Play with...

Дорогая выпивка, смокинги все под заказ, часы и запонки за несколько десятков тысяч долларов. Элита общества прожигает деньги в беспросветной пучине азарта, называемой казино, тратя сбережения, время и здоровье, губя себя в этой атмосфере среди таких же потерянных и сгнивших людей. — Как слышно, Чон? — раздаётся в микро наушнике голос сосредоточенного Сокджина. — Эй, ты же там не пьёшь? Тебя уносит со стакана крепкого… — Кола без виски, Джин, всё в порядке. От барной стойки разворачивается красивый, крепкий мужчина в шикарном тёмно-синем костюме и уложенными назад волосами со стаканом газировки в руке. Он косится на изогнувшего бровь бармена и, прочистив горло, тихо кидает ему перед тем, как залпом выпить кока-колу: — Возраст не тот, м-да. Чонгук медленно направляется вглубь помещения, смешивается с толпой и, стараясь не выделяться, подстраивается к группе богатеньких деток-снобов, якобы интересуясь происходящим в центре разгара карточной игры, по инерции опуская ладонь на талию какого-то тихого паренька, чтобы вовсе подозрений не вызывать, будучи одному в таком месте. Глаза метаются по позициям охранников у дверей, по коридору, ведущему в уборные и, как выяснило ЦРУ, в подвальное помещение, где проходит закрытое мероприятие игры в покер среди «своих». Чонгук замечает, как с восторгом изучает его тот самый незнакомец, которого невесомо приобнимает сзади, и к нему голову поворачивает, обворожительно улыбаясь ему, тем самым обескуражив окончательно. Мужчина сразу вычисляет в нём пай-мальчика, скрывающего внутри развратные мысли, которые хочется в реальность воплотить, но стыд и статус явно не позволяют воплотить всё в реальность. А этот левый парнишка очень даже ему на руку. Чон ближе жмётся, увереннее ладонь уже на поясницу опускает, чувствуя напрягшееся тело, у которого дыхание сбилось. Но тот не отстраняется, губу закусывает, лишь только глядя на друзей, чтобы они не заметили. В следующий же момент в поле зрения Чонгука показывается цель его прибытия сюда: Чхве Бао с одним только охранником проходит к тому самому коридору, исчезая за углом поворота. Выждав честные десять минут, пролетевшие в одно мгновение, мужчина мягко, но принуждённо тянет за собой того юношу. Как и ожидалось: тот послушно за ним ступает, в грязном предвкушении думая о том, что будет происходить дальше. А дальше его в стену вжимают, когда они от посторонних глаз скрываются, и Чон горячо выдыхает в приоткрывшиеся губы: — Ты же хороший мальчик, да? Сразу уходи, как я скажу тебе это, понятно? — А-ага… Дикий, но совсем безэмоциональный поцелуй кружит голову незнакомцу, не соображающему даже, как его ведут дальше вглубь тёмного коридора, а после они оба попадают в какое-то помещение через ничем не примечательную дверь. И пока взбудораженный молоденький цепляется за него, со страстью отвечая на сплетение языков, Чонгук глаза открывает и осматривается, продолжая держать того и вести его по направлению к ещё одной двери, куда они и вваливаются. Необычайно острый слух бывшего агента улавливает звуки спущенных с предохранителей пистолетов, а сам он отрывается от не менее испуганного парня, обнаружившего несколько страшных мужиков в тёмной комнате. — Ой-ёй-ёй, вот это мы залетели! — притворно пьяно гогочет Чонгук, глупую улыбку на лице растягивая. — Как же я ненавижу твой этот приём, — скрипит зубами в наушниках Сокджин, следящий за ситуацией по-своему издалека. — Чуть что, наши парни подстрахуют тебя. А Чон же громко смеётся и шатается, чуть с ног не сбивая ошарашенного незнакомца рядышком, а от этого ещё больше поддатым смехом заходится, задорным взглядом проводя по присутствующим. — О-о-о, уважаемые, а вы тут в покер рубитесь? Примите одного игрока? Громилы рядом с ними со спрятанными пушками на своих боссов смотрят, которые неуверенно переглядываются. — У меня есть мани-мани, — всё ещё лыбится Чон, смешно отдёргивая пиджак и доставая огромную стопку купюр. Мужчины тогда хмыкают, понимая, что пьяный в стельку новый игрок только позабавит их во время ожидания назначенной встречи. — Ну садись, если рискнёшь, — хмыкает некто рядом с так же усмехающимся Чхве Бао, не знающим в лицо гонщиков из компании, где работает. — Извини, милый, закончим в следующий раз — ах, какая досада! — театрально охает Чонгук, специально пошатываясь. — Можешь идти. В его глазах вмиг мелькает предупреждающая строгость, не сочетающаяся со лживо скривленной физиономией, но ошарашенный парниша не глупит: нервно улыбается и спешит покинуть подозрительную и слишком сомнительную тусовку. У сидящих игроков повышается градус в крови со временем, а Чон продолжает умело строить из себя пьяного дурачка, веселя расслабившееся окружение. И языки их потихоньку начинают развязываться. — А вы, мистер Чхуй, — с пикантным акцентом ломанного английского начинает он, — работаете на «Дженерал Моторс»? — Пф, работаю, — поддатый мужчина пьяно хрюкает, самодовольно расправляя плечи: — Скоро я стану владеть им. — Прям владеть? — в наигранном шоке охает Чонгук, подпирая голову рукой. — А разве нынешний директор не молодой перспективный мужчина, у которого, к тому же, есть младший брат? — Я тебя умоляю, — хохочет тот, уже по-дружески хлопая того в плечо. — После Дейтоны первый отправится за решётку, а другой и так под полным контролем в ежовых рукавицах… — Не болтай лишнего, Бао! — шикает на него нахмурившийся мужчина, сидящий сбоку, с подозрением косясь на фальшивую тупую улыбочку внедрившегося к ним незнакомца. «За решёткой? Значит, они подстроят задуманный террористический акт на Дейтоне как будто это дело рук Пак Кана. Но я не понимаю, что он имеет в виду насчёт Чимина?..» — в голове активные рассуждения насчёт услышанного, когда начинают складываться остатки всей картины воедино. Как вдруг по спине холодок проходится, а изо рта непроизвольно вырывается тихое «блять», когда в помещение входит ещё один молодой человек, который, как заметно с первого взгляда, пребывает в отвратительном положении духа. — Чёрт возьми, Чон, уходи оттуда! — взволнованно сипит в наушник Джин. — В здании заметили Рейнольдса… — Да, я тоже его заметил, — сквозь сжатые зубы шепчет гонщик, стискивая кулаки и мгновенно меняя план. Зато теперь приходит осознание слов про контроль Чимина и ежовые рукавицы. Дэниел в настоящий ступор впадает при виде сидящего за столом слишком знакомого мужчины, его глаза в гневе расширяются, и палец поднимается на его указание. — Ты… — ненавистно выдыхает он. — Так и знал, что нужно было тебя ещё в первую встречу пристрелить, — пугающе хладнокровно произносит Чон, раздражённо упираясь языком в щёку. — Убейте его! Убейте нахрен! Через долю секунды после этого истерического вскрика Чонгук отталкивается от стола и на ноги подскакивает. Своим стулом вышибает выхватившего пистолет охранника, а другого в стену откидывает мощным ударом ноги в живот и по челюсти бьет. Вскочившие было опьяневшие мужчины за столом поочередно оказываются о него же ударены, а сам деревянный предмет интерьера откинут так, чтобы прикрыться от пуль телохранителей Дэниела. Чон ловко хватает пистолет валявшегося в отключке противника, и кувырком перекатывается в сторону, метко и быстро стреляя в опешивших мужчин. — Что у вас там происходит?! — не унимается встревоженный Сокджин, уже пославший группу подкрепления к напарнику, которая же по пути встретилась с таким же подкреплением врага, устроив перестрелку. — Мужской разговор по душам, — отвечает ему Чонгук, и за шкирку хватает испугавшегося не на шутку Чхве Бао, что будто бы аж отрезвился. Он прикладывает его о колено и оставляет полежать у стены, при этом с нескрываемой угрозой глядя прямо в перепуганные глаза американца. — И ведь чувствовал, что что-то с тобой не так, паскуда, — рычит Чон. И, будучи ослеплённым личными эмоциями презрения к особи перед собой из-за того, как тот обходился с мальчишкой, слишком медленно для него реагирует на выстрел чуть ли не в упор в свою сторону. Но пуля оказывается сквозной в боку, в зоне далекой от жизненно важных органов, а оружие выбито из вывернутого и, кажется, сломанного запястья. — Не умеешь пользоваться, так и не трогай, — плюёт мужчина, лбом вдаряя по ещё не зажившему с утреннего побоя носу Дэна, закричавшего и скрутившегося от боли. Не церемонясь, он за горло хватает его, специально сильно вбивая в каменную стену. — Я мог бы поговорить и с мистером Чхве, но твою морду бить приятнее. — Я-я же выстрелил в тебя, — ошарашено проговаривает тот, тяжело дыша. Пульс подскакивает и внутренности от ужаса все точно перемалываются, когда на лице напротив образуется хладнокровная тень улыбки, а в глазах пылающий мрачный огонёк самого настоящего убийцы. — Меня тренировали с двумя пулями в конечностях на выносливость в пустыне — надо было стрелять в голову или в сердце, чтобы убить. Твой выстрел не более чем укол… — Ч-что тебе нужно от меня?! — испуганный исходящей от того атмосферы хрипло кричит побледневший Дэн, задерживаясь за его руки, пытаясь препятствовать удушью. — Деньги? Я дам столько, сколько скажешь! Или он? Тебе нужен Чимин? Блять, да забирай, делай с ним, что хочешь, только отпусти меня! Отпусти и не трогай… ! — Надо же, как мы заговорили, — хмыкает Чонгук, свободной рукой ударяя его в живот. — Скажи, Чимин ведь тоже когда-то просил отпустить его, м?! И ещё пару раз в то же место бьет с большей ненавистью, пока внутри все бушует от мысли, сколько боли этот человек принёс настолько отчаявшемуся юноше, который просто желал почувствовать нечто иное, чем физические увечия. — А его я заберу, не сомневайся, — уверенно хрипит он, ещё раз встряхивая его дрожащее и стонущее от боли тело. — И я не убью тебя, если расскажешь мне абсолютно всё про ваш гребанный план с этими всеми преследованиями, нападениями и угрозой «грандиозного» события в финале гонки Дейтоны. — Ты че несёшь? Какие преследования? — расширяет покрасневшие глаза кряхтящий американец. — Мой старик просто сказал мне, что Пак — абсолютно моя собственность, с которой я могу делать, что хочу, и никто мне ничего и вякнуть не смеет, что я должен при себе держать его на коротком поводке, и тогда я очень скоро стану владельцем «Дженерал Моторс» и останусь наследником «Форда»… — Что-что?! мистер Джейс Рейнольдс обещал мне «Дженерал Моторс» и все их акции! — внезапно возникает пришедший в себя Чхве Бао, вскинувший брови. — Мы договорились, что после главной гонки я стану генеральным директором. — Не хочу вас огорчать, но, кажется, вас двоих наебали, — делает свой вердикт из услышанного Чонгук и ещё раз с силой вбивает кулак в печень аж согнувшегося американца, откидывая его в сторону. И после этого идёт за словесными доказательствами к сжавшемуся в страхе мужчине. — Эй, пуленепробиваемый в пустыне, это было уже сколько-то лет назад, ты точно в порядке? — обеспокоенный его ранением, хмурится Джин, уже вызвав скорую. Но его попросту игнорируют, как и кровоточащую рану, внимание обращая на Бао, по чьим глазам было видно, что он прямо сейчас готов был всё, что угодно рассказать. — Я правда ничего не знаю! — кричит он, падая ниц перед мужчиной, наводящим ледяной ужас. — Мистер Рейнольдс, председатель «Форда», обещал мне должность, которую я заслуживаю больше, чем дети покойного Пака! Старший болен и, если не получит должное лечение, скоро и вслед за отцом направится, а младший вовсе балбес и разгильдяй, которому не сдался никакой крупный мировой бизнес. — Поэтому вы наняли киллеров в Корее за ним? — Нанял я, но отдавал приказ Джейс, он сказал мне, что только припугнёт его, — удивляется странному вопросу именно про убийц тот. — А здесь, в Америке, я тоже нанял людей, чтобы… — Чтобы что? — напирает низким баритоном Чон. — Чтобы просто похитить и просто убедить в отказе от наследства... — Просто похитить человека? Просто!? — выразительно изгибает бровь, поражаясь алчности людей, готовых оправдать всё, что угодно, ради своей выгоды в оправдании чего-то ужасного. Последний вопрос был о Дейтоне, но расплакавшийся и вжавшийся в пол Чхве искренне клялся, что совершенно про это не слышал ничего, ведь Рейнольдс не заикался. Но и этого хватит, чтобы вознести против него очень крупное и скандальное дело со всеми доказательствами и указаниями свидетелей. — Отличная работа, Чонгук, как всегда, — облегченно выдыхает Сокджин, отправивший отряд за главным преступником. — Мг. У того голова кружиться начинает от потери крови, и мужчина зажимает рану, с ужасным чувством принимая факт, что, всё-таки, за столько лет отставки от дел явно сноровку потерял. И, не задумываясь, берет с полки на стене начатую бутылку высокоградусного коньяка, делая сразу несколько крупных глотков, стекающих через рот вниз по подбородку. Что-что, а непереносимостью крепкого неразбавленного ничем алкоголя Чонгук страдает ещё со школы. Сознание начинает потихоньку затуманиваться уже в момент, когда он выходит в эвакуированное казино по приказу ЦРУ, чьи агенты везде здесь шныряют. Он туго соображает, как ему оказывают помощь на месте в машине скорой помощи, как отчитывает его Сокджин за спиртное, как о его самочувствии спрашивает уж больно знакомый черноволосый юнец в дорогом смокинге. А уже после обрывками смутно помнит, что оказывается в своей квартире с ним же, что жадно целует его и срывает с него одежду, опрокидывая на кровать. И что неустанно зовёт его Чимином.

***

Как же сложно собраться с духом, взять волю в кулак и просто… извиниться? Поблагодарить? Признаться во всех своих чувствах? Пак не знает, что ему сделать. Он стоит перед дверью съёмной квартиры, где так часто был за последнее время, и не знает, что делать и говорить после того, как позвонит в звонок. Весь вчерашний день и всю ночь его гнетут мысли, закапывая глубже в себя, зарывая в могилу собственных чувств. Пускай Чимин и понимает, что не сможет стать для Чонгука кем-то особенным, но то, как он заботится о нем, говорит с ним, трогает и пытается разобраться именно в нём самом вынуждает с трепещущим сердцем думать о том, что их отношения явно не подходят под надетый ими же ярлык «просто занимаемся сексом». А утренние вести об экстренном задержании всей семьи Рейнольдса, в том числе Дэна, и Чхве Бао, а так же слова брата о том, что его «друг» Чон каким-то образом получил огнестрельное ранение, заставило юношу сразу же бездумно кинуться к нему. Всё же сердечное переживание за мужчину пересиливает все сомнения и внутренние страхи, и дверной звонок в ушах трелью отдаёт, пока в кончиках пальцев покалывает в неком волнующем предвкушении. А в следующий же момент, когда дверь с той стороны открывает молоденький взъерошенный юноша, явно студент ещё, под грудью слышится треск. Из лёгких воздух выбивают одним этим непонятливым взглядом заспанных глаз. — Привет, ты к Чонгуку? — вполне себе дружелюбно спрашивает тот на английском. В глотке противный ком встревает, препятствуя нормальному дыханию и каким-либо словам, пока сердце пронзают стрелами с каждой секундой всё больше и острее. — Нет, — всё же получается выдавить из себя сухо. — Кажется, у него всё отлично. Всё просто замечательно, блять. — Прости, ты кем-то ему приходишься? — виновато ломает брови парень, придерживая дверь, слыша горестный смешок, от которого не по себе становится. — Хах, я? Никем, мы просто трахаемся иногда, — сдерживая гребанные слёзы в режущих глазах, отчужденно хрипит блондин. И именно при этих словах за спиной незнакомца показывается ошарашенный Чонгук в одних трусах с повязкой поперёк живота, прочувствовавший всю горькую боль и некое отчаяние в голосе при сказанном, отчего под рёбрами так больно колет. — Чимин… — судорожно выдыхает и мгновенно срывается на бег, когда тот разворачивается от него, собираясь сбежать. Пак не хочет, нет: не может видеть его прямо сейчас. Не тогда, когда глупенькое сердце от предательства, которого, по сути, не было, раздирает само себя на кусочки. Они ничем друг другу не были обязаны, не было никаких обетов верности или преданности один одному. Они ведь даже не друзья. — Чимин! — его ловят за руку слишком быстро, но не спешат и к себе не разворачивают. — Я хотел убедиться, что ты не сдох, но вижу, что ты прекрасно себя чувствуешь, — с ощутимым ядом в дрожащем, чем и выдающим себя, голосе шипит Пак, пытаясь вырвать ладонь из крепкой хватки. А у Чонгука поперёк горла встревают жалкие оправдания сложившейся ситуации. «Это не то, о чём ты подумал» — так и остаётся на кончике языка, а в мыслях вместо этого возникает вопрос, какое право мужчина имеет, чтобы оправдываться перед ним? На каком основании он должен делать это? Он сам для Чимина никто, а когда думал, что ему, наконец, открылись, делясь сокровенным — тот снова закрыл свои настоящие эмоции от него. «Никем, мы просто трахаемся иногда» — пронзают грудную клетку недавние слова и этот болезненный тон, отчего Чону плохо становится и ноги свинцом наливаются. — С какой вообще кстати ты так реагируешь? — сглатывая мерзкий комок, спрашивает он. — А что, нельзя? — злостно, чтобы скрыть боль и подступающие слёзы, бросает другой, не оставляя попыток вырваться. — Сам ведь сказал, что мы лишь спим вместе, так чего психуешь? — начинает терять терпение, сильнее стискивая его ладошку и тянет, к себе разворачивая в поисках столь необходимых ответов. — Чего ты постоянно ведёшь себя как истеричный ребёнок, а поговорить нормально не можешь? — Хватит… — сипит тяжело дышащий Пак, пряча от него глаза, в которых застыли слёзы. — Нет, не хватит! — случайно рявкает Чонгук, чьё сердце больше не может терпеть, разрываясь на части от неизвестности, в которой пребывает. — Я хочу помочь тебе, идиота ты кусок, не закрывайся от меня. — Мне не нужна твоя помощь! — повышает голос Чимин, поднимая на него дрожащий жалостливый взгляд. — Ты уже помог и мне, и этому парню, да? Нравится помогать всем, блять, так пожалуйста: трахай, кого хочешь, раз так угодно. Он-то явно не истеричка, не жалкий ребёнок, после которого столько проблем, к тому же такой добренький весь, вежливый, хах. Я и ни с ним не сравнюсь, ни с Ихёном, тем более! Ты ведь никогда, хотя бы на маленькую долечку, не сможешь почувствовать ко мне то, что чувствовал к Ихёну! — Почему… — обескураженный услышанным, застывает с расширенными глазами мужчина. — Почему ты говоришь такое…? — Да потому что я люблю тебя! Фраза эта вырывается быстрее, чем мальчишка соображает. Уже ненавистные слезы из глаз сами собой хлещут, обжигая румяные щёки, и от них словно сердце разлагается, как от кислоты. Рука легко высвобождается из ослабившейся хватки остолбеневшего Чонгука, у которого земля из-под ног уходит и внутри всё с ума сходит. Его будто бы насквозь, точно копьём с шипами, пробили этой внезапно громко прозвучавшей в порыве чувств фразой. — Что, — с отчаянным нервным смешком на выдохе шмыгает носом Чимин, понимающий, что пути назад нет, — ты даже не думал, что правда можешь нравиться такому никчёмному мне? Не думал, что у меня могут быть чувства к тебе? Чон выдавить из себя ничего не может, и пальцем пошевелить не в силах, хотя сердце в груди ноет, просится прижать к себе плачущего мальчишку, без остановки обнимать и целовать его, больше не отпускать. Но он просто… стоит. — Да я сам себя ненавижу за то, что влюбился в тебя, как настоящий идиот, и постоянно думаю о тебе! — блондин икает от слёз, рукавами вытирает их, и плечики содрогаются. — Чим… — хрипит Чонгук, жалобно ломая брови, медленно к нему руку протягивая, но его попросту в грудь толкают, отпихивая от себя подальше. — Не надо, не смей жалеть меня, — хлюпает носиком желающий сквозь землю провалиться младший, так сильно ненавидящий себя за свою же чёртову слабость. И кулаки сжимает вместе с челюстями, судорожно и глубоко вздыхая, громко глотая соляную жидкость. Он не осмеливается больше взглянуть на мужчину, которого от себя же отпихнул, но зато смотрит на так и встрявшего в дверях побледневшего парнишку, не понимающего, о чём они так эмоционально спорят на их родном корейском языке, но зато прекрасно догадывающегося. Чимин собирает остатки своих сил, что помогали ему на протяжении всей жизни выживать за масками, скрывая боль и истинные эмоции, и сейчас так же громко хмыкает, в последний раз протерев лицо рукавом, обратившись к незнакомцу: — Вот такое «доброе» утро после наверняка горячей ночи, ха? Он умеет готовить только омлет на завтрак, и тот отстойный, так что лучше побереги себя и не ешь его. От этого открывшаяся рана в измятом сердце пуще прежнего кровоточит, и Пак резко разворачивается, больше не взглянув на мужчину, разрушившего все его надежды и чувства, спеша как можно скорее и дальше уйти прочь от этого места. Ведь жгучие слёзы обжигают его от несправедливого желания снова съесть этот дурацкий подгоревший омлет. В то время как Чонгук на колени падает в том же виде, что проснулся от ужасного похмелья, совсем ничего не помня о прошедшей ночи, на коридоре с раскрытым в немом зове ртом, из которого ничего, кроме кряхтения, не выходит. Он пополам сгибается, ошарашенно в никуда глядя стеклянными глазами, перед которыми всё плыть начинает, пока голова болезненно раскалывается, а в ушах звенит голос того, кого так старался от боли уберечь и укрыть от всех бед. Но сам же оказался тем, кто принёс ему самую страшную боль разбитого сердца.