Поиск ответов и людей (никогда не применять к енотам)

Это была не та белая дверь. Вернее, не так: дверь-то была вполне себе та, своя и родная, а вот то, что за ней, оказалось чьим-то чужим. Лидер мог забыть какого-нибудь случайного ханурика, но не свои сны, особенно такие, повторяющиеся. Он их сразу, с первого шага за белую дверь узнавал. В плохой версии сна за белой дверью был дом, в котором он жил последние пять лет. Половицы скрипели так, как им и полагалось, все комнаты были на своих местах, вот только Лидеру отчего-то упорно казалось, будто ему не полагается здесь быть. Что-то раздражало, что-то было неправильно — и в конце концов он неизменно натыкался на завешанное черной тканью зеркало и все вспоминал. В городе К. как полагалось: если уж как-то ухитрился окончательно умереть, то все, конец. Мертвецам в свои дома можно только раз в год возвращаться, в последний день октября, а раньше или позже никак. Только зазря и себя измучаешь, и близких своих. Судя по пышной зелени за окном, на дворе был явно не октябрь. Нужно было поскорее уйти, но воспоминания пульсировали в висках, и хотелось досмотреть их до конца. Лидер всегда умирал от разного: случайная пуля на разборках, ответочка от конкурентов, месть Натки за все хорошее, Инженер и его выдающийся талант к стрельбе. Последняя причина была самой обидной — Лидер так ни разу и не вспомнил, за что на этот раз. Так он и просыпался, весь какой-то продрогший, с единственным вопросом — какого хрена? Какого хрена, он же, вроде, старался быть хорошим другом и не совсем паскудным человеком. К вечеру сон выветривался, но легкая идиотская обида сохранялась до следующего утра. В еще худшей версии сна за дверью была квартира Инженера — правда, еще более обшарпанная, чем в жизни. Свет лихорадочно мигал, обои клоками свисали со стены, будто кто-то разодрал их когтями, ковер на полу был заляпан темными пятнами. Первым, что Лидер слышал, едва переступив порог, был надрывный плач, горький и искренний. Так ревут, когда случается что-то по-настоящему плохое. От этого рева Лидер резко, словно его током ударило, вспоминал, что именно произошло, и быстро шел на кухню. Там сидела эта Инженерова баба, Особа. Такая худенькая и дрожащая, прямо на полу сидела и рыдала, уткнувшись в колени. Почему-то в этот момент Лидер всегда думал: отчего он не спросил, как ее называть? Особа — это ведь не для всех обращение. Но раз уж не спросил, то теперь уже что. Теперь уже поздно. Поколебавшись, Лидер неизменно садился рядом с Особой и притягивал ее к себе. Она дрожала, а Лидер все думал: надо уже убить эту тварь. — Это я виновата, — все твердила Особа, уткнувшись Лидеру в плечо. — Я все испортила. Я должна была… н-не разрешать. Он бы послушал! — Не послушал бы, — отвечал тот и гладил ее по мягким светлым волосам. — Знаешь же, что не послушал бы. Особа мотала головой и только всхлипывала громче. «Это не ты. Это я, — думал Лидер, крепче обнимая ее. — Я ему эту идею подал, мне и разгребать». Да, все так и было. Он попросил, а Инженер сделал, сделал и на себе испытал. Потому что так настоящие ученые, чтоб их, делают. На себе все проверяют, даже экспериментальную дрянь. Что было поганее всего, Лидер не мог вспомнить, о чем именно попросил Инженера. В голове вертелось слово «проявитель», но оно было какое-то слишком плоское и никакое. Зато конец у сна всегда был одинаковый. Особа плакала все громче, но даже ее всхлипы не могли заглушить скрежет когтей по металлу. Дверь в комнату Инженера была с недавних пор железная и очень массивная. — Будь здесь, — говорил Лидер и поднимался на ноги. — Не выходи пока, лады? Особа не отвечала. Лишившись опоры, она лежала на полу и тряслась. Настало время с этим кончать, ничего уже нельзя было сделать — и все равно пистолет в руке казался очень тяжелым. Лидер знал, что поступает правильно: он пытался спасти Инженера, и не только он, все пытались, но становилось только хуже. Знал Лидер и то, что шанс на меткий выстрел у него имелся ровно один. Еще Лидер знал, что виноват — и бесился, потому что никогда раньше, ни разу, так себя не чувствовал. Металлическая дверь запиралась на множество замков, и простых, и особым образом, спасибо Жилину, заговоренных. Лидер всегда просыпался в тот момент, когда отпирал последний замок, делал шаг назад, прицеливался — и понимал, что не сможет выстрелить в монстра, которым стал Инженер. Потому что верил, безо всяких адекватных причин, без малейших доказательств верил, что где-то там, под маской чудовища, Инженер все еще был самим собой. После таких снов хотелось забрать Инженера с работы, посадить в подвал и навсегда запретить химичить. Разумеется, Лидер так не поступил бы, он вообще с уважением относился к чужим занятиям, но все же… Все же этот сон был хуже, чем тот, в котором он сам умирал. Была и третья версия сна — та самая, что душу изматывала. В этом сне за дверью был дом у моря. Не тот, который в Ялте, а просто какой-то неизвестный дом, большой и светлый, в котором соленой водой пахло. Лидер долго и бесцельно бродил по нему, пока в одной из комнат не обнаруживал Инженера. Тот стоял у окна, наполовину спрятавшись за белой шторой. Мысленно Лидер называл этот сон «тот, который про штору», потому что вот так — концентрироваться на неважном и забивать на важное — было проще. Инженер стоял, повернувшись спиной, и его лицо совсем не получалось разглядеть. Лидер знал, что может окликнуть, может подойти ближе, и тогда Инженер посмотрит на него, но почему-то молчал и не двигался, растягивал это мучительное, вязкое ожидание непонятно чего. Хотя что уж там — понятно, чего он там ждал, не пацан уже, чтоб самому с собой в прятки играть. По жизни-то ладно еще, а вот во сне совсем уж было глупо от себя бегать. Имелась у них с Инженером какая-то мутная недосказанность в отношениях, и нужно было с этим порешать. Правда, то, что их дружба после такого рискует накрыться медным тазом, останавливало даже во сне. Лучше уже как есть, чем никак. Да и не больно-то и хотелось чего-то другого. На стене глухо тикали часы. Время шло медленно. Лидер любовался на узкую спину и не мог не представлять, как подходит ближе, разворачивает Инженера к себе, и тот улыбается ему; и нужно что-то изменить, разорвать это напряжение, сделать все просто, грубо и быстро — но время бесконечно тянется, а они стоят и смотрят друг другу в глаза. В этот момент Лидер обычно просыпался, тащился под холодный душ и старался пару дней гарантированно не пересекаться с Инженером. Просто на всякий случай. Особого значения этим трем снам, Лидер, конечно, не придавал: мало ли кому что снится. Юрка-журналист вон как-то целую программу про сны записал и довольно внятно доказал, что самые опасные люди — те, которым только голуби, шпроты и конец света снится. Но все же было в этих повторяющихся снах что-то тяжелое и мутное. То, что даже при свете дня не удавалось с себя сбросить. Хотя сейчас это не имело значения. Сейчас Лидер попал в чужой сон — или, что еще хуже, не в сон. Хорошо хоть царапины на шее дергать перестали. За белой дверью была проходная НИИ. На первый взгляд она была совсем такая же, как и в той реальности, которая за пределами трубы находилась: серые стены, побитая временем рябая кафельная плитка на полу, пять вертушек и будка вахтера. Вот только в будке этой никого не было. Судя по царившей тишине, во всем НИИ никого не наблюдалось. Пожалуй, это было даже и хорошо: практика доступно показала, что в трубе лучше всего ни с кем не пересекаться. Воровато оглядевшись по сторонам, Лидер перепрыгнул через турникет. Звук крутанувшейся вертушки показался оглушительно громким. Колени привычно уже заболели, но Лидер решил: это не к подставам и не к дождю, просто меньше прыгать надо. Он же не сайгак какой, в самом-то деле. Людей в НИИ определенно не было. Собственные шаги казались угрожающе тяжелыми, и Лидер постарался к ним не прислушиваться. В целом-то все складывалось удачно — где еще Инженеру быть, как не в НИИ? Пусть и этот конкретный был не совсем такой, как в реальности. Не то чтобы Лидер хорошо ориентировался в том, настоящем НИИ, но не мог не заметить: в этом НИИ коридоры были слишком длинными и свет на потолке отливал красным. Все двери кабинетов были наглухо закрыты, и на стук никто не реагировал. Была бы пушка на месте — вышиб бы их влегкую. А так приходилось ругаться сквозь зубы и дальше идти. А еще за окном снег шел. Лидер заметил это, когда по переходу между корпусами брел (перехода, кстати, в реальности вроде как тоже не имелось). Стены здесь были из стекла, и за ними валил снегопад, прямо как на новогодней открытке какой. Вот только до нового года было еще много месяцев. Лидер замер у стекла. Почему-то снегопад приковывал взгляд. Все снежинки были четко одинаковыми, ровными и аккуратными. Поэтому, наверное, белый ковер за окном был… Ну, совсем как настоящий ковер, не снежный. И небо тоже было как ковер. Лидер с некоторым удивлением отметил, что небо было как ковер в Инженеровой квартире. В тишине раздался перестук каблуков, причем совсем близко, будто бы за спиной. Сладко запахло Наткиной любимой Шанелью. Лидер хотел было обернуться, но вспомнил Жилинское напутствие — не оглядываться и не всматриваться. Каблуки перестали стучать; стало очень холодно. Лидер зажмурил глаза и затаил дыхание. Возможно, если не смотреть и затихариться, каблуки эти пройдут мимо. В каком-то смысле было нечестно, что он так боялся Натки, причем воображаемой. Нечестно и глупо, и Лидер решил изо всех сил притвориться, будто ему вовсе не страшно. Вышло так себе, но, кажется, помогло. Каблуки раздраженно потоптались на месте, а затем удалились. Когда их звук совсем растаял, Лидер наконец распахнул глаза, выдохнул и обернулся. Перед ним стремительно промелькнуло клетчатое пятно. А может, это просто померещилось. Лидер не стал больше смотреть на снегопад, ну его еще. Он перешел в другой корпус и заново стал стучаться во все двери. На этот раз ему улыбнулась удача: вторая по счету дверь оказалась незапертой. Осторожно распахнув ее, Лидер заглянул внутрь и увидел что-то похожее на фотостудию. В смысле, на обшарпанную ванную, которую какой-то умелец навроде Инженера под фотостудию приспособил. Заходить и оставлять дверь без присмотра было опасно, но и на фото, что на веревке сушились, поглядеть хотелось. Вдруг на них чего полезное проявилось. Одной рукой придерживая дверь, Лидер смело шагнул внутрь, сдернул с веревки несколько фото и тут же вернулся обратно в коридор. Оставленная без присмотра дверь мгновенно и шумно захлопнулась, но Лидер не обратил на это внимания. Он рассматривал фото и с легким ужасом понимал, что на всех них был изображен он сам, причем в очень разных обстоятельствах. Дома у Инженера (он помнил этот вечер, они тогда сразу десять серий «Слез сентября» посмотрели), на прогулке у болота (этот день Лидер вообще не помнил), у машины с ребятами (судя по шмоткам, это примерно лет семь назад было), на своей собственной кровати спящим (это вообще уже ни в какие ворота не лезло!). Странным было даже не то, что на фото были запечатлены именно эти моменты. Куда больше смущало вот что: Инженер (почему-то упорно казалось, что это вот творчество ему принадлежало) любил фотографировать, но никогда не снимал Лидера. — Пока не могу, извини, никак не получится, — всегда говорил он в ответ на любые намеки. — Мне поймать тебя надо, чтобы правильно сфотографировать. Прямо вот чтоб четкий твой образ у меня в голове отпечатался. Я пока не поймаю, не могу — халтура выходит! Причем вот ты, может быть, и никак не заметишь, что халтура, и другой кто уж точно не заметит, но я-то знать буду! Это «поймать» звучало одновременно пугающе и, ну, неравнодушно, что ли. Лидера обычно никто поймать не пытался. В смысле, не с целью пришить. Поэтому он терпеливо ждал, когда его наконец поймают и сфотографируют. Дождался, мать твою. «Это не он, это труба тебя путает, — напомнил себе Лидер и, поколебавшись, хлестнул себя по щеке. — Это не настоящее». Он еще раз посмотрел на фото. Вернее, на то, что секунду назад было фото: теперь Лидер сжимал в руках пустые белые карточки, покрытые какой-то липкой слизью. Брезгливо бросив их на пол, он пошел к следующему кабинету — как оказалось, запертому. Еще один открытый кабинет обнаружился в самом конце коридора. Внутри горел мягкий свет, а из мебели была только его старая и теперь ненужная инвалидная коляска. На нее кое-как втиснулся коричневый старый проигрыватель, скрипуче игравший известную французскую песенку. Ее по радио часто ставили, вот это вот «эс ти ту экзистипа тада-тада-тада-тада». Джо Дассен вроде бы, пел. Мамке он, помнится, очень нравился, она даже фото этого Дассена из газеты вырезала и на стенку прилепила. Надо было уже как-то проведать мамку-то, при случае. Вроде, и ехать недалеко, в ближний пригород, а все как-то не до того. К тому же про Натку придется всякого понарассказывать, и про дела чего-то соврать, и… Лидер запоздало осознал две вещи. Во-первых, он стоял посреди кабинета. Во-вторых, дверь за его спиной издевательски скрипнула — и захлопнулась. Лидер подбежал, подергал за ручку и даже почти не удивился, что оказался запертым вместе с коляской и Джо Дассеном. — Да чтоб тебя! — Лидер злобно пнул дверь. — Зачем ты вообще сюда поперся, идиот? У тебя же нормальный НИИ был там, не в трубе! Чего тебе не хватало, Инженер? Сказал бы, я б организовал. А то вечно гордый, вечно ничего тебе не надо, вечно все у тебя есть. И что теперь, в трубе сидишь? Он прекрасно понимал, как глупо его вопли выглядят и звучат со стороны, но не мог заткнуться и перестать разнообразно склонять Инженера и его научные изыскания. Хотя почему бы и не орать, если здесь никого нет? Откровенно говоря, Лидер бы многое отдал за то, чтобы объект его ярости услышал эту бессвязную ругань. И хрен с ним, что не по понятиям это — психовать вот так, пусть и из-за близкого кореша. Внезапно в кабинете погас свет. Джо Дассен при этом и не подумал заткнуться. Лидер еще раз злобно пнул дверь ногой и постарался дышать ровнее. Ему совершенно не нравилось, как все закручивалось. Музыка звучала все громче, совсем как тогда, с не-Наткой в не-Ялте. Отчаявшись, Лидер решил попробовать тот же метод — стукнуться со всей силы коленом о что-то твердое. Больно было до искр перед глазами, однако помимо этого ничего не изменилось. Внезапно музыка стихла. Коляска мерзко скрипнула колесами, и снова стало очень холодно. Все мысли и чувства как будто заморозило, все, кроме дикого желания выбраться. Не особенно надеясь на успех, Лидер дернул дверь — и та неожиданно поддалась. Он выскочил наружу и побежал вперед, не оглядываясь, пока не врезался во что-то. «Что-то» оказалось гробом. Аккуратным таким добротным гробом — в этом деле Лидер после своей якобы смерти неплохо так шарил. Кто-то заботливо примостил гроб на трехногие табуретки. Чудо, что Лидер его не уронил, когда врезался. Все эти мысли пронеслись в голове только потому, что думать о покойнике совершенно не хотелось. Вернее, не хотелось осознавать, кто именно лежал в добротном гробу в чайных, чтоб их, розах посреди школьного актового зала. Надо сказать, выглядел Инженер вполне себе живым. Но так, наверное, про всех покойников полагалось говорить. Сейчас было не время и не место… Хотя почему, собственно, не время и не место? Желание шутить дебильные шутки неизменно накатывало на Лидера в самых нервных и болезненных ситуациях. Хорошо что хоть вслух он их редко высказывал, про себя все шутил — ну или (незапамятно давно) Натке на ухо. Та всегда смеялась, как девчонка. Так вот, глядя на Инженера, Лидер неминуемо вспомнил, что полагается делать с красавицами в гробах, предварительно подкравшись, и бессильно заржал. Все происходящее было бредовым и ненастоящим. Инженер не мог умереть, это труба издевалась и шутки шутила. Или это была не шутка, а единственная доступная здесь правда? Хотел Инженера — получи и распишись. Нет его больше, пропал, можешь над покойничком порыдать. Лидер кое-как успокоился и неуклюже вытер с щек выступившие слезы. Он понятия не имел, что сейчас делать и как выбраться из этой ловушки. Разве что… Хотя нет, это совсем уже. Но осталось ли что-то подпадающее под определение «совсем уже» в этом к черту поехавшем мире? Сказка, как говорится, ложь, а в ней намек. В той сказке, что Лидеру на ум пришла, мертвую принцессу поцелуем воскрешали. Может, и с Инженером сработает. Глубоко вздохнув, Лидер собрался с мыслями. Последний раз он целовался с Наткой, причем вечность назад. В целом с этим делом было как с ездой на велике — только конченый ханурик забудет, единожды научившись. Однако, с другой стороны, как говорят американцы, практикой все совершенствуется. С третьей стороны, Инженер лежал в гробу и был весьма себе мертвым. Вряд ли он четко оценит качество поцелуя. С этой мыслью Лидер прикрыл глаза, склонился над гробом и осторожно поцеловал Инженера в холодные губы.