***
Глаза Басманова заблестели от слез, но он не позволил им пролиться. Он поджал губы и начал часто дышать, казалось, ему не хватает воздуха: воспоминания прошлой ночи не отпускали его. Федор отчетливо помнил каждую минуту того ужасного дня. Он был заточен в темном подземелье, где ничего не было видно, опричники даже не стали зажигать факелы, чтобы хоть немного разогнать темноту: зачем такие необходимые предметы тратить на того, кто через пару часов будет уже мертв. От запаха сырости и холодного воздуха у Федора кружилась голова; его руки и ноги, закованные в цепи, уже давно затекли и онемели. А ведь совсем недавно он расхаживал здесь, смеясь над узниками, и вот, он один из них. Жизнь жестоко подшутила ним. В его голове крутилось множество мыслей, но ни на одной из них Федор не мог остановиться. Опричник не знал, когда за ним придут, поэтому он старался не думать о казни. В глубине души он надеялся, что дверь распахнется, и сам царь войдет к нему и дарует помилование… На мгновение Басманов заснул, но его почти сразу же разбудил скрип железной двери. Он увидел приближающийся факел, сердце молодого человека бешено забилось: неужели ПОРА? Вошедший палач в красном что-то сказал, а затем рассмеялся, Федор не слышал его: звон в ушах заглушал все остальные звуки. С опричника сняли цепи, и он сразу же ощутил тепло в руках и ногах. Какой приятной кажется жизнь, когда ты не скован тяжелыми оковами! Жизнь… у него осталось лишь несколько минут, чтобы ЖИТЬ. Приказ выходить. Опричники выводили Басманова вместе с другими обреченными. Федор жадно вдыхает воздух; как же чудесно пахнет вечерний воздух! Почему он раньше этого не замечал! Он рассматривал все вокруг, будто видел это в первый раз, замечал каждую мелочь: где-то пробежала кошка, над ними пролетела ворона, а вот муравей тащит домой соломинку, с яблони упало яблоко, а под елью копошится ежик. Федор так увлекся природой, что не заметил, как их привели к месту казни. Их расставили, в руки дали по свечке, а сами опричники спустились вниз, чтобы приготовить все для предстоящей казни. Как же это жестоко — оставить приговоренных наблюдать за тем, как все вокруг готовятся к их смерти. Танец огня свечи завладел вниманием Басманова, и он не замечал, как одного за другим опричники уводили осужденных. Когда же очередь дошла до Федора Басманова, он не понимал, что происходит. Опричники схватили его и понесли на плаху. Басманов кричал, вырывался, у него получилось освободить одну ногу, почти коснулся земли, но освободившуюся ногу быстро поймали…***
— Почему ты отменил казнь? — прошептал, наконец, Басманов, — что ты тогда сказал: «Одних царь пытает, других на кол сажает, а своих, бережет. Разве это хорошо? Нет, не хорошо». Так почему же ты бережешь меня?! Что же скажут люди, которых ты так испугался? И давно ли ты, Иван Грозный, начал боятся мнения людей? — закончил он уже громким твердым голосом. — Нет, я не боюсь людской молвы, — начал царь, — но везде предатели, никому нельзя вер… — Значит, я, по-твоему, предатель? Я, который все это время был с тобой и ни разу не подводил, вдруг стал твоим врагом? Все из-за того несчастного мешочка? Да я взял его только для того, чтобы сохранить твое расположение, твою любовь ко мне! Мне казалось, я тебе больше не нужен, вот и попросил у того колдуна амулет, будь он проклят… Почему ты даже не поговорил со мной, а просто поверил их слову? — Федор! Прости же меня! Хочешь, я дам тебе новые земли, казню тех, кто посмел обидеть тебя в темнице! — сказав это, царь упал в ноги своего фаворита. — Ты же царь, вот и веди себя по-царски! Негоже тебе в моих ногах лежать. Услышав эти слова государь быстро поднялся на ноги. Он ходил по помосту взад и вперед. Вдруг Басманов громко рассмеялся, откинул левой рукой волосы и надел на голову венок, принесенный царем. — Ну, что, царь, устроим сегодня пир в мою честь? — сказал он и вновь засмеялся.***