***
Балка за балкой. Камень за камнем. Едва живых осторожно относят к целителям, мёртвых — аккуратными рядами складируют неподалеку. Надежды Феннориана тают подобно снегу в низинах Скайрима: ни намёка, ни так и не выветревшегося запаха апельсина. Только кровь и боль, напоминающие ежеминутно о муках голода. Удивлённые возгласы заставляют подскочить со своего места и устремиться вперёд, туда, где пара нордов пыталась оттащить в сторону несущую балку. Туда, где под завалами ещё находился кто-то живой. Балка не без помощи других убрана в сторону. Из-под камней и трухи слышится детский плач, но не это заставляет Феннориана вздрогнуть и броситься на разбор завала. На посеревшем от пыли и грязи крае звериной шкуры едва светилось знакомое клеймо, а где медведь — там и хозяйка. Тут же в сторону полетели обломки: только бы достать. И без того прошло слишком много времени. Из-под успевшей закоченеть туши донёсся уже не всхлип — выкрик, и кто-то принялся выталкивать наружу камни. Общими усилиями медведя перевернули на спину, чтобы вытащить из-под него, к облегчению Феннориана, едва живую, но так и не открывшую глаз, Мьолвен и девочку, которую бездушная крепко прижимала одной рукой к себе. Пришлось приложить немало усилий и уговоров, чтобы их разъединить. — Я не…- фраза звучит на пределе слышимости, чтобы затем оборваться сухим и надрывным кашлем. Кто-то участливо протягивает флягу с водой. Феннориан машинально кивает, не отрывая обеспокоенного взгляда от Мьолвен. — Тише, — шепчет он, пытаясь смахнуть пыль с потускневших волос, пока девушка пытается сделать хоть один глоток. Её руки ходят ходуном, а фляга так и грозит выскользнуть из ослабевших пальцев. Феннориан перехватывает её и возвращает обратно хозяину. А теперь в лазарет. Быстро и аккуратно, пока не стало только хуже.***
Время не стоит на месте, а норды не сторонники долгих обсуждений. Феннориан, неосознанно сжав руку своей спутницы, с содроганием смотрит на почти возродившуюся из обломков таверну. Мьолвен лишь устало качает головой. Потеря боевого товарища больно по ней ударила. Взгляд потух, а сама и без того небольшая босмер стала казаться совсем крошечной. Но сильнее всего удручала Феннориана её равнодушие ко всему и молчание, словно вместе с той таверной сломалась и сама Мьолвен. Ворчание, шутки, бесконечные нелепые истории, словом, всё то, что по началу отвлекало от работы, а после стало её частью… сейчас, лишившись этого всего на день, Феннориан понимает как сильно привык к постоянному присутствию Мьолвен. Настолько привык, что чуть ли не с боем совсем недавно отбирал её у недовольных целителей и — почему-то — служителей Аркея. Сейчас Феннориан с давно забытой щемящей тоской наблюдает как пальцы цепляются за воздух, когда Мьолвен по старой привычке пытается потрепать медведя за холку, и как вздрагивают плечи, когда искомого на месте не оказывается. Не выдержав подобной сцены, вампир сжимает девушку в объятьях. Плевать, что они сейчас стоят посреди оживлённой улицы. Плевать, что солнце неумолимо выжигает дерзкого вампира. Он чувствует, как Мьолвен содрогается в беззвучных рыданиях, и прекрасно знает, что слова утешения здесь неуместны. У каждого должно быть право на печаль. Какой бы всепоглощающей она ни была. Мимо с визгами и смехом проносится стайка ребятни. Мьолвен невольно отстраняется от Феннориана и провожает их взглядом, словно пытается кого-то отыскать среди них. — Пойдём, — хрипит девушка, пытаясь перебороть предательские слёзы. — Увы, не всем можно помочь. Феннориан невольно восхищается стойкостью своей… подруги и почти не удивляется, когда у неё в руке появляется простенькая тряпичная куколка. Вероятно, ещё пару дней назад с ней игралась та самая девочка. — И… — Мьолвен шумно сглатывает подступивший к горлу ком, — не всех можно спасти.