Because The Night...

Ноябрь 1967 года

Оставалось лишь подобрать неплохую квартиру, которую можно было обустроить на свой манер и лад, но Роберт не спешил ни себя, ни Патти, продолжая жить с Маргарет и Патриком, все чаще замечающие странное поведение его девушки, словно она была единственным разумным существом посреди огромной пустыни, способным всех спасти. Иногда она косо поглядывала на подружек Маргарет из колледжа, всех таких опрятных, с шикарными прическами и широкими улыбками, отчего она начинала просто нести всякую чепуху, но весьма обидную для девушек, что в следующий раз они не совали в квартиру свой нос. У Роберта и так своих хлопот хватало, но, замечая злобные взгляды между двумя девушками, ему приходилось вечно уводить Патти на мансарду, а после он возвращался, легко положив на плечо Марго руку, тем самым ее поддерживая, прежде чем он снова и снова перед ней извинялся. Однако стоило ему лишь захотеть прочитать ей очередную нотацию, вскипавшую в голове после каждого раза, как он видел не слишком заметный слезы в глазах Патти, отчего все забывалось, пока он держал ее в объятиях, крепче приближая к себе, словно его руки — самая надежная защита от любой неприятности. И через несколько дней он опять натыкается на злобный взгляд Марго в присутствии всех остальных, когда Патти долго держала ложку в руке и внимательно разглядывала содержимое, после чего стала критиковать вкус, вид, рецепт, готовку, что ужасно сильно задевала невесту Патрика. Хорошо или плохо, но она продолжала заботиться о всех четверых в доме, пока Патти то и дело вставляла палки в колеса. Роберт чувствовал, что время уже было почти на исходе, все больше ощущая в воздухе напряженную атмосферу между двумя девушками, которые то и дело в злобе препирались друг с другом или же находились на взводе, что готовы были друг другу повыдирать волосы. Ему срочно пришлось искать новое жилье. Его долгие поиски закончились небольшой и весьма неприглядной квартиркой на Холл-стрит. Живописная зеленая улочка с диким плющом, увивающим собой кирпичные трехэтажные домики стала неплохим вариантом для них обоих. Конечно, внутри все так красочно не казалось, но ради нового жилья и спокойствия всех остальных Роберт хотел рискнуть. Он привел Патти октябрьским утром туда, когда хозяин квартиры поджидал их у двери, и стоило ей осмотреть все помещение, как на лице застыла маска нескончаемого ужаса: такой жуткой квартиры она никогда в жизни своей не видела. Все стены были разрисованы граффити и какими-то надписями психов, некоторые из них кровью; ванная оказалась в таком же состоянии с засохшей алой кровью по стенкам, а в духовке так и вовсе лежали грязные, прогнившие шприцы, не говоря уже о плесени и сырых углах в одной из комнат. Прикрыв рот ладонью, Патти продолжала окидывать квартиру взглядом, дивясь, кто мог жить в таком беспорядке. — Вы можете занять весь этаж. Более того, здесь в нескольких шагах Пратт. Что скажете? — Патти молчала, пока Роберт обдумывал все варианты. — У меня есть к вам предложение. Мы сделаем в квартире ремонт, а также внесем залог, но только за месяц арендной платы. Тогда мы согласны будем въехать, — он взял Патти за руку, зная, что им придется еще немного наскребсти, прежде чем они смогут заселиться сюда, а работы им предстоит слишком много, чтобы привести жилье в приличное состояние. Хозяин им уступил, дав немного времени, прежде чем они могли отдать ему целых сто шестьдесят долларов, как залог и первый месяц проживание, с которыми они распрощались, когда начали собирать вещи и заодно об этом сообщили Патрику, чтобы он больше не беспокоился о сумасбродных выходках Патти. Пару сумок и все тот же желто-красный чемодан в клетку стояли уже у двери, когда Роберт с Патти сидели на узкой и неудобной кровати, собирая последние рисунки в большую папку, чтобы унести их отдельно от остального хлама. На улице не было слышно и звука, лишь только отголосками где-то разносился рев машин, когда они взяли из-под коврика у подножия лестницы ключи и прошли наверх по лестнице, занося за собой вещи. Слишком много вещей нужно сделать, прежде чем квартира станет выглядеть подобающе, но Роберт сразу же уверил Патти, что большинством проблем займется он лично. В первый день они отмывали всю кухню, очищая от гари, ржавчины и жирных пятен всю газовую плиту, мыли полы и стены и выкинули часть мебели, которая оказалась уж совсем непригодной к использованию. Они так и не смогли уснуть в ту ночь, когда Патти снова рассказывала ему странные истории, а лунный свет освещал немного их фигуры, сидящие на чистом полу, что снова напоминало им одни из первых ночей в доме Патрика и Маргарет. Теперь же они могли начать жизнь так, как им хотелось, и больше никто не станет тревожить их или стеснять в обстоятельствах. Роберт улыбнулся, гладя черные непослушные волосы Патти, стоило ей ли опустить голову на его плечо. Ее голос всегда успокаивал и вместе с тем придавал сил. Однажды она что-то напевала себе под нос, когда Роберт жутко был занят очередным рисунком кубической Мадонны, и он услышал это пение, спрашивая, что же это было. Когда-то ее мать пела колыбельную, и Патти помнила слова наизусть, остальное казалось неважным, ведь музыку всегда можно подобрать иную. Которая течет в крови, которая заставляет ощутить себя нужным и сильным. Роберт знал, что уже долгое время он переставал смотреть на себя в зеркало, как на странного закомплексованного мальчишку, боящегося в любой момент получить отказ от девчонки. Нет, вдруг все резко стало меняться, ведь Патти выглядела точь-в-точь как его близнец. Такая же странная, такая же несуразная по фигуре для остальных, но с этими пронзительными голубыми глазами и голосом, заставляющим кровь в жилах стыть. Утро наступило слишком рано, когда лишь стоило подкарауливать людей, выносящих крупно габаритный мусор на задний двор, откуда рабочие собирали ненужные вещи в грузовик. Роберт не понаслышке знал, что с такой своеобразной барахолки можно было прихватить с собой все, что угодно, когда другим владельцам все вещи казались уже безделушками или старьем. Они с Патти умудрились вытащить оттуда небольшой матрас с слегка прогнутыми пружинами, несколько светильников, а также подставок, которые позже Роберт превратит в абажуры, а также кухонную утварь, старое зеркало в обтрепанной раме, пару тумбочек и стульев, а также небольшой диван с дырами в обивке и старый шкаф с не закрывающимися дверьми. Ушло время, чтобы расставить все это по комнатам, пока Роберт ходил по магазинам в поисках побелки для стен, а также дешевых обои, которые они могли бы повесить в комнате и спальне. Патти продолжала ему помогать, чем могла, поэтому она на кухне оттирала старый матрас с уксусом от старых пятен и запахов, выворачивая его наизнанку, после чего продолжала зашивать диван и чистить всю мебель до блеска, чтобы позже Роберт мог из нее сделать что-нибудь приличное. Да, Патти не сомневалась, что он смог бы превратить эту квартиру в что-то особенное и уютное. — Обещаю, что когда мы закончим весь этот ремонт, эту квартиру будет просто не узнать. Она станет уютной, вот увидишь, — шептал он ей на ухо, когда они лежали на расстеленных собственных вещах, используя чемодан в качестве подушки, проводя еще одну ночь в таком вынужденном состоянии. Со временем они даже умудрились в такой барахольный день взять несколько персидских ковров, неплохие вазы, а также большие коробки для хранения апельсинов, в которые они положили небольшую коллекцию их общих пластинок, а также старенький, но вполне еще сносный проигрыватель. Квартира стала преображаться на глазах Патти, когда ужасные надписи со стен исчезли, покрытые слоем штукатурки, а потом и заклеенные обоями, окна выглядели начищенными до блеска, кухню и вовсе было сложно узнать после стольких изменений, однако Роберт продолжал хлопотать над квартирой, пока Патти проводила свой рабочий день в магазине. Роберт сумел отремонтировать большую часть мебели, а к подставкам он сделал объемные шапочки из бумаги, превратив их в абажуры, да прикупив лампочки, к тому же он разрисовал их красками, отчего на свету появлялись чудаковатые образы, понятные лишь только ему одному. Вместе с Патти они умудрились развесить один ковер в комнате не стене, а другой в спальне над самой кроватью, добавляя больше уюта для комнаты, пока на полу продолжали также валяться коврики, не слишком пушистые, чтобы пальцы ног могли утопать в ворсе. Вещей оказалось слишком мало для шкафа, поэтому Патти пришлось отложить все дела, чтобы съездить в Нью-Джерси забрать свои вещи и заодно прихватить что-то из своей комнаты, чтобы как-то наполнить спальню всеми необходимыми предметами под рукой. — Ты ведь не против, если я уеду на пару дней к родителям забрать вещи? — начала она, заметив, с каким увлечением и упорством он нанизывал одну бусину за другой на длинную широкую черную нить, создавая что-то вроде ожерелья, но не по размеру чьей-либо человеческой шеи. — Конечно, отправляйся, если там есть то, что могло бы нам помочь, — произнес он, даже не посмотрев в ее сторону, полностью сосредоточившись на своем занятии. — Они наверняка будут спрашивать меня, где я устроилась, с кем живу и делю квартиру, где работаю. Как же мне не хочется этих расспросов, — Патти сложила руки на груди, опустив голову вниз, когда она рассматривала ободранный край джинсов. — Эй, Патти, тебе не нужно так беспокоиться. Уверен, что твои предки даже ни на мгновение не похожи на моих, так что отправляйся и собери все необходимое, чтобы не замерзнуть здесь зимой, — он прервался, приближаясь к ней и беря ее руки в свои, когда она лишь молча кивнула, следя за его пальцами, гладящими ее запястья. — Нравится моя та работа? — А что это? — спросила она кротко, беря дорожки бус в свои руки. — Что ты хочешь с этим сделать? — Увидишь, — Роберт улыбнулся, целуя ее в лоб и снова возвращаясь к работе. — Могу лишь сказать, что результат тебе полностью понравится. Роберт пообещал, что почти все к ее приезду будет закончено, поэтому ей больше не стоит будет беспокоиться о таких вещах, как постоянный беспорядок, разбросанная бумага на полу, щепки и прочий мусор, который каждый раз нужно было сметать. Патти уехала рано утром с легким сердцем и вернулась домой, встреченная совершенно теплым приемом своих родителей, которые помогали собирать ей вещи и упаковывать их в чемодан, пока Патти также умудрилась прихватить с собой некоторые книги, журналы, чистый блокнот с любимой ручкой, а еще ее мать приготовила несколько комплектов чистого белого белья для спальни и небольшую провизию еды, которой хватило бы с лихвой ей и Роберту на полнедели, так как оба сейчас абсолютно привыкли практически ничего сильно не есть, перебиваясь то тут, то там. Ее мать тут же заметила счастливое выражение на лице дочери и не могла не нарадоваться, что Патти обрела самостоятельность, но более того ей было интересно, чем же таким она сейчас занималась и знала ли она кого-то так хорошо в Нью-Йорке, что могла бы полностью им довериться. Если честно, кроме Френсис и Роберта она не могла больше назвать больше имен, но мать и не настаивала, услышав мужское имя, что сразу же перевела все свое внимание на него. Патти жутко боялась, что она станет читать ей нотации, говорить, что ее дочь заслуживает большего, но мать лишь только улыбалась, слушая рассказ Патти о Роберте, его рисунках, работе, стремлении поскорее сделать ремонт в квартире, что в конце речи ласково произнесла ей в ответ: — Я очень рада за тебя, милая, и надеюсь, что твой Роберт окажется полностью тем, с кем ты станешь чувствовать себя такой, какая ты есть, — по словам Роберта, ее мать и Джоан очень сильно отличались друг от друга, уж слишком много разного было между ними. Она провела три дня в компании семьи, наслаждаясь тем, как все спокойно приняли новость, что она живет с Робертом и они встречаются, хотя у них и не очень много денег, но брать чьи-то другие им бы просто-напросто не хотелось. Отец молчал, все принимая во внимание, напоследок перед самым отъездом шепча на ухо дочери, что в следующий раз ему очень хотелось бы, чтобы они с матерью могли взглянуть на ее новоиспеченного кавалера и понять, на сколько сильно он соответствовал их ожиданиям и надеждам. Так или иначе, они верили, что с их творчеством и полным отсутствием работы они не так уж и долго протянут, однако это показало бы то, насколько сильно каждый из них привязан, чтобы двигаться дальше или застрять на одном месте. Вернувшись на Холл-стрит Патти и поверить не могла, что видела своими глазами. На стенах висели рисунки Роберта в рамах, на кухне был заменен стол, а вход в спальню вместо двери стал лишь отделан занавесью из штор из бус, которые он собирал еще при ней. Такие же прозрачные тюли и нитки бус висели на окнах, а отремонтированный шкаф больше не стоял открытым без дверей — теперь они стояли на своем положенном месте. Патти удивилась, понимая, сколько работы вложил в эти дни, пока ее не было, Роберт, привнося в их общее жилье последние штрихи. Не зря же он ей говорил, что с детства всегда что-то мастерил собственными руками, и эти руки, очевидно, на вес золото, ведь мало кто мог подумать, что выйдет из этой квартиры, когда ее отмоют и полностью переделают. Но главный сюрприз все также еще ожидал в спальне, когда она заметила аккуратный металлический каркас и матрас с покрывалом сверху, а рядом стояла целая тумбочка, похожая на алтарь, где стояло изображение Пресвятой Девы, подношения ко дню мертвых [1], а также четки, небольшой кусок шелковой ткани, бог знает откуда раздобытый, а также свечи и рядом лежавшие карандаши с бумагой. Их личная святыня, место, доступное только для нее и него, куда посторонние глаза просто не могли бы заглянуть. К тому же, первые месяцы уж точно можно не беспокоиться, что у них будут бывать гости или незнакомцы, с которыми они решат завести дружбу. — Что думаешь? — спросил Роберт, совершенно забыв про ее сумки, стоящие на полу у входа. Он подошел сзади, когда его ладони мягко коснулись ее плеч, а пальцы стали вырисовывать узоры на ее предплечьях. — В той комнате, кстати, есть еще пара книжных полок, которые я прибил, чтобы ты могла туда складывать книги, которые покупаешь. — Невероятно. Я ведь уезжала только на три дня, — ее глаза скользили от одного предмета к другому, совершенно не понимая, как в короткие сроки можно было все это сделать. Шторы из бус особенно ее завораживали, ведь она никогда ничего подобного в своей жизни не видела, однако этот шорох от них и легкое покачивание, когда проходишь сквозь них безумно завораживал ее. — Знал, что приятно удивлю. Я ведь давал обещание, что мы сделаем свое место уютным, не так ли? Это больше не та мансарда, на которой мы жили последние два месяца, это — наше и только наше, — Роберт улыбнулся, чувствуя, как Патти совсем расслабилась в его руках и вскоре повернулась всем телом к нему, прижимаясь щекой к груди. — Мама отправила нам кое-что для квартиры, а еще еду дала мне на прощание. Нам этих запасов точно хватит на неделю нашими темпами, — ее голос совсем был тихим, как шелест бумаг при рисовании, однако он лишь сильнее прижал ее хрупкую фигуру к себе, уводя на кухню, чтобы сделать банальный чай и поговорить, прежде чем он наконец-то сможет выйти на работу перед скором увольнении, о котором он еще ничего не рассказывал. Да и времени как-то для этого особо не появлялось, учитывая сколько сил и вложений они потратили на обустройство собственного небольшого пристанища. Ее родители вполне спокойно отнеслись к тому, что они жили вместе, делили напополам общие вещи, что жили под одной крышей, но не старались пожениться. Когда Патти попросила рассказать Роберта своим предкам, он лишь пожал плечами, говоря, что они просто не вынесут и мысли, что они живут вместе неженатыми, не в священном церковном браке. Для матери это стало бы огромным шоком, а отец в сотый раз стал бы упрекать за то, каким непорядочным и бестолковым вырос его средний сын. Патти молча улыбнулась, прижимаясь к нему, когда в голове слегка вырисовывались образы его семьи, и понимала, что все это действительно могло подождать до лучших времен. Они почти что уволились вместе из «Брентано» с разницей в неделю, перейдя работать в магазин игрушек «Ф.А.О. Шварц» на Пятой Авеню, где им дали место кассира и работающего у прилавка, так времени было гораздо больше для своих остальных дел, а еще платили чуть побольше, что позволяло питаться лучше, чем за месяцы, проведенные в книжном. Вечерами, они ходили по «Двойке», наслаждаясь обществом друг друга, а потом мчались в позднем часу домой, чтобы приготовить спагетти на ужин и заняться своими рисунками, все так же засиживаясь на мягком ковре на полу, увлекаясь линиями и контурами лиц, образами ярких софитов и причудливых фигур, похожих на времена футуризма. Патти нравилось так проводить время из раза в раз, ощущая, как между ними все больше и больше разрастались новые чувства — доверие, забота, влюбленность. Знакомым чаще казалось, что они вели себя как парочка старых друзей, знавших друг друга с детства, однако стоило только их засечь целующимися или смеющимися в объятиях друг друга, как они тут же искали себе новое место, где их бы никто не стал искать. Друзья по Пратту Роберту утверждали, что он и вовсе изменился, став совершенно другим человеком. Более уверенным, более открытым, эмоционально свободным. Они могли себе чуть больше позволить, по крайней мере, не экономя на бумаге и карандашах и красках. Однако если Патти держалась в стороне от наркотиков, Роберт не мог без них работать. Каждый раз садясь за эскизы, он глотал таблетки кислоты, после чего он видел всю интенсивность цветов, запахи обострялись чуть сильнее, а такой ангельский голос в голове что-то ему нашептывал, когда набросок постепенно становился полноценным сюжетом. — Когда я рисую, иногда мне кажется, что за руку меня держит Бог, который направляет меня, — как-то ночью ответил он Патти, когда в очередной раз она восхищенно смотрела на законченную работу Роберта. — Это прекрасно, что бы ты ни говорил, — ее пальцы скользили по уверенным линиям и изгибам на бумаге, пока его продолжали уверенно держать ее за плечи, не давая отстраниться, втягивая в легкий поцелуй, но достаточный для того, чтобы уже закружилась от этого голова. Так всегда прием отвлекал их от дел, но тогда, казалось, ничего не могло их оттянуть друг от друга, если у них зарождалось желание провести ночь не за рисунками и кружками чая, а в объятиях друг друга, полностью сосредоточившись на ощущениях обнаженной кожи и губах, скользящих везде, где они могли дотянуться. Они были оба полностью влюблены друг в друга, что не замечали никаких проблем, да и такая бедность не мешала им наслаждаться тем, какие возможности перед ними открывались в будущем. Они оба увлекались религиозной тематикой, хоть и не слишком сильно верили в Бога, однако Патти также интересовалась и оккультными штучками, закупив себе совершенно недавно Берроуза и некоторые книги по демонологии. Ей нравилось узнавать все больше новое, что скрывалось в тайне от нашего сознания, поэтому с удовольствием в один из рабочих деньков прихватила с собой в магазин Самюэля Вейзера на Астор-плейс, где можно было всегда купить книги по астрологии и колдовству, а также все мистические приправы и предметы, как раз подошедшие для их домашнего «алтаря». Роберт никогда так не увлекался чтением, но пока Патти просто читала страницы, он любил разглядывать разные рисунки, пытаясь их совместить на белоснежной бумаге вместе с католическими символами церкви. Оккультные правила вместе с церковными — кто-то мог бы это вполне назвать безрассудством или неуважением к вере остальных людей, но Роберта чужое мнение мало когда волновало. Достаточно было знать, что же думает Патти на сей счет, хотя она почти всегда его поддерживала в любых начинаниях и сама с интересом открывала для себя все более новые и новые вещи. — Что ты разглядываешь? — спросила она поздно вечером, смотря, как его пальцы с карандашом быстро запоминают форму рисунка. — Пентаграмма, как по мне, самая интересная из всех предметов, которые можно встретить в этих книжках. Как мало в ней линий, но зато они четкие и это то, что называется минимализмом, но при этом сколько сокрытых смыслов отведено ей. Роберт называл пентаграмму магической звездой, способной изменить мир, поэтому стал все чаще и чаще использовать ее при создании скульптур или фотографий в далеком будущем. Но что-то и вправду было связано с волшебством, эта непреодолимая красота, которая исходила только таким магическом способом, могла изменить все восприятие человека на остальной мир. Ему нравилось экспериментировать, создавая из разных обрубков и ненужных для людей предметов настоящее произведение искусства, что радовало Патти, ведь таким способом подобные вещички они могли бы продавать и приобретать в дом что-то новое, продолжая радоваться жизни. В какой-то момент, Роберт, настолько охваченный идеей, что даже не слышал Патти, уходящей на работу, повесил весьма большой рисунок с пентаграммой в стене спальни, слегка задрапировав его прозрачной темной тканью, которая словно струйками прикрывала «алтарь», создавая атмосферу более мрачную, но не гнетущую. Патти ничего не сказала на этот счет, видя, что работа шла полным ходом, поэтому спокойно доставала из сумки с продуктами немного сыра, масла, а также хлеб, собираясь все это оставить на завтрак в качестве небольшого перекуса. Вместе они заходили в магазинчик с тематикой испанской религии в нижнем районе Восточной части города, откуда забрали пару статуй Пресвятой Девы, а также изображения Христа, которое дома у них мерцало в полутемноте комнаты. Спустя время у Самюэля он приобрел бронзовых дьяволов и череп, вокруг которого он возложил этих бесов. Это было так загадочно и необычно, что их друзья, наверное, пришли бы в шок от подобных увлечений, но Патти, лишь целовала в щеку его, пока он снова не возвращался к привычной рутине и шел на работу, еще раз успев налюбоваться их домашним своеобразным очагом. — Что скажешь? — прошептала она в полутемноте комнаты, освещенной лишь свечами, когда они лежали, сплетенные руками и ногами на полу, и в руках Роберта лежала бумага, где Патти уже написала первую часть поэмы, решив, что этим стоило поделиться с Робертом. — Прекрасно, как и всегда, — его руки сильнее прижали ее к себе, когда нос Патти уткнулся в основания его шеи, касаясь мягких непослушных кудрей. — Но боюсь, что никто не поймет. — Понимаешь ты да я, на остальных плевать. Наш мир меня вполне устраивает, — проговорила она, улыбаясь, зная, что он чувствует эту улыбку собственной кожей. — А в нашем мире есть только мы? Тебя, правда, это устраивает? — его губы коснулись ее макушки, когда они уже почти засыпали под утро наконец-то. — Конечно, устраивает, иначе здесь меня бы не было. До кровати они так и не добрались, оставшись спать на мягком ковре, хотя до работы оставалось совсем немного времени, чтобы можно было поспать. Утром они вместе уходили, но Роберт чувствовал, как будто что-то шло не так, словно эта работа ему не слишком сильно подходила и они могли найти что-то новое, поэтому бывали дни, когда он вообще не появлялся на работе, но тем не менее, Патти все время его прикрывала, пока он слонялся без дела по Центральному парку, пытаясь найти себе хоть какое-то развлечение, предварительно закинувшись кислотой. Была ли удача наткнуться на своего колледжского приятеля и давнего друга детства Патти Кенни Тиза, который заметил его всего лишь издалека, окрикнув по имени. Они лишь кратко пожали друг другу руки, когда Роберт рассказал ему, как Патти искала его несколько месяцев назад еще на старой квартире, но Роберт не знал, что они куда-то в тот день уехали из города. — Так она была с тобой все это время? Патти, моя давняя знакомая? — молчаливый кивок со стороны Роберта. — Да не может этого быть! Она вряд ли бы стала жить в таком большом городе, да еще и с тобой под одной крышей. — Мы живем уже чуть больше двух месяцев вместе живем, только теперь на Холл-стрит, только я и она, больше никого из квартирантов, зато нам спокойно, как и нашему творчеству, — они шли вместе куда-то вперед, даже не разбирая особо дороги. — Вы… пара? — Похоже на то, но мы больше художники, случайно столкнувшиеся все в том же самом парке, — Роберт потянулся в куртку за чем-то, когда достал оттуда таблетку, передавая ее на ладони Кенни. — Так куда мы идем? — спросил Кенни, проглатывая таблетку. — Я иду домой, но ты тоже можешь пойти вместе со мной, все равно Патти скоро придет, может, пообщаетесь немного. Кенни настал отказываться от предложения посмотреть на скромное жилье знакомого и был приятно удивлен, когда зашел за порог квартиры, видя, насколько творчески организовано все. Но Роберт прошелся сквозь занавеску из бус в их с Патти спальню, где стоял «алтарь», который он, собственно говоря, и показал другу, замечая, с каким интересом тот все оглядывал вокруг. Несомненно, это слишком далеко от Пратта, но у Роберта было что-то, что цепляло глаз. И Кенни, как лучший на своем курсе, мог оценить труды, которые были вложены и Патти, и Робертом в это жилье. — Где вы все это раздобыли? Такое не каждый день можно купить просто на прилавке, — Кенни осторожно взял в руки череп, пока он смотрел на пентаграмму на стене. — В магазинчике у Самюэля на Астор-плейс. Первым его заметила Патти, потом только я кинулся за ней, когда там валялось слишком много всего разного. — Почему ты не хочешь вернуться в Пратт? — Вопрос застал Роберта врасплох, однако он всего лишь мгновение молчал, прежде чем хоть что-то ответить. — Что бы мой отец продолжал угнетать своими причитаниями? Лучше я сам по себе, независимый и далекий от своей семьи, нежели чем буду жить от подачки к подачке и строить из себя примерного сына. — А ты сказал им, что вы с Патти?.. — Если они узнают, у матери будет очередной приступ депрессии, а отец придет в ярость, мы же спим вместе до брака, не связав себя священными узами, как же так… — Роберт укоризненно покачал головой, изображая реакцию собственных родителей. — То есть они даже не знают, что ты вместе с Патти живете в этой квартире? — Я перестал им писать, как только ушел из Пратта. Теперь я сам по себе. — А что же с ее предками? — Все наоборот, ее мать спокойна за Патти, главное, чтобы не случилось того же, что и было до этого, когда ей пришлось отдать малышку в приемную семью. Но поскольку у нас не то положение, чтобы через два месяца думать хоть о чем-то подобном, я пообещал в письме, что позабочусь о Патти, пока она заботится обо мне. Это взаимно. Послышались шаги на пороге, как и звук открывающегося ключа в замочной скважине, Патти наконец-то вернулась с магазина, вовсе не ожидая увидеть у себя в квартире своего давнего друга. Все молчали, казалось, целую вечность, прежде чем Патти всем улыбнулась, пронеся мимо небольшую сумку с едой, приглашая Кенни легко отужинать с ними. Ему и вправду удалось застать то невероятное чувство схожести в них, когда он косо поглядывал на их переплетенные пальцы или то, как Роберт смотрел на нее, не пытаясь скрыть восхищения ее неуемной энергии, хватающей до самого позднего часа. Они разговаривали о всякой чепухе, о Пратте, Патти рассказывала немного про Нью-Джерси и свою родню, пока Роберт продолжал делиться с ним общими идеями касательно рисунков и эскизов и Патти лишь увлеченно их слушала обоих и не могла не нарадоваться, что так получилось, что у них есть один общий знакомый, из-за которого, собственно говоря, и произошла их первая случайная встреча. — Мне, наверное, уже пора, поэтому я оставлю вас вдвоем, да и мои меня тоже ждут, — он встал, оттряхивая свою одежду. — Прости, Патти, что так вышло летом, кто бы мог знать. — Я не жалею, что так получилось, Кенни, — она на прощание его обняла, когда дверь за мужчиной захлопнулась. — И о чем вы говорили в мое отсутствие? — О Пратте, моей бестолковой семье, нас, — его рука легко обвилась вокруг ее плеч, уводя в комнату, где лежали новые книги и свежая бумага с карандашами. — Но он прав, рано или поздно, все равно придется писать родителям, и тут без лжи нам не обойтись, увы. — Напишешь, что мы женаты? — спокойно спросила Патти, усаживаясь удобно на диван. — Придется, остальное предоставь мне, но сделаю это позже, гораздо позже, пока обо всем можно не беспокоиться, — он встал на колени перед ней, беря ее за руки, их уже такой излюбленный жест. — Ты же веришь мне? — Верю. Поэтому с тебя помывка посуды и завтра твоя очередь идти на работу раньше, — Патти поцеловала его в щеку, отодвинувшись, чтобы спокойно можно было положить ноги на пол и провалилась в дрему, так и не заметив, как ее перенесли в спальню и накрыли одеялом, когда Роберт спокойно оставался на полу всю ночь доделывать очередную сложную аппликацию.