Because The Night...

Зима-начало весны 1969 года

Когда все трещит по швам, сложно собирать кусочки в единое целое, чтобы потом никто не мог вновь сделать вещи хрупкими и бледными. Иногда хочется опустить полностью ситуацию, но она выходит лишь сильнее из-под контроля, делая человека уязвимым, слабым, маленьким для остальных, что никто не сможет совладать с подобным. Патти старалась весь январь работать, уделяя большое время творчеству, потому что Роберт периодически навещал ее, предлагая сходить в «Метрополитен» или же в Центральный парк, захватив с собой обыкновенный блокнот с плотной бумагой, пару карандашей и ручек. Даже в зимнюю пору ему удавалось найти для нее вдохновение, показывая, что с помощью даже самых простых вещей можно создавать удивительное и потрясающее одновременно. Роберт казался хорошим учителем, хоть и нетерпеливым, но сдерживать его вспыльчивость помогал Терри, приходящий к ним обычно чуть позже, хватая горячий кофе и булочки из ближайшей пекарни. Терри спокойно вмешивался в их компанию и дико порой недоумевал, почему Говард так паршиво относился к Роберту и его работам, если они все в Пратте работали на равных. Даже смотря на постепенно расцветающую заново Патти, он как-то вечером сказал Роберту, лежа в кровати, что она первой побежит к этому дураку извиняться и снова налаживать отношения. Роберт лишь оскалил зубы, зная, что в таких вещах он не особо мог как-то повлиять на Патти, однако ему хотелось, чтобы она чувствовала себя в безопасности и спокойствии, а не как на американских горках. И для этого он прилагал все усилия, несмотря на возобновление отношений с Говардом, Патти снова писала стихи, а еще спокойно проводила выходные в компании Роберта и его друзей, изучая библиотеки, а также старые потертые диски, которыми многие могли бы вполне гордиться, ведь не каждый стал бы хвастаться подобным. Как-то раз однако идиллию между Патти и Говардом нарушила Джуди, которая через Терри услышала слухи, будто бы Майлз пытался публично унизить Роберта, называя его работы дешевками, да и о нем самом отзываясь нелестно, учитывая, как сильно стала меняться тематика его рисунков — теперь на них стали больше изображаться люди, в основном, мужчины. Иногда одетые, иногда обнаженные. Но в этом и оставалась вся суть, как тонко можно было передать грани секса, не называя искусство ни на грамм пошлым или безвкусным. Да, что-то появлялось из разряда «эта картина напоминала некоторым людям член, а Роберт даже не стеснялся называть вещи своими именами», но воистину по тем меркам подобное все еще видение выглядело авангардным и чудным. Но и у Патти появились новые увлечения, как тот же кусок волчьей шкуры, который она таскала повсюду с собой, и многие называли это дикостью, однако Патти искренне верила, что волчий мех стал ее новым талисманом и телохранителем в непростые времена. Говарда эта штука ужасно раздражала, когда они приходили на посещение какой-нибудь выставки или же к друзьям. Роберта поначалу она забавляла, однако в какой-то момент даже у него лопнуло терпение, ведь одно дело оставить шкуру в качестве ковра дома, другое же — таскать ее повсеместно, ни на шаг не расставаясь с ней. Они повздорили и очень сильно, ведь Патти то и дело что шептала о Талисмане Роберта — Терри, и она точно так же хотела иметь для себя что-то, что придавало ей сил в любое мгновение. Однако в итоге все закончилось банальной дракой, в которой она старалась вытащить из его цепких рук кусок меха, а Роберт хотел его изрезать ножницами, а затем изрядно порвать. Всему есть свой предел, они оба это знали, поэтому и драка окончилась на том, что он наколол на вешалку шкуру и исполосовал ее, быстро выходя из квартиры, когда по дороге ему попался Говард, беспокоящийся о состоянии Патти. Он ужаснулся от увиденного, прикрывая рот рукой, когда Патти сидела на полу и почти что рыдала, решаясь порвать часть рисунков, что ей отдал Роберт. Но этого не случилось — через некоторое время она просто сложила их в общую кучу аккуратно и спрятала в небольшой коробке, видя, что Говард смотрел на нее очень странно и непонятно. Наверное, все это должно было окончательно поставить крест на их отношениях, однако в тот вечер он просто тихо ушел из ее квартиры, предпочитая не попадаться на глаза девушки. Роберт менялся у Патти на глазах, ведь он больше не был таким застенчивым и неопытным юношей, как еще какое-то время назад, когда они только-только открывали мил друг для друга, находя в нем новые грани и оттенки. Он стал более открытым, смелым, сдержанным, хоть в то же время и вспыльчивым, не боявшимся высказать в чей-то адрес нелестную критику и не обращать внимание на едкий комментарий в ответ. Он просто жил, пока Терри находился рядом. Патти давно поняла, что все эти метаморфозы дались нелегко, ведь столько лет он боролся с ними, прикрывался общественной моральностью и правильностью, что теперь он не мог насытиться этим. Однако, любые отношения только на чисто эмоциональной связи или только на чисто сексуальной долго держаться не могли, поэтому в мире и Роберта, и Патти снова давали о себе знать первые трещины, которые их готовили еще к чему-то более грандиозному по жизни. Теперь же Роберт одевался как ковбой, а его жизненной моделью стал актер Джон Войт со своим персонажем Джо Баком из фильма «Полуночный ковбой», который имел немалый эффект на Роберта. Этот герой хотел выглядеть настоящим жиголо для богатеньких дамочек того окружения, но он также оказался жестоким и грубым, извращенным мужчиной. И все это привлекало Мэпплторпа в персонаже настолько, что и одежда, и даже немного стиль жизни стал напоминать Бака. Удивительно, как фильмы могли легко менять образ и стиль жизни! От этого в нем теплился странный огонь, который заставлял его по ночам выходить и бродить по не самым лучшим улицам в поисках собственных же вопросов, на которые он пока не мог дать ответы. Не все так однако легко складывалось в жизни Патти, пока Говард продолжал ее изматывать морально, словно их отношения складывались в большие качели, от которых веяло странным привкусом разочарования и былой радости. Патти хотела справиться с этим сама, поэтому не вмешивала Роберта в свои проблемы. Более того, она искренне верила, что оба они образумятся и тогда Говард осознает бедственное положение. Но, как продолжал периодически шептаться Терри, то Говард не просто считал ее странной, он видел в ней ненормальное, паранормальное существо, не желающее идти на уступки и доверять другим людям, кроме ее давнего любовника. И то, последнее утверждение казалось ему таким же фантастическим, как и отношения Патти с Робертом. Он видел в ней не ту очаровательную и замысловатую девушку, с которой познакомился еще в прошлом году, а обыкновенную серую тень, после чего ему становилось с каждым разом все неприятнее заходить к ней домой. Тогда и у Роберта все сложилось не очень гладко. Готовя к дипломной работе серию рисунков под докучающие жалобы Терри, он даже раз умудрился половину из них разодрать в клочья, так как считал, что он мог придумать и нечто получше. Его лицо каждый раз становилось хмурым, ведь он сам же видел, что Патти не хотела ничьей помощи, пока Терри досаждал ему. И если влечение оставалось на своем прежнем месте, то полное принятие оставалось где-то далеко позади. Словно скука, что проглядывала временами сквозь туманы выкуренного смачного косяка травы. Наверное, от этого они и подрались в порыве стащить чертову волчью шкуру, чтобы глаза его больше не видели подобного безобразия. В какой-то момент весной Роберт услышал слух, будто бы Патти осталась одна — однако так ли это, он решил не проверять, так как времени толком ни на что не хватало, а вдохновение после тех клочьев бывших рисунков к нему долго не возвращалось. Да и казалось, будто он окончательно решил сдаться, как это было в прошлый раз. Терри начинал его раздражать по вечерам, пока однажды он не повел его в ночной гей-клуб, отчего у Роберта разбегались глаза по углам, что после этого решил создать картину «Чертовски узкие штаны», за что его немало критиковали после. Однако вся заинтересованность в Терри для Роберта начала угасать довольно-таки быстро, когда он просто не оставил шанса тому высказаться хоть немного и закрыл перед ним дверь. У всего хорошего рано или поздно начинался свой конец, разве не так? Но когда Роберт пришел в себя, первой мыслью оказалось проверить Патти и расспросить Дженет, что произошло между парочкой. Телефон жутко дрожал в руке, пока он ждал после длительных гудков голос девушки на том конце провода. Но чем больше в ее словах оставалось рассеянности, тем больше он понимал, насколько невыносимо печальным выглядело состояние Патти. Она пугала Говарда своим поведением, что как-то разговаривала с кем-то через оконную раму, заставляя подняться к себе, чуть ли не крича и срывая свой голос, пока на подоконник не вскочила черная, как ночь, кошка и не зашипела со всей злости на незнакомца, появившегося в квартире. По словам Дженет, Майлз так сильно испугался, что вылетел пулей от нее и больше не возвращался. Позже он рассказывал в колледже, будто та кошка из самого Ада вылетела, что могла кого угодно напугать. Но это оказалось и концом всех отношений. Патти не понимала, что творилось вокруг, почему он так поступал с ней, когда мог просто поговорить с ней и выяснить, в чем был корень их проблем, но Говард просто сбежал от всего, выказывая, будто бы Патти дошла до края. Что, в конечном счете, не уходило далеко от правды. Дженет наблюдала за Патти все время и как-то нашла у нее в ванной комнате целую упаковку таблеток. Мысли сводились только к одному — Патти так сводила счеты. Глупо и неоправданно. Даже если Майлз так ей и нравился, это вовсе не являлось поводом идти и глотать пилюли либо резать себе вены в холодной воде. Роберт выглядел шокированным, когда услышал все эти новости. В нем сразу же пробудилось желание пойти к ней и обнять, чтобы Патти могла чувствовать себя лучше, однако на глазах то и дло встревали ужасные картинки Патти после всего случившегося. Он сумел навестить ее только через пару дней, когда принес в ее квартиру свежие булочки, кофе и пару сэндвичей, а также теплое одеяло и небольшой цветочный горшок, от которого исходил слабый, но весьма приятный аромат. И нашел ее Роберт, сидящую на полу и разрезающую ножницами какие-то изображения из старых журналов. Патти не обратила на него никакого внимания, продолжая заниматься своим делом. — Привет, — он опустился рядом с ней на колени, доставая из сумки одеяло, которым тут же укрыл Патти, тем самым заставив ее посмотреть ему в глаза. — Ты совсем раскисла, как тесто. — Что есть, то есть, — грустная улыбка озарила ее лицо, когда Роберт заключил ее в собственные объятия, не желая ни на мгновение отпускать ее от себя. — Патти, не стоил он того, чтобы ты так убивалась сейчас, — он гладил ее по волосам, пока по щекам ее катились слезы и она сильнее сжимала в кулаки грубое, но очень теплое одеяло. — Да, ты ведь так просто вычеркнул Терри из своей жизни, разве не так? — Патти замолчала, спокойно отодвигаясь от него, чтобы поудобнее устроиться у него на плече. — Ничто не забыто, милая, просто я двигаюсь вперед. Тебе кажется, что сейчас все очень плохо и туманно, однако пройдет время и ты обо всем позабудешь, потому что у времени есть одно очень хорошее свойство — оно просто лечит нас. Вот увидишь, все еще может вернуться на круги своя. Они так просидели до самого утра, и Роберт обещал ей, что они могут в любое время вернуться к общему проживанию, пока он мог присматривать за ней, однако Патти разрывалась на части — с одной стороны, ей очень хотелось этого, но также она понимала, что ни к чему хорошему подобное их снова не приведет, поэтому спустя некоторое время она решила, что попросту не сможет с ним ужиться. Ей хотелось сменить обстановку, сделать что-то полезное, путешествовать по миру и впитывать в себе новые знания, пока Роберт искал в себе все более и более новые грани, помогающие ему раскрыть свои черты с разных сторон. Он познавал эротический мир и не собирался на этом останавливаться. Тем более, его натура временами уже давала о себе знать, поэтому Патти просто-напросто не хотела ему докучать. Кому же нравилось жить под одной крышей с обузой, от которой не было ничего более, кроме сплошных проблем. И Роберт, скрипя сердцем, молча согласился, вспомнив, что очень скоро у сестры Патти Линды наступал день рождения, поэтому Патти так сильно желала уехать хотя бы на время из Нью-Йорка и провести время с семьей, прежде чем предпринимать более серьезные шаги по отношению к собственному же будущему. Они хотели слишком многого от жизни, поэтому вынуждены были идти разными дорогами дабы сохранить мечты и желания, дружбу и общие интересы, но все равно между ними оставалась та невидимая нить, что сводила их снова и снова. Патти показалось такое наблюдение весьма забавным. Патти заходила в один довольно-таки дорогой книжный, где смогла найти хороший совсем новый альбом потрясающих фотографий Парижа Жака-Анри Лартига, а также красивый шелковый платок, который можно было всегда использовать с достоинством. Нет, Патти не сообщила Роберту об отъезде, она просто хотела найти человека, с которым могла поговорить по душам. Ее сестра Линда оказалась в этом числе. В Нью-Джерси ее тепло встретила мама, обнимавшая сразу же свою дочь, пока на кухне готовился большой и весьма вкусный на запахи ужин, и по всей комнате суетилась Линда, помогая матери накрыть на стол и доделать все, что не успели. Линда кротко улыбнулась, увидев на пороге свою сестру. Сестры обнялись под теплый смех отца, наблюдавший за радостным воссоединением. Ужин прошел на славу, и Патти вручила сестре свой подарок, обещая ей позже открыть его вместе, чтобы они вместе могли насладиться качественными фотоснимками маэстро. Многие заметили похудевшую и немного осунувшуюся дочь, но родители не стали настаивать рассказать все, что произошло в Нью-Йорке за последнее время — достаточно было знать, что она порвала с Говардом. — А как же Роберт? — спросила ее мать, держа в руках горячую чашку с кофе. — У него своя дорогая, и мы давно не вместе. Просто друзья, — Беверли лишь грустно качнула головой, совершенно не понимая нынешнюю молодежь. В своей бывшей комнате Патти и Линда провели много времени, пока каждая жаловалась на свою жизнь — зато они прекрасно понимали друг друга и под конец даже начали смеяться, когда на душе не осталось ни одного подводного камня, который уводил их все то время в тяжкие и мучительные раздумья. В руках оказался подарок-альбом, и обе сестры были настолько очарованы изображениями Парижа, что решились все же поехать туда и посетить этот необычный город. Они продумали все до мелочей, какую программу могли бы составить, какими бы маршрутами они там ходили, посещая именитые кафе и даже кладбища, театры и красивые кварталы, которые также смешивались с грязными и нечистыми на пару. Они обе горели этой идеей, поэтому это оказалось тем самым побегом из реальности, чтобы наконец-то позабывать старые печали. Она решила, что станет работать сверхурочно и даже выходить в те смены, когда были выходные, чтобы побыстрее скопить деньги на поездку. Вместе с этим Патти обещала матери, что при всей этой поездке за океан, через который они ни разу не летали, что позаботиться о младшей сестре и докажет ей, что все люди могут путешествовать и получать от этого невероятные эмоции. Ведь Беверли и Грант Смиты ожидали только самых красивых фотографий с счастливыми лицами дочек, чтобы ничего не могло опомрачить эту поездку. Так она не видела долгое время Роберта, предпочитая как можно скорее складывать деньги на поездку. От Дженет она лишь могла слышать, что Роберт иногда летел с катушек, находя себе ночью весьма специфичные увлечения на ночь. Да, это уже давно не был тот самый пастушок, ласковым обращением она к нему так обращалась, потому что его прическа всегда напоминала нечто подобное. Теперь он походил на смелого, более открытого человека, которому не было дело до критики и чужого мнения. Он просто знал, что делал, и всегда доверял своему чутью, не отклоняясь от своих порой странных и экстравагантный идей. Джуди все это время находилась рядом с ним, поэтому Патти верила, что с Робертом все будет хорошо. Она искренне надеялась также, что и его защита в Пратте, конечно, вызовет немало вопросов, но пройдет с блеском, хоть ее там не будет. Весна вовсю пускала свои корни в Нью-Йорке, когда теплое солнце пускало свои лучи тепла на лица людей, а ветер легко раздувал волосы, что на душе становилось совсем тепло. В Центральном парке можно было услышать во всю красу пение птиц, а некоторые люди вновь возвращались к прогулкам и пробежкам с собаками, что давало дополнительную возможность порадоваться такой теплой и мягкой погодой. Патти на бумаге своего блокнота записала пару строчек, тут же их подчеркнув, так как в последнее время в этой книженции были только записки о поездке в Европу и будущие приготовления. И вот спустя только долгое время появились первые строчки стихов, тепло гревшие ее душу. Она знала, что давно пора было позвонить Роберту и назначить ему встречу в их любимой пекарне, поэтому выбрала выходные и спокойно стала дожидаться его ответа, когда Роберт в несколько возбужденном состоянии откликнулся, пытаясь унять свой хриплый голос, кашляя и явно пытаясь уйти подальше от шума и гама. Патти в душе радовалась, что Роберт не был одинок. Чего она могла еще хотеть, когда этой весной многое в них переменилось. Пускай Роберт не все ей рассказывал, однако она точно знала, что многие перемены в его жизни были только к лучшему. Она с замиранием сердца ждала, когда Роберт наконец-то ей ответит, поэтому предпочла заговорить первой сама. — Роберт, — он услышал своя имя на конце провода, и сердце ушло в пятки, потому что он поперхнулся, насколько неожиданным оказался этот звонок. — Здравствуй. — Патти. Как поживает твоя сестра? — спросил он спустя недолгое время тишины. — Мне столько всего нужно тебе рассказать, поэтому я и хочу с тобой встретиться, чтобы мы могли спокойно поговорить. В нашей любимой пекарне на углу, в выходные. Что скажешь? — Патти скрестила пальцы, надеясь, что не услышит от него отказа. — Это было бы замечательно, милая. Только сама не забудь, ладно? — он тихо рассмеялся перед тем, как повесил трубку. И вот в выходные Патти ждала его уже за их облюбованным столиком вечность назад, пока она думала, что хотела бы здесь заказать. Теперь у них было достаточно денег, чтобы позволить здесь купить пирожное или сэндвичи с кофе, когда только в самом начале их общего проживания они едва ли могли наскрябать на один сэндвич и одно самое паршивое кофе. Ей так хотелось верить, что эта встреча многое расставит по своим местам, поэтому она с замиранием сердца сквозь витрину заметила знакомую фигуру, которая стремительно шагала в сторону дверей с каким-то пакетом в руках, когда Патти молча сложила руки на стол и с улыбкой на лице поприветствовала Роберта, который тут же пошел ее обнимать, целуя в висок, как он когда-то любил так делать. — Я думала, ты уже забыл, — пошутила Патти, слыша, как к ним подходила официантка. — Нет, просто замешкался по квартире, пока искал то, что должен подарить тебе, — он передел ей в руки пакет, в котором оказались его недавние рисунки, а также какие-то оригинальные папье-маше и крупной вязки шарф, о котором много времени назад она говорила Роберту, что хотела подобный бы сама приобрести. — Роберт, не стоило так… — Нет, это все подарок тебе и обратно я этот пакет не возьму, — он тихо рассмеялся, настойчиво отдавая в ответ подарок, который так долго и в то же время в последний момент подбирал. — Так что ты хотела мне рассказать? Патти поделилась всем, что пережила в Нью-Джерси, рассказала о предстоящей поездке в Париж, а также то, что Линда поедет вместе с ней, так как в эти времена ей хотелось хорошей и знакомой компании. И Роберт слушал внимательно, ни разу не перебив ее, когда она закончила рассказ и протянула навстречу ему руку, сжав ее легонько. — Как ты к этому отнесешься? — спросила она, улыбаясь только одними уголками губ. — Париж — город больших возможностей, поэтому ты должна там побывать, а потом рассказать мне все. Мы пошли по разным дорогам, но я не хочу, чтобы мы оба об этом сожалели, милая. Делай то, что сможет сделать тебя счастливой, ведь в Париже, я думаю, ты о многом позабудешь. Они еще долго смеялись и болтали, когда их кружки с горячим кофе давно остыли, поэтому они даже этого не заметили. Они провели много времени, пока не пришлось пекарне закрываться. И оба на прощание обещали, перед тем как обняться, что будут творить не прекращая и следовать своему пути, ни на что не обращая внимание, пока время от времени они будут переписываться, обмениваясь письмами. С весной пришлой и время новых перемен.