Октябрьское выгорание

      Улица Мильчакова всегда тесно вязалась с тишиной, пережаренной яичницей на завтрак и мерзнущими по утрам лодыжками. Спускаешься вдоль высоких железных пластин, укрывающих от широкой магистрали с бездонными лужами, позади остается сдержанный шум Центрального рынка. Жуешь песочное пирожное в розовой глазури, купленное на последние двадцать рублей в пекарском киоске вдалеке от полосатых навесов. Когда-то стоило двенадцать. Безуспешно стряхиваешь крошку с шарфа и несешься на гуляш с макаронами, который ждет в гостях у бабушки.              И чего она туда добавляет, что получается так вкусно? Говорит, просто лук, помидоры, что-то еще мелко нарезанное из овощей, не помнится точно, немного соли да перца. Но почему у самой Ады никогда не выходило приблизиться хоть на шаг к совершенству даже при доскональном изучении фирменного рецепта? С недавних пор она все сильнее верила в то, что способность к магии унаследовала от бабушки, и оттого зачастила к ней в гости. Однако стоило встретиться глазами с выцветшим Николаем Чудотворцем в углу спальни-гостиной, как икона убеждала, что все это только кажется. Просто Ада слишком привыкла к чародейству за минувшие полгода и отчаянно искала ответы на свои вопросы, задать которые было некому.              Седьмая квартира, третий этаж. И подъезд чистый, запах мокрых от хлорки ступенек перекрывает лишь жареная рыба на втором. В коридоре витает знакомый аромат любимого блюда и неисчезающие нотки старости, повергающие в слабость. Ноги подкашиваются, но как-то держишься. За чаем и полной тарелкой вкуснятины заслушаешься рассказами про заготовки на зиму, и бабушка покажет маленький ожог на руке от закручивания банок. И внутри защемит, потому что думаешь, что эта святая женщина не заслуживает ни красного пятнышка на ладони, ни потерянной фаланги на безымянном, ни ушедшего из жизни в далеких восьмидесятых мужа, воспоминания о котором развешаны на стенах.              Старая посуда чуть липкая и пристает к пальцам, а бабушка вскоре устает от готовки и долгих разговоров. Хочется спросить заветное: «Ба, а ты колдовать умеешь?», но внутри это звучит так абсурдно. И понимаешь, что есть магия и без всяких чар.              Ада на цыпочках прокралась к шкафу с книгами, но никакие поскрипывания половицы не смогли разбудить утомленную старушку. Среди всех фолиантов нужен один, самый ветхий, самый пожелтевший. И так же осторожно возвращаешься с ним на кухню, аккуратно перелистывая страницы с гербарием. Дедушка много разъезжал с командировками по всей стране и привозил луговые растения с дороги в этом томике. Нужные соцветия находятся ближе к середине.       Спит ли бабушка? Тихий храп доносится из комнаты.       Ладони бережно сминают засушенный стебелек, и листья свежие протискиваются меж пальцев. В кулачке делается тесно, отпускаешь воскресшую траву из рук, и так она парит над столом, раскрывая пробужденные частые рядки пурпурных сережек. В воздухе расплывается пряный аромат, и потом с тебя спросят за это. В конце концов, шалфей вновь спрячется в книжке на вечные месяцы.