Одной дорогой, разными путями

      —И о чём ты хотел поговорить?       Вэй Усянь, как всегда, заваливается без стука и тут же плюхается на удобные подушки возле небольшого чайного столика в кабинете Цзян Чэна.       Он знает обстановку этой комнаты наизусть, ведь она полностью восстановлена по образу и подобию рабочего кабинета Цзян Фэнмяня. В своё время Вэй Ин частенько приходил туда, чтобы отчитаться по своим проделкам.       А сейчас его сын сидит и хмуро смотрит на приёмного брата. Полностью переняв черты и характер матери, он почти не напоминает родного отца. Но Вэй Ин иногда до боли в сердце улавливает в Цзян Чэне неуловимые отзвуки характера человека, заменившего ему собой всю его потерянную семью. Особенно, когда Цзян Чэн растерян.       Например, как сейчас. Когда на столе рядом с локтем лежит открытое письмо главы ордена Лань.       Вэй Ин внимательно смотрит на брата. Он уже давно начал примечать, что любые взаимодействия того с главой ордена Лань сильно влияют на душевный покой Цзян Чэна. Вэй Усяню интересно, что могло так сильно взволновать его вечно недовольного и нервного брата.       Цзян Чэн наконец выходит из ступора.       — Как твои дела? Я смотрю, ты быстро позабыл, как тебя выкинули из ордена Лань несколько месяцев назад!       Вэй Ин морщится. Он внимательно смотрит на Цзян Ваньиня.       Отголоски его вечной улыбки ещё гуляют на губах, но глаза уже подернулись тёмной дымкой.       — Да, ты прав. Моя память очень коротка. Я когда-нибудь рассказывал тебе про свою мать?       Цзян Чэн изумлённо смотрит в ответ.       Тема разговора скачет, как взбесившийся осел Вэй Усяня, но только, в отличие от безумного животного, они-то могут поговорить спокойно. Или нет?       — Так вот, моя мать мало оставила мне воспоминаний. Но то, что я точно запомнил, были её слова: «Тебе следует помнить то добро, которое делают для тебя другие люди, а не то добро, что ты делаешь для них. Выброси всё ненужное из сердца и тогда тебе станет легко и привольно жить на свете».       — А при чём здесь это? — Цзян Чэн начинает сердиться. — Ты не боишься, что Лань Ванцзи снова перемкнёт, и он опять решит выгнать тебя?       — Боюсь, — ответ Вэй Ина после всех его смешков и шуточек поражает серьёзностью. — Но ещё больше я боялся того, что я не захочу… просто не смогу к нему вернуться… Знаешь, в тот день, когда мы думали, что Лань Сичень умер…       От этих слов Цзян Чэна тоже передёргивает. Перед его глазами до сих пор застывшее лицо поддельного главы Лань, и холодок мёртвенного оцепенения снова накатывает удушающей пеленой.       — Я ведь, … Цзян Чэн, я ведь почти поверил, что Лань Чжаню было плевать, умру я или нет…       Вэй Ин опускает голову. Его глаза полуприкрыты, а губы подрагивают, как будто он пытается произнести что-то и не находит нужных слов.       — И в тот момент я почти сдался….       Цзян Ваньинь внимательно смотрит на брата. Тот непривычно серьёзен. Тих. Собран.       — Понимаешь, Цзян Чэн, я ведь в тот момент почти поверил, что это всё. Что отныне каждый из нас сам за себя. Лань… Лань Чжань навсегда в моём сердце. Этого уже не изменить, да я и не хочу этого. Обе мои жизни — и прошлая, и настоящая — всегда были тесно переплетены с ним. И я не могу этого изменить. И ты не можешь. Никто не может.       — Погоди, Вэй Усянь… — Цзян Чэн снова теряет нить их разговора. — Я и не говорю тебе что-то менять, просто напоминаю, чтобы ты был осторожен.       — Спасибо, Цзян Чэн!       Вэй Усянь смотрит на брата, как никогда не смотрел раньше, внимательно, серьёзно.       Цзян Ваньинь вдруг очень остро осознает, как не просто Вэй Усяню сейчас говорить с ним обо всём этом. Как не просто рассказывать о своих сомнениях и страхах.       Они не привыкли вот так вот, начистоту обсуждать свои чувства.       Прикрывать друг другу спину и выгораживать — да!       Ненавидеть и обманывать друг друга, при этом тайно спасая и оберегая, — да!       Перекидываться насмешками и саркастичными словечками, прикрываясь ими, как щитом, — да!       Но признаваться один другому в том, что волнует душу, что тревожит сердце, в этом они мало преуспели.       Им понадобились целая жизнь и пятнадцать лет в придачу, чтобы вот так вот сегодня сидеть друг напротив друга и пытаться… изо всех сил пытаться понять.       И ещё Цзян Чэн вдруг впервые очень ясно видит, как изменилось их общение. При всей привычной колкости и язвительности, оно приобрело новое, прежде казавшееся недостижимым, качество.       Искренность.       Не честность или открытость. А неуловимую, казалось, навсегда утраченную тонкую грань. Которая прежде их намертво разделяла, а теперь неожиданно объединила.       Ведь они в целом никогда не врали друг другу. Только недоговаривали.       И всегда были друг с другом предельно честны. Только делали зачастую то, что от них ждали другие люди.       И понимали друг друга без слов. Только вот ждали в ответ всегда противоположного.       А теперь вдруг, на обломках прежних иллюзий, братства, ненависти, крушения всех надежд и даже смерти, они смогли открыться друг другу.       Цзян Чэн отчетливо понимает, когда этот сдвиг случился.       В тот раз, когда он не смог больше выносить своего позорного предательства, не сдержался и обнял Вэй Усяня. Просто впервые в жизни признался ему в том, что реально чувствовал. Без оглядки на правила, гордость или страх.       И теперь вот Вэй Усянь также пытается ему искренне ответить. Как умеет.       Они смотрят один на другого.       Последняя разумная ниточка их беседы безнадёжно испарилась. Но сейчас это не важно.       Они, как в детстве, будто проверяют себя: пароль-отзыв. Всё совпало, и это совпадение важнее всех остальных слов.       Потом Вэй Ин медленно поднимает руку и ерошит волосы. Улыбается Цзян Чэну, хлопает себя по бокам.       Они смеются легко, беззаботно, как в давно забытой молодости. Когда Вэй Усянь был ещё в своём теле, а Цзян Чэн со своим ядром.       И всё это безвозвратно поменялось, но, как прежде: пароль-отзыв!       И нет ничего важнее этой простой, но важной искренности.        — Я люблю его, Цзян Чэн. Просто люблю. Я отчаянно боюсь. Что перемкнёт, выгонит, снова забудет, оттолкнёт. Я отчаянно надеюсь, что мы сможем это всё преодолеть. Я верю в себя. И верю в него. И в тебя тоже верю!       Цзян Чэн смотрит на брата. Вэй Усянь сейчас такой непривычно открытый и ранимый. И сильный.       Он вздыхает, ему больше нечего добавить. Перед таким вот Усянем он непривычно робеет.       У них ещё будет время разобраться с этим новым качеством их общения.       А сейчас он думает, что делать с информацией, полученной от главы Лань. Ведь о том, что написано в письме, явно знает только сам отправитель.       Вэй Ин внимательно смотрит в ответ.        — Что написал глава Лань? Явно не оправдания Цзэу-цзюня так тебя взволновали. Может, он тебе в чём-то признался? — глаза Усяня вновь привычно насмешливы и задорны.       Цзян Чэн выдыхает и возвращается в их накатанную колею сарказма и шуточек.        — Да, признался. Что ты снова доводишь Лань Циженя до белого каления.       Вэй Усянь опять смеётся.       — А если серьёзно, Цзян Чэн. Что написал Цзэу-цзюнь?       Цзян Ваньинь смотрит в окно. Он не хочет врать брату, но и игнорировать просьбу главы единственного союзного Великого Ордена тоже не может.        — Я не могу сейчас рассказать об этом. Но, думаю, что скоро ты и сам всё узнаешь.       Усянь хмыкает, однако больше ничего не говорит.        — Цзян Чэн, мне кажется, тебе нужно серьёзно подумать о том, что происходит между тобой и главой Лань.       Тот в ответ вскидывает голову:       — Что ты имеешь в виду? Вэй Усянь, следи за своим языком!        — А что? Ты был у него ночью, когда на него напали, раз. Ты получил от него нефритовый жетон, и он во всём полагался на тебя — это два. Ты ударил его по лицу на глазах у всех глав кланов, и он ничего тебе даже не сказал — это три. И ко всему прочему, он уже месяц пишет тебе письма с извинениями, на которые ты не отвечаешь. Мне кажется, слишком много эмоций для общения между главами Великих Орденов.       Цзян Чэн краснеет, потом бледнеет.       Вэй Усянь прав, но это всё же полный бред!       Обстоятельства тех дней так сложились, что он был вынужден сотрудничать с главой Лань, а тот подставил всех и даже, как выяснилось, собственного брата.       Вот Цзян Ваньинь и вспылил.       И ничего более!       — К тому же, теперь первый, кому он пишет письмо о возникших проблемах, это ты, — Усянь насмешливо поднимает брови и разводит руки. Типа смотри, я тут не при чём, просто говорю, как дело было.       Цзян Чэн закатывает глаза.       — Хватит! Вэй Усянь, всё, что ты сейчас говоришь, это полнейшая чушь! Осталось всего два Великих ордена, и мы с главой Лань теперь несём на себе особое бремя ответственности. Естественно, что он пишет мне.       Вэй Ин пожимает плечами и тихо смеётся.       — Ага, и именно поэтому ты теперь игнорируешь все его письма.       Цзян Чэн уже кипит.       — Все, я занят. Раз ты решил, что Лань Ванцзи теперь снова твой любовник, то вали к нему и не отвлекай меня от важных дел. Просто я хотел тебе напомнить, что вы разведены, и орден Лань больше не твой дом.       Вэй Ин ухмыляется. Быстро вскочив на ноги, он делает оборот вокруг себя и, расхохотавшись, идёт к выходу.       — Как скажешь, глава Цзян.       Но почти у самого выхода он вдруг оборачивается и выдаёт уже склонившемуся над бумагами брату:       — Глава Лань вернул мне свидетельство о разводе с пометкой «неверно оформлено, просьба подать повторно». Так что формально мы всё ещё супруги.       И, громко хохоча, покидает покои в конец ошеломлённого брата.       Цзян Чэн некоторое время переваривает полученную информацию. Он неосознанно массирует себе виски и основание волос под тугим пучком. За одно рядовое утро вся его вроде бы устоявшаяся картина мира снова взорвана его бедовым шисюном.       И Цзян Чэну нужно время, чтобы всё это уложить и осознать.

***

      Они были знакомы давно.       Ещё со времён обучения в Облачных Глубинах.       Цзян Чэн задумался, почему он никогда не общался с Лань Сиченем?       Ведь они вместе учились. Потом вместе воевали против клана Вэнь. Потом вместе устраняли последствия событий, связанных с его приёмным братом и братом самого Первого Нефрита Ордена Лань.       И все равно их пути с главой клана Лань не пересекались ни в клановых интересах, ни в личных планах.       Они просто не замечали друг друга, словно жили в разных мирах.       Цзян Чэн снова и снова повторяет про себя слова Вэй Усяня и крутит их в своей голове так и этак.       Он вспоминает их первую с Лань Сиченем встречу.       Юноша, словно высеченный изо льда и нефрита, в белоснежных одеждах. Всегда смотревший на окружающих мягко и кротко, полная противоположность своему отстранённому и неулыбчивому брату.       Дружелюбный, приветливый, всегда занимавший равновесную позицию в любых спорах, он так и не попал в круг общения Цзян Чэна, даже после того, как Вэй Усянь был позорно изгнан из Облачных Глубин.       Они уважительно относились друг к другу, но не более того.       Потом всех их закрутила карусель войны и вражды, но они снова словно жили в параллельных вселенных, и, редко пересекаясь по делам или случайно, всегда проходили мимо друг друга, даже ни разу не оглянувшись.       У каждого из них были свои радости, свои горести, свои надежды и печали.       Цзян Чэн вообще никогда не думал, что будет вспоминать своё прошлое, пытаясь воскресить в памяти их короткие и ничего не значащие встречи.       Даже когда Вэй Усянь пропал, и они втроём вызволяли мечи из лап ордена Вэнь, даже тогда он почему-то больше предпочитал общаться с неразговорчивым Ханьгуан-цзюнем, чем с его приветливым братом.       Почему так выходило?       Цзян Ваньинь никогда даже не задавался этим вопросом.       Он выживал, оплакивал потерянную семью, сестру, брата. Потом воевал с ним же.       Затем тринадцать лет восстанавливал свою вдребезги разбитую жизнь.       В этой всей чехарде им просто было не до друг друга.       Вообще. Никак.       Потом был храм Гуаньинь.       И снова на развалинах собственных жизней, в пылу переживания крушения собственных иллюзий они проживали каждый свою боль. Их потери в той битве были самые страшные, но у каждого была своя причина для потрясения.       И после всего они опять пошли каждый своей дорогой. Унося с собой разбитое сердце, мечты, планы.       Пытаясь заново пересобрать вроде бы налаженную жизнь.       Просто Цзян Чэн активно действовал, а Лань Сичень активно молчал.       Каждый выбирал свою привычную форму отклика на все события в своей жизни.       И они бы никогда не пересеклись ни в одной из своих дорог, если бы не последняя трагическая история.       И снова их свела вместе неумолимая судьба. И имя этой судьбе было опять Не Хуайсан.       Который походя разрушил несколько лет назад одну реальность.       И теперь, похоже, доламывал другую.       И опять они с главой Лань против воли стояли рядом на защите интересов своих родных и близких, а также орденов, которыми теперь управляли.       Цзян Чэн задумался.       При всей своей очевидной различности, они были очень похожи.       Рано свалившееся бремя управления Великим Орденом. Братья, которые постоянно заставляли реагировать тем или иным образом. Рано потерявшие родителей и взявшие на свои плечи всю тяжесть их обязанностей.       Тогда, получив первое из череды писем Лань Сиченя в формате личной, а не клановой переписки, он очень удивился.       Ещё большее удивление вызвала просьба Лань Сиченя позаботиться о молодом господине Вэе.       Цзян Чэн тогда с непонятным для самого себя удивлением вглядывался в написанные непривычно свободным стилем иероглифы.       За годы общения он получал от главы Лань только короткие и формальные послания.       Но это письмо, полное грусти, эмоциональное и подробное, словно приоткрыло Цзян Чэну совершенно иную сторону улыбчивого и далёкого Нефрита.       Он вдруг увидел за строчками живого человека, а не ходячую говорящую куклу.       Но привычно решил не обращать на это внимание.       И ещё больше уходя в знакомую позицию главы Цзян, он старательно сделал вид, что ничего не заметил.       Совершенно не заметил, что глава ордена Лань это просто Лань Сичень. Что он такой же человек, со своими взлётами и падениями в жизни.       Цзян Ваньинь совершенно не хотел этого понимать.       А когда события закрутили их в новую спираль взаимодействия, он сотрудничал, но отказывался замечать очевидные вещи.       Замечать, что глава Лань не такой всемогущий, как привык казаться.       Что он не может всего предугадать и предвидеть.       Что его могут ранить или даже убить.       И главное, что Цзян Чэн неожиданно для себя начал ощущать в своей картине мира не главу ордена Лань, а человека по имени Лань Сичень.       И первым звоночком стало раздражение, которое теперь начала вызывать его неизменная, нечитаемая, приветливая ко всем и каждому улыбочка.       И хотя он привычно оправдывает себя необходимостью выбора, интересами Ордена, тем, что они и в самом деле остались только вдвоём из всех прежде глав Великих Орденов.       Но их и раньше было не много. И раньше были ситуации на грани жизни и смерти.       Так что же произошло, что он начал думать об этом совершенно непонятном ему человеке.       И теперь уже даже его приёмный брат подметил странности их общения.       Отказываясь все эти годы замечать главу Лань, он неожиданно для себя врезался в Лань Сиченя.       Со всего ходу и размаху.       И сейчас пытался опомниться от столкновения, но просто не успевал.       Мнимая смерть Цзэу-цзюня, и он, как подросток, распускает руки.       Тогда, ударив главу Лань, он и сам не мог себе ответить на вопрос: как такое могло произойти.       Он был настолько растерян, разозлён и испуган, что просто не контролировал свои действия.       И впервые за много лет сожалел об этом.       Потому что эта вспышка гнева не шла ни в какое сравнение с привычной войной с окружающими.       Так сильно он всегда злился только на Вэй Усяня. Или на Цзинь Лина, в очень редких случаях.       Но это никак не могло быть реакцией главы ордена Цзян.       Так мог реагировать только Цзян Ваньинь.       И ответа на причину подобной реакции у Цзян Чэна не было.       И он даже думать не хотел о намёках своего глупого брата. Который, как всегда, лезет, не разобравшись, туда, куда его не звали.       Сегодня Лань Сичень ясно дал понять, что вопрос с той историей закрыт.       А самому Цзян Ваньиню нужно перестать реагировать на главу Лань, как вспыльчивому подростку, и переключиться на более насущные проблемы.       И еще Цзян Чэн не понимает, почему из всех вопросов текущего утра он меньше всего озадачен реальной проблемой того, что Не Хуайсан сейчас на свободе.

***

      Вэй Усянь быстро шёл по знакомой дорожке.       Он успел расспросить заклинателей и точно знал, где найти Лань Чжаня.       Место их последней встречи в Пристани Лотоса ничуть не изменилось.       Тот же небольшой пруд в окружении деревьев. Маленькая заводь, в которой Вэй Усянь топил последние несколько месяцев свою тоску и растерянность.       Теперь главный виновник этой истории сам сидит на берегу, никак не выдавая того, что заметил присутствие Вэй Ина.       — Ты решил прогуляться, Лань Чжань?       Вэй Усянь смотрит на напряжённую спину любимого.       Прошедшая ночь сильно сблизила их, расставила главные точки, наметила акценты. И всё равно Вэй Ин бессознательно боится. Он и знает, и не узнаёт своего Лань Чжаня.       Его привычные реакции и незнакомые действия при этом. Вэй Усянь хочет верить и иррационально сомневается в этом.       Сейчас, когда на звук его голоса Ванцзи медленно поворачивает голову и смотрит на него своими выразительными глазами, Вэй Ин замирает, не понимая, как реагировать. Привычная усмешка застывает на губах. А руки начинают неуловимо подрагивать.       — Ты готов отправляться домой?       Вэй Усянь топчется на месте, но, преодолев себя, всё же подходит к Ванцзи.       — Мы обсудили с Цзян Чэном все вопросы.       — Хорошо.       Ханьгуан-цзюнь одним плавным движением встаёт. Но Вэй Ин слишком хорошо знаком и с собой и со своими страхами, способными безостановочно рвать его сердце подобно голодным псам.       Он помнит это место. И то, что здесь происходило между ними несколько месяцев назад. Они стоят друг напротив друга.       Вэй Усянь поднимает руку и протягивает Ванцзи бамбуковый свиток. Жест вежлив и не подразумевает физического контакта. Ханьгуан-цзюнь удивлённо смотрит сначала на свиток, потом на Вэй Усяня.       — Это наше соглашение о разводе. Цзэу-цзюнь вернул мне его из-за ошибки в оформлении.       Лань Ванцзи медленно прикрывает глаза. Секунды словно застыли, и сейчас всё замерло, превратив воздух вокруг них в полнейшую зыбь.       Или сердце самой бури, где, как известно, самое тихое место.       Потом, словно во сне, Ванцзи поднимает руку и берёт Вэй Усяня за протянутую ладонь.       Тук.Тук-тук. Сердце Ванцзи бьётся, словно маленькая птичка в клетке. Они стоят, закрыв глаза. Ненужный больше документ с тихим шорохом падает на траву.       А два человека, уже позабыв о глупой бумаге, крепко обнимают друг друга, будто выброшенные после кораблекрушения путники. Слова им без надобности, они привыкли чувствовать друг друга сердцем.       Вэй Ин стоит, крепко вжимаясь лбом в плечо Ванцзи, ощущая его почти убийственно крепкие объятия. Он больше не сомневается и не боится. Снова, как и раньше, его душа обретает новое дыхание. Он смеётся. Всхлипывая, поднимает голову.       Лань Чжань смотрит в ответ, поднимает руку и аккуратно вытирает каждую слезинку на лице любимого.       — Пойдём.       Вэй Ин кивает. Они, по-прежнему не размыкая объятий, идут в сторону Пристани Лотоса. Им сейчас плевать на взгляды окружающих, на их шепотки и усмешки.       Свиток, больше не нужный и в момент потерявший всю свою разрушительную силу, тихо догорает в высокой траве.