Play with...

Парень, закутавшись в плед, пьёт какао и отправляет в рот кусочек сладости, до этого бурно возмущавшись, что дома у взрослого мужика нет даже и баночки пива, а вместо нормальной еды он купил мороженное и печенье. — Как у такого здоровяка в холодильнике даже кусочка мяса нет? — продолжает пыхтеть Чимин, пряча ножки под тёплой тканью. — Хватит бубнеть и ешь, что дают, — проговаривает Чон, расположившись на другом конце дивана. И выжидающе смотрит на того в упор, своими мрачными глазами точно в душу заглядывая, заставляя поёжиться. Пак делает приличный глоток, собираясь с мыслями и силами. Грудную клетку сжимает под тягостным компрессом, вместе с тем сердце там ощущается каким-то прогнившим, бездумно отданным когда-то в плохие руки, не сумевшие сохранить его. Тяжело сейчас начать говорить то, что гложет, что раздавливает его уже очередной год, о чём он никогда никому не говорил прежде. — Мне было шестнадцать, когда я понял, что являюсь «грязным педиком», как выразился мой отец, когда узнал об этом, — без эмоционально фыркает тот. — Влиятельная семья не могла опорочить себя, запятнать благородную кровь таким ужасным мной. Меня и так не особо жаловали ни в семье, ни в светском мире, ведь второе для отца было самым важным, что ему даже стыдно было звать меня на тот или иной вечер. И вот на одном из них я увидел его. Чимин горько хмыкает, потянувшись за очередным печеньем. — Чертовски красивый зеленоглазый иностранец, хренов обольститель, заставляющий всех влюбиться в себя, — он в пальцах чашку со злобой сжимает, взгляд утыкая куда-то вниз. — Мне тогда восемнадцать исполнилось — конечно, я так глупо запал на него, растаяв под его грёбанным обаянием и буквально готовый на всё был ради такого красавчика, что проявил именно ко мне внимание. — Звучит как начало второсортного романа, — ведёт бровью Чонгук, внимательно слушая его. — Закончившегося первосортной драмой, — согласно кивает другой. — Наша компания в те годы была на грани больших убытков и потери акций, и единственной надеждой было сотрудничество с одной из ведущих крупных фирм. Хах, и как же вовремя отец узнал, что я бегаю на свидания с кандидатом на роль будущего президента «Форд Мотор», — он раздражённо языком цокает. — Знаешь, что Дэниел сказал тогда? «Позвольте мне позаботиться о вашем сыне, и вам не придётся заботиться о проблемах «Дженерал Моторс», что станет тесным сотрудником с Фордом»… — мной просто заключили сделку, выгодную для всех сторон. Я тогда сам был в полном восторге, получив одобрение со стороны отца встречаться с любимым человеком впервые увидев, как он улыбается мне за многие годы. И не понимал, к чему это приведёт… Он вдруг встаёт на ноги, подобрав плед и на плечи его накинув, будучи в одной лишь большой футболке Чонгука, и кокон образует, маленькими шажками обходя диван и направляясь к кухне. Нахмурившийся мужчина, осмысливающий услышанное, теперь понимает: Чимину явно угрожают расторгнуть контракт, если он решит расстаться с этим Дэном, у которого, судя по всему, сдвиг по фазе пошёл. А ещё вряд ли Пак признается в этом, но у него есть самый настоящий страх перед своим парнем — это Чон заметил ещё тогда у клуба, когда они неожиданно встретились. И понимает: именно поэтому Чимин терпит всё это уже два года, боясь противоречить Дэниелу и семье, что точно не знает про происходящее внутри их отношений. — Я был ослеплен дурацкой влюблённостью, не замечая, как он управляет мной, не считаясь с моими желаниями, как заставляет лишь его одного видеть и ублажать. Он точно ещё с первой встречи был одержим мыслью о том, чтобы владеть мной и держать при себе. Так что так оно и получилось... Чимин возвращается с ещё одной порцией горячего питья, вновь в своё нагретое место усаживается, подгибая под себя ножки. Он не торопится продолжать, грея руки и стараясь откинуть удручающие чувства, прожигающие дыру в груди из-за всего произошедшего, когда его надежды и любовь разбились о жестокость и желание доминировать над ним того, как он думал, любил всем сердцем. — Вот не надо на меня так смотреть, — хрипит Пак, поднимая глаза и встречаясь с жалостливым взглядом. — Твоя жалость мне совсем не сдалась. Ты услышал, что хотел — не смей лезть. Это только моё дело. — Я твой телохранитель, забыл, что ли? — хмурится Чонгук. — Это буквально и значит охранять твоё тело, потому меня уж очень раздражают следы побоев на нём. — Вообще-то, ты не согласился им быть, но охраняй его лишь в случаях угрозы жизни, — фырчит парень, что всё никак стопы согреть не может, потому и вытягивает ноги из-под пледа, чтобы нагло запихнуть пальчики под бёдра мужчины, где действительно очень тепло. — А сейчас твоя очередь! Чонгук устало рукой по лицу проводит, понимая, что ситуацию с мальчишкой он не оставит и, чёрт возьми, ему придётся разгребать за ним. Он удобнее подвигается ближе, отчего ледяные лодыжки почти полностью там оказываются. — Ну и что ты хочешь узнать? — нехотя проговаривает, опираясь о спинку дивана, подперев рукой голову. — Кто ты и почему больше не участвуешь в ночных гонках? — на одном дыхании выпаливает Чимин, ожидавший этого момента, что аж глаза загораются ярким пламенем интереса. Мужчина на мгновение теряется от этих искр во взгляде напротив и милости взлохмаченного юноши и необъяснимое покалывание под рёбрами ощущает. — Это два вопроса, хитрожопая принцесса, — испускает смешок, чуть прищуриваясь. — Я отвечу только на что-то одно. Пак недовольно губы дует, выпячивая их вперёд, и непроизвольно тоже вперёд поддаётся, сократив между ними расстояние. Заглядывает в темноту глаз мужчины, натыкаясь там на неприступную завесу тайны, за которую заглянуть так сильно хочется и узнать всё-всё. — Всё равно я уверен, что ты какой-то мафиози или киллер, — фыркает он, ещё ближе к нему подлезая, — так что давай второе. Ты был таким крутым уличным гонщиком, что даже до сих пор тебя вспоминают, сравнивая со мной, что очень бесит, кстати! И почему же ты бросил ночные гонки и так остро реагировал, когда я всё пытался вызвать тебя на заезд? У Чона внутренности будто к позвоночнику стягиваются и нечто неприятное сознание колышет. Но не позволяет этому удручающему чувству взять над собой верх, медленно и глубоко вздыхает, неотрывно, почти не моргая, глядя прямо в искрящиеся светло-медовые глазки. И в этот момент что-то такое затягивает их двоих, точно завязывает их некой невидимой связью, что с тем особым случаем в ванной будто бы усилилась. А Чимин не торопит, хоть и внутри всё от нетерпения лопается, ведь начинает различать в загадочном мраке омутов прискорбную горечь. — Кто-то, кто очень дорог мне и безумно любим мной, взял с меня обещание больше не участвовать в них. «Он… говорит в настоящем времени?» — в недоумении проскальзывает в голове младшего, чьё лицо вытягивается от искренности слов и взгляда, будто бы полного любви к тому, о ком он говорит. — И ты так преданно следуешь какому-то обычному обещанию? — переходит на шёпот и почему-то жалеет, что спросил такое, не подумав, что для него оно может быть вовсе не «обычным». — Из-за того, что я не сдержал это обещание, я потерял его… — сипло отвечает Чонгук, из лица делая каменную маску с проглядывающими эмоциями только лишь в глубине взгляда. — Потому что меня не было рядом, пока я круги наворачивал по блядскому городу, он… он оставил меня. — Вы расстались? Он что, тебя бросил из-за того, что ты всего-то занимался тем, что тебе нравится? — изгибает бровь тот, но в подсознании что-то грызет, ведь, кажется, этот парень действительно очень многое значит для него. Чонгук же вдруг хрипло, как-то пугающе опустошённо посмеивается, руку запуская в волосы, проводя по ним и оставляя на голове, корпусом ближе к спинке дивана прижавшись. — Можно и так сказать. Бросил, да, — он глаза прикрывает, на секунду не сумев скрыть невообразимую боль, выразившуюся в искривившемся лице, что у блондина аж сердце сжалось. — Ну что, удовлетворил твоё любопытство? На самом деле, этим его только прибавилось ещё больше. Теперь Чимину хочется знать, каким человеком был этот «кто-то дорогой и особенный» для Чонгука, какие у них были отношения, если мужчина до сих пор так реагирует на далекие воспоминания о нем… Уж явно тот очень многое значит для Чонгука, что, видимо, по-настоящему заботился и оберегал его. Любил его именно так, как Пак хотел, чтобы любили его… Он голову опускает, постыдно скрывая чёлкой защипавшие глаза, сжимая в пальцах краешек пледа. — Ты до сих пор любишь его? — Чимин шепчет прежде, чем мозг соединяется с языком. И сам же резко вздрагивает от пробравшей его дрожи, тут же шокированный взгляд поднимая на мужчину, встретившись с таким же удивленным. — Чёрт, нет, не стоило это всё затрагивать, — Пак шустро ножки согревшиеся достаёт из-под его бёдер, поставив чашку на подлокотник. — Тебе не следовало мне вообще говорить этого… Он так спешит из пледа выбраться и увеличить дистанцию между ними, желая с дивана вообще слезть, что лишь путается и, зацепив локтем какао, испуганно дёргается. Чимин уже видит приближение пола, а сердце в пятки уходит, как его ловко за руку хватают и на себя тянут. Талию перехватывает широкая ладонь, и по инерции он уже летит в другую сторону, падая на корпус мужчины, свалившегося на диван. Они бывали в ещё более близкой и интимной обстановке, изучив тела друг друга не только руками, но и губами, однако в этот раз, почему-то, совсем иначе. Чимин весь робеет, напуганно смотрит на лицо Чона, находящееся в сантиметрах от его. Почему-то сейчас сердцебиение нездорово учащается, а живот неприятно скручивает. Эти широкие ладони обжигают на талии, пока все тело покрывается мурашками от ощущения чужого под собой. А Чонгук совершено ничего не понимает. Рассказ о нем слегка из колеи его выбил, но уже давно, конечно же, не так, как раньше. Больше всего в ступор его привёл внезапный последний вопрос мальчишки, а после его поведение и то, как близость с ним кажется какой-то иной. Ощущается она по-другому сейчас. У Чимина дыхание спирает и неловко из-за их разговора, поднявшего тему о покойном бывшем мужчины. Он взгляд потупляет, кулачок сжимая на груди Чонгука, о которую опирается, и быстро поднимается, соскальзывая с его тела. — Я… мне жаль, — только и выпаливает в растерянности Пак, обхватывая себя руками в синяках. Он не привык ни благодарить кого-то, ведь отец в голову вбивал, что никто просто так ничего не делает — всем что-то нужно в ответ повесомее слов, ни выражать сочувствие или сострадание, потому что в свою очередь такое постоянно ему говорили после потери одного родителя. Чимин чувствует себя никчемным, показывая свои истинные эмоции, потому и скрывает их всегда, вжившись в свою вторую личность дерзкого парнишки с подвешенным язычком. Но сегодня, в этот вечер рядом с этим человеком он, такой беспомощный, с побитым телом и душой, показавшись столь слабым, раскрыл себя ему и в подсознании где-то понимает, что Чонгук не воспользуется этим и даже не посчитает его смехотворным или убогим. — Как ты там сказал: «Твоя жалость мне совсем не сдалась»? — тихо хмыкает уголком губ тот. — Мы квиты: оба поворошили не самое приятное. — Мг. Чимину всё ещё неловко, а на поджатые плечи опускается невидимый груз некой грусти: из-за собственной скопившейся горечи несостоявшейся любви, из-за слов мужчины, от которых осадок на душе, и чего-то ещё. Как внезапно его щеки со стороны посиневшего следа от удара под глазом аккуратно касаются подушечками пальцев, невесомо проводя по ней, заставляя кожу мурашками покрыться и на Чонгука глаза поднять, встретившись с его взглядом, где умело скрыты эмоции. — И как только у него рука поднимается на тебя? — склоняет голову набок, шёпотом спрашивая, обводя синяк и после, ползя ниже, контур губ. Чимин дыхание задерживает и не моргает, не понимая, почему сердце удар предательский пропускает в этот момент. Но другой же резко руку к себе возвращает и с тяжёлым вздохом встаёт, сминая свою затёкшую шею, отправляя его спать в свою спальню, ссылаясь на позднее время.

***

Flashback Дома пахнет вкусным обедом, а встречают объятиями и мягким поцелуем со вкусом корицы. — Как ты себя чувствуешь? — шепчет Чонгук, носом трясь о бледную щёку. — Хорошо, — улыбается парень, глаза прикрывая, как вдруг мрачнеет весь, опуская взгляд и обхватывая руками его пояс. — Гук… ты слышал, что Джонсон разбился вчера? Тот хмурится сразу, к себе ближе притягивает и молча кивает. — Не смог справиться с управлением: занесло на льду. Завтра будет заезд в его память. — Хватит, — жмурится парень, весь скукоживаясь, — прошу, хватит этих гонок. Это ведь так опасно, перестань участвовать в них, я прошу тебя. — Да чего ты, любимый? Ты же знаешь, что я… — Мне так страшно, — жмётся к нему он. — Не надо больше. Я очень боюсь за тебя, пожа…луйста. Отдышка и слабость, перед глазами всё плывет. Перепуганный Чон подхватывает на руки обмякшее тело и быстро усаживается с ним на кресло, беспорядочно покрывая поцелуями его плечо, лоб и висок. — Спокойно, солнце, дыши, тебе ведь нельзя переживать, ну что ты? Лекарства принести? Ты же ходил с утра в больницу?.. — К-как я могу не переживать за тебя, дурачок? — парень лицо руками закрывает, содрогаясь на его коленях, и закашливается. Чонгук бережно его одно запястье перехватывает, что собирались было скрыть вместе с капельками крови на ладони. И лицо его искажается болезненной печалью, пока он сжимает тонкие пальцы в кулачок, прижимая к своим губам. — Всё будет хорошо, Ихён~и, хорошо, — хрипит Чон, обволакивая его всего руками. — Я больше не буду участвовать в уличных гонках, если тогда ты не будешь нервничать, идёт? — О-обещаешь? Пожалуйста, обещай мне, Гук… — Обещаю, — сглатывает, чувствуя, как внутри всё в ком стягивается. — Я тебе обещаю, Ихён… Ихён… End Flashback

***

Чимин, замученный жаждой, после того, как нескольких минут ворочался в постели, решается на кухню пойти за водичкой, как мгновенно застывает на месте возле дивана, взгляд бросая на бредившего во сне мужчину. — Н-нет, Ихён, Ихён… прошу, нет… И-Ихён… — выражение лица искривлено страданием и горечью. Он отчаянно зовёт кого-то с невыносимой болью в хриплом голосе, что у блондина противный ком к горлу подступает. Почему-то рука сама по себе тянется к нему, желая разбудить от ночного кошмара. Мгновение — его за локоть хватают и к голове ствол приставляют, дыша сбито и мутными, ещё не развеянными дымкой сна, глазами впиваясь в продрогшего мальчишку. — Чёрт, я тебе чуть мозги не вышиб, — сипит Чонгук, отшвыривая пистолет на диван и отпуская мальчишку. — Никогда больше не подкрадывайся, когда я сплю. — Кто этот Ихён? — конечно же, блондин суёт свой нос, куда не надо, вовремя не одёрнув себя. — Это тот самый…? — Не твоё дело, Пак, — сухо бросает тот, сверкая недовольством в раздражённых глазах. — Неужели, он всё ещё так дорог тебе, хоть и бросил тебя? — Я сказал: не лезь и заткнись… — начинает заметно злиться. — Ты до сих пор так сильно любишь его? Мужчина на ноги подскакивает, а проглотивший язык Чимин назад быстро пятится в беспомощности, врезаясь спиной в стену, пока другой ладонью по ней ударяют рядом с его головой, заставляя всего сжаться. Он испуганные глаза на нависавшего над ним Чона поднимает, не понимая, что, черт возьми, на него нашло, что он вновь спросил такое? — Если человек умер, его всё равно нельзя перестать любить, блять! — с неким ужасающим отчаянием в голосе кричит Чонгук, теперь уже кулаком раздирая костяшки о чёрствую поверхность. А у Чимина ноги ватными становятся, под рёбрами больно ёкает сердечная мышца, а всё ранее услышанное переосмысливается, с новым осознанием доходя. Холодок по телу от этого проходится, пока в голове всё складывается в одну картину. Мужчина же пристально смотрит своими пугающими темными глазами прямо в округлённые напротив, тяжело и громко дыша, сжимая пальцы трясущейся руки и медленно успокаиваясь. — Особенно, если он был лучше всех живых, понимаешь?.. — уже намного тише сипит Чон, жалобно ломая брови, обессилено роняя голову на плечо вздрогнувшего парня. И в таком положении проходят тянущиеся минуты нагнетающей тишины, перебиваемой краткими вздохами. Кажется, будто бы абсолютно все мысли покинули Чимина на это время, а мир вокруг остановился кроме них двоих. — Прости, — прочистив пересохшее горло, проговаривает Чонгук, отлепляясь от него и выпрямляясь. — Прости за это, тебе и так вчера досталось, а тут я ещё со своей агрессией. Иди отдыхать, Чимин. Блондин мнётся, с места двинуться не может, провожая украдкой уставшую фигуру мужчины, плюхнувшегося на диван. И какой-то червячок с одной стороны грызёт его нутро, подначивая что-то сказать сейчас. А с другой — кто он вообще такой, чтобы что-то говорить? И Пак, опустив взгляд вниз, спешит обратно в спальню, зарываясь в подушку с необычайно опустошенностью внутри. Следующим днём Чимин ещё остаётся в чужой квартире. Он не спрашивает разрешения, но и его не выгоняют. Потому-то сейчас грызёт корочку от пиццы, служившей завтрако-обедом, бездумно втыкая в телевизор. С Чонгуком они перекинулись лишь парой обыденных фраз, а после тот засел в планшет и ноутбук, что-то там разглядывая и хмурясь периодически. На удивление, напряжения между ними никакого не ощущается, хотя странный осадок после услышанного у Пака остался. А вот мужчина понимает, что ему даже спокойнее, когда этот любитель попадать в неприятности рядом, под его тотальным присмотром. Только вот неприятный зуд прожигает его грудную клетку от ночного сна, когда ему впервые за последние пару лет приснился Ихён. Конечно ведь будет сердце ныть, если швы сорвать и расковырять его — это вчера и произошло. — Слушаю, — он отвечает на телефонный звонок от Сокджина, сворачивая документы о делах семьи Пак на компьютере, искоса поглядывая на съедающего очередной кусок пиццы мальчишку. — Есть наводка по наёмникам… — Секунду, — кратко кидает, вставая из-за стола и выходя на балкон, плотно закрывая дверь с той стороны. — Говори. — Те из Кореи, как и здешние, принадлежат одной организации, занимающей в Америке почётное место в криминальном мире. Но и к ним обратился некто «инкогнито» за этим делом, уж больно круглую сумму им отвалив за молчание. Они же и наняли ту девушку, прикинувшуюся медсестрой, чтобы подлить яд в капельницу старика. — То есть нужно лишь выбить из этой организации имя нанимателя? — соображает Чонгук, взгляд обращая куда-то вдаль шумного города. — Не думай, что это будет так просто, — хмурится на другом конце трубки Джин. — Даже с твоими навыками они могут из тебя всё выбить, а не наоборот. Тебе нужно аккуратно подобраться к ним без каких-либо подозрений. И, на нашу удачу, они обожают устраивать свои показушные гонки в Бостоне у берега океана. Понял, что тебе делать? — Да, — уверено отвечает, разворачиваясь и облокачиваясь о балконную изгородь, рассматривая безмятежный профиль Пака, линию его подбородка, контур губ и помазанные багровые синяки. — Джин, можешь проверить Дэниела Рейнольдса? — М? — вскидывает брови тот. — Молодого человека Чимина? Он ведь партнёр «Дженерал Моторс»… — Знаю, просто дурное предчувствие насчёт него. — А ты уверен, что это «предчувствие» не называется ревностью? — фырчит Сокджин. — Не рассчитывай ни на что с ним: мальчишка — живая мишень, мы можем и не спасти его, ты же понимаешь это? Чонгук зубами скрипит, челюсти стискивает, в руке телефон сжимая, и сухо прощается, сбрасывая вызов. Понимает, с ужасным ощущением понимает это, но с каждым днём всё сложнее принять. Он не собирался привязываться, но, проклятие, сидящий сейчас в его квартире Чимин обратное доказывает. Как и то, что мужчина так переживает за него и беспокоится, что его злость разрывает от вида следов ударов на его лице. Из-за этого тревожность возрастает и накапливается внутри всё больше и больше, потому что так быть не должно. Чон не должен ничего чувствовать к этому парню помимо рабочего долга и обычного желания помочь тому, кто в этом нуждается. И если раньше это раздражало, то теперь же пугает.

***

Чимин скучающе зевает, жвачку перекатывая языком на другую сторону рта, продолжая жевать её, виляя ногами в воздухе. Он сидит на капоте некой тачки в мастерской своего друга, наблюдая за тем, как тот копается в двигателе его машины, без умолку болтая о механике с особой страстью. — Когда я секретно работал на секретную организацию, то создавал действительно офигенные секретные штуки! — восторженно вспоминает Хосок с самодовольной улыбкой. — Да-да, всё супер секретно, — хмыкает Пак, наклоняясь вперёд и, уперев локти в ноги, рукой придерживает подбородок. — Серьёзно, я не могу тебе рассказать, ибо это засекречено! Другой глаза закатывает, забавляясь ему, а из головы вот уже очередной день никак не выходит Чонгук и его история, что так же похожа на один сплошной секрет. — Слушай, Хо, а откуда ты знаком с Чонг… ну с Джей-Кеем? Ты сказал, что вы плотно общались когда-то, и помог найти его в Сеуле. — Хах, мы как раз-таки вместе тогда и секретно работали: он же агент из особого подразделения разведки, созданного специа… — его лицо в одно мгновение вытягивается и бледнеет вместе с округляющимися глазами и захлопнувшимся ртом. — Божечки-кошечки, что за бред я несу? Нет, какой ещё агент?! П-ф-ф, чепуха-чепуха! Он просто классный гонщик, хе-хе, — он в оправдании нервно посмеивается и руками размахивает. А у Чимина брови вверх взмывают, и жвачка выпадает прямо на потёртые джинсы с дырками. Он в ступор впадает, изумлённо глядя на пытающегося оправдаться друга, переваривая услышанное. — Так и знал, что он не обычный гонщик. Правда, с его криминальной физиономией думал, что он бандюга… но всё же! — вскрикивает и на ноги подскакивает, хватая бедного скрутившегося Хосока за шиворот и к себе разворачивая. — Расскажи мне больше. — Н-н-нет! Нет, я не могу, это секретно! — пищит тот, виновато вжимая голову в плечи. — Сам у него спроси, вы же стали так близки, разве нет? Предательский румянец постыдно юношеские щёки покрывает, но блондин головой трясёт, с фырканьем разжимая пальцы, где была сжата куртка механика. — Этот противный старикашка точно не скажет мне такое. Он про какую-то свою, навряд ли уж такую секретную, любовь и то вынужденно рассказал, — поджимает губы в полоску, вновь на капот запрыгивая. — Он… на самом деле говорил с тобой об Ихёне? — чуть ли не на шёпот переходит Хосок с нескрываемым шоком глаза выпячивая. — Ты и его тоже знаешь? — изгибает бровь другой, хмурясь и руками себя обхватывая. — Я не понимаю: этот Ихён не так давно умер или что? Почему Чонгук так остро реагирует? Он ещё не отпустил его? Да что в нём такого особенного?.. А голосок-то дрожит, в нём необъяснимые ему нотки грусти и какой-то детской обиды проскальзывают, пока сердце скукоживается до маленького комочка, неприятно кольнув под рёбрами. — Чонгук, ещё будучи мелким пацаном, обожал его, — неожиданно не свойственным ему серьёзным голосом произносит Хосок, опуская вниз голову и глаза чёлкой закрывая. — Он безумно сильно любил его, Чи, как и тот его. Я никогда не мог даже представить, что такая любовь существует, но, встретив их, убедился в этом. И он ужасно винил себя после смерти Ихёна, несколько раз даже пытался покончить с собой… — Винил, потому что он был не рядом, а на уличной гонке, — до Пака приходит теперь окончательное понимание, а сердце будто ещё больнее колет от услышанного из-за вдруг взявшейся страшной зависти, борющейся с жалостью к мужчине. — Поэтому теперь и не может морально в них участвовать, да? — Именно, — с тяжёлым вздохом кивает Хо, почёсывая затылок. — Хотя его вины совершенно не было: смерть Ихёна была неизбежна. Он и так с каждым днём медленно умирал на руках Чонгука. — В каком смысле? — глаза расширяет блондин, переходя на осипший шёпот. А тот медлит, осекается и пальцы теребит в сомнении, пока различные мысли и догадки водоворотом в голове у Чимина хаотично прокручиваются. — Страшнее и сложнее всего принять неизбежное: у Чонгука это никак не получалось. Ещё в самом начале он не мог смириться с тем, чего не миновать… со смертельной болезнью Ихёна, постепенно убивающей его на глазах Гука.