Play with...

Скорость. Кто вплотную столкнулся с этим явлением, кто жил этим и дышал, тот знает, что после оно становится наркотиком. Скорость — это разновидность экстаза и стиль жизни. Даже во время тренировки Чонгук разгоняет спортивный автомобиль дo его предела, чувствуя, как стирается резина и начинает сдавать двигатель, не рассчитанный на данную полоску на спидометре. — Идиот безмозглый, ты что творишь?! — рассерженно хватается за голову Ким Намджун, глядящий на всё разгоняющегося гонщика. — Это не твоя навороченная тачка, придурок!.. Но знает, что кричать бесполезно, потому сам себе продолжает бурчать на него, охая и понимая, что без ремонта здесь не обойтись. И подтверждением тому служит ужасный скрип и дымок из-под капота, когда бедная маркированная машина спортивной организации подъезжает к нему. — Думаю, стоит проверить тормозную систему… — начинает было говорить выходящий Чон, снимающий шлем. — Оу, ты умеешь думать? — недовольно ворчит менеджер, изгибая бровь. — Удивительно. Тот лишь плечами пожимает, предупреждая, что позанимается ещё в зале перед тем, как уехать домой. И на ходу стягивает с себя термогольф уже внутри здания и завязывая маленький хвостик на затылке, чтобы отросшие волосы не лезли в глаза. Чонгук боксирует, раз за разом ударяя грушу, через рот хватая воздух, изредка меняя кулаки на ноги, нанося ещё более мощные удары. Внезапно метнувшиеся глаза замечают в некой железной поверхности отражение тёмной фигуры позади, и он моментально разворачивается, на лопатки укладывая ойкнувшего парня, не сообразившего даже, что произошло. Только он тихонько подходил к тренирующемуся мужчине, как уже лежит на полу с болью в позвоночнике. — Никогда больше не смей подкрадываться ко мне со спины, — чётко проговаривает Чонгук, узнав в парне с чёрной маской и кепкой свою головную боль. — Ауч, — судорожно выдыхает Чимин, — кабан… И бесстыдно принимается разглядывать голый мускулистый торс мужчины, покрытый на груди татуировками, ползущими по одной руке и вниз по телу, заманчиво пропадая под кромкой спортивных штанов. Во рту непроизвольно всё пересыхает, и блондин облизывает сухие губы, оставляя это незаметным из-за маски. Чон же разгибается, бесцеремонно оставляя другого лежать на полу, наспех накидывая на себя майку. — Надо же, какие мы стеснительные, — фыркает Пак, медленно принимая сидячее положение, припуская вниз чёрную ткань с носа и рта. — Чего тебе? Это не детская комната, чтобы ты здесь развлекался. — Грубиян, — складывает руки на груди тот, усаживаясь в позу лотоса, — мне нужна твоя помощь. — Пришёл за помощью, но только и делаешь, что оскорбляешь меня, — хмыкает мужчина, склоняя голову набок. — Нет. Что бы это ни было, я отказываюсь. Проваливай… Как вдруг младший на ноги подскакивает, в неком отчаянии глаза расширяя, показывая на лице скрываемый ото всех других страх. — Сколько? Сколько ты стоишь? Чонгук сперва стопорится, бровь выгибает, а после громко посмеивается, отворачиваясь от него и возвращаясь к боксёрской груше. — Детка, ты явно перепутал меня с кем-то: я не оказываю «такие услуги» … — Сколько возьмешь за работу телохранителя? — сквозь стиснутые зубы и свою чёртову гордость, которую пришлось заткнуть, чтобы прийти к нему, уже более точнее задаёт вопрос. — Я хорошо заплачу… — Я не продаюсь, — вновь отмахивается напрягшийся мужчина, нанося слабые удары. — Назови любую сумму, Чон Чонгук, — не унимается тот, подходя ближе и становясь сбоку. — Деньги не проблема — просто проведи меня обратно в Америку. — Чего ж ты такой доставучий, м? — хрипит Чон, задерживая качающуюся грушу, поворачивая к нему корпус. — Сперва прицепился ко мне с гонками, после с этим: раз деньги не проблема, то найми себе хоть отряд телохранителей. Я не связываюсь с такими подозрительными и смутными личностями, а ты как раз ей и являешься, Пак. Чимин кулаки сжимает и губы в тонкую полоску сводит, ещё некоторое время в упор на него продолжая смотреть, пока чувство собственного достоинства не побеждает. Он демонстративно разворачивается на пятках и дверью хлопает, оставляя нахмурившегося мужчину в одиночестве. Никакие выматывающие упражнения не помогают избавиться от навязчивых мыслей, беспорядочно крутящихся в голове Чонгука. Его уже раздражать начинает то, что он не перестаёт думать о словах и выражении лица блондина, об его отчаянном взгляде и том, что парниша явно не из простых. Даже освежающий долгий холодный душ не помогает избавиться от этого, выводя его из себя. И уже через несколько часов, попрощавшись с Кимом в кабинете, выходит в холл основного здания, натыкаясь на свернувшегося калачиком парня на диване и, кажется, крепко заснувшего. Чонгук действительно удивляется, но старается попросту мимо пройти, однако чуть дальше от него ноги сами собой останавливаются, прирастая к земле. Прямо сейчас его разрывает долбанная совесть, вдруг давшая о себе знать, и его рассудительность насчёт того, что Чимин тот ещё мутный тип, с которым лучше бы больше не связываться. — Проклятье, чёртов мальчишка, — шепчет сам себе под нос Чон, сжимая в руке лямку от спортивной сумки, и, подойдя к спящему блондину, беспардонно приподнимает чужую кепку, чтобы дать щелбан. Чимина всего передёргивает, и он сжимается, походя на загнанного в угол котёнка, пока заспанные глаза ничего не соображают, лишь в испуге по сторонам мечась, натыкаясь вскоре на ухмылку на красивом лице. — Ого, ты можешь быть даже милым, — с нотками издевки проговаривает Чонгук, забавляясь его сонной реакцией. — Заткнись, изверг, — шипит Чимин и стряхивает головой, чтобы перебить остатки сна. — Деньгами раскидываешь, а самому негде спать? Ему не отвечают, взгляд отводят и плечи расправляют, на что Чонгук своими пожимает, продолжая направляться в сторону выхода. — Стой, подожди! — неожиданно вскрикивает парень, на ноги подскакивая. — Блять, мне страшно, ладно? Я не понимаю, кто эти люди и зачем я им, но меня преследуют. Вчера мне удалось убежать и скрыться от них в торговом центре. Я поменял отель, где жил, въехав под другим именем, но и там было не безопасно. И я не знаю, что мне делать, Джей-Кей, мне, чёрт возьми, страшно. Тот внимательно за ним наблюдает, по нервным телодвижениям и ломающемуся голосу понимает, что Чимин ничего не выдумывает. Хотя ещё и хорошо держится для мальчишки, за чьей головой охотятся. Чует же Чон, что пахнет не просто жаренным — уже сгоревшим, что геморрой себе заработает с этим пытающимся казаться крутым ребёнком. Но вот искренний страх в его глазах почему-то не позволяет бросить его. Так же, как не бросил в тот день на ночной гонке. И уже через полчаса Чимин сидит на кухне в доме мужчины, наливающего ему вина, а себе лишь кофе заваривая. Он облокачивается о столешницу, выжидающе глядя на Пака. — Ну и? — спустя приличное время тишины прерывает его Чонгук. — Раз уж я приютил преступного котёнка, то должен знать, какой он породы. — Сам ты преступник, — возмущённо пыхтит Чимин, не обращая внимания на дурацкое сравнение. — До сих пор не могу поверить, что действительно доверяю себя какому-то бандитскому якудза… — Этот какой-то бандитский якудза может без сожаления выбросить тебя за дверь, даже глазом не моргнув, — с долькой холодной стали произносит мужчина. И другой сразу губы сжимает, только немного злостные глазки метнув на него. Он элегантно держит ножку винного бокала и, пригубив его, тихо начинает: — Скажем так: я очень благородной породы, раз тебе так проще. И тебе не нужно знать, чем владеет и занимается моя семья, но она очень влиятельна и богата. А я нечто из разряда «в семье не без урода», лишь потому, что имею своё мнение и занимаюсь тем, что нравится, — очередной бокал выпит залпом. — Значит, всё просто, — в слух рассуждает слушающий его Чон, — либо тебя хотят не убить, а взять в заложники, чтобы потребовать выкуп, либо тебя заказали, чтобы избавиться от конкуренции вашей семьи. Раз уж она столь влиятельна, значит, должен быть наследник — это ты? — В том то и дело, что нет, — хмурится Чимин, уже почти завершая опустошать бутылку спиртного. — Я второй сын, а в заложника вряд ли стали бы стрелять в упор. Говорю же, я чудом увернулся вчера... Мне нужно лишь добраться живым до дома, в Нью-Йорк, и всё… Он закрывает лицо руками, судорожно вздыхая. Из-за того, что последний приём пищи был только с утра, градус подействовал сильнее. А в следующий момент приблизившийся мужчина за запястье его хватает, заставляя на себя посмотреть, на лицо каменную маску натянув. — Почему ты пришёл ко мне? Ты ведь понял, что я не просто гонщик: уверен, что я не кто-либо ещё, кого заказали по твою душу? — его голос до дрожи пробирает, заставляя парня на мгновение усомниться в нём, а от острого взгляда мурашки по коже. — У тебя добрые глаза, знаешь? Чонгук ожидал услышать что угодно, но никак не такое. Потому сдержанная хладнокровность сменяется настоящей растерянностью, а через секунду его во второй раз умудряются застать врасплох, приподнимаясь и целуя. Впервые мужчина не знает, что ему делать в данный момент, пока чужой язык в его рот врывается, а настойчивый мальчишка и вовсе к нему жмётся, бесцеремонно стягивая с него кофту. — Чёрт, просто трахни меня уже, Чон, — рычит Чимин в поцелуе, запуская пальцы в густые чёрные волосы. — Мне это сейчас очень необходимо. Чонгуку бы оттолкнуть его, сказать, что тот не в его вкусе, но кого он обманывает? Под сочные бёдра подхватывает младшего, стискивая их и усаживая на кухонную столешницу, с таким же рвением отвечая на мокрый поцелуй, перехватывая инициативу в свои руки. Так приятно мять это податливое тело, целовать сладкие губки, что у мужчины, у которого в последнее загруженное время не было шанса найти кого-то на одноразовый секс, как обычно бывает, срываются все тормоза. Майка парня оказывается задрана до самой шеи, а чужие губы — в опасной близости с его сильной эрогенной зоной. Об этом Чон догадывается по реакции его тела, вдруг всасывая сосок, а другой в пальцах прокручивать начинает. Чимин глаза вмиг округляет и стон глушит ладонью, непроизвольно выгибаясь навстречу горячему рту, аж в пояснице хрустнув. Чонгук же издевается, покусывает и языком играется сначала то с одной бусинкой, то с другой. В то время как младший змеёй извивается, так заводяще постанывая и хныкая. — Какой ты чувствительный здесь, хах, — хрипит с завораживающей ухмылкой мужчина, специально опаляя дыханием его уже покрасневший сосок и лизнув. Он чувствует, как от этих манипуляций всё сильнее возбуждается блондин, как сам разгорается от желания. Оно вынуждает в себя вжимать разгоряченное тело и беспорядочно терзать то губы, то шею, до последнего только делая имитацию толчков. — Н-ну же, — жалобно поскуливает Чимин, хватает его за заднюю часть шеи, сам широко ножки раздвигая и другой рукой пытаясь расстегнуть пуговицу на штанах. — М? Хочешь, чтобы я вставил тебе? — хрипит тот, проводя ладонями по внутренней стороне его бёдер. — Да… да, я больше не могу… И тут его резко снимают с горизонтальной поверхности, ставя на ватные ноги и наклоняя к ней. Чонгук стягивает с него нижнюю одежду, облизываясь и две половинки в стороны разводя. — Жди так, — точно приказывает, звонко шлепая по его заду, быстро отходя. А Чимин чуть приподнимается, держась руками о столешницу, сводя вместе коленки от безумного возбуждения. И только собирается было обхватить свой изнывающий член, как его с грубостью припечатывают к холодной поверхности, надавливая на поясницу, заставляя выпятить задницу. Так же грубо Чон шлепает по его бёдрам, расставляя их шире. И, черт возьми, Чимину впервые нравится эта грубость во время секса. На пальцы выдавливается принесенная смазка, и один оказывается внутри пульсирующего колечка мышц, растягивая и глубже пробираясь. Пак мычит, глаза прикрывая от сперва неприятных ощущений, а вскоре уже и второй палец оказывается в нем. Мужчина не жалеет его: быстро водит рукой, с наслаждением растрахивая дырочку, слыша полустоны-полускулеж Чимина, которому уже становится мало одних пальцев. Однако тот не торопится, вдоволь довольствуется, как прогибается в поясе блондин, держа его за тонкую талию, как становится все горячее внутри мальчишки. От этого собственный член, колом стоящий, больше терпеть не может, и Чонгук приспускает джинсы с нижним бельём, раскатывая по венистой плоти презерватив. Добавляет еще смазки, растянув по всей длине, и больше раздвигает упругие половинки, головку подставляя к анусу. — Только сразу не… — не успевает дохрипеть фразу Чимин. Ведь после изо рта вырывается протяжённый крик, а из расширенных глаз непроизвольно прыснули слезы. Потому что твёрдый член сразу вбивается в него, заставляя подавиться сменившимся звонким стоном безумного кайфа. Чонгук держит его крепко за бока, взяв рваный быстрый темп, ударяясь о так прекрасно трясущуюся от пошлых шлепков задницу. Он сам глухо стонет от чертовски приятных ощущений, что давно уже не испытывал. Распластавшийся на кухонной столешнице парень весь дрожит, глаза закатывает и голос срывает в стонах. Плевать на стирающуюся щёку, что от хаотичный толчков туда-сюда трется о поверхность. Его рот раскрыт, а с уголка так пошло стекает слюнка, что мужчина с рывком поднимает его корпус. Чон продолжает толкать член глубже и чаще, одной рукой придерживая за пресс, а другой обвив торс так, чтобы зафиксировать его подбородок. Липкие после смазки пальцы лезут в рот, заставляя обсосать, и Чонгук удовлетворенно улыбается этой шикарной картине. После первой же встречи с Пак Чимином ему хотелось доминировать над ним, подчинить его дерзкий и наглый характер. А сейчас душу из него вытрахивает, оставляя багровые засосы на его шее, вдалбливаясь в растянутое колечко мышц. Мужчина чувствует, что тот к разрядке близок, сам поддаваясь всё необходимее навстречу паху, вбивавшегося в него, и вновь наклоняет к поверхности, обхватив чувствительную головку небольшого члена. Он лишь меж пальцев её прокручивает, как Чимин протяженный стон, сдирающий окончательно горло, издаёт, лбом утыкаясь в столешницу и кончая прямо в широкую ладонь, все ещё трясясь от полученного оргазма. — Надо же, — хмыкает шепотом Чонгук, размазывая эрекцию по изгибам плавного тела, — я только дотронулся до тебя там, а ты уже всё — какой же чувствительный малыш... И до синяков стискивает его поясницу, надавливая на тазовые косточки, чуть-чуть повернувшись, чтобы вогнать член под другим углом. Эффект что надо — глаза закатываются от удовольствия, а звонкие стоны служат усладой для ушей, подначивая ещё активнее двигать бёдрами. Ещё несколько глубоких толчков, от которых чужое тело пробивает в тряске и поскуливает, и Чонгук вытаскивает пульсирующий орган. Презерватив падает на пол, пару движений руки — сперма расплескивается по выгнутой пояснице и попке часто дышащего блондина. Он медленно, слишком сексуально проводит юрким языком по распухшим губам, разворачиваясь и ложась уже спиной на горизонтальную поверхность, взмахивая пучком ресниц с похабной улыбочкой: — Старикана хватит на ещё один раунд? Эту улыбку стирает грубым поцелуем накинувшийся на него мужчина, закинувший ножку на своё плечо, уже рвущий упаковку резинки.

***

Разморённый отменным сексом и тёплым душем, Чимин утопает в мягкости большого для него мужского халата, который беспардонно стащил с крючка в ванной комнате. Он сидит на подоконнике и выдыхает дым в приоткрытое окошко, прислонившись виском к холодному стеклу. — На балкон иди, — кривит нос Чонгук, раскинувшийся на диване, не поднимая глаз с телефона. — Там холодно, — ежится тот, больше кутаясь в махровый чёрный халат, и оголённые ножки вниз свисает, мягко спускаясь на паркет. Он грациозно ступает босыми пятками, опускаясь на другой стороне дивана от мужчины, делая последнюю затяжку, специально выдыхая дым в его сторону. — Гадость ты мелкая, — вздыхает тот, незаметно косясь на Чимина. Его блондинистые мокрые ещё волосы назад зачёсаны, халат раскрывает шею и часть груди с багровыми отметинами, а так же разодранное колено и одну вытянутую ногу. На его лице безмятежное спокойствие: даже и не подумаешь, что несколько часов назад его разрывало от отчаяния и страха. Вероятно, секс ему действительно был тогда необходим, чтобы снять навалившийся стресс. — С тобой я чувствую себя в безопасности, — вдруг произносит Пак, будто бы оправдывая свою безмятежность, затушив сигарету о пепельницу, найденную хозяином дома для него. — Потому что у меня добрые глаза? — с толикой издевки хмыкает Чонгук, выгибая бровь. — Потому что ты как бронированная машина, — отвечает тот, подлезая к нему ближе. — За грудой мускул, которыми умеют обращаться, не так страшно. Да и у тебя есть чувство долга, что уже не позволит тебе бросить меня на верную смерть. Ты из тех, кто прикроет товарища от пули и прыгнет на мину, чтобы спасти его, я прав? Он пристально смотрит на Чона, чьи эмоции на лице очень редко удаётся прочесть, а сейчас в его глазах некое пугающее хладнокровие, скулы напряжены. Мужчина вдруг к нему наклоняется, оставив между ними расстояние в несколько жалких сантиметров. — Да, ты прав, — глухо хрипит он после краткого молчания. — Именно поэтому я предпочитаю оставаться в полном одиночестве. Но такому самодовольному мальчишке не понять этого, как и моральных ценностей с чувством совести и долга... — Блять, ты ничего обо мне знаешь, — раздражённо рычит Чимин, отпихивая от себя старшего, вставая с дивана. — Эй, принцесска, ты куда это? — проводит его скуксившуюся в недовольстве фигуру Чонгук, уже, кажется, привыкший к импульсивности этого блондина. — Спать на большой кровати — и не смей ко мне лезть ночью! — Но это моя кровать… — Теперь моя. Найди себе другую, — перед поворотом в коридор тот разворачивается в пол оборота, чтобы метнуть на него злобный взгляд. А Чонгук понимает, что ему слишком забавно наблюдать за Паком, за его поведением, эмоциями и тем, как он строит из себя дерзкую сучку. Ему очень уж это всё в ненормальный интерес заходит, который ничем хорошим явно не кончится. От этого на губах и растягивается странная ухмылка, и мужчина просто на диван вновь откидывается, возвращаясь к занятной информации на телефоне, которую добыл для него старый знакомый.