· · • • • ✤ • • • · ·
Для Коли, несмотря на то, что он русский, было впервые жарить шашлык в начале зимы, когда тонкий слой снега уже укрывал землю, а судя по словам Ягера, вечерняя темнота начинала потихоньку карабкаться из-за горизонта всё выше и выше. Будучи не в силах побороть свой интерес, он, плотно укутавшись в плед, крутился рядом с Ягером, вдыхая приятный запах дыма и готовящегося мяса. Желудок скручивало от проснувшегося голода и, несмотря на то, что это не самое приятное чувство, он радовался ему, ведь раньше у него были сильные проблемы с аппетитом. Жаль только, что по его физическому состоянию этого было не видно. С последнего взвешивания он ни грамму так и не прибавил. Ягер приглядывал за ним, не давал споткнуться или врезаться во что либо, периодически окликая, когда Коля почти топтал заснеженные клумбы вдоль невысокого забора. Даже не верилось, что через пару дней мальчишке сделают операцию и, если всё пройдёт удачно, Клаусу больше не надо будет приглядывать за ним. Во всяком случае не так, как сейчас. Он был несомненно рад за своего мальчика, но в тоже время ему нравилось присматривать за русским. Даст ли Ивушкин ему столько же прав на опекание его дурной головы или, выпятив грудь вперёд, начнёт в слишком самостоятельного играть? Останется ли Коля с ним в Германии или захочет всё же уехать обратно в Россию, как и обещал матери? Они так ни разу и не обсудили это. А пора бы. Глянув на тонкую фигурку юноши играющего с псом, Ягера вдруг бьёт осознание того, что не сможет без него. Если Коля захочет уехать, Клаус, с разрешения младшего, поедет за ним. С работой как-нибудь разберётся. К тому же, большинство лекций он сможет вести по видеосвязи, а что касается, пусть и крохотного, но шанса быть вызванным обратно на службу… Ну тут уж ничего не поделаешь, придётся доставать из шкафа форму и ехать. Дёрнув плечами, он переключает своё внимание на дымящееся мясо, которое пора было переворачивать, о чём он и сказал задумавшемуся о своём Хайну. Тилике вообще стал частенько, точно как и Николай, уходить в свои мысли, вот только судя по выражению его лица — эти мысли были в разы приятнее, чем те, что мучали русского. Ягер конечно не психолог, но догадывался, что у друга возможно появился новый предмет обожания. — И кто она? — хмыкает он и отпивает пива из своей бутылки. Вероятно, пить холодное на холоде было не лучшей идеей, но ведь так хорошо шло, даже несмотря на то, что пил он безалкогольное — всё-таки за руль потом садиться. — Что ты имеешь ввиду? — тушуется младший и переворачивает мясо на другую сторону, тянется за подносом. — Только не притворяйся, что не понял. Ты совсем не умеешь скрывать, если кто-то тебе нравится, — улыбка трогает губы немца, когда он вспоминает, что и сам не мог утаить от друга своей влюблённости в несносного русского мальчишку, который сейчас весело смеялся, пряча нос в плед от собаки, чтобы Дитер не смог его облизать. Удивительно, что не видя пса, Коля до того доверял четвероногому другу, что не боялся с ним играть, да и в принципе не страшился крупной собаки. — Чёрт, куртка провоняла дымом, — шипит себе под нос Тилике и делает такой вид, будто вопроса Ягера и не было вовсе, — Надо было другую надеть, — он одёргивает край несчастной куртки, а по щёкам ползёт почти незаметный румянец. — Тили-ике, — тянет мужчина и хитро щурится, — Не уходи от ответа, — он чокается своей бутылкой о банку пива в руке Хайна и терпеливо ждёт ответа, слыша как на фоне радостно лает пёс, которому похоже удалось-таки облизать раскрасневшиеся на холоде щёки Ивушкина. — Да есть тут одна… — младший гладит себя по затылку и глуповато улыбается смотря себе под ноги. — Тут? — задумчиво тянет он, заинтересованно оглядывая друга, но резкое затишье за спиной отвлекает его от собеседника, — Коля? — окрикивает младшего, не ожидая, что слепой мальчишка окажется к нему настолько близко. Юноша стоит в метре от немцев нерешительно переминаясь с ноги на ногу, видно не совсем понимая куда ему шагать дальше, чтобы оказаться в тёплых руках возлюбленного. — Клаус, — русский хмурится, ведь замолчавшие старшие не особо помогают ему определиться, куда ступать. — Иди ко мне, — Ягер сам притягивает парня к себе за край тёплого пледа и заключает озябшего мальчишку в крепкие объятия, в одной руке всё ещё держа бутылочку пива. Хайн, решив, будто его больше не будут расспрашивать и он спасён, облегчённо улыбается, но когда он уже собирается перевести тему в другое русло, Клаус перебивает его и теперь они с Колей на пару заинтригованно ждут ответа. — Хайни-и, — дразняще тянет Ягер и довольно смеётся, когда Тилике закатывает глаза — младшему по званию особенно не нравилось подобное коверканье его имени. — Да есть одна особа… — сдаётся полицейский и выкладывает мясо с гриля на поднос, — Викки. Ну, вернее Виктория, — мужчина широко улыбается при упоминании имени девушки и начинает жарить колбаски, — Туристка. — Туристка? — Клаус вопросительно изгибает бровь. — Спросила помощи у полицейского, ну то есть у меня, — тихо смеётся Тилике, явно вспоминая тот случай, — Она не знала как до площади добраться. — Ты позвал её на свидание? — вклинивается в их разговор Коля. Он принюхивается к аромату еды — желудок громко воет, вызывая этим звуком смех мужчин. — Проголодался? — тихо спрашивает Ягер, совершенно не желая выпускать мальчишку из своих рук, пускай и нужно было это сделать, чтобы тот мог спокойно поесть. Младший кивает, но лишь сильнее жмётся к Клаусу, проводит холодным носом по его челюсти. Ему было до того спокойно, что даже не верится, что порядка часа назад он закатил глупый скандал. Он до сих пор ругал себя за своё поведение. Чего это он всё-таки так взбунтовался? Они уже неделю в отношениях. Хоть и ласка стала делом более обычным в их отношениях, его всё ещё дико смущали слишком откровенные моменты. Даже не во время происходящего, а когда он после вспоминал об этом. Вообще, Клаус действительно, как и обещал, ни к чему не принуждал его, давая полную свободу в действиях. Да и после их ночи подобного контакта у них больше не было. Нет, Коле хотелось и даже очень, просто его неискушённое ласками тело было не готово к скорому повторению. Это снова заставляет его зарумянится и спрятать нос в вороте куртки Ягера. Сейчас и вправду не верилось, что вчерашним вечером он сам решил сделать старшему приятно. Вот просто сел между его ног и попробовал. И всё получилось — неловко, неопытно, но получилось. Не зря же Клаус припомнил это ему? Не просто ведь шутки ради? Нет, точно нет. Ягер никогда бы так не поступил. Хмыкнув своим догадкам, он, уверенно вздёрнув нос кверху, поворачивает голову в сторону запаха мяса, туда, где должен был находиться Тилике. — Так ты позвал её на свидание? — вновь спрашивает юноша, внезапно почувствовав интерес к отношениям других людей. Вообще, раньше ему было плевать с высокой колокольни на то, что творится у других людей, а тут ему по-настоящему стало интересно. — Да, позвал, — кивает полицейский. В этот момент слышится тихая вибрация телефона и писк оповещения — Тилике пришло сообщение на Фейсбук. Клаус шутливо присвистывает, заметив пару сердечек на конце имени писавшей. Хайн лишь фыркает на поведение и интерес парочки, говоря им идти в дом и отнести туда мясо, пока оно не остыло, а сам он пока дожарит колбаски и тоже придёт греться. — Замёрз? — интересуется Ягер, как только они пересекают порог и, разувшись, топают в столовую. — Немного, — Коля комкает плед и укладывает тот на первый нащупанный стул. Честно говоря, он очень даже замёрз. Будучи мерзлявым, он не очень любил холодную погоду. Клаус, явно поняв, что младший преуменьшил серьёзность своего состояния, хмурится — не дай бог мелкий простудится. Подойдя вплотную к русскому, мужчина берёт его раскрасневшееся пуще прежнего от смены температуры лицо в свои ладони и целует юношу в лоб, будто желая проверить наличие болезни. Коля протестующе фыркает и сначала даже начинает отталкивать старшего от себя, но попытка выходит неудачная и ему приходится смириться со своим провалом. Побороть Ягера, в его случае, было делом совершенно невозможным! Немец был на самом деле не сильно выше его самого, но был определённо точно более сильным и спортивно сложенным. Рядом с мужчиной Ивушкин казался тощим подростком, хотя большинство парней в его возрасте выглядели уже как мужчины. Нет, не то чтобы он считал себя совсем плохо сложенным, нет. Ещё до аварии он мог сказать, что у него было нормальное тело, жилистое, но вполне спортивное для его конституции. Просто теперь, когда он растерял какую-никакую мышечную массу, рядом с немцем он выглядел маленьким. Тут и зрение не нужно, чтобы это понять. И даже не смотря на это, каждый раз когда Клаус обнимал его, Коля был даже рад, что был таким какой есть. Тогда он забывал о всех своим физических недостатках, да и лежать с Ягером было удобно — Коля отлично помещался в руках мужчины, прижимаясь спиной к груди старшего. — И где ты бродишь? — Клаус говорит это ему на самое ухо, имея ввиду то, что Николай снова ушёл вглубь своих мыслей. — Нигде, — простой ответ, который в принципе устраивает их обоих, — Поцелуешь? — губы растягиваются в улыбке, когда старший притягивает его к себе ближе и опускает руку ему на талию, а второй придерживает за затылок, утягивая в глубокий поцелуй.· · • • • ✤ • • • ·
Возвращаться поздно вечером было не самой лучшей идеей — они оба были уставшие и хотели поскорее лечь спать. Поначалу, Ивушкин даже не хотел ехать домой из-за темноты и зевающего Ягера, которого, кажется, клонило в сон даже больше чем самого русского. Тем не менее, Клаус убеждает его, что они доедут спокойно, ведь он совершенно трезвый и уже выпил энергетик. Несмотря на своё доверие к мужчине, половину дороги он не мог успокоить бешено бьющееся сердце. Его никак не покидал образ той аварии. Клаусу приходится даже остановиться у обочины, чтобы успокоить его, когда ком встает в горле, а белки незрячих глаз краснеют от подступающих слёз — он не хотел разбиться, только не снова. Он верил мужчине, верил, что тот довезёт их в целости и сохранности до дома, но в тоже время попросту ничего не мог поделать с собой. А он ещё думал, что его стало отпускать от воспоминаний, что они больше так легко не всплывут у него в голове, безумным вихрем унося в тот день, в те ощущения. И вроде бы голова соображала, что сейчас он в безопасности, что немец рядом с ним вполне бодрый и ответственный, что он действительно сможет довезти их домой, да только на секунду всплывшая в голове страшная мысль заседает так крепко в черепной коробке, что тело отказывается успокаиваться. — Всё хорошо, милый, — мужчина так осторожно с ним обходится, помогает вылезти из машины на свежий воздух, чтобы ему было легче успокоится, — Подыши, — Ягер гладит его по растрёпанным волосам, обнимает, слабо раскачиваясь. Сердце бьётся так сильно, что болеть начинает не только оно само, но и лёгкие с рёбрами. «Всё хорошо, всё хорошо» — пытается он себя убедить, да только это оказывается совсем не просто. А Клаус его не торопит. Мужчина просто держит его в кольце своих рук и, положив подбородок юноше на макушку, ждёт, пока Коле станет легче. У них уходит около пятнадцати минут прежде, чем Николай соглашается сесть обратно в машину и продолжить путь до дома. Осталось им совсем немного — ещё около двадцати минут. Коля засыпает неожиданно. Будучи уверенным, что не сможет спать в машине с чуть сонным водителем, он немного нервно разговаривал с немцем, пока почти на полуслове не отключился, проваливаясь в крепкий сон до самого прибытия. Когда мелкий засыпает, Ягеру становится спокойней и он расслабленно выдыхает. Пока Коля болтал, мужчина не мог не отвлекаться на него, особенно из-за нервозности юноши. Тот постоянно уточнял, как далеко они от дома и сколько машин на дороге — совсем не хотел верить, что в данный час они были единственными на трассе. А теперь, когда русский глубоко задышал и успокоился, Клаус мог внимательнее следить за дорогой. К дому они доезжают даже быстрее чем могли ожидать. Уже через семнадцать минут Ягер паркует машину у дома и оглядывается на сопящего пса на заднем сидении. Дитеру нравилось спать в машине — собаку убаюкивало жужжание мотора и мягкое вождение мужчины. Парень сидит на соседнем сидении, поджав под себя одну ногу, а вторую вытянув вперёд. Он, свесив голову набок, сладко сопел, лишь чуть хмурясь, когда свет уличных фонарей светил ему в лицо. Ну и как такого будить? Совсем не хотелось. Попробовать донести до кровати не будя его? «Да это же почти невозможно» — фыркает внутренний голос. Каким бы ловким Клаус не был, он всё равно мог случайно ударить младшего головой или ногами о дверной проём. Спасибо за это ему точно не скажут. Коля наверняка схмурится и ляжет спать недовольным. Что касалось сна, так русский очень его ценил после долгих и мучительных ночей, истязаемых кошмарами. Приходится будить. Сначала он расстёгивает свой, а затем ремень безопасности Ивушкина, как можно мягче гладит его по колену, а затем наклоняется чтобы поцеловать. Разве может быть что-то приятнее, чем быть разбуженным поцелуем? Вот и Ягер надеялся, что так мальчишка не расстроится пробуждению ото сладкого сна. Дитер вопросительно скулит, разглядывая, как мужчина гладит скулу русского и мелко расцеловывает его губы, щёки и кончик носа. Коля забавно фыркает во сне, улыбается и ещё в полуспящем состоянии тянется ближе к немцу, не желая терять ощущения его губ на своих. — Карета прибыла к замку, — шепчет он в самые губы юноши и улыбается, стоит мелкому захихикать в ответ на его слова. — Принцесса вернулась с кутежа? — Коля сонно мурлычет себе под нос и зевает. — Принцесса? Я думал ты принц, — смеётся Ягер и открывает наконец дверь машины. — Ты прав, я принц, — кивает юноша и улыбается шире, довольно щурясь, — Принцесса это ты. — Дракон, — шутливо поправляет его немец изображая голосом великую обиду за задетое чувство гордости. В некоторой степени он действительно чувствовал себя драконом, чахнущим над прекрасным златовласым принцем. Вот только волосы у Коли скорее русые, чем золотистые, но от этого мальчишка не менее ценен в глазах немца. Коля вылезает из машины и вперёд старшего тянется открыть заднюю дверь, чтобы выпустить Дитера. Едва пёс выскакивает на улицу и бежит в сторону входной двери, как Ивушкин замирает, не слыша шагов мужчины, который обычно сразу подходил к нему и брал под локоть или за руку, чтобы сопроводить до дома. — Клаус? — осторожно зовёт, стараясь говорить как можно тише, ведь мало ли мужчина заметил что-то и громкие звуки могли бы стать проблемой. Старший молчит и от этого становится очень не по себе. Что случилось? Почему атмосфера из такой незатейливо-уютной и дружеской вдруг стала такой нагнетающей и максимально отталкивающей, пугающей? Внутри всё сжимается и липкий холодок пробегает по всему телу. Что ему делать? Идти к дому или постараться добрести до Ягера? Поджав губы, он вжимает голову в плечи. Кажется это молчание со стороны мужчины длилось вечность, но на самом деле не прошло и двадцати секунд. — Клаус? — пробует ещё раз, на сей раз делая шаг к носу машины, чтобы обойти её. — У дома Тамары стоит какая-то женщина, — голос у немца такой отрешенный, холодный. Он, видать, анализировал и прикидывал, кто это мог бы быть, из-за этого и не ответил сразу, попросту не обратив внимания. — Женщина?— сердце пропускает удар. Неужто? — А как она выглядит? — выпаливает он громче чем, хотелось бы и, судя по тому, как быстро мужчина оказался рядом с ним, то та особа тоже услышала его вопрос. Почему старшего напрягла какая-то незнакомка? Почему он обнял его, точно пряча в своих руках, оберегая. Что было не так? Не понимая поведения старшего, Коля задирает голову и высовывается из-за его плеча, точно пытался выглянуть и посмотреть кто-там стоит у дома его бабушки. Было и жутко интересно и до сбитого дыхания не по себе. Вся ситуация казалась неправильной, непонятной и Ягер отчего-то не спешил объяснить происходящее. — Коля? — голос матери кажется таким родным и чужим одновременно, — Коленька! — она зовёт его, торопливым шагом приближаясь. — Мама… — он выдыхает куда-то между ключиц старшего и не может поверить, что Елена прилетела в Германию и что всё это правда, а не сон. Может он просто всё ещё спит в машине, а не стоит спиной прижавшись к груди немца, не понимая происходящего? Или может это всё последствия стресса и его богатая фантазия подкидывает ему странные образы? Авария, мама, страх — всё это было как отголоски трудно пережитого прошлого, оттого сложнее поверить, что это может быть правдой. Рука сама тянется в карман за аккуратно сложенным листком бумаги, напоминанием о матери. Была ли записка от неё, Коле было не понять, но почему-то именно так это и чувствовалось. Он оказывается в безумно крепких объятиях матери так резко, что даже вдох оказывается болезненным, рваным — его в прямом смысле выдергивают из рук возлюбленного. Лена прижимает его к себе и шепчет извинения ему на ухо. Говорит, как ей жаль и как сильно она была не права, бросая своего единственного ребёнка одного в такой сложной для него ситуации. Коля сжимает плотный листок бумаги между пальцев. Он должен был спросить. — Ма… — набравшись смелости начинает он, но Лена прерывает его, вырвав из пальцев записку и скомкав её. — Выкинь, тебе это больше не надо. Понимаешь? Я была не права, Коленька, милый мой, прости меня! — Тараторит женщина и замолкает лишь когда с крыльца им лает пёс, — Коленька, а это кто? Неужели она даже не обратила внимания из чьих рук его так бесцеремонно выдернула? В этом была вся его мама — она порой делала и говорила прежде, чем подумать. Это не делало её глупой, просто из-за этого часто случались конфузные ситуации. — Клаус Ягер, — голос у мужчины грубоватый, не более. Он недоверчиво разглядывает мать Ивушкина, которая так жестоко бросила своего сына, считай, на произвол судьбы, — Друг Коли. Задело ли его, что Ягер назвался просто другом? Да, определённо это его укололо, но в тоже время он прекрасно понимал, что мать вряд ли поняла и приняла бы новость о том, что её чадо встречается с мужчиной, да ещё и немцем. — Елена Ивушкина, мама Коли, — немного коряво выговаривает женщина на немецком и, сменив заинтересованность на серьёзность, спрашивает, — Где тебя носило? Я два часа простояла у дома, он холодный и выглядит так, будто ты там и дня не жил! — Ах, вот и начались претензии. Списав поведение матери на её усталость после дороги и переживания за него, он просто кивает в подтверждение её слов. Не врать же ему про своё место жительства? Вот и Коля решил, что соврав огребёт лишь больше проблем, да и вранье и увиливание от ответа точно не поможет ему наладить отношения с Леной. — Я живу у Клауса… — он говорит тихо, внимательно прислушиваясь к реакции женщины. Что она скажет? Начнет ли обвинять? Или всё-таки примет это как должное и прикусит язык до того, как выпалит какую-то националистическую глупость? Сердце глухо бьётся в груди, а руки матери не кажутся такими тёплыми и нежными как раньше. Похоже, что его обида на женщину куда глубже, чем он даже мог представить? Или всё же, во всяком случае он на это надеялся — он просто отвык от её запаха, поведения и в принципе присутствия? Елена на удивление спокойно реагирует на такую новость, лишь с подозрением интересуется, куда ей деваться, раз её сынуля нашёл себе обиталище вне бабкиного дома. Возмущённый тон Ивушкиной очень не нравится Ягеру, к гадалке не ходи — Коля спиной почувствовал смену настроения в возлюбленном. Он её выгонит? Скажет что-то в защиту Коли? Что вообще может сделать взрослый мужчина, оберегающий своего молодого парня от матери этого самого парня? Юноше было неизвестно. Он кое-как выпутывается из цепких рук матери и оборачивается к Ягеру, делая самую просящую моську на которую был способен. Ему хотелось скорее оказаться в теплоте рук старшего, подальше от неприятных ощущений, которые испытывал рядом с матерью. На душе паршиво от собственного поведения и отношения к матери. Пускай она и сделала ему очень больно, пускай бросила его, но она была его мамой, той, кто воспитал его, был спутником жизни. Было ли у него право так сильно злится на неё? — Я уступлю вам гостевую комнату, — Клаус умудрялся говорить таким незаинтересованным тоном, хоть Ивушкин и чувствовал волны недовольства исходящие от него. С ним Ягер никогда не позволял себе быть таким холодным и грубым. Дома атмосфера определённо давящая, даже Дитер ходил ощетинившись, когда в комнате была Елена. Пожалуй, и самой Ивушкиной было неприятно и понятно одновременно поведение немца, собаки и собственного сына. Она не спорит, когда её размещают в гостевой и как можно скорей оставляют саму по себе. Коля торопливо желает ей спокойной ночи и стремительно покидает гостевую спальню. Сердце сумасшедше ухало в груди и, кажется, снова работало на износ. Он успокаивается только когда они сами с Клаусом укладываются в постель и Коля наконец-то может полностью прижаться к горячему телу мужчины. По пути домой он рассчитывал на более интересное продолжение вечера. Теперь ему предстоял серьёзный разговор с матерью. Он никогда не любил выяснения отношений, особенно с роднёй. Спрятав лицо в сгибе плеча старшего, он раздосадованно проскулил. Ну почему жизнь не может быть проще? Ведь только-только всё стало налаживаться, а теперь опять, здравствуй стресс… А может он просто накручивал себя? — Спи, мой хороший, — шепчет Ягер и целует его в висок, — Утро вечера мудренее.