***
Сластёна поспешно повесил на дверь кафе вывеску «закрыто» и быстрым шагом пошёл к себе домой. Через час нужно было подавать обед, а у него не был готов суп. Повар был очень раздражён и не обращал внимания на смурфиков, многие из которых беспокоились за Сластёну. — Привет, Сластёна, — поздоровался Растяпа, догоняя его. — Привет, Растяпа, — ответил он, сдерживаясь от того, чтобы сказать: «Отстань!». — Ты не хочешь сыграть в смурфбол? Нам не хватает одного игрока. Тут Растяпа споткнулся и чудом не оказался на земле. — Прости, я не могу. Занят. Несколько секунд Растяпа молча шёл рядом. — Знаешь, — медленно сказал он, — ты выглядишь уставшим. — Знаю. Прости, я тороплюсь. Сластёна ускорил шаг, а Растяпа остановился посреди дороги и почесал затылок. Повар наконец добрался до дома. Он хлопнул дверью, прошёл в кухню, порылся в ящике в поисках свечки, и, найдя и зажгя одну, спустился в погреб. Сластёна был единственным смурфиком в деревне, способным среди темноты и нагромождённых шкафчиков найти то, что нужно. Всюду стояли различные банки, горшки и ящики, лежали мешки разных размеров. Погреб был небольшим, но использовался по полной, так что нужно было быть очень осторожным, чтобы не свернуть себе шею, блуждая по нему. Смурфик огляделся и с радостью обнаружил остатки моркови, репчатого лука и гороха. — Слава Смурфу, — пробормотал Сластёна, — хоть здесь что-то осталось. Овощи, как и цветы, у смурфиков были несколько уменьшенными, чтобы было удобнее выращивать и готовить их. После того, как Папа-Смурф впервые получил семена, из которых росли маленькие, по сравнению с человеческими, огурцы, все были невероятно потрясены, но сейчас мини-овощи принимались как должное. Смурфику понадобилось три похода туда-обратно, чтобы перенести всё необходимое в комнату. После прохладного погреба здесь воздух казался душным. Задув свечку, Сластёна попытался открыть кран, из которого в ответ раздались подозрительные шипящие звуки. Смурфик закрыл и открыл кран снова, но тот упрямо продолжал шипеть. Оставив в покое кран, решивший сегодня притворяться змеёй, повар взял два ведра и вышел из дома. Чтобы наполнить котёл ему понадобится три раза по два ведра — а у него их всего два, и, кроме того, он больше двух за раз не принесёт — вот очередная трата драгоценного времени. Уже давно надо сказать Мастеру, чтобы он поменял кран и трубы, а не чинил их каждую неделю. Уже у колодца смурфик осознал неприятную для него вещь: к обеду он закончить не успеет. — Сластёна! Тот обернулся на зов, а потом тут же повернулся обратно. — Сластёна! Сластёна продолжил переливать воду из одного ведра в другое как ни в чём не бывало. — Сластёна! — Ну, чего тебе? — проворчал сладкоежка, не видя другого способа прекратить эти крики, кроме как ответить, однако не повернулся. — Ты обиделся? — последовал вопрос. Сластёна молчал. Он набрал второе ведро и потащил оба, что было весьма тяжело и неудобно, к дому. — Да ладно тебе дуться! — Чего ты от меня хочешь? — резко ответил Сластёна, не останавливаясь, — иди вон, работай, раз так занят. Фермер, с недоумевающим выражением на лице, не отставал от повара. — Послушай, — продолжал Фермер, — просто послушай! — Не буду я тебя слушать! — категорично ответил Сластёна, одаривая собеседника укоризненным взглядом и снова отворачиваясь от него, — я вообще-то занят! Всю дорогу до домика Сластёны, затем обратно до колодца, опять до дома, снова до колодца и ещё раз обратно Фермер безуспешно пытался добиться внимания Сластёны, но тот в упор игнорировал его попытки. Когда пекарь с хлопком закрыл дверь прямо перед носом распинавшегося Фермера, последний сделал два вывода: первый — Сластёна совсем не хочет слушать его; второй — Фермеру придётся поступать невежливо. Нельзя сказать, что входить в чужой дом против воли его хозяина было так уж невежливо. У смурфиков не было каких-то установленных границ частной собственности и личного пространства. Почти все вещи в деревне были общими, а в двери стучали больше для того, чтобы предупредить с своём приходе, чем спросить разрешения войти, особенно если учесть то, что нередко в домах никого вообще не было, а строго запрещал заходить только Папа-Смурф, который был и единственным, кто использовал замки, и то лишь на шкафах с наиболее важным, опасным или не слишком понятным содержимым. У смурфиков считалось вполне нормальным похлопать по плечу любого, кого хочешь, если только он сам не показывает, что он против. Со Смурфеттой такое не прокатывало: она не позволяла приближаться к себе «ближе, чем положено» (никто понятия не имел, сколько положено, да и сама Смурфетта не торопилась их просветить), заставляла ждать за дверью разрешения войти и настаивала на том, что всегда нужно спрашивать, прежде чем обнять или похлопать кого-то по плечу. Впрочем, она не была одна: Благоразумник не понимал, что делать, когда его трепали по голове (хотя с каждым годом это делали всё реже и реже), Трусишка начинал дрожать в два раза интенсивнее, если к нему подходили ближе, чем на расстояние пяти-шести вытянутых рук, Ворчун делал страдающее лицо всякий раз, когда его приобнимали, а Поэт закрывал рукой лист, когда кто-то подходил к нему, сидящему за столом. Художник вообще с вероятностью девяносто пять процентов отошёл бы от любого, кто выражал намерение дотронуться до него. Фермер, понимавший, что выбора у него в общем-то и нет, зашёл в домик Сластёны, который представлял из себя большую кухню, обставленную мебелью цвета сливок и шоколада. Сластёна нарезал морковь. Он, очевидно, не мог не услышать звука открывшейся двери, но сдаваться, судя по всему, не намеревался. Фермер приблизился к нему, всё ещё сохраняя безопасную дистанцию на случай, если повару вдруг придёт в голову швырнуться в него морковкой. — Сластёна, — позвал земледелец и, убедившись в отсутствии опасности получить морковью в лоб, подошёл к нему ещё ближе, — может, ты меня послушаешь, а? Сластёна по-прежнему молчал. Если бы Фермеру кто-то рассказывал о том, как полдня гонялся за не обращавшим на него ни малейшего внимания другом, Фермер наверняка умер бы со смеху, но сейчас он уже начинал злиться, хоть и сдерживал себя (если они оба будут орать или молчать, мир наверняка взорвётся). Решив, что раз Сластёна молчит и уходить не собирается, то можно попытаться что-то сказать, Фермер пустился в объяснения. — Слушай, в жизни не поверишь, но я правда занят. Я всегда был занят на полях: до засухи, во время засухи и после засухи! Если ты хоть раз придёшь и посмотришь, то увидишь, что у меня полно дел: полив, удобрения, сорняки… А если надо ходить к смурфеничным кустам или собирать урожай? У меня правда дел невпроворот! Сластёна, нарезавший сейчас репчатый лук, по-прежнему ничего не отвечал. Фермер даже не был уверен в том, что его вообще слушают. — А когда я согласился работать с тобой, — продолжал он, — то я просто не подумал хорошенько. Укусил, как говорится, больше, чем могу прожевать. Я не думал, что так выйдет. Извини. Сластёна, к величайшей радости уже уставшего Фермера, вздохнул и посмотрел на него. — Ты просто не представляешь, как я мучаюсь со всем этим!.. Впрочем, наверное, как и ты на полях… Земледелец заметил про себя, что, извинившись он сразу, беседа могла бы быть короче. — Хочешь, я помогу тебе составить график работы кафе? — предложил Фермер, — чтобы ты всё успевал? Раз уж я всё равно пришёл… Повар несколько секунд колебался. — Ну давай. Раз уж я всё равно опаздываю… Создание графика заняло очень мало времени, и сам график получился весьма простым. Он заключался в том, что с утра до обеда Сластёна будет готовить и отдыхать, если останется время, а с обеда и до захода солнца с перерывом на ужин смурфики смогут посещать кафе. Кроме того, раз в пять-семь дней кафе работать не будет, чтобы Сластёна мог сделать перерыв, а Фермер, всё ещё сохранявший статус совладельца заведения, хотя им и не являвшийся, — помочь с продуктами. Подобный расклад дел их устроил, но самой лучшей новостью было окончание ссоры, потому что последняя заставляла чувствовать как Сластёну, так и Фермера не в своей тарелке.***
Когда начался общий обед, что, как заметил Папа-Смурф, произошло с задержкой, смурф лежал в кровати с книгой. Сосредоточиться на чтении было делом не из лёгких, спасибо головной боли и усталости, не желавшей проходить даже после сна. Папа уже успел пообедать бульоном, который заботливо приготовила ему Смурфетта около часа назад, и подумывал о том, как бы поскорее вернуться в строй. Прежде всего, бросить эту дурацкую книгу, в которой ничего дельного не найдёшь, но написанный «кренделями» и, к тому же, кишащий дурацкими словами текст требует много сил для понимания. Папа-Смурф отложил книгу в сторону, надеясь не видеть её больше ближайшую неделю. Впервые за день в лаборатории было тихо и спокойно: смурфики, до сего момента сменявшие друг друга один за другим и постоянно копошившиеся где-то в доме, делая всевозможные дела, наконец были убеждены в том, что Папу вполне можно оставить одного и ничего не случится, и со спокойной совестью ушли обедать. Папа-Смурф потихоньку поднялся с кровати, заставляя книгу соскользнуть и с грохотом шлёпнуться на пол. Ноги не желали слушаться, словно Папе не приходилось их использовать пару недель. Тем не менее, смурфу удалось совладать с ними и заставить из подчиняться. Зельевар медленно направился к лестнице, стараясь не ускорять шаг, ведь если он упадёт и, в придачу, потеряет сознание, и будет потом найден озабоченными смурфиками в таком состоянии, они будут сидеть и не спускать с него глаз ещё добрых три-четыре дня, а с таким надзором он ничего дельного сделать не сможет. Папа-Смурф решил, воспользовавшись обеденным временем, приготовить себе простенький травяной отвар, не раз помогавший ему набраться сил. Маленькая помощь лучше, чем продолжать бессмысленно валяться в постели. Папа-Смурф аккуратно спустился по лестнице, оказавшись в лаборатории. Он наизусть помнил рецепт, потому что варил его достаточно часто, и не нуждался в помощи своих записей. — Так, что это такое? — удивился Папа, заглянув в шкафчик и обнаружив, что мешочки и баночки с травами стоят в неправильном порядке, — неужели кто-то трогал мои ингредиенты для зелий? Первым, кто пришёл на ум Папе-Смурфу, был Благоразумник, однако зельевар не стал спешить с выводами: не каждый раз наши подозрения оказываются правдивыми. Тем более что сегодня и, можно догадаться, вчера в доме смурфа была куча народу и кто-нибудь наверняка просто наводил чистоту и случайно поставил банки не на те места. Впрочем, эту теорию пришлось отбросить, потому что, проведя пальцем по полкам, Папа-Смурф обнаружил тонкий слой пыли. Но, тем не менее, это не обязательно дело рук Благоразумника. Папе удалось, хоть и не так быстро, как обычно, найти все ингредиенты. «Как только закончу, разберусь с этим», — твёрдо решил смурф. Он терпеть не мог беспорядок, особенно в своей лаборатории. Отвар был очень прост в приготовлении и имел всего-навсего пять составляющих. Папа-Смурф обнаружил, что смурфики принесли воды, что было ему на руку, и сразу же перелил её в небольшой котелок, используемый специально в случаях, когда необходимо сварить маленькое количество зелья, который тут же поставил на огонь. Все пять ингредиентов нужно было добавить в любом порядке (хотя лучше начать с ромашки, но и это значительной роли не играет), предварительно измельчив до того размера, при котором всё уместится в котёл и даст побольше сока. Сделать это можно было прямо руками, поэтому Папа-Смурф не стал заморачиваться и наскоро порвал листья на примерно одинаковые кусочки. Варить нужно было около десяти-пятнадцати минут, но Папе почему-то никак не удавалось найти свои песочные часы. Когда он наконец обнаружил их в банке со слизью, где им вообще не место («Похоже, кто-то действительно трогал мои ингредиенты!»), и кое-как протёр их тряпкой, по счастью оказавшейся поблизости, хотя всё равно не на своём месте, Папа посчитал, что двух раз по четыре минуты вполне хватит. Это время он решил потратить на наведение порядка на полках, где этого самого порядка недоставало. Он расправился с этим делом быстрее, чем думал, и у него даже осталось около минуты до того, как весь песок в часах второй раз пересыпется в нижнюю часть. На улице за окном ещё было пусто, значит возвращения опекунов Папы ждать пока не стоило. Это и радовало и волновало одновременно: вдруг у них что-то случилось? Когда Папа-Смурф задул свечку, снял котелок и едва успел присесть, чтобы отдохнуть, дверь в лабораторию открылась, и на пороге показалось сразу трое смурфиков: Доктор, Мастер и Смурфетта. — Папа-Смурф! — озабоченно вскрикнула последняя, — ты не в постели? — Как видишь, — ответил Папа-Смурф, заставляя себя улыбнуться, — не могу же я, в конце концов, всё время лежать в кровати. — Но ведь тебе нужно отдыхать! — Смурфетта быстрым шагом подошла к Папе, — Доктор это сказал, правда? Доктор поспешил кивнуть. — Понимаете ли, — начал объяснять Папа, не намеревавшийся больше соблюдать постельный режим, — я чувствую себя гораздо лучше. А с этим отваром, — он кивнул в сторону котелка на столе, — всё будет вообще прекрасно. Доктор слегка нахмурился, разглядывая лицо Папы-Смурфа. — Ты выглядишь неважно. Мне кажется, тебе стоит вернуться в кровать. — Поймите, мои маленькие смурфики, — говорил больной очень серьёзным голосом, — я правда очень ценю вашу заботу, но я не ребёнок и самостоятельно могу оценить своё состояние и позаботиться о себе. Смурфетта и Доктор, ещё не до конца убеждённые, обменялись взглядами. — Ты уверен? — спросил Мастер, будто озвучивая их мысли. — Уверен. Большое вам спасибо, вам всем. Но дальше я могу справиться сам. Сходите отдохните. Подождите, — добавил он, когда троица уже почти ушла, — помнится, я намеревался сводить Крошку недалеко в лес, к пруду например, чтобы показать и рассказать ему некоторые важные вещи. Никто из вас случаем?.. — Я завтра схожу, — заверила его Смурфетта, — и это… Если вдруг что-то случится, зови нас! — Непременно. — Поправляйся! — сказали все трое, закрывая за собой дверь лаборатории. — Спасибо! Когда отдалявшиеся голоса на улице стихли, Папа-Смурф встал и подошёл к котелку. Содержимое его уже успело слегка остыть, так что можно было пить. Папа залез в шкафчик и достал оттуда небольшую ложку, которая, к счастью, лежала там, где и должна была. Смурф выпил шесть ложек отвара и оставил остальное на потом. Сейчас ему надо было как можно раньше заняться делами, но была одна проблема: увидев его расхаживающим по улице, смурфики наверняка были бы недовольно. Что Папе действительно удалось сделать, так это научить смурфиков сочувствовать и заботиться друг о друге. Пускай каждый проявлял это по-разному, но можно было сказать точно: среди смурфиков не было бесчувственных эгоистов. От слова совсем. Это иногда слегка мешало, как, например, сейчас, но Папа-Смурф гордился тем, что у каждого из его маленьких смурфиков было сердце. Раз возможности, да и, собственно, сил, выйти за пределы дома не было, Папа решил сделать что-нибудь прямо здесь. Например, составить небольшой план действий на ближайшее время — вешь, помогавшая собраться с мыслями и спланировать дела. Смурф не собирался тратить время даром, поэтому тут же принялся за поиски книги, в которой он обычно записывал свои сделанные и несделанные дела, и пера. И то, и другое обнаружились по неизвестной причине на шкафу, хотя Папа их туда положить не мог. Загадка разрешилась сама собой: поверхность стола и несколько полок, как только сейчас заметил зельевар, были протёрты от пыли. Похоже, кто-то всё-таки прибрался в лаборатории, поэтому некоторые предметы и оказались неизвестно где. Но кто-то, без сомнения, всё-таки трогал ингредиенты… Сев за стол и собравшись писать, Папа-Смурф уставился на чистую страницу. Во всём теле по-прежнему была какая-то слабость, а голова никак не желала работать в полную силу. Несколько минут Папа продолжал сидеть в таком положении, но вскоре отложил перо. Никаких мыслей. — Ну же, — пробормотал смурф, — давай, день не резиновый… Разговоры с самим собой плодов не принесли. Папа признал поражение и, хлебнув ещё немного отвара, отправился на второй этаж. Зельевару сейчас казалось, что слегка вздремнуть будет наилучшей идеей. Добравшись примерно до середины ступенек, Папа-Смурф сделал передышку: в глазах потемнело, идти дальше было невозможно. Он восстановил силы и продолжил подниматься, на сей раз ещё медленнее. Наконец второй этаж был достигнут. Папа осмотрел комнату, просто на всякий случай, поскольку сегодня ещё этого не делал. Цветок на окне выглядел живым, что было более, чем приятно. Подумать только, смурфу удалось спасти живое существо! Папа слегка улыбнулся — на большее просто не хватало сил. Он лёг в кровать и, не успев даже толком расправить одеяло, погрузился в сон. Проснулся он, когда на улице уже было темно, а сквозь окно дул лёгкий прохладный ветерок. Голова будто просветлела, но тело всё ещё решительно отказывалось вставать.