Триста шестьдесят пять

      Этим утром Хохмач проснулся с просто гениальной идеей. Он и сам удивлялся, как эта потрясающая мысль пришла ему в голову. Потом, поразмыслив и решив, что он, всё-таки, самый хитрый смурфик во всей деревне, самый блестящий шутник на всей планете и самый настоящий драгоценный камень в плане качеств и способностей, которыми он обладал, Хохмач решил, что ничего необычного в этом нет и кому, как не ему, должна была прийти эта гениальная идея. Шутник мгновенно вскочил с кровати, наспех переоделся и побежал умываться.       Этим утром Хохмач проснулся с просто гениальной идеей: начать бесконечную игру в слова. Звучит не очень, но если только представить, что целая сотня смурфиков должна будет теперь общаться исключительно обмениваясь бессвязными словами, начинаюшимися на последнюю букву слова собеседника, и им придётся всячески изощряться, чтобы не повторять слова, увы, весьма ограниченные во всяком языке, мир просто сойдёт с ума! Свести мир с ума было бы потрясающим развлечением, и Хохмач просто не мог этого пропустить.       Умывшись, смурфик отошёл на середину улицы и встал там, выжидая первую жертву. Ещё было утро, и многие ещё находились у себя дома. Шутнику пришлось несколько минут постоять в одиночестве с когда он наконец увидел прохожего, вернее, пробегающего: Силач, совершавший свою обычную ежедневную пробежку, появился на улице. Хохмач помахал рукой.       - Э-э-эй, доброе утро, Силач! Иди сюда!       Силач подбежал к Хохмачу и продолжил бегать, только теперь на месте.       - Доброе утро. Что случилось?       - Дело есть, - загадочным тоном ответил весельчак и издал смешок, - как насчёт игры в слова?       Мускулистый изогнул бровь.       - И это ты называешь делом?       - О-о-о, это не просто какая-то там игра в слова, дружище, это самый настоящий турнир! Будем состязаться всей деревней и не один день! Как насчёт попытаться заработать себе очередное громкое звание – “Эрудит, знающий больше всего слов”?       Голос Хохмача звучал очень убедительно, и идея завлекла Силача. Прослыть эрудитом – это вам не шутки.       - Я в деле, - согласился бегун.       - Отлично!       Тут шутник очень серьёзно посмотрел на своего собеседника, и тот даже не сразу понял, что ему нужно, но в итоге сообразил.       - Облако, - ответил он и, заметив удовлетворённую улыбку на лице Хохмача, продолжил пробежку.       Когда Силач скрылся из виду, шутник даже подпрыгнул от радости.       - Сработало!       После этого Хохмач отправился на соседнюю улицу, где встретил Поэта, которого завлёк почти мгновенно, назвав его “маэстро слов”, что Поэту доставило огромнейшее удовольствие. Потом весельчак пошёл к главной площади, по дороге сообщив попавшемуся ему на глаза Мастеру, что Силач заранее считает себя безоговорочным победителем этой игры. Этот трюк, хоть и не совсем честный, сработал, и Мастер пообещал показать Силачу, что он ошибается. Хохмач, довольный собой, вприпрыжку поскакал дальше и, оказавшись на площади, потёр руки: здесь было целых пять потенциальных участников.       Первым делом Хохмач подошёл к стоявшему чуть подальше от остальных Сотому смурфику, который смотрел себе под ноги, увлечённо что-то разглядывая. Оказавшись рядом, шутник заметил, что прямо перед Сотым на дороге сидела божья коровка.       - Что, теперь в энтомологию? – спросил Хохмач.       Божья коровка, испуганная, судя по всему, внезапным голосом смурфика, расправила крылышки и, тихо трепеща ими, взлетела с скрылась.       - Да не, какое там, - махнул рукой Сотый, раздосадованный тем, что объект его наблюдений улетел, - просто никогда раньше не видел вблизи божьих коровок с двумя точками, только и всего.       На самом же дале Сотый как раз решил заняться изучением насекомых, причём ещё вчера, но дождь помешал его планам, так что весь предыдущий день ему пришлось посвятить изучению теории по немногочисленным книгам своей краденой библиотеки.       - Вот и правильно, - продолжил Хохмач, хитро улыбаясь, - потому что энтомология никому не нужна.       Сотый быстро повернул голову и с удивлением посмотрел на собеседника.       - Это почему же?       - Потому что никому не интересно, почему у муравьёв есть королева и сколько у божьих коровок точек на спине. Вот скажи мне, когда ты последний раз слышал, чтобы кто-нибудь кого-нибудь спрашивал о чём-то, связанным с насекомыми, а? – он впился взглядом в лицо собеседника и, когда тот смущённо пожал плечами, так ничего и не ответив, продолжил, - вот и я о том же. То ли дело быть знатоком слов: каждый раз, когда к тебе обратятся, сможешь блеснуть своими познаниями!       Сотый смурфик задумался. Пожалуй, Хохмач был всё-таки прав. Кроме того, Сотый ещё никогда не задумывался о том, чтобы быть “знатоком слов”.       - Ты, наверное, прав - медленно сказал Сотый, - вот только я не знаю, смогу ли я стать знатоком слов…       - Я почти уверен, что сможешь. А если вдруг хочешь проверить, то самый лучший способ -это игра в слова. Особенно если эта игра в слова закончится не раньше, чем словарный запас всех её участников!       - И когда будет эта игра?       - Уже! – громко крикнул Хохмач, привлекая заодно внимание остальных прохожих, количество которых успело возрасти, - она уже идёт для всех, кто хочет побороться за титул самого эрудированного смурфика деревни! Пчела!       Сотый среагировал мгновенно:       - Ассоциация!       Хохмач едва сдержался от того, чтобы крикнуть: “Нехило!”. Вместо этого, прекрасно понимая, что сейчас один из ключевых моментов завязки игры, он продолжил:       - Яблоко!       - Облако!       - Окно! – раздалось со стороны.       Так событие, собиравшееся, по мнению Хохмача, свести мир с ума, и началось. Смурфики начали сами друг за другом присоединяться к игре, как по цепной реакции. Это было заразительно, как эпидемия: стоило одному выкрикнуть слово, как тут же кто-то рядом с ним отвечал ему, а случайный прохожий подхватывал. Любые два смурфика вместо обычного утреннего приветствия перебрасывались словами. К игре подключился даже Лентяй, который, правда, обратно заснул, сказав одно-единственное слово. Ворчун несколько раз сообщил, что ненавидит игру в слова, глупости и миндаль (потому что Сластёна, отвечая Растяпе, в этот момент прокричал это слово поямо ему на ухо), и после этого пошёл к себе домой, где никто не мог побеспокоить его и заставить произносить какую-то ерунду просто потому что пришла его очередь. Однако когда рядом с его окном кто-то проорал слово “лист”, Ворчун крикнул в ответ: “Трава! И я тебя ненавижу!”. В общем, на этом его участие в игре и закончилось.       Благоразумник, как и всегда, отнёсся к этой затее с пессимизмом.       - Лучше бы вы работали! – пытался он вразумить смурфиков, с трудом перекрикивая раздававшиеся тут и там бессвязные словп, - Папа-Смурф всегда говорит, что кто не работает, тот не ест, а если Папа-Смурф так говорит…       - Альянс!       - Сантиментализм!       - Нет такого слова!       - Есть!       - Нет! Есть слово “сентиментализм”! Никакого “а” там в помине нет!       - Да мне плевать!       - Это потому что ты необразованный дурень! – вопил Поэт.       - Сантиментализм! – издевался Художник.       - НЕТ ТАКОГО СЛОВА!       - ÇA M'EST ABSOLUMENT ÉGAL!*       - Вот видите, до чего доводят ваши глупости! – возмутился Благоразумник под непрекращающиеся оскорбления на заднем плане.       - Да не обращай внимания, - махнул рукой Силач, - эти двое всегда найдут повод поорать друг на друга.       Благоразумник не мог не согласиться с этим заявлением, но всё же не собирался оставлять свои попытки облагоразумить смурфиков. Те, однако, совсем его не слушали, как делали всякий раз, когда очкастый приходил со своими нравоучениями.       За завтраком Папа-Смурф заметил, что беседы смурфиков полностью превратились в игру в слова, и, когда бóльшая часть уже вышла из столовой, закончив есть, хотел было спросить у Хохмача, получавшего видимое удовольствие от происходящего, что случилось. Но прежде, чем глава деревни успел открыть рот, тут как тут рядом с ним появился Благоразумник.       - Папа-Смурф, они затеяли бесконечную игру в слова! – пожаловался он, - вернее, это Хохмач её затеял, а остальные подхватили – я в этом уверен! Я много раз говорил им, но они всё равно продолжают заниматься этой непродуктивной бессмыслицей! Скажи им ты, чтобы они прекратили!       Благоразумник был на все сто уверен в собственной правоте, и ответ Папы просто ошарашил его.       - Знаешь, Благоразумник, - медленно и задумчиво сказал Папа-Смурф, - я не буду этого делать.       - Но почему?! - недоумевал тот, - это же бесполезная трата времени! Эта глупая игра только мешает!       - Как раз наоборот. Насколько я вижу, мои маленькие смурфики играют только вместо разговоров, и работе это совсем не мешает. Мы оба видели, что Сластёна оторвался от игры, когда стал накрывать на стол. Мы оба видим, что Мастер молча чинит ставни лаборатории, как я и попросил. Нет ничего плохого в том, что смурфики немножко увлеклись этой игрой. До тех пор, пока это никому и ничему не вредит, я ничего запрещать не собираюсь и тебе не рекомендую.       Смурфик в очках был по-прежнему в шоке. Как так: Папа-Смурф поощряет эту чепуху? Благоразумник просто не мог в это поверить.       - Но ведь они больше не говорят друг с другом! – не унимался он, - их разговоры превратились в бессвязную ерунду! Ты же всегда говоришь, что общение должно быть живым и этим… как его…       - Я понимаю, что ты хочешь сказать. Но играть в слова иногда очень даже полезно, потому что заставляет думать и вспоминать слова, которые мы, например, употребляем крайне редко. Даже если эта игра затянется на пару-тройку часов, ничего плохого в этом нет. Можно позволить себе, так, для разнообразия.       - А если это затянется? Или они разучатся говорить по-нормальному? Или если это будет отвлекать их от дел?       - Я более, чем уверен, что до этого не дойдёт, - серьёзно ответил Папа-Смурф, - у меня всё под контролем. А тебе я бы порекомендовал не переживать по пустякам и быть проще в отношении этой задумки. А вообще, можешь и поучаствовать.       Папа-Смурф похлопал Благоразумника, всё ещё шокированного, по плечу, и пошёл в сторону лаборатории. Смурфик в очках был поражён, огорчён и разозлён одновременно. Мало того, что Папа-Смурф не разделил его точку зрения, так ещё и сказал Благоразумнику, что он беспокоится по пустякам, а в конце вообще предложил принять участие в этой игре!       - Просто невозможно, - бормотал себе под нос Благоразумник полчаса спустя, описывая круги вокруг собственного дома, слыша периодически выкрикиваемые смурфиками слова, - просто невозможно! Папа-Смурф считает, что ничего плохого в этом нет! Быть этого не может!       Тут в его голову закралась мысль, что Папа-Смурф, возможно, прав, но смурфик поспешил прогнать её прочь.       - Они все осмурфели! Дисциплина всегда должна быть железная! Всегда! Никогда нельзя пренебрегать правилами и выдумывать чепуху! Всё должно идти чётко, как по маслу! И без неожиданностей! А они… Они просто подрывают дисциплину и благосостояние нашей деревни!       На самом деле, Благоразумник понятие не имел о значении слова “благосостояние”, но это слово было очень длинным и красивым и звучало весьма пафосно.       - И чтобы я, я, ярый приверженец дисциплины, ввязывался в эту глупость! Ха! Ни за что!       В какой-то степени Благоразумник, на самом деле, был прав в своих опасениях. Игра в слова продолжалась часы, постепенно меняясь. К концу дня можно было заметить яркие различия текущего момента игры с начальным, вернее, можно было бы, не будь смурфики столь заняты этой самой игрой. Они всё больше отвлекались от своих дел, стремясь сказать как можно больше слов, желательно сложных и необычных, - именно то, что предсказал Благоразумник. Если бы на двери лаборатории не висела проклятая табличка “Не беспокоить ни при каких обстоятельствах”, Благоразумник с возможно, сообщил бы Папе-Смурфу, не выходившему из дома даже для еды, о произошедших изменениях, но, во-первых, Папа очень-очень не любил, когда ему докучали, пока он работает, а во-вторых, очкастый был слегка обижен из-за пренебрежения, с которым Папа встретил его опасения.       За эти несколько часов игры слова начали заканчиваться, и между двумя ближайшими ходами наступала иногда тишина, длящаяся по несколько минут. Кроме того, одной большой игры, понятное дело, не получилось, и смурфики постоянно менялись группами, в которых играли, создавая при этом всевозможные путаницы, вроде путаниц о том, кто с кем играет, какие слова уже были, и так далее. Ввиду того, что почти все простые слова уже закончились, и приходилось изощряться, возникали даже ссоры о существовании слов. Особенно туго приходилось Поэту, который владел обилием неизвестных никому в деревне кроме него слов, но отчаянно боролся за победу, считая, причём не без основания, что он вполне заслуживает звание “маэстро слов”. Несколько раз “суета сего бренного мира” выводила его из себя, и он уходил подальше от игроков, в тишину, но всё равно возращался: азарт брал верх.       А Хохмачу это было по душе. Он ходил по деревне, наблюдая за ходом игры, периодически подхватывая её, чтобы не дать пламени потухнуть (что, на самом деле, ещё не планировало происходить), наслаждаясь всем, что видел: азартом, затруднениями, эмоциями, даже руганью, хотя ругавшихся он старался утихомирить своим фирменным приёмом: становиться между спорящими, приобнимая каждого одной рукой, похлопывать обоих по спине и бросать какую-нибудь дурацкую фразу вроде “Как хорошо, что вы имеете друг друга”. После этого приёма оба смурфика бросали свою перепалку и принимались крутить у виска, обсуждая наглость и глупость Хохмача.       Ложась в кровать, весельчак, крайне довольный собой, оценил события закончившегося дня, и сделал вывод: ему удалось свести мир с ума. Пускай он лишь начал это делать, но начало – самая главная стадия, потому что без начала никогда не будет ничего другого. Вся эта игра была забавной: было забавно слышать выкрикивание бессвязных слов, забавно смотреть на задумчивые лица смурфиков, забавно осознавать, что они все верят в то, что будут победителями. Для Хохмача это было действительно очень забавно.       А делать мир вокруг забавным для самого себя было его смыслом жизни.