Writober и Внутри Лапенко

Ещё в коридоре в нос ударил запах палёной плоти. Воспоминания всплыли неприятные, а подозрения закрались и похуже. Вроде бы и безобидный совсем, а трость по кафелю стучит как раз по его милости. Мало ли, что на этот раз… С чутьём и вкусом у Лидера были свои просчёты, но тут явно пахло жареным… Пожалуй, за такие шутки в Аду ему приготовлен отдельный котёл. А может и правда что-то жареное? Обеденный перерыв, как-никак. Ага, отбивные прямо в лаборатории, на горелке и с соусом из составчиков. Очень смешно, Рома. Чем ближе была дверь, пусть и очень знакомая, тем больше по спине бегало мурашек, причём, как говорит Инженер, крысиных. Что бы там не творилось, но надо бы им в НИИ заказать вытяжки и проверить вентиляцию, а то если в коридоре так несёт, то что же тогда в лаборатории? Снова мысли понеслись в заботу, снова любовь сильнее страха. И кто так говорит? Американцы так не говорят, а следовало бы. Лидер собрал всю свою не понаслышке железную волю в кулак и открыл дверь, предварительно постучав тростью и приготовившись к худшему. Инженер стоял в своём лабораторном халате с пинцетом в руках и что-то вносил в пламя горелки. Бесшумно подойдя ближе, Роман рассмотрел, что это «что-то» было человеческим глазом, а точнее Иннокентий зачем-то прижигал ему «хвост» из мышц и нервов. «Ну и гадость», — поморщился Лидер, усаживаясь на стул возле стола. «Ну ч-чего ты, Ром? — удивлённо спросил Инженер, не отвлекаясь от процесса. Он уже перестал удивляться появлению Романа в своей лаборатории, всё же его бандитник очень хороший и очень беспокоится, вот и навещает часто. — Это же всего л-лишь, ну, глаз! И очень хор- красивый, в-вот, посмотри», — Иннокентий поднёс глазное яблоко поближе к Лидеру, но тот тут же уклонился и отвернулся. «Да верю, верю! Убери! Чей хоть? Незадачливого студентика?» — ухмыльнулся Роман, а у самого по спине продолжали плясать мурашки. Он своему дорогому доверяет, но крысиные мысли в голове роятся, как ты их не трави. «Нет, к-конечно, Ром! Это мне Альберт д-дал, ну, подарил. У-у него там свои люди в морге, п-пару глаз ему п-привезли, вот. И он мне один из них, двоих, отд- подарил, потому ч-что красивый очень, ну, глаз, да», — «Да верю я, что красивый, убери!» — «Чего ты бои- испугался, а? Ты же людей убивае- убивал, Ром!» — «Я их больше предпочитаю убивать целиком. Расчленение это не по моей части», — «А в г-голову и мозги н-на стене?» — не унимался Инженер, а Лидер мысленно чертыхнулся раз двести. Вот мордашка пытливая! «Это другое!» — «Другое т-так другое, не спорю. А глаз к-красивый и очень хороший!» — «И зачем ты его тогда запекаешь, отец?» — «Я зап- не запекаю его, я его, ну, з-запаиваю, лишнее испаряю, ч-чтобы дольше хранился, вот». Чудесатый у него Иннокентий, однако. Но Роман в этом всём понимал ещё меньше, поэтому перечить не стал. Пусть занимается, если интересно и так надо. А вот с Аликом надо бы переговорить: что это он тут глаза раздаёт направо и налево, подарки делает всем подряд? Подозрительно уж больно. Но это потом как-нибудь. Не за этим он сюда приехал. Лидер обвёл взглядом стол и заметил в опасной близости от горелки бутерброд на салфетке и кружку с чаем. Открытый термос был заботливо убран в шкаф, поближе к опасным реактивам и шатким полкам. «А это всё технику безопасности не нарушает?» — «Ой!» — Инженер, успевший привыкнуть к тишине и сосредоточенно продолжавший опалять глаз, дёрнулся от неожиданности и подопытный орган, вылетев из зажима, приземлился прямо в чай. «Оппа…» — выдохнул Лидер. Они оба уставились на кружку, на поверхности которой плавал глаз и с долей интереса разглядывал потолок. Инженер вздохнул и выключил горелку. «Вот т-тебе и оппа, вот мне и обеденный п-перерыв…» — «А почему в столовую не пошёл? Или там кормят паршиво?» — «К-кормят там хорошо, очень вкусно, но перерыв в-всего, ну, две минуты. Пока с-спустишься, то уже подниматься н-надо», — вздохнув, Иннокентий вытер расплескавшийся чай и задумчиво рассматривал кружку. Кружка хорошая, абсолютно белая. Её подарил Рома, на день науки, долго думал, выбирал, а потом решил, что незачем все эти украшательства, и подарил обычную кружку, без всего. Но Инженер в ней видел очень многое, всю Лидерскую заботу и любовь: и стенки крепкие, и устойчивая, и ручка ладно приделана, и края аккуратные, и большая, вместительная. Хорошая кружка, самая лучшая. И теперь там плавал глаз. Замечательно. «Давай, оставляй своего водолаза, собирайся и поедем в Канарейку», — «Ну, а к-как же глаз?» — «А что глаз?» — «Р-размокнет же!» — возмутился Кеша, смешно нахмурив брови. «Ладно, давай, разбирайся с ним и поедем, ребята уже наготове, машина у ворот, — Инженер начал аккуратно извлекать глаз из кружки тем же пинцетом. — А что всё же такого в этом глазе?» «В эт-том глазе, Ром, ну очень много такого. Али- Альберт сказал, что их, ну, их же два было, их, в общем, у одного, ну, лихача дост- извлекли. У него и родственников нет, и органы хорошие, но г-глаза ни к чему, вот их Альберту и, ну, подарили. А он их в ф-формалин этот и один мне отдал, потому что красивые они, очень. Вон к-какой, зел- гол- зелёно-голубой! Хороший очень», — Иннокентий любовно повертел глазное яблоко, извлечённое и зажатое пинцетом, в руках, достал прозрачную ёмкость с формалином и поместил его на место. Роман почувствовал укол ревности, но это даже осознавать было смешно. Приревновал к безжизненному органу! А чего не к стулу, раз на то пошло? Влип ты, Рома, по уши свои красные влип. «Это всё интересно, конечно, но жидкость ты из кружки вылей, мало ли. И поехали уже, у меня повар новый, отменные салатики готовит и не только», — ещё раз посмотрев на орган в банке и поморщившись, Лидер встал и направился к выходу. «Ром, ну, у меня же п-перерыв уже всё, кончился!» — «Ничего, продлим. Как говорят американцы, учёный должен быть сытым. Пошли давай, никуда твои разработки и глаза из банок не денутся!» — Роман вышел за дверь, а Инженер помедлил. «Эх, отвлекли меня. Ну, н-ничего, приду и обязательно о тебе позабочусь. Не умел ваш х-хозяин вами пользоваться, не ценил, а я вот т-тебя ну очень ценю. Увидимся з-завтра!» — Иннокентий улыбнулся своему каламбуру и исчез вслед за Лидером, провожаемый внимательным взглядом в желтоватой жидкости за чересчур толстым стеклом.