***
По пути в свои покои Федор Басманов встретил многих опричников. Некоторые из них, увидев Басманова, сняли черные шапки и перекрестились, другие же просто замерли на своих местах, стараясь не делать лишних движений. В их лицах Федор замечал недоумение, удивление и страх, будто они увидели призрака; многие шептались, но никто не смел сказать Федору и слова. Опричники не могли поверить, что царь умеет прощать. Басманов — первый человек, которого пощадил Иван Грозный. Это глупое выражение на лицах опричников заставило Федора рассмеяться. Чем больше опричников он встречал, тем громче и громче он смеялся. Ему понравился эффект, произведенный его появлением. — Добрый день, любезные, что же вы будто и не рады меня видеть! — сквозь смех сказал Басманов. Кто-то из толпы пробормотал что-то неразборчивое; но Федор не ждал ответа, поэтому не обратил на бормотание никакого внимания. «А ведь все они ждали моей казни, но вот он я, живой и здоровый и по-прежнему любим царем», — думал про себя Басманов, весело и дерзко улыбаясь. Он был готов пройти мимо опричников еще раз, лишь бы увидеть эти лица снова. А опричники оставались на месте и провожали его взглядом. Зайдя в свои покои, Федор продолжал смеяться еще несколько минут, но затем присел на лавку, опершись рукой на спинку, положил одну ногу на другую и медленно осмотрел комнату. На первый взгляд казалось, что все здесь по-старому, но Басманова не покидало ощущение, что его покои обыскивали, что-то искали и, разумеется, не нашли. Но сейчас это мало его беспокоило. Молодой опричник чувствовал сильную усталость и хотел лишь одного — спать. Его голова кружилась, веки становились тяжелее, комната виделась размытой; наконец, Басманов заснул на своей деревянной лавке: у него не было сил дойти до кровати. Все же на лавке спать приятнее, чем на сырой земле подземелья. Он спал крепко, не видя снов. Возможно, это и к лучшему: кошмары не тревожили его. Федор проспал несколько часов, его разбудил скрип двери; кто-то медленно вошел в покои. Басманов приподнялся, чтобы увидеть, кто пришел. Это был его отец, Алексей Басманов, который всего несколько дней назад отрекся от родного сына, испугавшись грозного царя. Алексей упал перед сыном, обнял его за ноги и закричал: — Сын! Ты жив! Как я счастлив! Как я рад! — сказав это, он несколько раз поцеловал ноги сына, — теперь мы начнем новую жизнь, забудем старые обиды. — Не сын я тебе больше, или ты забыл, — холодно ответил Федор и выдернул ноги из крепких объятий отца. — Но как же так, Федя… — рассеянно пробормотал Басманов старший. Федор встал с лавки и подошел к зеркалу, так и ничего не ответив, потому что не знал, что сказать этому человеку, которого когда-то называл отцом. Он старался не смотреть на него. Федор взял гребень и начал расчесывать свои черные волосы. Гребень застревал в запутавшихся волосах; потребуется много времени, чтобы привести их в порядок. Федор так увлекся делом, что и забыл про отца, все еще сидевшего на полу, наблюдая за каждым движением руки сына. — Федя… — вновь начал он, но Федор остановил его взмахом левой руки. — Оставь меня, — только и ответил сын. Алексей Басманов закачал головой и покорно встал, посмотрел еще раз на сына, стоявшего к нему спиной, и тихо удалился. Федор положил гребень и посмотрел на себя в зеркало еще раз: сон, пусть и короткий, вернул силы, и даже следы усталости почти прошли. Откинув волосы, он улыбнулся собственному отражению; на него смотрел прежний Федор Басманов. Уже наступил вечер; скоро начнется пир. Опричник решил сначала переодеться, ведь на нем все еще была одежда, в которой его вели на казнь: белая рубаха и черные штаны. Он быстро скинул с себя эту одежду, словно она была в огне, и со всей силой бросил ее в противоложный угол, чтобы больше не смотреть на нее. Когда Басманов сбросил эту одежду, ему стало так легко, как будто с него сняли оковы. Он почувствовал себя совершенно свободным и счастливым. Федор раскрыл шкаф, полный богатыми нарядами, и выбрал длинный серый шелковый кафтан, расшитый золотом, а после подпоясался богато вышитым кушаком. В уши он вставил большие круглые жемчужные серьги, а на длинные пальцы надел по изумрудному перстню. Басманов покрутился у зеркала, звеня своими украшениями. «Да, нет на Руси никого краше меня!» — подумал он и снова улыбнулся. Полюбовавшись на себе еще немного, он отправился на пир, который царь устраивает специально для него.***