Йоланди

      Хичкока Марс любил за непередаваемый саспенс — тревожное, подвешенное состояние, ожидание чего-то ужасного, отчего забываешь, что всего лишь зритель и начинаешь переживать вместе с героями. Сейчас он именно это и чувствовал — состояние подвешенности. Сам Хичкок говорил, что тайна разрушает саспенс: вот, к примеру, зритель видит героев за столом, а под ним — бомба. Бомба взрывается, у зрителя шок, но лишь на пару минут. Никакой тревожности. А вот если дать понять, что герои о бомбе не знают, а взорваться она должна через тридцать секунд, и стрелка бежит на циферблате, бежит, бежит… Лежа на твердом полу, застеленном лишь нетолстым одеялом, Марс чувствовал себя не ведающим героем с бомбой под столом, который вдруг услышал подозрительное тиканье. То есть пока ничего беды не предвещает, но ситуация странная. И неразрешенность накаляла — с Ло невозможно было договориться, а Марс, привыкший все решать сразу, чтобы потом не думать о ситуации, начинал заводиться.       Ужинал он внизу, один, Ло отказался — не привык есть больше двух раз в день, это объясняло причину его худобы. Когда Марс вернулся, тот, как он подумал, уже спал. Однако стоило ему улечься, предварительно стянув с кровати подушку, как Ло поднялся и распахнул окно настежь.       — Я бы не сказал, что тут жарко, — заметил Марс, пряча ноги под плед.       — Мне жарко. Не нравится — спи на кровати.       — Либо мы оба спим на кровати, либо никто на ней не спит.       — Значит, никто.       Марс, сжав кулаки, потряс ими над головой и перевернулся на бок.       — Выеби уже кого-нибудь и не рычи, — произнес он себе под нос, но слух у Ло был куда лучше, чем он мог помыслить:       — Что ты сказал? — прозвучало в повисшей тишине, и Марс давать заднюю не стал:       — Все проблемы от этого, говорю. Тебе надо уметь расслабляться. Вот когда у тебя последний раз было?       Сразу одернул себя — ну вот зачем он это спрашивает?       — Дай-ка подумать, — произнес Ло как всегда язвительно. — Наверное, никогда.       — А серьезно?       — Это серьезно.       Еб твою мать — хотелось сказать, но Марс задал очередной вопрос-уточнение:       — Так ты девственник?       — Да, — ответил Ло как всегда чрезвычайно развернуто.       — И не целовался никогда?       — Почему. Целовался. Меня Ханна научила пару дней назад, сказала, пригодится.       — Так она же с Брином вроде.       — Она по-дружески учила.       Учуяв, что разговор может в этот раз завязаться, Марс перевернулся на другой бок. В открытое окно доносились пьяные выкрики заночевавших во дворе торговцев, и женское хихиканье.       — Знаешь, мне тоже нужно развеяться, — проговорил он. — Доедем до Ифиды, отведу тебя в бордель.       — Это обязательно?       — Нет, но я думаю, тебе стоит его посетить.       — Хорошо. А теперь помолчи, я пытаюсь заснуть.       Даже привстав от возмущения, Марс глянул в темноту.       Марс все равно уснул раньше — повертелся, но уснул. Йоланди кожей ощущал исходящие от него волны раздражения, недоумения и, вместе с тем, интереса. Почему-то он его чувствовал отлично, как себя, а вот Марс на нем зацикливался все больше, а понимал все меньше. Это забавляло и… тоже вызывало интерес.       Брин успел растрепать ему, почему Марс так старался узнать его ближе — из-за предсказания неизвестной дамочки на званом вечере. Сопоставив ее описание с персонажем из своего сна, он склонен был верить, что это правда, и что он сам, со всеми своими проблемами, действительно, по какой-то причине предназначен этому человеку. Только вот кем? Другом? Недругом? Любовником?       Фыркнув, Йоланди отвернулся к стене. Однако кое-что повергло его в уныние всего лишь спустя десяток минут.       — Издевательство, — произнес он, накрывая голову подушкой.       В жизни и без того не всегда уравновешенного Ло больше всего на свете раздражали три вещи — когда кто-то ковыряется в зубах за столом, когда кто-то цокает, и когда кто-то храпит. Марс храпел. Громко и заливисто.       В безуспешных попытках не обращать на это внимание, Йоланди пролежал довольно долго, пока храп чертова виконта не оборвался на высокой ноте и не затих. В блаженной тишине Йоланди пробыл всего мгновение, чтобы содрогнуться от еще более громкого звука.       — Сука! — откинув подушку, он поднялся, обошел кровать, сел рядом с Марсом и встряхнул его за ворот распахнутой рубашки, но не сразу — рука успела скользнуть по горячей твёрдой груди. — Заткнись, прошу, тебя, заткнись!       — Я говорил во сне? — полусонно отозвался Марс.       — Если б ты еще и говорил, я бы уже тебя прирезал, клянусь. Ты храпишь как свинья!       — Извини, у меня, наверное, аденоиды, я давно подозревал.       — Что?       — Полипы. В носу, — Марс вздохнул, и Ло отдернул руку.       — Что? Полипы? Зачем ты их засунул в нос?       — Это называется «полипы». Они сами вырастают, мешают дышать, частая причина храпа, раньше я этим не страдал.       — О, Богиня!       Вернувшись на свое место, Йоланди вновь отвернулся к стене. Ладонь, которой он касался Марса, горела, и он сунул ее между коленей, испытывая странное, ни на что не похожее чувство.       Первым, что сделал Брин после ухода стражи — дождался, когда проснется Граф, привязал к его ноге записку, надушенную духами друга, и сказал:       — Отнеси, пожалуйста, Ханне. А я организую тебе свежую крольчатину на ужин.       Граф, прооравшись и выразив тем самым все недовольство по поводу ушибленной башки, все же курвиться не стал, и отправился доставлять хозяйские каракули. Распахнув двери спальни Марса, Брин выдвинул ногой нижний ящик комода, поморщился на выстиранные белоснежные подштанники с вензелями, и выудил простые, не ношенные, без вензелей, там же нашарил сорочку и удалился в ванную, после чего, свежий и благоухающий, посетил кухню.       — Устройте мне, будьте любезны, бутылочку вина к ужину и тушеного кролика, — любезно улыбнулся он снующей у разделочного стола Фебе.       — Сказал же вам виконт — баб не водить, — притворно посетовала та.       — Так я и не баб, я одну.       К ужину, помимо кролика, — сырое филе он попросил положить отдельно, для Графа, — подали еще мясо кабана в бруснике, закуски и созревший сыр. На сладкое Брин запросил заварные. Однако лично для него десерт прибыл вечером.       — Вот это дворец! — восхитилась Ханна, вертя головой, пока Брин ее вел от конюшни, где она оставила лошадь, к дому.       — Это ты еще внутри не была, заинька.       — Вот это деликатесы! — произнесла она, усаживаясь за стол. — Это вообще жрать можно, или только смотреть?       После ужина разморенную Ханну Брин потащил в ванную комнату виконта — показывать чудесное изобретение, подающее горячую воду без помощи слуг.       — Вот это штука! — Ханна наклонилась, рассматривая, как вода исчезает в сливном отверстии.       — Хочешь попробовать? — быстро спросил Брин, успевая встрять между очередным возгласом.       — Хочу!       Не ожидавший положительного ответа, он дернул вентиль так резво, что чуть не открутил его совсем. Ханна, которую он уже видел в одной сорочке, скинула с себя всю одежду еще до того, как ванна наполнилась полностью, плюхнулась в нее, повосторгалась снова и сообщила, что в ней еще достаточно места для костлявой задницы некромага. Отморозившись, Брин последовал ее совету, мигом раскраснелся и робко потрогал под водой гладкую лодыжку.       — Эй! — возмутилась Ханна. — Я тебя не за тем звала! Для подобного и кровать есть.       Брин ухмыльнулся и нащупал колено.       В столице задерживаться не стали. Пока меняли лошадей, Йоланди успел выведать у местных торговок, что хозяйка, Нивия Зелевия, известная золотошвейка, выкупившая его сестру, перебралась в Адон, город, через который им предстояло проехать на пути к Ифиду. Вернувшись на постоялый двор, Йоланди прошел мимо телеги, с приехавшей на базар большой семьей. Ватага ребятни окружила его, почти сбивая с ног, а затем понеслась дальше, к растущим у ограды подсолнухам.       — Простите, господин, они не специально! — подскочившая к нему девушка принялась смахивать приставшие к замше куртки соломинки. — Вы не испачкались?       — Думаю, что нет, — оглядел рукава Йоланди. — Спасибо за беспокойство.       — Ну что вы, мне приятно даже! — девушка улыбнулась несмело, но кокетливо, и он улыбнулся в ответ — незнакомка показалась милой и похожей на сестру.       — Ты едешь или остаешься? — прозвучал недовольный голос Марса, и сам он, не обернувшись, прошёл мимо. Будто Йоланди был ему чем-то обязан и нарушил свое обещание. Вот же…       — Извините, мне пора, — сказал он погрустневшей девушке и зашагал следом.