Флаг над замком

Дуку оказался чудовищно эффективным учителем. За полгода — и это с перерывами, он просто не мог находиться на Мелидаане постоянно, — мастер-джедай как-то естественно и не напрягаясь впихнул в своего нового почти падавана столько знаний, что Оби-Ван удивлялся самому себе. Никаких послаблений, снисхождения и прочего слюнявого потакания: Ян был жестким почти до жестокости и требовал максимального, если не невозможного. Оби-Ван вспоминал недолгое падаванство Кеноби у Джинна и изумлялся. Джинн был тоже и умным, и жестким, если что, и требовательным. Но. Это пресловутое «но»! Чертовы нюансы… Ян говорил: «Я знаю, ты можешь больше». И говорил это так, что было понятно: он знает пределы сил своего ученика, он верит в то, что ученик раздвинет эти пределы, выйдет за них. Ян тянул своих подопечных вверх, подтягивая к нереально высокой планке. Одобрение высказывал дозированно, но каждая редкая похвала, каждая скупая улыбка и одобрительный прищур глаз, каждый кивок были бальзамом на душу и топливом, разжигающим желание карабкаться вверх, невзирая на ободранные руки и стесанные до костей подошвы. Дуку был мастером, на которого хотелось равняться: естественно, не всем, а сильным. Так что ж? Перед лицом такого учителя слабость не являлась оправданием. Джинн же говорил по-другому. Он говорил: «Я думал, ты можешь лучше». Вроде бы смысл одинаков, но это высказывание, полное разочарования, заставляло чувствовать себя провалившимся неудачником. Джинн придирался, выискивая недостатки, акцентируя внимание на них. Ян указывал на недоработки, чтобы их исправить. В один из дней, когда вымотанный до состояния амебы Оби-Ван, превозмогая слабость, проводил чайную церемонию, Ян расщедрился на пояснение, почему у него с Джинном такие напряженные отношения. Причина была простой: Йода. Джинн только первые четыре года был действительно падаваном Дуку: жил с ним в одной квартире, учился, летал на миссии… Но чем дальше, тем шире становилась между ними бездна непонимания. Ян был перфекционистом, дотошным и въедливым учеником и учителем. Очень упорным и трудолюбивым. Именно благодаря этим качествам он смог возродить искусство дуэлей и стал мастером Макаши — первым за Сила знает сколько веков. Именно благодаря упорству он вошел в десятку лучших мечников Ордена — даже не Храма. Ян с легкостью давал прикурить и Йоде, и еще трем мастерам-долгожителям, невзирая на их многовековой опыт. Цин Драллиг, Мастер Боя, знаток шести форм, в настоящее время грызущий гранит Седьмой, тоже падаван Йоды, уважительно признавал его равным, как и обуреваемый гордыней Винду. Он был воплощением дисциплины… А Джинн, поначалу ползущий вверх, постепенно начал взбрыкивать все чаще, поступая просто наперекор авторитарному учителю. Ян не сюсюкал, озвучивая претензии, а Джинн считал себя исключительным, тем, кого надо упрашивать. Ян шел к намеченной цели через «не могу», Квай на пути то и дело отвлекался на понюхать цветочки и спасти очередную жалкую форму жизни: он жил здесь и сейчас, Живая Сила бушевала в нем, позволяя оправдывать ее Волей любой идиотизм. Внешне мягкий и добрый Йода с легкостью им манипулировал, нахваливая и уговаривая, в отличие от требовательного Яна, и очень перспективный и имеющий потрясающие задатки и таланты, но так же потрясающе равнодушный к тому, что ему не нравится, Квай однажды просто переехал к своему гранд-магистру, фактически став его падаваном. Именно Йода доучивал и выпихивал Джинна на рыцарские испытания и прочее. Да и заветное звание мастера Квай получил очень быстро, через два года после того, как стал рыцарем: доучив Фимора, взрослого, готового к испытаниям, неожиданно оставшегося сиротой. Два года падаванства всего лишь, и Фимор вылетел из гнезда, а Джинн заявил, что вот теперь он возьмет в ученики того, кого хочет, а хотел он Ксанатоса: считающегося гением сына губернатора Телоса, сохранившего тесные связи с отцом, взятого в возрасте семи лет, показывающего отменные успехи в яслях. Да, Ян признавал, что он не идеал джедая, что вообще не идеал: тяжелый характер, завышенные требования ко многому, но… Они действительно не подходили друг другу. Впрочем, Ян был бы рад, если б Джинн в своем вечном бунте достиг высот, просто чтобы насолить ему, но, увы, настоящим мастером выбранного из противоречия Атару Квай так и не стал, и это для фаната боя было главным. Как говорится, непримиримые разногласия. Сам Оби-Ван решил идти проторенным путем и изучать Макаши и Соресу. Он помнил, как в фильме почти столетний граф ловко разделывал на филе своих гораздо более молодых и юрких противников. Как отпинал Йоду. И если б не предательство Палпатина… Кто знает, что тот сделал со своим учеником в нужный момент, чтобы победа Скайуокера была гарантирована? Особенно когда свидетели валяются дохлыми или без сознания? Точечное воздействие Силой, рывок за ученические Узы… Предположить можно многое. Пусть молодой и сильный, но почти необученный Скайуокер против имеющего вековой опыт дуэлянта, не вылезающего с поля боя… Это даже не смешно. Поэтому никакого Атару: он не Йода, который нивелировал безумной скоростью, финтами и прыжками размер и массу, не идиот Джинн, который действовал из духа противоречия. Атару хорош в резкой, нахрапом, атаке, в прорыве, там, где много места. В узком коридоре и низкой комнатке не напрыгаешься, а большинство схваток происходят именно в помещениях, а не в чистом поле. Макаши элегантно и экономно, а еще невероятно эффективно, а не эффектно. Соресу же, которому его будет обучать Сайфо-Диас — это выносливость и абсолютная защита. Это истощение противника при минимальных усилиях, а потом — резкое добивание. Оби-Ван крайне уважал загонную охоту и сидение в засадах: Старейшины подтвердят. На радостях, что его больше не клинит каждые две минуты, Диас, обретший вкус к жизни, начал передавать накопленный опыт, обмолвившись, что тренируется: его в Совет не за красивые глазки взяли все-таки, и, как понял Оби-Ван, скоро у магистра появится ученик, кого-то он уже присмотрел. Это радовало. Каждое положительное изменение было бальзамом на душу, особенно радовали те, что происходили при его непосредственном участии. Дуку с Диасом прилет адептов Агрокорпуса на планету удивил: они тоже о банальных каждодневных чудесах не задумывались. Инерция мышления, от которой оба помрачнели, явно делая про себя выводы. Аграрии при виде «настоящих джедаев» потрепетали, но потом включились в работу и перестали обращать на что-то внимание. А Оби-Ван, наблюдая за их действиями, только убедился, что поступил крайне мудро и прозорливо. То, на что у обычных, даже очень знающих и опытных специалистов ушли бы месяцы, а то и годы, джедаи делали за недели и дни. Под их руками саженцы на глазах укоренялись и начинали бурно расти, омолаживались старые деревья, покрывались цветами, а затем плодами ветви, очищались почва и вода. Уже через месяц они собрали первый урожай, а джедаи обещали еще два. Два. Для годами голодающих мелидаанцев это звучало как нечто запредельное, и джедаев — всех, от мала до велика, — окружили таким вниманием, что последние не знали, что и делать. Оби-Ван только потирал ладони: ему это подчеркнутое самоуничижение и переплавившаяся в аскетичность скромность, переходящая все пределы, жутко не нравились. Впрочем, с этими заскоками они справятся. Уже справляются: целители разума недаром ели свой хлеб — что мандалорцы, что прилетевший альдераанец. Видя, как исполняются его мечты, Оби-Ван принялся исполнять чужие. Все джедаи получили гражданство, построенные или отремонтированные лично для каждого дома, личные счета, зарплату — пусть и маленькую, но это только начало, — а также то, что стоит гораздо дороже денег и прочих материальных благ: искреннее уважение окружающих. Естественно, это не могло не воодушевлять, и отчеты потекли на Бендомир полноводной рекой, так что вскоре количество проживающих на Мелидаане джедаев увеличилось втрое. Сераси плакала от радости. Оби-Ван как-то застал девушку в палисаднике, сидящую на скамеечке в обнимку с пошитой им для нее лично мягкой игрушкой. Примитивная кукла-заяц из лоскутов: ушастая, похожая на игрушечного монстра Франкенштейна, сшитая им по выковырянным из памяти лекалам. Пропитанная любовью и Силой, несущая отпечаток его личности, кукла помогала Сераси переживать периоды разлуки, когда ее блудный супруг мотался по галактике. В этом мелидаанцы были непреклонны, да и сами Оби-Ван с Сераси их поддерживали: правящая семья не может покидать планету одновременно. Ни при каких обстоятельствах. Для кучки выживших они были олицетворением мира, достатка и прочих благ, и мелидаанцы не собирались терять самое лучшее для них правительство, вытаскивающее их из того бездонного провала, в который они падали несколько веков подряд. Что Оби-Вана, что Сераси всегда сопровождала целая толпа: телохранители, секретари, личные помощники. Хорошо хоть, в постель не лезли, но вокруг дома обязательно находились охранники. Мандалорцы, поглядев на такой энтузиазм, включились в процесс, попутно подтягивая самоназначенных охранников до высоких мандалорских стандартов, потом неожиданно присоединились Джон с Комари… Когда Оби-Вану положили на стол смету для закупки весьма специфического оборудования, он окончательно убедился, что Мелидаан вышел на свою собственную дорогу. На его глазах рождалась новая культура: использующая старые традиции и обычаи, дополненная новшествами. Уставшие от бесконечных войн и смертей, они сделали мир своим идеалом, вот только в крайности пацифизма не свалились. Абсолютно все жители, включая джедаев, изучали самооборону, учились стрелять, выживать, быть готовыми дать отпор тем, кто решит применить к ним агрессию. Абсолютно все имели оружие, даже джедаям вручили именные клинки каждому: мастера и подмастерья растерянно сжимали кукри, у падаванов горели глаза. А ведь это только начало: Оби планировал сделать финт ушами и поволочь всю эту толпу на Адегу или Илум, заручившись поддержкой Сайфо-Диаса. И пусть попробует кто-то что-то вякнуть. А в новой партии бывших рабов неожиданно оказался оружейник, спец по доспехам, здоровенный детина, которого с распростертыми объятиями приняли мастера Мелидаана, уже давно кующие только оружие. И, судя по заговорщическим взглядам, скоро Оби-Вана ждал подарок.

***

Палпатин задумчиво смотрел в окно, любуясь пейзажем. Со стороны могло показаться, что он просто рассматривает сад, но на самом деле он тщательно обдумывал накопившиеся проблемы, прикидывая самые лучшие, самые правильные решения. Годовой цикл медитаций завершился, и насколько Шив мог понять, ощутить, его усилия увенчались успехом. Тьма стала капельку сильнее, словно наполнив собой галактику, да и он сам стал сильнее. Внутри вывалились первые песчинки из монолитных дамб ограничений и начали просачиваться первые капли понимания процессов мироздания. Сейчас Шив действительно начал понимать некоторые очень сложные, высокоуровневые техники и медитации, понимать, как они действуют, к чему приводят, как их надо делать правильно, так, чтобы были польза и развитие, а не ступор и откат назад. Карьера тоже пошла в гору: помощник сенатора от сектора — это вам не гунганы начихали. Разумеется, должность — это только прикрытие, Шив уже давным-давно знал всю подноготную нужных ему сенаторов, их помощников, то, как действует система… Пришла пора эти знания применить к своей пользе. Именно к своей, что бы там Дарт Плэгас ни думал. Может, когда-то, когда Шив был молод, идеалистичен и полон ошеломления и страха перед Плэгасом, практически идеализируя учителя, может, в те славные времена он и считал, что все усилия должны быть направлены на исполнение тысячелетнего плана уничтожения конкурентов и возведения на вершину ситхов, вот только эти идеалистические устремления давно рассыпались осколками, не выдержав столкновения с реальностью, а прагматизм растоптал остатки. Сейчас, стоя у подножия очередной горы, Шив мог смело признаться самому себе, что сделает все, чтобы задуманное когда-то Владыкой Бейном исполнилось, чтобы план увенчался успехом, вот только с одним важным нюансом: этот успех подарит власть и возможности только ему. И больше никому. Узы, выкованные Плэгасом, давно уже мешали, да и вообще, пусть старый муун научил его многому, но еще больше знаний Шив добыл самостоятельно: подслушал, подглядел, украл… Сколько раз он стоял на грани смерти, протянув жадные руки к запретному… Плэгаса больше всего интересовала чистая наука и его эксперименты, благодаря которым муун превратился практически в неостановимое чудовище, но и Шив в последнее время чувствовал, что готов выйти из-под его опеки и стать полностью самостоятельным. Даже этот эксперимент по насыщению галактики Тьмой, который непонятно зачем понадобился Плэгасу, и то дал больше пользы, чем учитель за последние несколько лет. А уж назначение помощником сенатора и вовсе откроет перед ним такие перспективы и такие двери, что Плэгас будет только мешать. Пора бы уже решить проблему эмансипации… Тем более что гробница в Долине Лордов достроена. Как и дворец на Мустафаре. Шив очнулся от размышлений, прошел в особую комнату и сел на любимую плиту, бросив на нее коврик для медитаций. Пропитанный страданиями и ненавистью камень теперь постоянно путешествовал вместе с ним: погружаться в Темную сторону Силы, сидя на плите, было одно удовольствие. Следовало подготовиться: Плэгас изъявил желание прилететь лично, узнать о проведении эксперимента все подробности, так что… Сила намекала, что готова сделать ему подарок — подарить шанс.

***

Оби-Ван давно уснул, а Сераси, лежащая рядом в обнимку с мягким тряпичным страшилищем, улыбалась и слушала в темноте тихое сопение супруга. Думала ли она, что все будет вот так, когда встала плечом к плечу рядом с Нильдом в попытке остановить бесконечное кровопролитие? Честно говоря, нет. Они тогда тряслись, как полевые шусли, боялись и пытались не показывать страха, строили планы на будущее, которое было невозможным. Нильд был не самым компанейским и дружелюбным мальчишкой, но он обладал стратегическим мышлением и понимал, что такое долг. Они как-то даже поговорили насчет свадьбы, ведь это самый быстрый, простой и законный метод объединения во всей галактике. Была ли у них любовь? Нет. Совершенно. Но у них был долг, некоторая симпатия и понимание необходимости данного шага, а также согласие сделать этот шаг — для начала вполне достаточно. А потом появился Оби-Ван, и события понесли их всех, как щепки в реке, неведомо куда. Сераси видела смущение в глазах рыжего мальчишки, видела, что она ему нравится, что он, возможно, в нее даже влюблен. Меняло ли это знание что-то? Нет. В Сераси не было любви, совсем. Она выживала, помогала выжить другим и шла вперед. На сантименты не было ни времени, ни сил. Ни желания, если честно. А потом Нильд погиб, и едва не погиб Оби-Ван. Тот ужас Сераси помнила до сих пор и до сих пор не могла спать в одиночестве: ей все казалось, что это она осталась одна, и Старейшины выбивают Молодых одного за другим, и некому помочь, потому что они — дети, а взрослые… Нет среди них тех, кто готов помочь, вон, прославленный джедай-дипломат и тот свалил с планеты, даже не собираясь делать вид, что что-то предпримет по поводу их проблем. Она просыпалась в холодном поту, прижималась к горячему Оби-Вану, сжимала его руку и засыпала, успокоенная. Он рядом. Он защитит. Появилась ли в ней любовь? Нет. Вот так вот сразу — нет. Ее брак с Оби-Ваном был продиктован необходимостью. Сераси знала правду: войну остановили не Молодые, не дипломатия, а Оби-Ван. Лично. Она не была дурой и могла связать между собой отлучки Оби-Вана и резкую убыль среди Старейшин. Она чуяла запахи крови, выстрелов и земли. Раньше она бы возмутилась, устроила допрос… Сейчас она поумнела, поэтому промолчала. Она промолчала, потому что все призывы к дипломатии в данный момент выглядели бы откровенной насмешкой и лицемерием. Да и не осталось в ней желания решить конфликт мирно: смерть Нильда, с которым уже была распланирована жизнь на ближайшие лет десять, принесены брачные клятвы, что-то в ней сломала. И Оби-Ван, не гнушающийся запачкать руки по локоть, невзирая на все свое воспитание, неожиданно стал той опорой и примером, которого ей, да и всем остальным, не хватало. Впрочем, и Оби-Ван тоже изменился, стал в одночасье взрослее, решительнее. Он тоже многое решил для себя, побывав на пороге смерти, и Сераси только радовалась, что все принятые им решения были к ее и Мелидаана пользе. Поэтому она со своей стороны сделала все, чтобы привязать его к себе и планете: дала звание генерала, давно заслуженное и оправданное, титул раджа, заключила с ним брак. Появилась ли в ней любовь? Опять-таки нет. Понимание, что вот этот разумный закроет ее от опасности собой, подставит плечо в трудный момент, утешит. Крепкая дружба и очень твердый и обоснованный расчет. Но в ней проклюнулась симпатия, а это уже начало. И кто знает, что будет дальше. Оби-Ван принес им мир и дал шанс на возрождение и процветание, и Сераси иногда шутливо называла его их единственной надеждой. Он только хмыкал и улыбался, и своими собственными руками сшил ей страшноватую куклу непонятного вида с пуговицами вместо глаз, которую Сераси прижимала к себе одинокими ночами, и все-таки спала, а не дремала, полная тревоги. Конечно, когда появились джедаи, Сераси банально испугалась. Что Оби улетит, что вернется в далекий и непонятный большинству Храм, что… Но Оби-Ван отказался возвращаться, вместо этого притащив джедаев на Мелидаан, и Сераси видела пользу этого шага. И сейчас… и в будущем. А любовь… Любовь — дело наживное.

***

Мастер Тьюн постучал стилом по подлокотнику, и рассаживающиеся и бурчащие члены Совета Первого знания угомонились. Тьюн еще раз обвел их суровым взглядом и кивнул Толму, сжимающему в руке датапад. Доклад потек рекой: бурной, грязной и разбрасывающей пену и брызги. Члены Совета слушали и скрипели зубами, впрочем, в этот раз заседание происходило не в пример тише и продуктивнее: основного возмутителя спокойствия Ивена Пиелла выкинули пинком под зад под предлогом истечения пятилетнего срока, взамен посадив на его место Пло Куна. Кроме того, в состав добавили и Толма, и Тьюн, ставший из Куратора записей Смотрителем первого знания, вздохнул с облегчением: засилье агрессивных дурней и старых пердунов, помнящих первые ситхские войны, удалось сломить. И причиной таких радикальных изменений стало небрежное замечание так несправедливо выброшенного на улицу ребенка. Может, Тьюн и отнесся бы к Кеноби так, как ко всем остальным, покинувшим Орден, особенно в свете отчета Квай-Гона, вот только Сила недвусмысленно показала, что все не так просто и однозначно, как им казалось. Йода сам пригласил мальчишку в Храм, видимо, думая пожурить и надавить в своем стиле, добившись своих целей, вот только в его бывшем — это было подчеркнуто особо — гранд-падаване не осталось ни капли почтения к сединам древнего мастера. И Йода огреб впервые за Сила знает сколько лет: взвешенно, аргументированно, прямо в лицо. Кеноби не побоялся и не постеснялся вывалить неприглядные подробности, а потом добил их всех окончательно, равнодушно поведав о своих впечатлениях от Храма и Корусанта после долгого пребывания на Внешнем Кольце. Может, Тьюн бы и не поверил, как и остальные, вот только взорвавшийся негодованием падаван Толма подтвердил горький рассказ мальчишки. Тьюн и еще пять Теней не постеснялись провести с Восом разделенную медитацию и увидеть подробности, от которых выворачивало наизнанку. Это стало первым камушком, покатившимся со склона горы, лавина понеслась потом, когда был обнаружен настоящий темный жертвенник на нижнем уровне храма: рабочий, неоднократно используемый в относительно недавнем прошлом: самому свежему трупу было сорок лет. Тьюн тут же провел параллель между трупами и первыми заявлениями провидцев, что предвидение закрывает Тьма. Вот только теперь стало ясно: если Тьма что и скрывает, то это Корусант, а чем дальше от него, тем свободнее дышится. Тьюн хватался за голову: он в своих архивах совсем потерял связь с реальностью, как и остальные. А ведь и раньше были признаки, на которые они все самоуверенно не обращали внимания. Мастер Фэй не возвращалась в Храм веками, продолжая путешествовать по Внешнему кольцу и Дикому космосу. Из решивших стать отшельниками джедаев, уставших от постоянного закручивания гаек, можно было составить роту и не одну. Ряды джедаев таяли на глазах, закрывались храмы и академии, а юнлингов не хотели брать в падаваны, выпинывая кого куда. Их репутация падала, из миротворцев и третейских судей они превращались в исполнителей воли Сената. И продолжать этот список можно было бесконечно. Первые попытки переломить ситуацию ничего не дали: все усилия Тьюна ушли в никуда, встретив ожесточенное сопротивление Пиелла и еще половины Совета, особенно Беджима и Тиама Муна — сефи и нети, разменявшего десятый век. Тогда Тьюн впервые задумался о том, что традиция назначать в Совет представителей долгоживущих рас не всегда благо. Тут же вспомнился Йода, и Тьюн отбросил на время крамольные мысли, пообещав себе вернуться к ним позже. Внутриорганизационная война закончилась в его пользу, удалось наполовину обновить состав, и Тьюн принялся раздавать пинки и стимулирующие подзатыльники. Долгое и муторное копание в архивах помогло найти схемы построек Храма, и специальные отряды принялись прочесывать территории и законопачивать щели. Тьюн готов был рвать на голове остатки волос, слушая доклады о найденных тайных ходах, пробитых непонятно когда неизвестно кем, неприятных сюрпризах, начиная с примитивных, но действующих ловушек и кончая следами проведения темных ритуалов. Последнее вообще било по гордости, как кувалда. Они, значит, сидели и носы задирали в своей слепоте и гордыне, а вредоносные элементы тихо гадили и травили их всех долгоиграющим ядом. Когда в следующий раз Йода опять начал что-то невнятно бормотать, спуская на тормозах очередную полезную инициативу, Тьюн, у которого лопнуло терпение, высказал свое мнение о Йоде прямо гранд-магистру в лицо, не слишком стесняясь в выражениях. После чего заявил, что все это крайне подозрительно: регресс, застой и загнивание. И все в последние шесть веков. Крайне подозрительно. Йода от такого наезда аж проснулся, резко собравшись. Тьюну впервые в жизни стало плевать на неодобрение гранд-магистра. Винду попытался что-то вякнуть, но тоже был молниеносно окорочен: Тьюн не поленился напомнить магистру о гневе, трудностях падаванства и прочих столкновениях с Темными одаренными, и Мейс, побурев, тем не менее понятливо заткнулся. Впрочем, Тьюна, накрученного беседами с Толмом и Восом, а затем и Мулном с Бент, уже было не остановить. Подчиненные Хранителя провели огромную работу, собирая факты, и Тьюн с огромным удовольствием кидал эти факты в лицо Йоде: он даже Д`уна с Чуном не поленился пригласить для дачи показаний. Чун, на старых записях такой дерзкий и гонористый, вел себя тише воды, ниже травы и вообще крайне почтительно под ласковым взглядом мастера, сложившего руки на широкой груди. Мясник, как его прозвали обозленные, но опасающиеся возникать ям`ри, в которых мастер джедай вбил уважение к Ордену, держал своего падавана в шипованных рукавицах круглосуточно. Тьюн поднял все, начиная с попадания Кеноби в ясли, и вот тут заметил нечто странное: Йода еле уловимо напрягся. Так, как напрягался тогда, когда кто-то вплотную подбирался к давно похороненным, опасным секретам Ордена, напрямую связанным с этим зеленым коротышкой. Тьюн не стал развивать момент, промолчал, делая вид, что не заметил, но зарубочку в памяти сделал. После чего продолжил песочить всех вокруг. Огребли все, Тьюн даже проиграл записи дроида, наблюдающего за юнлингами на тренировках. С особенным энтузиазмом Тьюн вздрючил Тивокку, занимающего должность Мастера Ясель, и Яраеля Пуфа, главу Совета назначения. А после — снова Йоду, ибо нечего интриговать. Тьюн не пропустил слова Кеноби о становлении советником: это тоже стало еще одними вилами, которые он воткнул в бок гранд-магистра. — Что-то вы слишком часто, мастер Йода, — в прищуренных глазах Тьюна бушевало праведное пламя, — для того, кто проповедует об изменчивости будущего, слишком часто в это самое будущее вмешиваетесь. По губам Сайфо-Диаса, неожиданно резко ставшего адекватным и здоровым, скользнула странная ухмылка, и Тьюн сделал еще одну зарубочку в памяти: поговорить с провидцем. После чего продолжил речь, сверяясь с датападом: вскрывать тайны Родословной Йоды оказалось неожиданно увлекательно и тревожно.

***

Чего Оби-Ван не ожидал, так это того, что в один из вечеров, когда он сидел и медитировал, его неожиданно долбанет по голове пронесшейся волной Силы, имеющей крайне насыщенный вкус Тьмы. Вернее, дело обстояло не так. Он сидел, пытаясь погрузиться в то состояние, когда можно предвидеть ближайшее будущее, получая подсказки от мироздания, когда Сила запела. Оби-Ван проморгался, пытаясь понять, что произошло, но перед глазами только плавали световые мушки, как от близкого взрыва. Да и ощущение было именно таким. Взрыв. Попытавшись разгадать символизм, которому его тщательно обучал Сайфо-Диас, Оби-Ван так ничего и не добился, пожал плечами и вновь принялся за медитацию, но не успел нормально расслабиться, как его приложило вновь. Волна Тьмы была такой чудовищной силы, что Оби рухнул на коврик, чувствуя себя так, словно его смыло горным потоком. Ощущение было мерзким: Тьма была не просто Тьмой, она воняла злом, самым натуральным, и вообще всем отрицательным, что есть. — Господи боже… — прокашлялся Оби-Ван, сплевывая тягучую розовую слюну. — Что это было? Он валялся на коврике, чувствуя, как уносится и рассеивается в пространстве волна Силы, как истаивает, а следом несется еще одна: наполненная жестоким удовлетворением. Он даже и предположить не мог, что это все означает. Требовалось посоветоваться: Дуку и Диас вернулись на Корусант, Воса понеслась на очередную миссию, Джон тоже куда-то умотал на неделю. Оби-Ван почувствовал смятение и тревогу джедаев, доносящуюся до него, встал и решительно поковылял к передатчику. Дуку, которого он озадачил на ночь глядя, только сурово свел брови. Ему тоже в голову ничего не приходило. А еще настораживало то, что на Корусанте почти ничего не почувствовали. Так. Словно легкая рябь от мелкой гальки, упавшей в пруд. — Еще раз, гранд-падаван, — пробасил Дуку. — Опишите, что именно вы ощутили. Самые мелкие подробности. — Что… — Оби замялся, пытаясь облечь в слова то, что ощутил. — Тьма. Чистое зло. По-другому невозможно описать. Эхо смерти. И злорадное удовлетворение… Триумф. Словно… Он осекся, уставившись на Дуку остекленевшим взглядом. — Смерть. Триумф, — пробормотал Оби. — Я думал… Господи. Великая Сила! — Оби-Ван? — Ситхи. Один из них убил другого, — выпалил Оби-Ван, ощущая правдивость своей догадки. — Ученик стал мастером.

***

Палпатин хохотал, раскинув руки. Он хохотал, и стены тряслись, разбивались хрупкие предметы, а по пальцам змеились крошечные молнии, истаивающие искрами в наэлектризованном воздухе. — Свобода! — проорал он, падая на колени. — Свобода! Свобода… Он стоял прямо посреди натекшей лужи темно-бордовой крови, было тяжело дышать — несколько ребер явно проткнули легкие, скула хрустела, но все это не имело значения: Плэгас был мертв. Сила действительно дала ему шанс. Невменяемый от радости муун заявился в убежище, фонтанируя восторгом. Как понял из очень скупых пояснений учителя Шив — эксперимент закончился успешно. Какой? Непонятно, да и вообще Плэгас не спешил делиться наработками и прочим, главное, что успешно. Он даже решил отметить как следует это дело… И Палпатин понял: вот он, его звездный час. Следующего придется ждать лет десять, не меньше. Подлить давно готовый состав в бокал было секундным делом. Муун хлебал крепчайшее фарельское как воду и казался совершенно трезвым. Конечно, напиться тренированному Одаренному крайне тяжко, а Плэгас еще и подстегнул свой организм разными способами, но Палпатин не волновался и ждал. От этого древнеситхского яда, забытого тысячи лет назад, спасения не было. Наконец муун размяк, развалился в кресле, разглагольствуя о том славном будущем, которое наступит, когда тысячелетний план завершится, Шив поддакивал и подливал вино, подсовывая закуски… Это было страшно. Вот муун почти лежит, расплывшись медузой, а вот он поворачивается и смотрит на Шива в упор, раздавив бокал из горного хрусталя. И хмеля ни в одном глазу. Плэгас недаром носил свое имя. Благодаря экспериментам он стал почти неуязвимым: раны срастались на глазах, его не брали яды и разная химия. Вот только этот яд был рассчитан не на разумных, пусть и Одаренных, а на терентатеков — созданий Силы. Муун сделал шаг и упал. Ноги подломились. Палпатин, уже торжествуя, подался вперед и поплатился за свою поспешность. Плэгас, пусть и умирающий, едва его не убил. Он поднялся, крепко держа идущую вразнос Силу, и Шив через секунду обнаружил, что остервенело сражается за свою жизнь с превращающимся на глазах в умертвие учителем. Схватка заняла не больше нескольких минут, но Шиву они казались вечностью. Он использовал все, что знал и мог, отбивался сейбером и Молниями, рубил и душил, пока не превратил разваливающегося на куски учителя в груду расползающихся в слизь ошметков. А потом ударила волна Тьмы, и Шив едва не сдох в попытке отстоять себя, свою личность и тело от духа-захватчика. Это был триумф… И Палпатин в этот миг чувствовал себя Императором. Автору на вкусную печеньку 410012741315515 Яндекс-деньги