Тихая Гавань

Обладать стандом было… странно. Внешне ничего не изменилось, но внутри теперь ощущалось присутствие некой новой силы, к которой можно было обратиться в любой момент. Она была с тобой всегда, и всегда была полностью под твоим контролем. Она оставалась чем-то отдельным, конкретным, оформленным, и в то же самое время не ощущалась чужеродной, наоборот – была самой что ни на есть частью тебя, пронизывала каждую клеточку твоего тела. Первое время Аббаккио просто призывал его перед собой и смотрел. Он вглядывался в глаза-динамики, пытаясь уловить хоть что-то в этом лице, лишенном всяких черт. Чувствует ли он что-нибудь? Есть ли у него какие-то мысли, о которых Аббаккио не знает? Или это просто его собственное отражение, принимающее странную, причудливую форму? Должен ли он слышать его голос в своей голове? Что конкретно нужно сделать, чтобы управлять им? Поначалу ни на один из этих вопросов у него не было ответа, и они просто стояли так – долго, может быть, часами – глядя друг на друга. Почему-то Аббаккио не сомневался, что его станд тоже смотрел на него, и будто ожидал чего-то. Вопреки отсутствию мимики, это лицо казалось очень осмысленным. А потом он услышал. Два слова, сказанные его собственным внутренним голосом. Муди Блюз. И в следующую секунду между ними будто прошёл заряд электричества, а глаза-динамики впервые блеснули совсем как у людей. – Муди Блюз? – произнёс он вслух. В ответ на это станд начал переливаться и издал звук, похожий на гудки в телефонной трубке. Муди Блюз. Это было его имя. Единственный недостающий кусочек паззла встал на место, и неопределённость исчезла. Теперь Аббаккио точно знал, что делать дальше. – Покажи, что ты умеешь. После этих слов поверхность станда зарябила, а на таймере на его лбу появились цифры и запустился обратный отсчёт. Когда таймер остановился, Муди Блюз начал менять форму и цвет, пока… не превратился в самого Аббаккио. Аббаккио парализовало. Он стоял, едва дыша, и смотрел, как он сам – его станд – взъерошенный передвигается по квартире, на ходу зашнуровывая пальто, пытается найти ключи и матерится себе под нос его голосом. Это была точная копия того, что произошло с ним этим утром. – Показывает прошлое? Сначала Буччеллати не поверил. Пришлось продемонстрировать – и тогда он побледнел так, будто только что увидел перед собой призрака. Он рассказал Аббаккио всё, что знал о стандах – об их видах, их разнице в силе, скорости и дальности действия. А ещё сказал, что никогда не слышал ни об одном с хотя бы похожей способностью. Они начали тестировать возможности Аббаккио вместе. Выяснилось, что Муди Блюз способен воспроизводить кого угодно с абсолютной точностью, в мельчайших деталях, и не важно, насколько далеко придётся отмотать время назад. Он обладал средней силой и средней скоростью – то есть, мог при необходимости атаковать и защищаться, но во время воспроизведения становился абсолютно бесполезным в этом смысле. Помимо прочего, проигрывание можно было ускорять и замедлять, ставить на паузу и даже использовать для того, чтобы совершать задуманные Аббаккио действия от лица другого человека в течение ограниченного времени. По словам Буччеллати, Польпо пришёл в восторг, когда он доложил ему обо всём. Такая способность была невероятно полезна для мафии – с ней можно было не только легко узнавать то, что по замыслу должно быть скрыто, но и выявлять предателей и любые заговоры в два счёта. Их начали отправлять на задания. Аббаккио в качестве детектива от мира мафии (что было весьма иронично), и Буччеллати – как его супервайзера и по совместительству телохранителя на случай, если придётся столкнуться с сопротивлением. Аббаккио не устраивал такой расклад. Работа ожидаемо была не самой безопасной, а постоянно полагаться на способности Буччеллати и его станда, какими бы феноменальными они ни были, он не мог. Муди Блюз большую часть времени не способен был его защитить, так что всё, что ему оставалось – это рассчитывать на себя самого. Поэтому он вернулся к тренировкам. К счастью, за четыре месяца тело не забыло то, что нарабатывалось годами, и очень хорошо отзывалось на нагрузку. Постепенно к Аббаккио возвращалась его прежняя сила и реакция, он стал лучше владеть собой, и это помогало ему чувствовать себя увереннее. Их маленькая команда из двух человек хорошо справлялась со всем, что им поручали, и постепенно Аббаккио и Буччеллати привыкали друг к другу, действовали всё слаженнее с каждым разом. С Буччеллати было комфортно работать, и даже больше – с ним было комфортно просто находиться рядом. Он никогда не лез в душу, не задавал лишних вопросов, но при этом всегда мог поддержать разговор. Он внимательно слушал, когда Аббаккио говорил о том, что его интересовало, и производил впечатление человека, который любит узнавать и пробовать что-то новое. В свободное время они часто гуляли по городу, заглядывали в небольшие ресторанчики и часами пропадали в книжных магазинах. Аббаккио не придавал этому значения, но что-то внутри него менялось. Отчаяние больше не было первым, что он чувствовал, когда открывал глаза по утрам – оно приходило немного позже и даже при этом уже не ощущалось так остро. Он начал обращать внимание на погоду, на вкус еды, и иногда, когда он шёл по центру города, ему хотелось остановиться, чтобы послушать уличных музыкантов. Его жизнь снова становилась похожей на жизнь – всё ещё не очень-то ценную, но по крайней мере уже не такую бессмысленную. В один из дней в попытках найти что-то нужное в ящиках Аббаккио вдруг наткнулся на свою косметичку. Он вспомнил, что, когда переезжал, просто достал её из сумки и запихнул в первую попавшуюся тумбочку подальше от глаз. С минуту он просто смотрел на неё, а потом всё же расстегнул молнию и высыпал содержимое на кровать. Руки сами потянулись к знакомым тюбикам и упаковкам – карандашу для бровей, туши, помаде любимого оттенка. Ему просто захотелось проверить, а помнит ли он ещё, как это делается. Через десять минут, глядя на своё отражение, он убедился, что помнит. Лицо, которое он видел в зеркале, было ему знакомо, но в то же время казалось совершенно новым, будто чужим. Без синяков под глазами и с контрастными бровями оно выглядело… свежим. Живым. И его совсем не хотелось смывать. Когда Аббаккио появился в таком виде в Либеччо, Буччеллати ничего не сказал, лишь едва заметно улыбнулся, прикрыв глаза. Дни летели один за одним, и неожиданно для всех зима закончилась, забрав с собой уже ставшие привычными промозглость и дожди. Наступила весна, и вместе с ней в Неаполь вернулись солнце и тёплый ветер с моря. Аббаккио больше не был тем, для кого время остановилось.

***

Аббаккио сделал глоток из чашки, которую ему принёс официант, и взглянул на часы, висевшие на стене. 10:12. Буччеллати опаздывал. На его памяти это случалось впервые. Обычно всё происходило наоборот – даже если Аббаккио где-то появлялся вовремя, Буччеллати уже ждал его там. Он был из тех, кто предпочитает приходить на место заранее. Но сегодняшний день по каким-то причинам отличался от остальных. Аббаккио откинулся на стуле, закрыл глаза и попытался сосредоточиться на звоне тарелок и голосах посетителей, доносившихся из соседнего зала. Получалось плохо – мысли роились в голове, сменяя одна другую в хаотичной манере, смешиваясь с какими-то фрагментами из прошлого и лицами людей, которых он не видел уже много лет. Аббаккио старался контролировать их, старался возвращать своё внимание к звукам, но с каждой минутой делать это было всё сложнее. В конце концов, чувствуя поднимающееся внутри раздражение, он решил сдаться, открыл глаза и… увидел Буччеллати, стоящего прямо перед ним и опирающегося на противоположный край стола. Встретившись взглядом с Аббаккио, он улыбнулся. – Привет. – Привет. – Аббаккио посмотрел на часы за его спиной. 10:27. – Ты опоздал. – Да. – Его улыбка стала загадочной – или это только показалось? – У этого была причина. – Хм. – Аббаккио скрестил руки на груди и легонько пожал плечами. – Понятно. Между ними повисла тишина. Буччеллати почему-то не спешил садиться за стол, а продолжал стоять, глядя на Аббаккио нечитаемым взглядом. – Аббаккио. Аббаккио вопросительно изогнул бровь. – Мм? – Я принёс кое-что. – После этих слов Буччеллати достал из кармана что-то, похожее на два клочка бумаги, положил их на стол и пододвинул к нему. – Вот. Аббаккио опустил глаза и посмотрел на текст, напечатанный на бежевом фоне под красной полосой. «ОРФЕЙ ТЕАТР САН КАРЛО НЕАПОЛЬ 25 – 03 – 1999 20:00 ПАРТЕР Ряд 9 Место 5» Это были билеты в оперу. И при виде даты на них Аббаккио почувствовал, как всё внутри него неприятно сжалось. Точно. Осталась всего неделя. Он и думать об этом забыл. День Рождения. Придуманная кем-то традиция праздновать своё появление на свет и радоваться по этому поводу. Раньше Аббаккио ждал этот день – ему позволяли самому решать, чем он хочет заняться, и обычно он либо выбирался куда-нибудь с одноклассниками, либо наслаждался походом в галерею или театр в компании себя самого. Но сейчас ситуация была другой. Сейчас этот день можно было бы назвать праздником, если бы девятнадцать лет назад его появление на свет по каким-либо причинам не состоялось. – Что-то не так? – Аббаккио услышал голос Буччеллати, поднял на него глаза и увидел, что выражение его лица стало обеспокоенным. – Ты говорил, что это твой любимый композитор. Аббаккио нахмурился. – Всё так. Но, Буччеллати, этот день… – Самый обычный четверг. – Буччеллати проговорил эти слова очень быстро – он явно предполагал такое развитие событий и попытался продумать всё заранее. – Просто сходим в оперу. Обещаю не произносить слово на букву «Р», если тебе так будет комфортнее. – Аббаккио снова опустил глаза на билеты, и морщинка между его бровей стала ещё глубже. Буччеллати продолжал внимательно смотреть на него. – Конечно, ты имеешь полное право отказаться. Но тогда билеты пропадут. – Отдай их кому-нибудь. – Нет. Вот так просто – «нет». Аббаккио не знал, что на это ответить. Буччеллати поэтому опоздал? Ходил за билетами? Он запомнил, что ему нравится классическая музыка, запомнил его любимого композитора, и достал билеты в Сан-Карло – что, по опыту самого Аббаккио, было задачей не из лёгких – и всё это ради того, чтобы сделать ему подарок на День Рождения? Ради того, чтобы Аббаккио смог отвлечься, чтобы он не провёл этот вечер, сидя дома в одиночестве и пытаясь утопить свою горечь в вине? И теперь он откажется и просто позволит всем этим усилиям пропасть зря? Аббаккио чувствовал себя полнейшей сволочью. – Давай поступим следующим образом. – Видя, как Аббаккио становится всё мрачнее с каждой секундой, Буччеллати решил прервать затянувшуюся паузу. – Я оставлю их тебе и на всякий случай отнесу костюм в химчистку. Если решишь ими воспользоваться, дай мне знать в любой момент. Аббаккио поджал губы и молча убрал билеты в карман. В какой-то степени он испытал облегчение от того, что разговор был окончен. У него будет время подумать. Будет время найти причину, по которой он не может пойти. Что-то такое, что будет звучать правдоподобно и при этом не обидит Буччеллати. Возможно, ему даже удастся не выставить себя неблагодарным козлом, коим он на самом деле являлся. Да. Он обязательно что-нибудь придумает. Неделю спустя Аббаккио обнаружил себя стоящим у театра Сан-Карло в назначенное время.

***

Миф об Орфее – это история о любви, решимости и отчаянии. Орфей был сыном Аполлона – прекрасным юношей и талантливым музыкантом, игра которого могла заворожить самих богов. Ему посчастливилось встретить не менее прекрасную девушку по имени Эвридика – они полюбили друг друга и готовились сыграть свадьбу. Но очень скоро случилась беда – на прогулке Эвридику укусила змея, и этот укус оказался смертельным. Орфей впал в отчаяние – он не хотел жить без любимой, ведь она была для него всем. Чтобы вернуть её, он отправился в царство мёртвых, готовый отдать всё, что у него было – даже обменять на её душу свою собственную. Он смог усыпить своей музыкой Харона, чтобы попасть на противоположный берег Стикса, преодолел множество испытаний и наконец предстал перед Аидом и Персефоной, слёзно умоляя вернуть ему его любовь. Мольбы юноши тронули их сердца, и Аид согласился отпустить Эвридику, с одним лишь условием – до самого выхода на поверхность она должна была следовать за Орфеем, а он не должен был на неё оглядываться. Орфей был счастлив, но затем им овладело беспокойство. Он начал сомневаться, действительно ли Эвридика следует за ним, или Аид просто решил сыграть злую шутку и на поверхности его ждёт разочарование? У них почти получилось дойти до конца, но в какой-то момент чувства всё же взяли над Орфеем верх, и он обернулся – просто чтобы убедиться, что любимая рядом, увидеть её глаза. Эвридика закричала и исчезла в слезах, обречённая остаться в подземном мире навечно. Понимая, что потерял свой последний шанс на счастье, Орфей вернулся на землю и погрузился в ещё большее отчаяние. Видя его страдания, его отец Аполлон сжалился над ним и забрал к себе на Олимп, где Орфей мог наблюдать за чертами Эвридики в солнце и звёздах. – Аббаккио! Аббаккио обернулся. Буччеллати шёл – или, точнее, почти бежал в его сторону. Когда они наконец поравнялись, ему понадобилось несколько секунд, чтобы отдышаться. – Прости, давно ждёшь? Что-то я сегодня закопался. Аббаккио не нужно было ничего объяснять – причина опоздания была налицо. Буччеллати будто собрался не на вечерний поход в оперу, а на светский приём, куда была приглашена вся элита общества. Привычная косичка на макушке отсутствовала, но зато он заплёл её сбоку, от виска, убрав волосы на одной стороне за ухо – видимо, чтобы продемонстрировать серёжку в форме логотипа Шанель. На нём была надета белая рубашка, расстёгнутая на несколько верхних пуговиц, чёрный жакет и сверху – чёрный пояс на талии с массивной блестящей пряжкой. В вырезе рубашки на загорелой шее красовалась тонкая цепочка. Он выглядел сногсшибательно. – Ничего страшного. – Аббаккио старался не думать о том, что теперь в своём чёрном пиджаке с чёрной рубашкой и бабочкой он будет смотреться нелепо рядом с ним. – Отлично выглядишь. Буччеллати принял комплимент с довольной улыбкой. – Спасибо, ты тоже. Неожиданно он сделал шаг вперёд, протянул руки к шее Аббаккио и взялся за края его бабочки, чтобы поправить её. Аббаккио почувствовал, как розовеет его лицо. Они стояли настолько близко друг к другу, что он мог слышать запах одеколона Буччеллати. Когда Буччеллати убрал руки, Аббаккио едва поборол желание отвести взгляд. – Кхм… Ну что, пойдём? Буччеллати кивнул и повернулся в сторону входа. – Да. Аббаккио любил классическую музыку. Слушая её, он словно прикасался к чему-то фундаментальному и при этом необъяснимому. С первой же нотой окружающий мир будто переставал существовать и оставались только звуки, отражающие всю глубину и многообразие человеческих чувств. Его поражало, насколько точно эти звуки порой передавали то, что люди обычно не могли описать словами. Классическая музыка явно была особенной. Она дарила ощущение возвышенности и гармонии, помогала оставаться в моменте и учила понимать или, скорее, проживать происходящее по-настоящему. Так было и сейчас. Они сидели достаточно близко, чтобы видеть всё, что происходило на сцене, и Аббаккио смотрел на декорации, на костюмы и свет, на движения и мимику актёров, но прежде всего – он слышал каждую эмоцию, которую они должны были испытывать. Слышал восторг и ликование самой природы, славящей прекрасный союз двух влюблённых. Слышал волнение нимфы, принесшей Орфею печальную весть. Слышал его отчаянную решимость, слышал, как надежда покидает его перед входом в царство мёртвых. Слышал, как его сердце разрывалось на части, когда он умолял вернуть ему его любимую. Слышал радость, а затем тревогу, и слышал, как рухнул целый мир, когда Орфей совершил роковую ошибку и обернулся. Целая история, целая жизнь – или, множество жизней – уложенная в звуки. Это было потрясающе, как и всегда. Когда всё закончилось, они вышли из зала молча, не говоря друг другу ни слова. Буччеллати выглядел задумчивым, и Аббаккио показалось, что будет лучше дать ему возможность осмыслить всё в тишине. Стояла приятная мартовская ночь, было слегка прохладно, но надвигающееся весеннее тепло уже ощущалось в воздухе. – Знаешь… – Когда Буччеллати наконец заговорил, его голос звучал ещё ниже обычного. – Я никогда раньше не видел оперу. Это был очень интересный опыт. – Хорошо, что тебе понравилось. – Аббаккио на мгновение ощутил самодовольство, будто именно благодаря ему Буччеллати смог прикоснуться к прекрасному. – Правда, возможно, для первого раза стоило выбрать историю с не таким печальным концом. Буччеллати повернулся к Аббаккио и слегка приподнял бровь. – Но разве конец был печальным? Аполлон же забрал его к себе, подарил вечную жизнь и возможность лицезреть черты любимой. – Это ложная надежда. – Аббаккио пожал плечами. – Ему нужна была Эвридика, живая, из плоти и крови, а не её «образ в солнце и звёздах». Она была его смыслом. Но… - Он вдруг опустил глаза, и между его бровей появилась морщинка. – Есть вещи, которые нельзя обратить вспять. Даже если ради того, чтобы всё исправить, ты готов пройти через ад. Буччеллати продолжал смотреть на лицо Аббаккио, но Аббаккио уже не видел этого – он снова ощутил камень в душе, понимая, насколько всё это похоже на его собственную жизнь, и был на грани того, чтобы полностью уйти в себя. – Я понял эту историю немного иначе. Слова Буччеллати удивили Аббаккио, и он поднял глаза, выныривая из мрачного вязкого болота, в которое не так давно превратился его внутренний мир. – В смысле? – Мне кажется, Аид не просто так поставил Орфею условие – «иди вперёд, не оглядываясь». Это была проверка. Сможет ли Орфей довериться? Если да, он получит свою любовь назад. Если же нет… - Буччеллати смотрел в глаза Аббаккио, и в его взгляде как всегда читалась стойкость и решимость, но на этот раз она как будто была в разы сильнее и буквально гипнотизировала. – Когда мы позволяем тревоге и отчаянию взять над нами верх, когда мы постоянно думаем о прошлом, которое не можем изменить, вместо того чтобы попытаться смотреть в будущее… Мы можем упустить всё то хорошее, что приготовлено для нас. – Он протянул руку и коснулся плеча Аббаккио, а затем легонько сжал его. – Не оглядывайся. Твоя любовь следует за тобой. Если ты не свернёшь с пути, то сможешь посмотреть в её глаза, когда придёт время. – После этих слов Буччеллати отстранился, сделал шаг назад и мягко улыбнулся. – Мне кажется, смысл был именно таким. Аббаккио не знал, что ответить. Было в словах Буччеллати что-то такое, от чего он ощутил себя ошеломлённым, безоружным, неспособным справиться с волной мурашек, пробежавшей вдоль позвоночника. Или дело было не в том, что сказал Буччеллати? Может, это был его взгляд? «Не оглядывайся. Твоя любовь следует за тобой.» Эти слова всю ночь звучали эхом в его голове.