Йоланди

      В книгах, хранящихся в библиотеке виконта, говорилось, что Нанайя, будучи демиургом, воплотилась в физическую оболочку, дабы принести на землю свет разума. Однако нигде не упоминалось, кто создал саму землю и сколько тысяч лет она просуществовала пустой и безжизненной. Но однажды, в найденной в лавке барахольщика древней инкунабуле, Марс вычитал, что землю создал настоящий бог — темный бог, древний, как сам хаос, и создал ее не для людей, а для себя, чтобы проявить свою мощь в физическом мире и показать всем, какова ее безграничная власть. И не стряхнул с нее живущих ныне только потому, что ему не интересны дела низших существ. Но однажды, если ему наскучит, если люди забудут о нем навсегда и перестанут чтить как первоотца, он вернется и покажет, что такое настоящий бог. И потекут реки вспять, и наполнятся они не водой, а кровью всех ныне живущих, и исчезнет в небе вторая луна, и замолкнут птицы — навечно.       Марс считал это все бреднями гниющих в кельях монахов, но тот, кто привязывал его к дереву в глуши, ухмыльнулся:       — Как раз таки верующий. Только в истинного бога, а не в вашу праматерь.       После расставания на перекрестке Марс пребывал в своих невеселых думах довольно долго, за это время они успели съехать с тракта на узкую дорожку, где не могли уместиться рядом двое всадников, а затем очутились на еще одной, пошире, но поизвилистей, огибающей орешник. Помимо Эрла и Яспера присутствовали еще трое, чьих имен Марс пока не знал, и знать не стремился — вряд ли ему это пригодится.       — Так и зачем тебе в те земли? — держась рядом, спросил Эрл.       Марс, глянув на травинку в его зубах, на горбинку поломанного носа и рассеченную бровь, ответил:       — Хочу повидаться со старым знакомым. Друг мой.       — И что же, давно не видал?       — Много лет.       — Уверен, что он еще не околел?       Манера разговора Марсу не нравилась, но дерзить с первого же дня не хотелось, тем более в таком невыгодном для себя положении.       — Очень надеюсь, что нет, — ответил он и пришпорил лошадь, догоняя остальных членов группы.       Те, другие, не разговаривали даже между собой, предпочитая молча прикладываться к фляжкам с прихваченным из кабака пойлом, и сплевывать сквозь зубы в траву. Марс осматривался, отмечая и деревья со скрюченными ветвями, и полоску высохшей осоки на противоположной стороне дороги, и безоблачное низкое небо над головой. Без птиц здесь в самом деле было неестественно и как-то пластмассово, Марс ощущал себя закрытым в коробку с чужими, забытыми кем-то игрушками. Пару раз он всерьез собирался плюнуть на все, развернуться и догнать Ло, уговорить его помочь, а там, вместе, придумать, как добраться до места безопасным путем, без этой хмурой компании. Поскольку парни в куртках, похожих на доспехи, начинали внушать ему опасения, которые подтвердились, стоило солнцу начать катиться к горизонту.       — Привал! — проорал Яспер, тряхнув заплетенной во множество мелких косичек шевелюрой. — Можно жрать и спать.       На ужин был стандартный походный набор — вяленое мясо, сыр и пока еще не высохший хлеб. Марс зажевывал это все яблоком, уже мечтая о снятом со сковороды пышном омлете и гренках с молоком, когда к нему подошли братья и попросили отдать все имеющееся при себе оружие.       — Это еще зачем? — нахмурился Марс, швыряя огрызок в кусты. — Мы о таком не договаривались.       — Понимаешь, — произнес Эрл, присаживаясь рядом на корточки. — Мы не первый раз водим народ в эти края. Пока тут тихо, но скоро начнется такая глушь, что хоть глаз выколи, и днем ничего не увидишь, и не хотелось бы при случайном шорохе получить пулю под лопатку.       — Я не отличаюсь истеричностью, если вы об этом, — произнес Марс, переводя взгляд с одной физиономии на другую.       — А мы и не… — начал Эрл, но Яспер снова рявкнул:       — Что ты возишься с ним!       Марс не успел и дернуться, как его скрутили, ткнув лицом в землю, и вытащили из-за пояса мушкет. Точнее, он его так называл, поскольку слово «пистоль» навевало не слишком серьезные и уместные ассоциации. Из карманов также исчезли все монеты, портсигар и часы на цепочке. Часы были обычные, слава всему, без фамильной гравировки, но чудные, с двумя циферблатами, и, пытаясь выяснить, кому будет принадлежать данный трофей, братья не стали утруждаться обыскиванием дальше. Затем его, подтащив к дереву, принялись обматывать веревками.       — Вы же дали клятву, — напомнил Марс обреченно. — Вы что, неверующие?       — Как раз таки верующий, — фыркнул Яспер, завязывая узел за его спиной. — Я — точно. Только в истинного бога, а не в вашу праматерь. Потому плевал я на ваши клятвы. Посидишь до утра, а потом мы тебя сбагрим магам, которые прирежут на алтаре.       — На каком алтаре? — опешил Марс, чувствуя, как начинают затекать руки и колотиться сердце.       — Во славу истинного бога, творца видимого и невидимого мира. И душу свою спасем, и еще золотишка выторгуем.       — Супер! — воскликнул Марс, когда они отошли. — Просто класс! Спасибо, блядь, Асх, вот это ты мне подсобил! Век не забуду!       Вытряхнутые из саквояжа бумаги разнесло ветром. Мудаки в доспехах, выудив из его дорожной сумки белоснежные рубашки, добрались до панталон.       — Смотрите, парни, какое бельишко! — расхохотался Яспер. — В кружавчиках! Бон, держи, подаришь своей бабёхе, она тебе муньет сквозь штаны организует!       — Очень смешно, — проворчал под нос Марс, едва не оглохнув от взрыва хохота. И если он собирался придумывать план освобождения и побега, как только все уснут, с большим сомнением в своих силах, то в душе его затеплилась настоящая надежда, когда из сумки выпал последний предмет.       — Ни хрена себе, парни, вот это цацки! — присвистнул Эрл, поднимая завернутые в бархат кинжалы.       И если Ло мог плюнуть на Марса и смотаться с превеликой охотой, то о своих кинжалах он забыть не мог точно.       Конечно, подмывало развернуться и догнать ушедшую группу, но он убедил себя, что опасаться нечего: Марс в надежных руках, такие здоровяки, как Эрл и Яспер, и людоеда голыми руками завалят, о диком зверье и говорить не стоило. Да и сам Марс — не ребенок, поди, в няньках не нуждается, раз вызвался в такое путешествие, значит, пусть учится рассчитывать свои силы и возможности. Как иначе? Нельзя же его, взрослого мужика, вечно опекать в этом плане, тем более Йоланди, который младше, а кажется, будто нет…       На развилке, достав карту, он наметил ближайший путь, потрепал лошадь по гриве, сунул руку в сумку, прицепленную к седлу, нащупал яблоко и откусил. Пока он жевал, рассматривая поворот дороги впереди, а лошадь переступала с ноги на ногу, ощущение, что чего-то не хватает, не покидало. Сунув руку в сумку еще раз, он понял, почему — теплого бархата, в котором лежали кинжалы, не было. Он так и не вытащил их из саквояжа виконта. От злости даже горло перехватило, потому он молча прижался лбом к лошадиной шее, а затем развернул фыркнувшее животное в противоположную сторону.       Найти отпечатки подков в пыли, а потом на земле, труда не составило, и он, свернув с широкой дороги, выехал на узкую. Когда запахло дымом и вдалеке раздался хохот, Йоланди остановился, слез, прислушался — голоса Марса среди прочих не было. Это ровным счетом ничего не значило, но он насторожился, ведь не случалось еще такого, чтоб его подводило чутье.       Накинув поводья на ветку и затянув их узлом, двинулся в сторону, откуда слышался смех, стараясь не наступать на сырую голую землю, только на листву, чтобы не оставлять следов. Вскоре он вышел к костру, за которым сидели все знакомые личности, но Марса среди них он не увидел. Поискав его взглядом поблизости, Йоланди с трудом сдержался, чтобы не выругаться и сплюнуть себе под ноги.       — А потом я как садану его по башке — и чуть мозги не вышиб, чудом увернулся, — рассказывал Эрл, размахивая руками, не замечая, как в нескольких шагах за его спиной мелькнула тень. — А потом мы поперлись к косой Дорунде…       Рассказ его Йоланди про себя отнес к группе под общим названием «Пиздатые байки». Это слово он услышал однажды от Марса, и оно ему почему-то запомнилось, а теперь сразу всплыло в памяти при виде раскрывших рты товарищей рассказчика.       Подобравшись к сидящему с крайне унылым видом виконту, он присел за его спиной и быстро зажал ладонью его рот, который мог начать издавать ненужные звуки удивления. Будь у Йоланди кинжалы, он не стал бы заморачиваться со способами вызволения, но их как раз таки и не имелось. Только один, который он, похлопав виконта по бедру и попросив его тем самым согнуть ногу, вытащил из сапога и им же разрезал узел. Марс, медленно развернувшись, нырнул за ствол дерева и несколько шагов сделал на четвереньках.       — Заткнись! — проговорил Йоланди тихо, но экспрессивно, стоило им оказаться на безопасном расстоянии. — Молчи, пока я не придумал, каким словом тебя назвать!       Марс уже расстроенным не выглядел, улыбаясь во весь рот и производя столько шума своим передвижением, что Йоланди не удивился бы, если бы их услышали. Но им повезло, к ручью вышли без последующих приключений, и у камней Йоланди стянул сапоги и сказал, что Марсу следует поступить так же.       — За лошадью вернемся утром, сейчас опасно, — проговорил он, ступая в воду. — Придется идти вниз, по воде, чтобы нас не вычислили по следам. Где-то ниже живут звероловы, я чувствую дым из печи и вонь от выделанных шкур. Нужно напроситься к ним на ночлег, оставаться без крыши в этом лесу опасно. А дальше придумаем, что делать.       — С-сука! — произнес Марс, сцепив зубы, тоже очутившись в воде по середину икры. — Что ж так холодно! Твои кинжалы…       — Я в курсе, господин-я-люблю-оказываться-в-жопе! Я ради них и вернулся, и что в итоге! В итоге мы оба в жопе.       Марс шел молча несколько минут, потом сказал:       — Когда мы вернемся, я закажу тебе из самой лучшей стали, у самого лучшего мастера и те, какие ты только захочешь.       — Если. Если мы вернемся.       — Как ты думаешь, они будут нас искать?       — Если и будут, то пойдут вверх по ручью, обратно к деревне, а там, скорее всего, тебя бы встретили. Не ты первый, не станешь и последним — я так считаю, что в кабаке таких искателей приключений, за свою долю, отправляют прямо к Ясперу.       Марс не чувствовал ног до колена, когда они наконец выбрались на берег, обсохли и поднялись к прятавшейся за деревьями покосившейся хибаре, окруженной частоколом. Калитка не была заперта, но открывать ее Ло не спешил, подняв вместо этого несколько камешков и принявшись бросать их в дверь.       — Может, лучше войдем и постучим? — спросил Марс.       — Ну, войди, — усмехнулся Ло. — Только сразу спиной повернись, чтобы тебе лицо не отгрызли.       Спустя еще пару точных попаданий камешками, дверь открылась и из нее выползла старуха в меховом тулупе.       — Кто? Чего надо? — прошамкала она, и Ло ответил:       — Заблудились мы! Пусти переночевать, утром уйдем!       — Не пущу! Валите откуда пришли!       — А мы не с пустыми руками!       Старуха сползла с порожка и закряхтев, поплелась к калитке. Ло, бегло осмотрев Марса и не найдя на нем ни перстней, ни цепей, ни браслетов, содрал единственную уцелевшую ценную вещь — запонки, и всучил высунувшей нос рухляди со словами:       — С камнями. Сама носи или на рынке продай, только пусти на ночлег.       Старуха, куснув зубом — одним из двух — граненый камушек, зыркнула на Марса:       — Жрать не дам.       — Нам и не надо.       Калитка отворилась шире, приглашая их, и Марс, оказавшись во дворе, понял, о чем говорил Ло: у забора, сверля нежданных гостей светящимися глазами, лежали три пса, безухих, черных, невиданных прежде размеров. Такие никогда не лаяли, — не считали нужным предупреждать, — а сразу впивались в горло. Большую часть пространства внутри частокола занимали распялки с растянутыми на просушку шкурами и еще не выделанная, замоченная в корытах со смердящим содержимым кожа. Старуха, однако, не повела их в дом, свернув сразу к чулану.       — Тут и спите — пол хороший, не прогнивший, вон вам тюфяк с соломой и одеяло стеганое. Вам хватит. А в дом не пущу — вдруг внук с охоты раньше придет, орать будет. Не надо мне. Тут спите.       В маленьком, забитом хламом помещении, места было ровно столько, чтобы улечься вдвоем и вытянуть ноги, упираясь ими в дверь. Старуха, забрав с собой свечу, ушла, и Марс, пытаясь рассмотреть хоть что-то в темноте, сказал:       — В этот раз без вариантов. Придется спать вместе.       — Я это уже понял, спасибо. И только попробуй захрапеть.       На соломенном, продавленном, но сравнительно чистом тюфяке устроились со столь же относительным комфортом. В чулане хотя бы не воняло шкурами, было сухо, но холодно. Там, где его спина касалась спины Ло, было тепло, а вот остальное мерзло. Сунув ладони под мышки, Марс проворчал:       — За нефритовые запонки можно было жить в доме Гелионы неделю на всех харчах. Паскудная старуха, чтоб ей пусто было.       — В нашем случае все лучше, чем ночевка под открытым небом. Напомнить, почему мы вообще здесь оказались? — произнес Ло, переходя в угрожающий шепот, и Марс отозвался так же тихо:       — Не надо, обойдусь.       Спустя час, может, больше, Марс опытным путем выяснил, что тело устает мерзнуть — устает физически. Ему надоело напрягать мышцы, из-за чего и не получалось уснуть, надоело держать колени согнутыми, потому он развернулся, прижал к себе дернувшегося Ло и зарылся заледеневшим носом в его теплые волосы на затылке.       — Давай утром подеремся, прошу, — сказал он, готовый скулить от ощущения тепла под пальцами. — Я жутко замерз.       Ло смолчал, затем завозился и внезапно оказался лицом к лицу, пряча его затем между шеей и плечом Марса. Нос у него был тоже ледяной, а вот губы наоборот, теплые, их Марс чувствовал кожей. Конечно, Брин бы пошутил по этому поводу, сказав, что и сам бы ни за что в жизни не стал бы лежать к нему спиной, но в этот миг в голове Марса было пусто, он только и делал, что поражался своей реакции на чужие руки на своей спине, тоже ледяные, сердитому сопению в шею и охватившему желанию погладить Ло по голове. Это он и сделал, испытывая удовлетворение неясного происхождения. Холод не исчез полностью, теперь он мерз с одной стороны, пока с другой все горело, только в этот раз близость не вызвала в нем бурю страсти. Его заполнило что-то, чего он раньше не знал или забыл, оно заставило его прижаться теснее и гладить спутанные пряди до тех пор, пока Ло не уснул. Когда это произошло, он коснулся губами его лба и вздохнул — счастливее, чем сейчас, он себя точно раньше не ощущал.