О дружбе, поцелуях и собаках

      Молодого герцога любили все. Резкий, колкий, острый на язык в детстве, к двадцати пяти годам он смягчился, потеплел, стал гибким и ласковым. Добрый, щедрый господин для крестьян и первый красавец на балах – Сергей быстро снискал обожание и низшего, и высшего общества. Волк плеснул себе в лицо водой и весело фыркнул. Он-то знал, как никто другой знал, что герцог ни капли не изменился, остался дерзким, своевольным мальчишкой. Разве что стал хитрее и научился приятнее улыбаться. Сложно не заметить этого в том, с кем бок о бок провел всю жизнь.       В Майнд-Холле, родовом замке Разумовских, Волк появился случайно, по прихоти маленького герцога, тогда еще маркиза. Сам он этого не помнил, но говорят, что семилетний Серж нашел его в канаве, гоняясь за жабой, а потом отказался отпустить. Может из жалости, а может из вредности и упрямства. В последнее Волку верилось как-то больше. Герцогский сын нашел себе новую игрушку и наотрез отказался с ней расставаться. Делать было нечего. Найденыша вымыли, вычистили и за нелюдимый, угрюмый характер прозвали «волчонком». Кличка быстро прижилась, ведь мальчик не помнил даже собственного имени.       Вопреки надеждам родителей, Волчонок ветренному Сергею не надоел ни спустя неделю, ни спустя месяц. Маркиз привязался к своему найденышу, везде брал его с собой, пытался учить грамоте, втягивал в свои игры. А Волчонок таскался за ним по пятам, был ласковым и нежным, как щенок, заглядывал в глаза и всегда брал на себя его вину. Он был готов перегрызать за Сержа глотки уже тогда.       Шли месяцы. Странная дружба только крепла, никто уже и не думал о том, чтобы выпроводить безымянного мальчишку из Майнд-Холла. Его уже не звали игрушкой, он стал ручным псом маленького господина. Анри, старый герцог, не был ни глупым, ни слепым. Он уже давно понял, что сын от найденыша не откажется, и решил обернуть их нежную дружбу себе в пользу.       Сергей никогда не был спокойным, покладистым ребенком. Неусидчивый, вспыльчивый, жадный до внимания, он словно специально действовал всем назло, в пику всему миру. Конечно, это были детские шалости, но Анри прекрасно понимал, что сына нужно приструнить. Раньше у него ничего не выходило, никакие нагоняи не справлялись с дурным нравом отпрыска. Теперь же все наказания за проделки Сержа получал его Волчонок. И того, в отличие от маркиза, не щадили.       Волк не держал зла на старого герцога за это. Герцог дал ему дом и кров, позволил остаться подле Сержа, спать в ногах милого друга, а после даже допустил до учебы вместе с маркизом. Да, тогда пальцы ныли, отхлестанные мокрой хворостиной за то, что Серж не выучил урок, но разве это значило хоть что-то, когда во время занятий Волчонок мог сидеть рука об руку со своим господином, а не жаться в закрытую дверь?..       Старый герцог всегда относился к Волчонку с молчаливой теплотой, с которой любят кормилицу или верного слугу. Когда найденыш вошел в пору юношества, герцог отдал его в подчинение капитану замковой стражи. Было тяжело. Волчонок привык к мягкому обращению, ведь он был псом маркиза, его нельзя было обижать просто так, не в наказание.       Капитану стражи на это было плевать. Он гонял подопечного по снегу и жаре, раз за разом втаптывал в грязь ристалища и пребольно таскал за уши, как нашкодившего трехлетку. Волчонок злился, Волчонок рычал, Волчонок желал смерти старому хрычу, но раз за разом поднимался, брал в руки меч и снова шел в атаку на капитана, зная, что через две минуты упадет снова. Потому что так надо. Потому что он должен. Потому что герцог сказал ему, что, когда дни его кончатся, Сержа будет некому защитить. Некому, кроме верного Волчонка.       Волк вытер лицо отрезом ткани и улыбнулся воспоминаниям. Сейчас он сам – капитан замковой стражи, сам гоняет молодняк. Дурной тогда был, глупый. Тявкал на хорошего мужика почем зря. Тот наказ герцога верно выполнил: ни в одном бою воспитанник его не посрамил, не проиграл, не отступил. Ни в учебном, ни в настоящем. Мужчина убрал пряди волос у лица, стянув их в хвост на затылке, перехватил широкую рубашку поясом из темной кожи и узкими коридорцами для служек быстро выбрался на улицу.       Теперь он уже не Волчонок. Теперь он Волк Майнд-Холла, самый жестокий головорез самого прекрасного герцога.       А герцог был действительно прекрасен, в этом люди не врали. Пламенно-рыжий, как будто венчанный огнем или красным золотом, белый, синеглазый – Серж был отчаянно красив. Если бы он был женщиной, то все рыцари королевства сложили бы головы за одну только надежду получить хоть мимолетный взгляд лукавых глаз.       Но за его благосклонность не дерутся на турнирах, Сергей стоит на ристалище сам. Расслабленный, пока еще небрежный, будто бы не совсем проснувшийся, он стоит, опираясь лопатками на высокую ограду, лениво разглядывает собственные руки. Волк знает – стоит Сержу заметить милого друга, как он тут же вскинется, расцветет солнечной улыбкой, взмахнет рукой, подзывая к себе. Как будто в этом есть надобность. Как будто Волк сам не хочет быть у ног своего доброго герцога, нежиться под прикосновениями тонко пахнущих лимонным маслом рук или стоять за плечом, закрывая спину. Смешной. Восхитительный.       Разумовский сам просил друга выучить его владению мечом и шпагой. Его учили быть политиком и хорошим хозяином, он умел вести счеты и участвовать в переговорах, но ничего, острее пера, в руках не держал. Так отец старался отгородить его от дуэлей, которые сын обязательно должен был найти при дворе, даже если будет являться в столицу дважды в год. Но теперь Анри погиб, а Сергей считал недостойным мужчины неумение управляться со шпагой.       Волк не мог ему отказать. И не хотел. Он знал, что при всей своей вспыльчивости его герцог умен и никогда не полезет в бессмысленную драку. Но защитить себя он должен уметь, пусть у него и есть его верный Волк. На всякий случай.       Поэтому каждое третье утро они встречались здесь, на ристалище, недалеко от казарм. В такие дни муштрой солдат занимались сотники, Волк же был полностью в руках своего господина. Серж, ранняя птаха, неизменно приходил раньше и всегда терпеливо ждал, пока его милый друг выберет оружие, которое послужит им в этот день. Герцог любовался им из-под полуприкрытых ресниц. Ладный, широкий, обрезавший волосы коротко, выше плеч, одетый только в простую рубаху да мягкие немаркие штаны, его милый Волк был удивительно похож на зверя в человечьей шкуре. Поговаривали шепотом, что герцогский найденыш – оборотничье дитя. И Серж понимал, откуда родились такие слухи, хотя и точно знал, что все брехня. Ни в одну из их ночей Волк не сбросил людскую кожу и не сбежал, одичалый, в лес.       Выбрав оружие, Волк обыкновенно кидал его своему господину, вырывая из раздумий и хитро улыбаясь самым краешком губ. Он знал, что думает Серж. Может, потому что, выросший бок о бок, научился чувствовать сердечного друга, а может, потому что сам порой смотрел так же. Сложно было не смотреть. Особенно в такие моменты. Герцог в высоких сапогах и белой рубашке, изящно пенящейся у горла и запястий, был диво как хорош. Краше даже чем Джесси, первая прелестница королевства, чернокудрая и остроглазая. Волк видел ее однажды.       В это утро у них были шпаги с тупыми наконечниками. Серж сверкнул солнечной улыбкой и тут же встал в боевую стойку, красиво развернув стопы и вскинув руку. Волк на мгновение залюбовался похожим на дорогую фарфоровую статуэтку герцогом, но встряхнул головой и невесомо ткнул кончиком шпаги в грудь Сергея, исправляя положение корпуса. Размял шею и встал тоже, шутливо отсалютовав противнику.       Набирающее свои права солнце слепило, начинало пригревать. Мужчины осторожно двинулись по кругу, выжидая, присматриваясь. Как будто не знали друг друга до последнего жеста. Серж атаковал первым. Нетерпеливый, жаркий, он всегда выбирал быстрые, неожиданные выпады, в первые же секунды сокращая расстояние, стараясь достать не ожидающего такой скорости противника. Волк легко отбил атаку и закрылся в боевую стойку. Сам он не спешил наступать. Спустя полдесятка дерзких ударов и молниеносных перебежек Волк заметил первые капли пота, выступившие у Сергея на висках.       - Обращай внимание на действия противника, мой герцог. Видишь, я не нападаю, ухожу в оборону, сколько бы ты ни провоцировал меня на бой. Не стоит думать, что такой противник слаб и плох в атаке. Ты скачешь как кузнечик и очень скоро вымотаешься, потеряешь остроту взгляда. Тогда он и ударит. Вот так!       Волк вдруг рванулся в длинном, красивом прыжке и небольно ткнул кончиком шпаги в грудь Сержа, обозначая укол. Улыбнулся открыто, по-детски шаловливо. Герцог усмехнулся и мягко склонил голову, признавая поражение. В прошлый раз Волк говорил ему не отвлекаться на речи противника, а он этот урок не усвоил.       Волк, забывшись, отвел от глаз своего господина выбившуюся из хвоста длинную пламенную прядь, с щемящей-нежностью оглаживая выточенное из мрамора лицо. Серж вскинул на него лисий взгляд, оставил короткий, невесомый поцелуй в мозолистую ладонь и отстранился, снова вставая в исходную позицию. Тренировка еще не окончена.       Звенел металл, слышались обрывочные, коварные разговоры и резкие выдохи. Рубашка Сергея взмокла от усталости, по лбу стекал пот, который Разумовский небрежно отирал рукавом, чтобы не заливал глаза. Он бы скинул рубаху с себя, оставшись, как Волк, в одних штанах и сапогах, но негоже герцогам раздеваться перед солдатней на плацу. Какими бы они, эти герцоги, не были добрыми и всеми любимыми.       Сергей начал пропускать удары все чаще и чаще, совершенно глупо. Он вымотался и устал. А еще то и дело забывался, заглядевшись на то, как красиво блестят от пота плечи его Волка. Тот же, зная гордую и упрямую натуру сердечного друга, первым объявил о перерыве. Он ясно видел, что Сергей лучше упадет замертво от усталости, чем признается, что ослаб. Даже если это тренировочный бой.       Они пошли к краю ристалища, туда, где в тени стояла крынка с холодной водой. Пока Серж жадно пил, роняя капли на кружево ворота, Волк скользнул за ограду и сорвал мелкий цветок, неизвестно как выросший на затоптанном тысячами ног поле. Он по-собачьи взял стебелек в зубы и, улыбаясь, привалился к ограде по другую сторону от своего господина.       Они стояли в тенистом углу, носом к носу, тихонько воркуя как голубки весной, как возлюбленные. Даже солнце не осмеливалось трогать прекрасного герцога и его преданного Волка.