыми стрелками, задерживаются на Кее дольше, чем на остальных, и он подмечает ее круглое лицо с острым носом и мягким изгибом губ. Женщина пышная, с прямыми волосами, пряди которых завиваются у висков. Их она убирает за ухо, глядя строго, но тон оказывается мягким, когда раздается простой вопрос.       — И что здесь происходит?       Черные волосы, собранные в хвост, скользят по прямой спине, когда она оборачивается к троице подростков.       — Хогвартс? С каких пор вам разрешили использовать магию вне школы? — ее голос приобретает холодные нотки. — Я жду объяснений.       — Они сквибы! — доносится чересчур злой голос самого низкого.       — С каких пор сквибам нельзя здесь быть? Или в Косую аллею только избранным есть доступ? Вроде вас.       — Здесь не место магглам! — выдает, наконец, тот, кто это начал.       Женщина смотрит на него какое-то время прежде, чем проговорить:       — Палочки я передам директрисе Хогвартса. Она решит, что делать с вами дальше, — игнорируя зазвучавшие возмущения, она поворачивается к растерянным Акитеру и Кею. — Вам лучше найти родителей.       Акитеру смотрит перед собой, когда просит ни о чем не рассказывать родителям. Соглашаясь, Кей пытается поймать его взгляд, но вплоть до возвращения тот скользит по витринам и крышам, словно избегая его, а дома Акитеру запирается в своей комнате. Глядя на закрытую дверь, Кей словно вновь стоит в Косом переулке перед тремя вытянутыми волшебными палочками.       Он волшебник, но все, что может — склеивать испеченных отцом динозавриков. Мир, в котором он жил, уверенный, что может всё, сыпался вместе с крошками печенья.       Картина закрытой перед носом двери обращается в мелкую труху, выталкивая из сна. С судорожным вдохом он подскакивает на постели, долго озирается и позволяет себе выдохнуть, когда понимает, что реальность окутывает непроглядной тьмой ночи.       Надев очки, он качается, когда пытается одеться. Бьется мизинцем о ножку кровати, задевает полог соседней и, наконец, находит книгу.       — Люмос, — шепчет он, оказавшись в коридоре.       Свет с конца палочки освещает ближайший метр пространства, наполненного стуком подошвы о пол и шумным дыханием.       Из-за надвигающихся рождественских экзаменов на свободные занятия оставалось меньше времени. На подготовку к ним уходила основная часть его сил, но странное желание именно сейчас опробовать заклинания вытолкнуло из головы рациональные мысли.       Знать абсолютно все, чтобы больше никогда и никто не смел унизить.       Не смел показать, что он не может постоять за себя или брата.       Это важнее экзаменов.       Волшебный мир после войны за следующие пятнадцать лет переменился в корне, и из-за рассказов родителей казалось, что ни магглорожденных, ни сквибов не притесняют. Что в мире, в котором нет настроенных против кого-либо, не придется применять силу. Будет достаточно склеивать разбитое печенье.       Тот случай показал, что, пока политика волшебников шла вперед, большинство представителей волшебного сообщества предпочитало неохотно тащиться следом. И что кто-то мог использовать слова «маггл» или «сквиб» в качестве оскорбления.       Дверь в аудиторию хлопает о стену. Сонно осмотрев помещение, которое случайно нашел, он заклинанием раздвигает парты по периметру класса.       — Люмос максима.       С конца палочки, словно фонарик, отрывается шарик света и поднимается к потолку. Он освещает портреты заклинателей, картины с дементорами, висящие на стенах. Тумбочку в центре класса. Отодвинув ее в угол, Кей шлепает книгу на парту и открывает случайную страницу.       «Для начала лучше всего использовать окружающую обстановку с целью экономии сил и проработки дальнейшей стратегии отступления. Если вы находитесь в открытом пространстве, можно использовать простейшие заклинания, чтобы поднять пыль. Если же вы находитесь в помещении, существует заклинание создания дымовой завесы».       Протерев слипающиеся веки, он изучает движения волшебника на странице и повторяет за ним.       — Фумос, — проговаривает он вслух.       Повторив движения рукой еще несколько раз, он поворачивается в сторону тумбочки и взмахивает палочкой.       — Фумос!       С первого раза из конца палочки вырывается клуб пара, похожий на тот, в который превращается дыхание зимой, и Кей недовольно морщится. Приходится повторить еще несколько раз, прежде чем из конца палочки струится дым. Он окружает его тонкой завесой, что практически сразу рассеивается, но Кей запоминает ощущение, с которым нужно колдовать. Запоминает движение руки и то, что должно получиться, потому взмахивает рукой увереннее и приказывает:       — Фумос!       Из кончика палочки валит густой дым, окружает его плотным кольцом и уплотняется. Поток стеной поднимается к потолку и замыкается со всех сторон. Кей морщится от окружившей темноты и перелистывает следующую страницу. Это заклинание оказалось мощным, но несложным для изучения.       — Кей?       Голос разрезает тишину класса. Кей крупно вздрагивает, чудом удержав палочку в ослабевшей руке, и поворачивается в сторону зовущего. Стена дыма перед ним медленно рассеивается, Кей смотрит в ожидании и чувствует надвигающийся ужас от понимания, что этот человек здесь быть не должен. Никто здесь быть не должен.       — Кей! Кей, где ты?       Он отходит назад. Дым у потолка рассеивается, пропуская свет Люмоса.       — Кей!       Голос становится настойчивее. Палочка почти выскальзывает из взмокшей ладони.       Дым окончательно рассеивается.       — Кей! — счастливо кричит Акитеру и делает смелый шаг.       Он такой же, как в их последнюю встречу — с темно-русыми волосами, выбритыми на висках по последней моде, мамиными чертами лица и доброй улыбкой. Она украшает его лицо, но меркнет, когда они сталкиваются взглядами.       — Почему ты так на меня смотришь, Кей? Ты не рад? Я за тобой приехал.       Оцепенение спадает, когда Акитеру делает осторожный шаг навстречу. В эту же секунду Кей направляет на него палочку, и в голосе брата — удивление, когда он говорит:       — Ты чего? Почему ты направляешь на меня палочку?!       — Ты… — услышав свой дрожащий голос, Кей встает в боевую стойку. — Кто ты!       Он не приказывает — кричит, как напуганный ребенок, продолжая держать перед собой палочку. Указывает ею на растерянного брата, вернее, на то существо, что им прикидывается. Акитеру дома, в сотнях километров от Хогвартса, и он направляет палочку в голову его копии, когда тот пытается сделать шаг.       — Что за вопросы? Это я, Кей! Я пришел забрать тебя домой! Поехали, не дури.       Глаза за стеклами очков удивленно распахиваются.       Акитеру, тянущий руку, словно вышел из сна, где он оказывается дома. Кей часто видит это по ночам. Потому расслабляет руку, глядя внимательно в полные заботы глаза.       — Домой?       — Да! Давай же, Кей, поехали. Все равно ты ничего не сможешь в этом Хогвартсе.       Он вздрагивает, словно прошел сквозь призрака. Однажды с ним это случилось по пути в столовую, и холод, пронзивший каждую клеточку, отпечатался в памяти навсегда.       Холод, похожий на тот, который окутывает от безжалостных слов, сказанных с улыбкой. Кей неверяще смотрит на него. Пытается найти ошибку, не понимая, что вся ситуация — ошибка, а в следующую секунду поднимает палочку на уровень глаз.       — Что это значит?       В заботливом взгляде появляются ноты снисходительности.       — Кей, перестань, — подойдя совсем близко, Акитеру опускает чужую руку, — ты даже от уличных хулиганов защитить меня не можешь. Какой Хогвартс? Какая магия?       Дыхание сбивается от накатывающего волнения. Рука, сжимающая палочку, дрожит.       — Я могу, — твердо говорит Кей, — я могу!       — Ну что ты можешь? Ты даже дым не сразу сделал. Ты уже на третьем курсе. Должен быстро усваивать такие вещи!       — Это заклинание сложное!       — Это просто ты бездарность! — вдруг зло кричит Акитеру.       Кей моментально вздергивает руку. Брат выбивает из нее палочку и смотрит черными в плохом освещении глазами, в которых плещется сплошная ярость.       — Ты ничего не можешь и сам об этом знаешь! Ты каждый день боишься, что тебя исключат из школы, потому что бездарность! Даже защитить меня не смог! Какой из тебя волшебник?       Крики брата смешиваются с бьющим в ушах пульсом. Тяжело дыша, он пытается в ворохе мыслей найти хоть какой-то ответ, но слова Акитеру находят отголосок в сердце, полном недовольства собой.       Бездарность.       Ничего не можешь.       Этот человек сделал щит крепче.       Ты не сможешь защитить.       Ты уже не смог.       Он на тебя не смотрит.       Он за это тебя ненавидит.       — Я тебя ненавижу! — руки впечатывают в стену, слова режут нутро. — Ненавижу за то, что позволил меня унизить! За то, что не смог защитить! Ничтожество! Ничтожество! Ты ничтожество, Цукишима Кей!       Класс перед глазами качается от накатывающего пластами страха. Полный ярости взгляд и стискивающие шею пальцы перекрывают воздух. В попытке сделать вдох, он скребёт по руке, пока шум в ушах становится громче, напоминая море в шторм. Его они видели с Акитеру из окна гостиницы этим летом. Акитеру и тогда был полон этой ненависти?       За шумом бьющих берег волн он слышит громкое «Петрификус Тоталус». Перед глазами всплывает размытое лицо и непослушные пряди волос, вьющихся на макушке.