Writober и Внутри Лапенко

«Зачётная программка вышла, про шалфей этот», — улыбается Захар, сверкая дырой на месте зуба. Ведущий программы «Сдохни или умри» хмыкает и садится на замызганную скамейку, принимая из рук приятеля кулёк семечек. Выживальщик уже не помнил, как так вышло, что они сдружились: давно это было да и неправда, скорее всего. Но их странная дружба держалась уже долгие годы, невзирая на редкие встречи и вечные разногласия. Захар всегда был заискивающим, пугающе борзым и дерзким. Его резкие движения и выплясывания с вечно широко открытыми глазами заставляли ёжиться, как от холода, и вызывали желание поскорее убраться куда подальше, пока не предложили съесть конфетку. При этом он умудрялся собирать вокруг себя таких же отбитых и бесцеремонных раздолбаев, с которыми устраивал попойки и вечно ввязывался в драки. Савелий, прозванный Выживальщиком благодаря своей программе, отбитым особо не был. Да, его страсть к экстриму и параноидальное и вместе с тем сбивчивое чутьё на опасность могли кого-то потрясти или отпугнуть, но к гопоте ни он, ни другие его не причисляли. А с Захаром Савелий сошёлся… помнить бы как! Думается, ещё в школе, да, учились вместе. Выживальщик средне, Захар, как подобает истинному гопарю, — хреново. Но его это не парило, каким-то боком восемь классов доучился и всё, свободен, как ветер. А вот Сава честно мечтал куда-нибудь применить свою любовь к экстремальному выживанию. Сначала хотел в лагерь устроится, детей по лесам водить, да не его это, за чужую жизнь отвечать, за свою-то плохо получается. Поэтому решил снимать программу: купили с другом камеру и начали лазить везде, где можно и нельзя. Потом подал отснятое на телевидение, местному директору очень понравилось, особенно приложенная к материалу бутылка виски. С тех пор он стал Выживальщиком. У передачи появились поклонники, любители шок-контента, некоторые даже пытались повторить его трюки и следовать советам, из-за чего редакция потонула в письмах с жалобами и редкими благодарностями каких-то ненормальных. Но директор очень любезно закрывал на это всё глаза, поэтому передача продолжала существовать, а значит было на что жить. А потом к власти пришла Нателла Наумовна Стрельникова, успешно загнавшая под свой каблук сначала Девятый канал, а потом и весь город. С Выживальщиком они пересеклись после того, как она чудом пережила взрыв в собственной квартире, Савелий тогда восстанавливался после подкуса крысы-мутанта. Больница в Катамарановске одна, поэтому простой ведущий и сама президентка пересеклись именно там, на прогулке. Причём перевязки оказались абсолютно одинаковыми, видимо, по-другому перевязывать травмы лица там не умели, и у Стрельниковой родился план. Так Выживальщик оказался на личной встрече с самой президенткой. Всё прошло довольно-таки неплохо, они мило побеседовали, и Нателла предложила Савелию заменить её на свадьбе Сапогова и Восьмиглазовой. Выживальщик принял за честь участвовать в такой операции, опыт выживания на самой обычной свадьбе был как нельзя кстати, а если это ещё каким-то образом защитит президентку, то, выходит, он будет героем страны и, если повезёт, ему вернут табельное и приставят к какой-нибудь награде. Но не только корыстные, но и рыцарские начала тут тоже сыграли свою роль: Савелия с детства учили помогать прекрасным дамам в беде, а тут и дама прекрасная, и беда ужасная, грех отказать. Захар со Стрельниковой сошёлся позже, когда ей потребовался отряд добровольцев, практически личная гвардия, готовая патрулировать город и выполнять функцию «никчёмной, предавшей родину и президентку» милиции. Новоиспечённый Подкаблучник быстро организовал своих дружков и опечатал город. Исполнять хануриков было ему в удовольствие, а под каблуком у такой женщины — честь. Как верный пёс, Захар по первому зову Нателлы Наумовны мчался приводить в действие новые законы и приказания, опечатывать здания, ломать инструменты, уничтожать произведения искусства, всё во благо родины и производства каблучков. Когда всё закончилось и каблучная империя пала, не продержавшись и недели, Захар оказался на обочине жизни, а Савелий — без награды и табельного, но его положение явно было лучше, чем у друга. Но Выживальщик друзей не бросал, потому продолжал носить в кармане сигареты для Захара и иногда покупал ему пиво. Бывший Подкаблучник был благодарен до глубины души и восхищённо смотрел каждый новый выпуск программы «Сдохни или Умри». «Чего молчишь? Или травка не только воспаление, но и язык снимает, а?» — Захар хотел было выхватить кулёк назад, но хватка у Савелия железная, иначе бы давно его всякие тварины пожрали, вроде бобров-альбиносов и хищных синиц-хвостозубок. «Я обдумаю все обстоятельства нашего с-содружества, друж-жище. Никак не припомню, что было до подкаблучного режима и как мы сошлись на столь короткую ногу на столь длительный с-срок», — отстояв кулёк, Выживальщик начал задумчиво лузгать семечки. «Селёдочная память у тебя, Сава! Мы ж с тобой со школы вместе, а ты тут, значит, не припоминаешь! Прописал конфетку бы и опечатал, да только я-то помню, что ты мой друг, товарищ Выживальщик!» — смеётся Захар и закуривает принесённые сигареты. Дырка на месте зуба его, кажется, не смущает, наоборот, сигарета в ней устраивается как родная. «Спешу заверить, что от сладкого бы не отказался, но про какую конфетку говоришь — понял и раскаиваюсь. Но всё же тут необходимо пояснение», — Савелий тактично пересаживается, чтобы сигаретный дым не летел в лицо, и ветер тут же меняет направление. Везёт, как всегда. «Так слушай легенду, реконструируем твою память по высшему разряду! — тут Захар закашлялся. — В общем, кхе, я у тебя как-то домашку слизал, кхе, уже не помню, по какому, кхе! Кхе!» «По физике и биологической науке! Припоминаю такой момент и что было дальше — тоже. Можешь спокойно откашляться, мой друг, и не утруждать себя в рассказе», — воспоминания и правда прояснились: и про списывание, и про первый алкоголь, и про догонялки по гаражам, и про сломанную ногу, и про всё-всё-всё. Чудесные были времена! «Есть, чем горло смочить? Першит ужасно после твоей табачной дряни! Говорил же, какие брать, кхе!» — «Только настой и настойка шалфея», — похлопав по карманам, Выживальщик вытащил два пузырька без опознавательных знаков, только разных размеров. «Это хорошо. Сам говорил, что шалфей воспаление раз на раз исполняет, давай оба, разберёмся!» — выхватив пузырьки, Захар внимательно стал рассматривать содержимое, но за тёмным стеклом обе жидкости были мутными и практически не отличались друг от друга. «Тут только п-пробовать на себе, друг мой. Я уже запамятовал, но, кажется, настой надо каплями и разбавлять, а настойку — 30 мл за р-раз», — «Тогда пьём настойку, разбавлять то нечем, а мешать некультурно», — открыв и понюхав, Захар не долго думая хлебнул из большей тары и заурчал, как кот. Угадал. «Или стой, я мог перепутать и всё наоборот…» — «Неважно, настойка — мощь! Гениальная трава, шалфей или как там его по науке? Ик!» — подвыпивший Захар чуть не грохнулся со скамейки, но Савелий заботливо поддержал его. «Salvia officinalis на латыни, Шалфей лекарственный», — Захар попытался допить лекарственную настойку, но Выживальщик вовремя её выхватил, хотя бутыль успела опустеть на добрую половину. «Салвия-салвия… в честь тебя, что ли? Сава — Савелий — Салвия, а?» — даже если Сава не ошибся, а он ошибся, то доза лекарства была превышена в 10 раз, а сколько по каплям Выживальщик считать не решился. Теперь Захар годами болеть не будет. «Не в честь меня, а исключительно латынь, друг мой. И тебе уже хватит!» — «А почему бы тебе тоже не выпить, а? Вон как сипишь!» — «Это наследственное, исключительное влияние генов!» — «Да что мне твои Гены, Чебурашки… Пей, говорю, оздоровление в экстремальных условиях!» Савелий решил, что выпьет, для виду, и настой, а не настойку. Схватил, отпил, и только когда по горлу пошёл жар вперемешку с горечью, осознал, что всё же схватил настойку, но бутылка уже была пуста. Сам себя переиграл, сам себя уничтожил. Сам себя наказал, сказал бы Жилин, но горлу и правда стало легче, как и телу, и духу. «Вот так вот, подлечились, голубчик! Хорош твой шалфей, горло как рукой, и настроение устроил по высшему разряду!» — «Не то слово…» — теперь заваливаться стал Выживальщик, но Захар, в котором водочная настойка успела разойтись как надо, поддержал его и потрепал по плечу. «А я вот знаешь… Нравилась мне она!» — «Кто, друг мой?» — «Нателла Наумовна Стрельникова, президентка наша! Бывшая, правда. Не женщина, а огонь, сила. С ней бы страна в гору пошла, я тебе отвечаю! Величайшая нация каблуков, ты только представь! Ах, ну что за женщина! Была…» — «Не уж-то вы, товарищ Шариков, служили по зову своего сердца?» — ухмыльнулся Савелий, отмечая, что кулёк как-то быстро опустел, а воробьёв-семкожоров собралось как-то многовато. «И сердца, и долга, Сава! Эх, допили всё, не выпить ни за здоровье, ни за упокой. Ну и чёрт с ним! Выпьем по нулёвке да за смерть девчонки!» — Захар отхлебнул половину настоя и передал Савелию. Тот незамедлительно влил себя содержимое и зажмурился. «Горькая, твар-рина, с осадком. Плохо процедил, видно», — «Ничего, здоровее будешь, товарищ! Эх, а ты не влюблялся, Сава?» — «Был влюблён искл-ключительно в работу», — «А почему это был, а?» — «Потому что влюбился в существо в физическое, человеческое», — «В кого же это, товарищ ведущий? Что за красавица? Или красавец? Нравы нынче свободные, пока по статье не подведут да в бочок не пропишут!» — Захар засмеялся, а Выживальщик потупил и без того мутный взгляд единственного глаза. «Я ж твой друг, товарищ, что расскажешь, я — могила! Ну, говори давай, не тяни кота за-!» — «Да в друга я, в хорошего…» — «В друга? Так у тебя ж.! А!» — сообразительности Захару было не занимать, иначе бы в гвардию Подкаблучников не приняли. Теперь настала его очередь отводить взгляд. «Что думаешь?» — не выдерживает затянувшегося молчания Савелий. Захар поворачивается к нему с хитрой, но сверкающей чем-то хорошим улыбкой. «Думаю, что это абсолютно взаимно, товарищ Савелий Эдуардович», — и прежде, чем Савелий Эдуардович успел сдохнуть или умереть от переизбытка чувств, Захар «Шариков» крепко поцеловал него. Шапка и кепка слетели в одно мгновение, но никто из них этого уже не заметил, кроме в страхе разлетевшихся воробьёв. Растворяясь в приливе счастья и ещё сильнее хмелея от Захаровых поцелуев, Савелий думал о том, что шалфей — очень хорошая трава. Чудотворная.