Родственные души

Все попытки пробраться во дворец, переодевшись разносчиком фруктов, царским охранником, странствующим брамином и даже — от полного отчаяния — дэви не самого тяжёлого поведения, якобы приглашённой в покои императора, не возымели успеха. Каждый раз Чандра был вынужден выкатываться кубарем из дворцовых ворот, сопровождаемый злорадным гоготом настоящих царских охранников. — Давай, давай! — кричали ему вслед. — Вали! Много вас, дармоедов, развелось! Так и норовите устроиться при дворе, сладко спать на ложе, вкусно жрать за царский счёт, но ни бхута не делать! Наглый бездельник! Шлёпаясь в придорожную пыль на многострадальные, уже изрядно отбитые пинками ягодицы, Чандра каждый раз вздыхал, почёсывал затылок и тут же начинал лихорадочно соображать, какие ещё одеяния можно украсть на ближайшем рынке, чтобы следующая попытка просочиться за стену оказалась удачной. В этой пыли после шестой неудачи его и нашёл одноглазый горбун ужасающего вида, замотанный в грязные тряпки и покрытый с ног до головы струпьями. Волосы горбуна свалялись, от него пахло навозом, и он опирался на деревянную клюку, чтобы иметь возможность стоять на трясущихся ногах. — Шо, пасан, пьёхи дьела? — прошамкал урод, улыбаясь ртом, полным почерневших зубов. — Никах тебье не везьёт? Его речь звучала безобразно и была под стать внешности. — Слышь, отец, ступай, — отозвался Чандра, торопливо отползая от горбуна, чтобы не подцепить вшей, способных запросто перескочить на его собственную одежду. — Я милостыню не подаю. — А мне не нужна милостыня, — нищий внезапно перестал трястись и шамкать, и его единственный здоровый глаз засверкал, словно у тигра-людоеда. — Я знаю, как попасть во дворец. Следуй за мной, — быстро проговорив эти реплики, горбун снова преобразился, его колени заходили из стороны в сторону, словно у бессильного старца, и он, хромая, пошёл в сторону леса. Чандра удивлённо пожал плечами, поднялся на ноги, отряхнул свою накидку от пыли и двинулся следом за стариком. Они дошли до ближайшего ручья, скрытого в зарослях кешью, рододендрона и литсеи. Здесь горбун разделся донага, быстро сбросил свои вонючие тряпки, завязав их в узел, причём горб с его спины волшебным образом исчез. Запихнув грязные одеяния в кусты, старик полез в воду. Наблюдая за ним, Чандра с удивлением обнаружил, что прямо на его глазах происходит сказочное преображение: дряхлый горбун превращается в довольно крепкого, отлично сложенного мужчину лет сорока пяти, обладающего чистой кожей и блестящими волосами. Судя по тому, что на голове незнакомца все волосы были сбриты, кроме длинной, густой пряди, спускающейся до пояса, Чандра сделал правильный вывод: перед ним брамин. Правда, почему-то чёрная, как смоль, коса не была завязана в традиционный узел. Искупавшись в ручье, брамин надел на себя чётки из рудракши, припрятанные в потайной яме под ближайшим баньяном, свежие дхоти и ярко-оранжевую накидку. — Ого! — присвистнул Чандра, когда его спутник вышел из кустов, держа в руке резной посох из чёрного дерева и посмотрел на парня сверху вниз, словно мнил себя не брамином, а царём. — А вы, оказывается, вовсе не старик! — Разумеется, нет, — губы мужчины презрительно искривились. — Меня зовут Вишнугупта Чанакья. Я — отвергнутая родственная душа самраджа Дхана Нанда, — и Чанакья сунул под нос юноше свою руку, где виднелись три надписи: «Дха», «сечь, повелевать», «Паталипутра, дворец». — За то, что высокомерный царь отверг мою любовь и выгнал меня, словно млеччху, я поклялся отомстить. Я непременно изведу всю династию Нандов и посажу на трон Магадхи того, кто будет более достоин уважения, — вдохновенно произнеся эти слова, Чанакья снова в упор посмотрел на Чандру, стоящего рядом с полуоткрытым от удивления ртом. — Такова моя история. А какова твоя, парень? Наблюдая за тобой, я понял: ты тоже ищешь нечто важное во дворце. — Ага, потому что у меня тоже есть метка, — спокойно признался Чандра. — Но я до встречи с вами сомневался, кто моя родственная душа. Теперь точно знаю! Если ваша родственная душа — царь, стало быть, моя — царевна. — О? — лицо Чанакьи из высокомерного стало заинтересованным. — Ну-ка, покажи метку, пацан! — Она у меня на заднице, это ничего? — бодро спросил Чандра. — Без разницы, — ничуть не смутился Чанакья. — На своём веку я повидал столько задниц, что твоя меня уже ничем не удивит. Снимай дхоти. Выполнив просьбу брамина, Чандра наклонился, чтобы его метку было удобнее рассмотреть. Некоторое время Чанакья молчал, только загадочно хмыкал. Наконец, больно шлёпнул Чандру по надписи «НАНД» на ягодице и разрешил одеться. — Очень хорошо, — заключил он, когда уже одетый юноша снова повернулся к нему лицом. — Замечательная задн… То есть, прекрасная метка! Годится для моего плана. — А какой у вас план? — оживился Чандрагупта. — На рынке, через который любит кататься на своей колеснице царевна Дурдхара с любимой служанкой Шипрой, работает мой ученик Шаткар. Царевна обычно выезжает на прогулку в определённые часы и по определённым дням недели. В следующий раз, когда Дурдхара и Шипра поедут через рынок, Шаткар напугает коней и сделает так, что они шарахнутся и понесут. Сможешь храбро броситься вперёд и остановить колесницу, притворившись, будто тебя, бедного, едва не затоптали копытами насмерть? Я уверен, царевна предложит тебе любую награду за своё спасение, и ты сможешь попросить работу во дворце. Оказавшись рядом с царевной, ты вскоре очаруешь её, добьёшься поцелуя, ваши метки проявятся до конца, и вы поженитесь! И вот тогда, став зятем Дхана Нанда, узнав все его слабые стороны, ты поможешь мне отомстить и извести его род. Кроме Дурдхары, конечно. Её я не трону ради твоего счастья и благополучия. — Так, стоп, — Чандра выставил вперёд обе ладони. — План отличный, мне в нём не нравится одно: я стану помогать уничтожать семью собственной жены? Зачем мне это? — А затем, идиот, — зашипел на него Чанакья, — что иначе я не буду помогать, ты никогда не попадёшь во дворец и не женишься на девушке, предназначенной тебе судьбой! — Ха! — Чандра упёр руки в бока и широко ухмыльнулся. — А если вы мне не станете помогать, то вам не видать исполнения вашей клятвы. А царевну я, если очень постараюсь, однажды всё равно поцелую и без вашей помощи! Подкараулю на прогулке, подберусь ближе и чмокну. Пусть такая попытка хоть полжизни займёт! Или придумаю, как ночью забраться по стене дворца, и поцелую спящую. Дурдхара проснётся с проявленной меткой, увидит моё имя, отыщет меня, и я стану царевичем Магадхи. Выкусите! — и он показал брамину очень недхармичную фигуру из трёх пальцев. — Хорошо, — внезапно смягчился Чанакья, увидев, что Чандру так легко не проймёшь. — Давай продумаем альтернативный план. Ты поможешь мне не убить императора, а завоевать его сердце. Если это случится, я, конечно, не стану исполнять свою клятву. Годится? Чандра задумался. — Значит, ваш Шаткар поможет мне приблизиться к царевне и поцеловать её, а взамен я помогу вам чмокнуть царя? — Да!!! — на лице Чанакьи проступило выражение вдохновенного безумия. — Я до сих пор мечтаю соединиться с Величайшим, — глаза Чанакьи горели нездоровым пламенем. — Стиснуть его в объятиях, познать радость слияния двух энергетических потоков! Тело императора Магадхи могучее, словно тысячелетний кедр. Он быстр, как тигр в прыжке, и в то же время прекрасен, как букет из лотосов, магнолий и чампы… И тем, на кого он изольёт всю свою нерастраченную за долгие годы страсть, буду я! Только я один! Брамин быстро осёкся и умолк, заметив, что Чандра косится на него с явной опаской. — Ну как, согласен? — сведя брови над переносицей, уточнил Чанакья. — Замётано! — юноша протянул руку сумасшедшему брамину и крепко пожал его ладонь. — Уговор дороже жизни: вам — царь, мне — царевна. Будем действовать заодно, и оба окажемся в выигрыше. Чанакья тонко улыбнулся, нежно глядя на Чандру. — Но если царь и после того, как полностью откроется его метка, и он увидит моё скромное имя на своём лотосном бедре, не захочет познать радость слияния наших чакр в тандаве страсти, мы его убьём, — сладким тоном произнёс он. — И всех его братьев. А ты, став мужем Дурдхары, сядешь на трон вместо Дхана Нанда, таков мой третий, заключительный план! Испугавшись, Чандра попытался выдернуть руку, наконец, осознав, что имеет дело с опасным маньяком, но Чанакья продолжал удерживать его, ласково цокая языком. — Уговор дороже жизни, пацан. Обратного хода нет.