Blame It On My Youth

      Леоне не было рядом, когда просыпается Бруно, как и всегда, он говорит о наболевшем быте, но спешит начать новый монотонный день. Бруно любил утро, но именно это было ему до осточертения противно, хмурое небо за окном не давало даже солнцу осветить землю. Сегодня он сам себе был противен. Он ненавидел себя за то, что снова взял ключи от квартиры Леоне. Он не хотел сюда возвращаться, он не хотел, чтобы Аббакио видел его снова. Он уже и так здесь задержался. Прямо из постели Бруно заказывает билет в один конец до Милана, на час дня и через двадцать минут его уже нет в квартире, точно так же как и не было пару дней назад. Юноша ненадолго заходит в свою чертову квартиру, собирает необходимое и исчезает. Ему нужен был отдых от Неаполя. Этот город тяжелым дыханием отдавался Буччеллати в спину. Его мать жила в Милане, у нее он мог взять и денег.       Юноша изрядно удивил свою мать таким неожиданным визитом на её виллу. Отчим был в разъездах, и это было им на руку. За бокалом вина они проболтали почти всю ночь. Его мать была человеком совсем иного теста, нежели его отец. После свадьбы с знаменитым модельером ее дела значительно пошли в гору, а Бруно остался с отцом из-за учебы. По привычке, выработанной уже давно, Буччеллати старается не вспоминать о Леоне, он запирает эти воспоминания, замок был довольно непрочный, Бруно знает, что так просто он не сможет забыть офицера, но сейчас совсем не то время. Ему нужно отвлечься.       На следующее утро Бруно просыпается на огромной кровати одной из гостевых комнат виллы. Совершенно один. В последний их раз Леоне просто поимел его как шлюху в трактире. И как он был мягок, настойчив и дерзок в своих прикосновениях другой ночью. Будто два совершенно разных человека, но ему ли не знать, что отношение может меняться буквально за мгновение. Сегодня он произведение искусства, завтра всего лишь предмет. Ему было с Леоне хорошо, они будто знали друг друга много лет, Бруно давно такого не чувствовал, но в том доме он уже не желанный гость. Накинув халат из своего багажа, Бруно спускается к телефону, поприветствовав по пути добрую полную горничную. Юноша звонит Триш и интересуется, не хотела бы она посетить пару закрытых модных показов на днях. Да, в Милане. Да, на неделю. — Ты был счастлив? — Я был доволен. Он был не как все. Мы были как одно целое в один прекрасный момент. Но все закончилось. Так грубо, неприлично страстно. Кто как не ты знаешь, что счастья в нашем мире не найти, но тогда вечером я даже засомневался. Он будто на одно мгновение понял меня. Понял, а потом приковал наручниками к кровати… Мне стоит вернуться? Нет, нужно идти дальше и отпустить его. Я ведь сотню раз так делал. Я тот человек, рядом с которым нельзя ничего построить. Я загубил бы его жизнь. Я гублю любую жизнь. Кстати, тот парень до сих пор пишет письма. Стопками. Могу даже прочитать тебе одно, оно понравилось мне больше всего. Я маяк в темной пучине его жизни. Студент, мы переспали однажды, под утро в его общежитии. И это повод так втрескаться? Глупости. Леоне даже не выставил меня за дверь, я жил у него, а он даже не спрашивал, почему я не хочу возвращаться домой.       Тихое свежее утро, Триш осталась погостить в вилле, и, за отсутствием хозяев, они с Бруно завтракали в одиночестве на небольшой крытой веранде на заднем дворе. В легкой рубашке и светлых узких льняных брюках юноша, помешивая свой кофе, тихо рассказывал все подряд своей лучшей подруге. Они могли мыслить вслух наедине друг с другом, долго молчать, а потом вновь начать. В белой широкополой шляпе девушка сидела напротив, сосредоточенно слушая друга, ничего не говоря в ответ. — Ты должен прийти к нему. — С какой целью? — Ты хочешь так просто отпустить мужчину, который дал тебе то, что не смог никто?       Полдень раннего осеннего дня нередко был по-настоящему знойным. Триш, в длинной юбке и свободной полупрозрачной блузе, с накинутым поверх легким коротким пальто, шла по высокой каменистой мостовой под руку со своим любимым другом с одного закрытого показа. Это было торжество авангарда. — Будет много плохих отзывов по поводу этого показа. Это старо как моя дорогая бабушка. Ни в коем случае нельзя было показывать моделей с корсетами. — Мне кажется, этого они и хотят. Скандал привлекает больше внимания.       Море эпатажа и алкоголя, пестрых девиц и красивых мужчин, джаза и фокстрота, Бруно чувствовал себя как рыба в воде, он вновь забылся, но будто что-то вытянуло на поверхность, совсем на секунду. Дорогой отель, Буччеллати в карнавальном костюме и парень с бородкой напротив, бордовый лифт, на Бруно фальшивый бордовый котелок. Красная простынь скрипит над его головой, а голос как будто не его, как будто кто-то чужой стонет от судорожно блаженных движений мужчины, имя которого Бруно даже не знает. Рано утром он сбегает. Сбегает от отвращения к самому себе же.       В полдень Триш видит на веранде Буччеллати за завтраком. Он молчит, а девушка без слов все понимает. Лицо его не выражало ничего, но она знала друга таким. Он вновь был раздавлен. — Я вернусь к нему. Хотя бы еще на одну ночь. Пустит ли он меня? — Мог бы послушать меня и сразу, дорогой мой. — Ты знаешь меня Триш, я самый последний дурак.       Жизнь снова приняла оборот. Через несколько дней Бруно в купе первого класса вместе с Триш, с багажом, увеличившимся в два раза и кошельком, увеличившимся в три раза. После очередного прощания с матерью, полупьяного разговора об его отце и её бывшем муже, после недели бешеных вечеринок, бурных смесей и тяжелых наркотиков, Буччеллати возвращается в свой родной грязный Неаполь с его великолепными и безобразно запущенными лицами, бродягами и смрадом. С вокзала Бруно взял такси для себя и Триш, а багаж поехал следом, юноша велел отдать его консьержам, назвав два адреса. — Ты не поедешь к нему сегодня ночью, дорогой, сегодня пятница, и он явно не один, — сквозь гул машины ее было едва слышно, едва видно за полями шляпы. — Будь по-твоему. Я еду к себе умирать от тоски, — отвечает на то юноша и провожает подругу улыбкой, чмокнув ее в щеку, перед тем, как водитель открыл дверь машины. Он имел на остаток этой ночи совершенно иные планы. Он даже не собирался отправляться домой.

***

      Леоне даже не ожидал его тем вечером, понимал, что им обоим необходим отдых друг от друга. Но когда Бруно даже не ответил на звонок во второй день своего отсутствия, третий, Леоне начинал недоумевать. Возможно, Буччеллати нашел себе компанию на несколько дней, решил посетить чей-то особняк с вечеринкой длинною не в одну ночь, возможно, он решил, что их последний разговор вложил в их связь подводных камней, дискомфорта и тяготения, решил сбежать, не сказав даже заветного прощай.       В одном из дней полного одиночества, Леоне просыпается с мыслью, что у него выходной, хороший момент, чтобы выспаться и потратить время на себя. Но рука опять тянется к телефону. Аббакио надеялся, что он сможет вытащить Буччеллати хотя бы в бар, но после долгих гудков, он идет туда один, без ответа, в надежде увидеть хотя бы его на улице, в районе его дома. Возникла очень странная одержимость, об этом подумал Леоне, когда виски в стакане казался не янтарным, а тягуче-карамельным, словно его прекрасная гладкая кожа. Шум бара мог нагнетать, дым сигарет, нависший словно смог на город, раздражать и без того забитые ноздри, но Леоне был погружён лишь в свои мысли, пытаясь осознать что же он делает со своей жизнью не так. Почему он отпугивает от себя людей, почему остается настолько одинок, когда в его затхлом сердце рождается глазурная искра. Не смотря на это, он приходит домой с карманами, набитыми салфетками с номерами. «Надувательство» думал он, посмеиваясь над помятыми листками и откладывая их под корпус телефона, отделяя от главного. Теперь это не более, чем бесполезный листок бумаги. Он ложиться спать, но так и не выбрасывает его номер. Кто знал, что произойдет завтра?       И ведь действительно, во время сиесты ноги Леоне сами принесли его к квартире Буччеллати. Он знал, что Бруно спит в это время, всего лишь час после полудня, для него это четвертый сон. Хотелось лишь в лицо услышать о том, что он надоел, о том, что ему нашли замену или о том, что Бруно просто занят. Тяжело было смириться с мыслью, что Буччеллати решил исчезнуть словно мираж, оставив после себя сладкое послевкусие своего тела, последние два поцелуя на его плече и нежный запах на подушке, а не разорвать их крепчающую связь терпкими словами, его голосом с улыбкой, но без доли радости в нем.       В квартире его не оказалось, это Леоне понял спустя несколько продолжительных звонков, с долгим язвительным взглядом на письмо, всунутое между дверью. Он не хотел читать то, чего его не касается, но, кто знает, может в этом кроется разгадка. Тихо выругавшись, Аббакио оставляет несчастный звонок и читает написанное на бумаге. Рваным почерком, с обжигающей нездоровой страстью и безумием были мольбы о встрече, «будь моим навеки» кричало письмо, кидалось угрозами и предупреждениями. Леоне нахмурился и обернулся к его почтовом ящику, набитому мятыми конвертами от одной и той же персоны. Аббакио сложил одно, засунув себе в карман и отправился обратно на работу, где весь день его гложила неизвестная…ревность? С каких пор он не желал думать о том, что Буччеллати мог достаться кому-либо еще? Конечно, тот не дурак, стал бы избегать больного, вот только теперь Леоне понимал, почему Бруно в последние дни до своей пропажи не ночевал дома. Офицер не думал о том, чтобы обижаться, он думал лишь о безопасности Буччеллати, так что впервые решил воспользоваться положением и включить в рапорт того же дня безумного с незаконными замашками.       Аббакио неосознанно стал тонуть в выпивке, позволяя ее себе каждый вечер в барах, расположенных на одной единственной улице. Избавив Буччеллати от одной из его бед, Леоне посчитал оставить это как благодарность за доставленную частицу счастья в последние недели, а сам предпочел забыться в кабаках, воспользоваться его советами, пообщаться с барменами, пофлиртовать с женщинами. Он собирал дюжины телефонных номеров, ленивые разговоры и поцелуи, жаждущие продолжения, но в ответ отдавал лишь надежды и сухие отмазки. Как жаль, что Аббакио начинал лишь себя еще больше презирать за содеянное, за каждый новый оттенок помады на своих губах, за необычный вкус изведанных недавно оттенков алкоголя. Он не может забыть его, не может остановиться, падая в объятия греха все глубже, с каждым новым днем, но не получая никакого удовольствия, лишь привкус горечи и безнадеги, крепчающих в сигаретах, которые Буччеллати тоже курит.       Он не понимал, почему ему противно каждое лицо без его знакомых очертаний, почему он был черств едва ли не с каждым, кто завязывал с ним разговор. Но, благо, с каждым днем, его внешность забывалась, он начинал казаться прекрасным сном, в который никогда не погрузишься вновь, видимо, Бруно этого и добивался как от самого лейтенанта, так и от всех предыдущих партнеров. Но даже не смотря на это, он кладёт в свой бумажник несчастную бумагу с номером, как напоминание о человеке, который единственный пытался понять Леоне и взаимно понял. Но даже подушка с черной наволочкой вскоре перестала благоухать его парфюмом, пропитываясь запахом сигарет, до тех пор, пока Леоне не сменил простыни. При Берте он никогда не позволял себе курить в постели, но сейчас его квартира пуста, как и его жизнь. И вот, снова рабочий день, после которого офицер появляется дома ночью нетрезвый. С каких пор он стал тратить так много денег на алкоголь? Честно — плевать, никому до этого тоже нет дела. С этой мыслью он отправляется спать, готовясь к очередному бесполезному выходному.

***

      Звонок в дверь Леоне заставляет сердце Бруно биться чуть чаще. Четыре утра, время безнадежных скитаний и Буччеллати не хотел бы примкнуть к их рядам. И он вновь на этом пороге, как и тогда, но абсолютно трезв. В голове не было вопроса «зачем». Все было кристально чисто. Бруно не мог противиться тому, что его притягивало к этому мужчине. Он надеялся, что это не взаимно, он хотел еще всего лишь ночь, всего лишь вечер с сигаретой и бокалом вина, всего один лишь тайный разговор.       Проснувшись от резкого звонка, Аббакио хочет послать ночного гостя куда подальше, голова гудела, а веки были такими тяжелыми. Он мог проигнорировать мерзкий звук, но тот слишком больно резал уши. Леоне поднимается с постели и жмурится в полной темноте, возможно, пытаясь увидеть в ней что-то. Он не имеет понятия, сколько сейчас времени, но, похоже, это не имеет никого значения, ведь он все равно направляется к двери, возможно, чтобы через коридор потом заглянуть на кухню и прихватить воды.       Леоне открывает входную дверь и жмурится теперь от яркого света в подъезде. Собственной персоной, стоит перед квартирой Аббакио, спустя половину месяца исчезновения без единой весточки. — Надо же, — иронично и горько слегка усмехается Леоне, — Это и правда ты.       А возможно, это очередной сон или вовсе галлюцинация.