***
Утро было хмурым и холодным. Лань Сичень привычно проснулся в пять часов утра, но, понимая, что в Безночном городе никто так рано не встаёт, сидел за чайным столиком в своих покоях. Вчера на совете он много думал о вещах, с самим советом никак не связанных. И это его поражало даже сильнее, чем открытая, почти ничем не замаскированная грубость главы ордена Цзян. Тот старательно делал вид, что они почти не знакомы. Отказывался общаться. Отказывался даже смотреть в его сторону. И всё равно смотрел. И от этого пронзающего взгляда Сиченю становилось поочерёдно то жарко, то холодно. Он не мог сосредоточиться. Все его мысли блуждали вокруг главы Цзян. Странно, но Лань Хуань никогда не замечал, как красив был Саньду Шэншоу. Он знал, что тот умён и вспыльчив. Резок до грубости. Груб до неприличия. Ещё он знал, что тот поднял практически с нуля свой орден, за десяток лет вернув ему славу Великого и одного из самых богатых и влиятельных. Их предки веками поддерживали дружеские связи и, как глава ордена Лань, он прекрасно знал историю возникновения Пристани Лотоса и все подробности жизни предков Цзян Чэна. Но вот только он никогда не обращал внимания на тонкие брови и миндалевидные глаза главы Цзян. Его резкие, но привлекательные черты. Весь его облик, подобный заточенной стреле в натянутой тетиве лука, готовой поразить цель в любой момент. И что под высокомерием и уверенностью Цзян Чэн прячет порывистое сердце и преданную душу. И от этих мыслей Лань Сичень приходил в неведомое прежде возбуждение. Ему отчаянно хотелось увидеть Цзян Чэна. Поговорить с ним. Попробовать вывести того на откровенный разговор. Но при этом внутренний стратег, давно и прочно сидящий внутри Лань Сиченя, нашёптывал, что это всё очень плохая идея. И ему надо держаться за последнего союзника, а не портить с тем отношения ещё больше. Лань Сичень всё утро убеждал себя в том, что он не прав, вот так вот наседая на главу Цзян. Он должен взять себя в руки и решительно перестать так реагировать. Тогда постепенно их общение снова вернётся в привычное формальное русло. Вот только Лань Хуань совершенно не хотел в это самое русло возвращаться. И его совершенно не устраивало то, что Цзян Чэн теперь шарахался от него, как от больного хворью. Грустные мысли так захватили Нефрита, что, когда пришёл адепт, чтобы позвать его на утренний завтрак, прилежный глава Лань предстал перед тем в совершенно несобранном виде. Чем вызвал приступ смущения и оцепения у не привыкшего к такому виду главы заклинателя. Быстро взяв себя в руки, Лань Сичень усилием воли собрал разбежавшиеся мысли и, переодевшись, предстал перед членами Совета привычно улыбающимся и благоразумным Нефритом. И только глава Цзян, не обманываясь его благодушной улыбкой, знакомо пилил его своим грозным взглядом. А Лань Сичень уплывал от этого в какие-то совершенно неведомые прежде пространства.***
Совет прошёл без лишних споров. Все справедливо соглашались, что надо срочно начинать поиски Не Хуайсана. Каждый клан и орден выделяли поисковые отряды, которые должны были в ближайшую неделю обыскать вверенные им земли и раздать во всех поселениях листовки с указанием примет и суммы денежного вознаграждения за поимку бывшего Верховного Заклинателя. Земли, не относящиеся к какому-либо клану или находящиеся в отдалённых и опасных местах, решено было проверять в последнюю очередь объединёнными отрядами. Для этого надо было мобилизоваться, и было решено через неделю собраться всем отвечающим за поиск заклинателям в Безночном городе, служившим теперь опорным пунктом. Далее, к великому удивлению Цзян Чэна, был поднят вопрос о выборе нового Верховного Заклинателя. Привычно скучающим взглядом окидывая зал и докладчика, он приготовился выслушать имена, заявленные на выбор. Ему было всё равно, так как в последние годы эта должность давно утратила свой статус и силу. Опозоренная сначала Цзинь Гуанъяо, теперь, после выходок Не Хуайсана, она больше служила неким напоминанием о бренности людей. И Цзян Чэн надеялся, что новый Верховный Заклинатель хотя бы просто не будет полным идиотом. Внезапно все повернулись в его сторону. — Глава Цзян, — адепт вежливо приветствует его, передавая свиток с анкетой кандидата. — Что? — Цзян Чэн настолько изумлён, что даже не находит сейчас ни одного слова в ответ. — Пожалуйста, возьмите анкету. Её надо заполнить и передать секретарю собрания. Все молчат и внимательно смотрят на них. Цзян Чэн молча берёт свиток. Он прослушал вступительную речь, но понимает, что среди кандидатов на пост внезапно оказался и сам. И это тем более удивительно, что он не заявлялся на эту должность. Лань Сичень берёт слово, как всегда, незримо приходя ему на помощь. — Теперь, когда три кандидата объявлены, а решение по делу Не Хуайсана принято, я объявляю совет Орденов закрытым. Все снова быстро встают и начинают разбредаться по залу. Никто пока никуда не уходит, все ждут заключительный обед. Но до него ещё есть немного времени, и участники совета спешат пообщаться друг с другом. Цзян Чэн продолжает сидеть, изумлённо взирая на свиток в своей руке. Его глаза привычно уже находят главу Лань. Тот, не обращая на него внимания, о чём-то говорит с незнакомым Цзян Чэну заклинателем. Глава Цзян вдруг осознаёт, как подобострастно и заинтересованно смотрит собеседник главы Лань на красивое лицо и тело Нефрита. Это придаёт сил. Цзян Чэн решительно встаёт и идёт в их сторону. Заклинатель, словно чувствуя грозную ауру главы Цзян, быстро завершает беседу и с вежливым поклоном отходит от Лань Сиченя. — Глава Лань! — Глава Цзян. Вы что-то хотели? Цзян Чэн мрачнеет от этого вежливого и холодного тона. — Вы сами вчера хотели со мной что-то обсудить, я к вашим услугам. Глава Лань задумчиво смотрит на раздосадованного собеседника. — Я просто хотел поинтересоваться вашими делами и планами по вступлению в должность Верховного Заклинателя. Но сегодня это уже не так важно. Цзян Чэн молчит. Он чувствует, что Лань Сичень словно проверяет его на что-то, что сейчас не имеет своего словесного выражения, но ему почему-то становится отчаянно важно эту проверку пройти. — До обеда ещё есть некоторое время, и мы можем выпить чаю в комнате для частных переговоров. Он и сам не верит в то, что произнёс это. Лань Сичень изумлённо поднимает на него свои светлые глаза. — Конечно, глава Цзян. Я буду только рад. Адепты, повинуясь лёгкому кивку, уже бегут готовить переговорную комнату. А они ещё, словно не веря в то, что скоро смогут поговорить наедине, так и стоят друг напротив друга. — Глава Лань. Глава Цзян. Пожалуйста, пройдёмте. Переговорная комната уже готова. Секретарь отлично вышколен, и вскоре они идут по коридору, пока Цзян Чэн пытается совладать с так не вовремя проснувшимся волнением. Ладони потеют. И сам он весь сейчас, словно пробежался в тумане. Нижние одежды влажные насквозь, и он только радуется, что на нём сегодня плотное и тёмное верхнее платье. Наконец адепты, накрывающие на стол уходят, почтительно прикрывая дверь переговорной. Они впервые с тех перетряхнувших их жизни событий остаются одни.***
Лань Сичень смотрит на напряжённого Цзян Чэна и сам невольно начинает волноваться. Они сидят, пьют чай и перекидываются ничего не значащими фразами. — Как дела в Облачных Глубинах? — Спасибо, хорошо. Ваш заместитель подлечил полученное ранение? — Да, с ним всё в порядке. Молчание. — Глава Цзян, тот доклад из деревни Хе, я просмотрел его. Думаю, что мы можем удовлетворить просьбу господина Ли. — Хорошо, глава Лань. Я тоже подумал, что им надо помочь. Снова молчание. — Глава Лань, я …, — Цзян Чэн мнётся, но решительно продолжает, — я хотел спросить, как ваша рана. Он наконец решается поднять в разговоре дела тех дней. Лань Сичень на секунду прикрывает глаза, но уже в следующее мгновение вежливо отвечает: — О, не стоит вашего беспокойства. Всё уже давно зажило. Потом, помолчав ещё секунду, вдруг добавляет: — Я надеюсь, что вы приняли мои извинения за случившееся. Слова повисают в воздухе, и Цзян Чэну вдруг становится жарко. — Это я, наверно, должен попросить у вас прощения, глава Лань. За свою грубость и несдержанность. Они смотрят друг на друга и потом, не сговариваясь, синхронно отводят глаза. Молчание снова накрывает комнату упругой пеленой. Но это уже не отстранённая и ледяная, а больше смущённая тишина. Лань Сичень тихо ставит чашку на столик и поднимается. — Мне, к сожалению, уже пора, глава Цзян. Боюсь, я не смогу присутствовать на заключительном обеде. Цзян Чэн смотрит на Лань Сиченя и вдруг понимает, что он должен что-то сделать, успеть до того, как тот уйдёт из комнаты. И от того, что он сделает, или угадает то, что должен сделать, сейчас зависит… Он и сам не может сформулировать, что зависит, но это уже не важно. Лань Сичень протягивает ему небольшой предмет. Это тот кулон, который Цзян Чэн кинул ему в лицо после своей вспышки гнева. И тот кулон, который вечером ранее Лань Сичень передал ему, чтобы он мог беспрепятственно приходить в Облачные Глубины. Не как гость, но как друг. Цзян Чэн смотрит на знакомую вещь. А потом на Лань Сиченя. Они сейчас стоят совсем близко, и глава Лань, такой непривычно родной и уютный, вдруг вызывает у Цзян Чэна совершенно безумный порыв. Цзян Чэн не верит, что делает это. Но его рука сама собой тянется вверх и сжимает ворот верхнего халата Лань Сиченя. Тот резко выдыхает, а его глаза изумлённо распахиваются. Как во сне, Цзян Чэн наклоняется вперёд и, не отрывая взгляда от этих затягивающих, как бездонный омут глаз, очень медленно и обстоятельно накрывает манящие губы. Во время поцелуя ни один из них не закрывает глаза, и когда Цзян Чэн так же медленно отстраняется от лица Лань Сиченя, тот продолжает смотреть на него в ответ не мигающим взглядом. Некоторое время в переговорной комнате царит гробовая тишина, пока наконец её не прерывает оглушительный хлопок. Лань Сичень изумлённо смотрит на разрастающееся красное пятно на щеке Цзян Ваньиня, переводя взгляд с его руки на его щёку снова и снова. Цзян Чэн наконец опускает взгляд и отворачивается. Его рука ещё горит от удара, который он нанес сам себе, а губы жжёт сильнее, чем распухшую от хлопка щёку. — Я приношу свои… — неожиданно сильная рука резко и властно разворачивает его к себе лицом. Цзян Чэн от изумления замолкает, и пока он пытается понять, что происходит, его губы снова попадают в плен чужих, властных и настойчивых прикосновений. — Не стоит, глава Цзян, — разорвав поцелуй так же резко, как и его инициировав, Лань Сичень внимательно смотрит в глаза Цзян Ваньиню. – Я тоже хотел этого. И пока Цзян Чэн пытается совладать со сбившимся дыханием, глава Лань, продолжая удерживать его в неожиданно сильном и крепком полуобьятии, внезапно нежно и очень интимно проводит свободной рукой по ладони, возвращая ему в руку злосчастный нефритовый кулон. Через секунду только лёгкий запах сандала и ещё чего-то, очень знакомого, напоминает о том, что глава Лань только что был здесь. Но Цзян Чэн слишком ошеломлён произошедшим, чтобы определить сейчас, что это был за запах. Он ещё некоторое время продолжает тупо смотреть вслед Лань Сиченю, пока осознание того, что только что произошло, полностью не накрывает его голову. Он со стоном садится на стул и выдыхает. А потом закрывает глаза. Его губы ещё ощущают мягкость и в тоже время упругость и силу поцелуя Лань Хуаня. А тело помнит уверенное и совсем не мягкое прикосновение рук. Сильных и властных рук главы ордена Лань, самого на сегодняшний день, опасного человека в мире заклинателей.