Because The Night...

Август-начало сентября 1969 года

С тех пор, как началось лето, многое изменилось. Патти успела вернуться из Парижа, обретя в себе уверенность и новую грань свободы, Роберт окончил Пратт и совсем затерялся в наркотиках и брожениях к однодневкам, пытаясь сделать свое мастерством более совершенным. И эти ужасные дни, пока он должен был оставаться в номере и выздоравливать, подходили к своему логическому концу. Он смог пойти вновь работать, пусть уже и говорил, насколько унизительной оказалась работа носильщика картин из галереи в галерею, однако ему за это платили. Жаловаться не приходилось. Но по-прежнему все казалось лишь небольшим заработком, даже Патти, выходящая на полную рабочую смену и занимающаяся в магазине еще лишние часы, не могла ответить кому-либо, хватало ли им денег на все нужды — оплатить номер, запастись едой, на остальное же оставались гроши, поэтому вновь пришлось искать еще подработки после того, как Патти начала перепродавать книги и музыкальные пластинки втридорога. Несмотря на трудности в работе, по вечерам они успевали коротать время в лобби отеля или же в большом баре, где собиралось довольно много талантливых людей. В отличие от Патти, Роберт вовсе не испытывал смущения, когда к нему подходила компания и пыталась завести разговор. Постепенно то же самое стало происходить и с ней. Вся стеснительность уходила, когда они вдвоем спускались вниз и находились среди народа, чувствуя себя за такое долгое время как дома. В этот же период Роберт успел завести себе друга, который ко всему прочему был еще и неплохим модельером. Брюса Рудоу уже можно было увидеть в «Полуночном ковбое» и в фильмах Уорхола, но также его коллекция черных самосшитых кожаных курток с серебристой бахромой удивляла тех, кто мог посетить его мастерскую. Роберт был настолько поглощен всем творчеством, что Брюс даже согласился ему выделить пространство у себя в помещении, однако Роберту никогда не нравилось делить чужое место еще с кем-то. Брюс Патти же казался вылитой копией Брайана Джонса, что она не могла порой оторвать от него взгляда, пытаясь накинуть портрет карандашом, пока наблюдала за ними двумя украдкой. Если честно, он сразу же ей понравился — щедрая душа, обладал хорошей смекалкой, к ним относился обоим так, словно знал их уже тысячу лет. Но больше всего ей нравилось из дверного проема смотреть, как Роберт и Брюс вместе работают, как обмениваются идеями в чертежах, как новый друг вселял в Роберта надежду стать более кем-то выдающимся, значимым в этом мире. Помнится, как-то раз они разбирали кожу в качестве материала, и Брюс с Робертом обсуждали перспективы использования ее даже в отделке комнат вместо покраски или обоев. Патти тогда тихо смеялась, разглядывая недоуменное лицо Роберта, который не мог понять, что к чему, хотя он, в отличие от многих, быстро учился во многих вещах. Патти же, напротив, открыла для себя мир музыки и поэзии, ведь она никогда не думала, что даже ее собственные сочинения можно было подстроить под музыку, оплавить так, что никто бы не понял, что стихи существовали гораздо дольше, чем песня. Она успела познакомиться с Мэтью Рейчем, который постоянно внушал всем, что для его счастья нужна лишь акустическая гитара, да тетрадь в черно-белой обложке, чтобы черкать туда все свои мысли, прежде чем идти в студию записывать музыку. В первый раз, когда Патти и Роберт заметили, что он перед ними раскрыл листы, они поразились скорости записывания текста. И, конечно, Роберт даже успел посмеяться над словами, что Мэтью лучше Боба Дилана, потому что сам он слышал, о чем пел Боб, что он отождествлял, и иногда он ломал голову над образами, пока строчка за строчкой шла в песне. Ведь это было так многогранно, так сложно, так филигранно. Мэтью же был еще где-то далеко в этом плане. Даже его жена вскоре после свадьбы сбежала от него, когда начали проступать первые признаки мании, она просто оставила его ради «Папы Джона», красавца, который успел засветиться в хорошей группе. Однако Роберт его не мог долго выдерживать, как появлялась возможность, тут же уходил, оставляя Патти одну в его компании. Мэтью был одержим Диланом, как и сама Патти, но это в чем-то их очень даже сближало — недостижимый идеал, который покорял их разум и сердца. Роберт же предпочитал совершенно другую компанию — ему нравился Брюс, ему нравились художники, которые периодически останавливались в «Челси», а также в скором времени их общей подругой стала, пожалуй, очень важная персона в их жизни. Сэнди Дейли никогда не появлялась в шумных местах просто так, но вместе с этим она очень легко находила себе общение. Она казалась немного странной, предпочитая проводить свое время за работой в номере, который оказался совсем рядом с их. Совершенно белая комната с вкраплениями серого и черного — изящно и просто, что очень восхищало Роберта. Первое время, они с Патти заглядывали к ней, чтобы смотреть альбомы фотографов, которые Сэнди привозила из Лондона, потом они столовались у нее по вечерам, пытаясь выпить с ней хорошую чашку крепкого кофе, а затем уже дело доходило и до показа ее собственных работ. Она не особо любила писать, но вот фотографии были ее коньком. Она делала их в такой простой и изящной манере на «Палароиде», что никогда особо с ним и не расставалась. Чуть позже этот минималистичный фотоаппарат уйдет в пользование Роберта, но будет это уже другой историей. Сэнди, похоже, была как раз одной из тех, кто полностью принимала чудачества обоих, ей нравилось, что Патти и Роберт почти всегда оказывались неразлучными, и она видела несомненные метаморфозы в них, что становилось признаком неизбежного, когда некоторое время люди жили в отеле. Сэнди даже умудрилась критиковать их работы, указывать на недостатки и видеть, как и Роберт, и Патти с упоением принимали ее критику, наслаждаясь тем, что Сэнди, девушка с необычной внешностью и стилем одежды, проявляла к ним щедрость и доброту. — Вам точно надо будет как-нибудь сходить со мной в другой клуб и познать прелести всей этой жизни, — говорила она всегда между делом, когда смотрела на этих голубков и лишь закатывала глаза: как бы они ни прятали все, что Роберт копил внутри себя, однажды это все снова выйдет наружу. Сэнди в этом была уверена. — Пока некогда, мы работаем, а Бард так и не захотел взять наши работы для того, чтобы выделить нам комнату побольше, — ответила Патти, приподнимая голову с плеча Роберта. — Да, Сэнди, давай чуть попозже, пока нам есть еще над чем поработать. И вправду, работа отнимала слишком много времени, что на тусовки в обществе других оставалось не так уж и много часов. Патти приходила на работу на час раньше и уходила значительно позже, уже не желая пользоваться транспортом, предпочитая ходить пешком до дома. И если раньше, Роберт встречал ее с раздражением и даже разочарованием, сейчас он светился от счастья, стоило ей появляться на пороге номера. Он тут же обнимал ее, целовал все лицо, пока Патти тихо смеялась, и вел ее смотреть работу, что он делал на протяжении всего дня. Однажды так он сделал из чего было тотем, посвященный Брайану Джонсу, и позволил его дополнить тем, что хотела сама Патти. В нем уже был медальон с портретом Брайана, цитата из «Винни-Пуха», а также небольшой кусочек кроличьей шерсти, который он взял у Брюса. Выглядело это завораживающе. — Ну, что скажешь? — спрашивал он шепотом, звенящим прямо над ее ухом, когда она доделывала тотем и с любопытством притрагивалась к материалу. — Это прекрасно. — Потому что, Патти, никто не видит этот мир так, как видим его мы, — ответил он, обнимая ее за плечи, откладывая работу ненадолго в сторону, когда они увлеклись друг другом, а не проблемами, которые где-то ходили рядом за пределами этой небольшой комнатушки. В конце концов, они выглядели очень счастливыми, когда у них выдавались свободные вечера. Прогулка по «Двойке», снова фотографии из дешевого постамата, наблюдение за тем, как шлюх опять увозят в полицейский участок, а сутенеры с остервенением отчитывали своих подопечных, чуть ли не выдирая им волосы, пока где-то вдалеке, все шли в стип-клубы и бары наслаждаться девочками и выпивкой, а потом уж и сексом где-то в подворотне. Такой улица выглядела всегда, что иногда боялись люди туда заглядывать, ведь разборки мафии и подчиненных случались нередко, когда устраивали перестрелку или же начиналась массовая драка. Но ни Роберта, ни Патти ничто из этого просто не могло удержать на месте, когда они бежали по улице, не оглядываясь, чувствуя легкое дуновение ветра и шум позади них, словно в тот момент у обоих на спине появлялись крылья свободы, которые значили гораздо больше, чем кто-либо мог об этом подумать. Чуть позже пришел черед для Роберта удалить зуб мудрости, как только его сняли с учета и он не был опасен в плане инфекции. Он пришел от врача весь сердитый, кричал проклятия своим еще онемевшим ртом, когда он успел уже наглотаться алкоголя, а потом Патти предложила ему сильный соленый раствор в бутылке, который помог бы ему снять боль и воспаление. Роберт лишь нехотя принял бутылку из ее рук, начиная весь вечер полоскать свой рот. И в тот момент как ни кстати заглянул и Гарри, который сразу же стал читать ему об этом лекции и говорить, насколько важен соляной раствор, назвав его чуть ли не волшебным. Патти лишь рассмеялась на это, говоря, что так коронку Роберта подобным способом скоро можно будет превратить в золотую. И все не без улыбки, кроме Роберта, который и ртом еле мог пошевелить. Она держала его рядом с собой, и ночью его голова покоилась у нее на груди, пока она мягко поглаживала его кудри, радуясь, что с ним вскоре все будет совершенно в порядке. И все же август вышел совсем неспокойным, в итоге, люди по всей стране еще очень долгое время боялись сесть в качестве попутчика проездом в чужой автомобиль, познакомиться с очаровательной молодой девушкой и даже снимать большие виллы в Эл.Эй. Столько паники навело одно событие, что, казалось, будто вся Америка потрясена подобными событиями. Только и дело, что все говорили о двойном убийстве четы Тейт-Лабианка, то и дело все обсуждали личность Чарльза Мэнсона и его культа, когда Патти с опаской садилась в пабе выпить и вновь начинала выслушивать новости по кругу. Случилось ужасное, жестокое убийство. Кто бы мог подумать, что отшельник способен на такое? Но еще больше Патти удивляло именно то, что в этом деле копы совершенно никак не могли найти хоть одну зацепку, что заказ случился по словам Мэнсона. В нем было что-то пугающее, устрашающее — он ведь ловко мог манипулировать людьми, рассказать им красивую сказку, а потом исчезнуть, словно он вообще ни к чему не имел отношения. Многие, кто сумел улизнуть с ранчо вещали такие истории, что хотелось прикрыть глаза, насколько жажда внутренней власти так неугомонно рвалась наружу. Месть ради чего? Что его не могли признать талантом? Патти этого просто не понимала. — Какая ирония, что теперь мы все оказались в такой ситуации, — комментировал Роберт очередную новость, что совсем недавно услышал. Он внимательно наблюдал за репортажами и так же, как и Патти, пытался настойчиво понять, что же адекватного человека заставило разрушить и без того неидеальный мир? Однако вскоре все ему наскучило, когда по телевизору, он заметил пару его высказываний, и на этом интерес Роберт потерял к делу. Как-то Мэтью принес ему фотографию Мэнсона, сделанную с заседания суда, и Роберт выкинул ее быстро, когда увидел небритого, почти что с виду старика, который выглядел еще хуже бродяги, а на лбу того красовалась буква «Икс». Все это лишний раз ему доказывало, что бредни сумасшедшего вполне реальны, когда только он в них верит. Однако он еще и остальных мог так убеждать, что становилось не по себе. — К черту Мэнсона! — как-то раз громко выразился он, когда понял, насколько животным выглядел тот ублюдок. — Сумасшествие того не стоит, чтобы за ним могли наблюдать. Меня это не интересует. В то же время случился и первый, колоссальный прорыв в истории космонавтики — американцы ступили на Луну. Ту самую загадочную и изящную штуку, что сотнями лет манила поэтов и ученых, чтобы исследовать ее. Многие обсуждали также и это радостное событие, гордясь тем, какая все замечательная американская нация, что они смогли уделать нос еще к тому же и советским ученым. Патти тогда неотрывно смотрела в экран и понимала, что в тот момент человечество уже достигло одну из высших точек технического прогресса. Возможно, однажды так они могли и Марс покорить, не так ли? Роберту же в этих событиях нравилась техника записи, техника костюмов и летательного аппарата, все это казалось настолько невероятно, что даже он не мог отвести взгляд от экрана, чтобы насладиться первым шагом своего народа на поверхности Луны. Это действительно дорогого стоило. Но помнится ему, что в какой-то день он нашел Патти в их комнате совершенно расстроенной. Она записывала стихи в свою тетрадь и вовсе не слышала, как он тихо закрыл за собой дверь, успев попрощаться сначала с Брюсом, а потом с Сэнди. Роберт смотрел обеспокоенно на нее, не понимая, почему же ее настроение так сильно изменилось с утра, пока он не сел рядом, взяв ее за руку, приподнимая к себе так, чтобы его руки могли обвиться вокруг нее теплым коконом. Они молчали, ничего не говорили друг другу, пока Патти сама не приподняла голову с его груди, мельком заглядывая Роберту в глаза. — Брайан Джонс умер. Его нашли утонувшим в бассейне, — тихо сказала Патти с горечью в голосе, чувствуя, как почва понемногу уходила из-под ее ног. Неужели так всегда будет случаться? — Все будет хорошо, милая, и это далеко ни для кого не конец, — он раскачивал ее из стороны в сторону, словно маленького ребенка, пока она тихо сопела в его рубашку. Один лишь поцелуй к ее лбу и волосам заставлял сердце Роберта сжиматься больно от такой картины — он не привык, что надо кого-то утешать. Обычно вместо него это делала Патти. — Все будет отлично, милая, но должно пройти время, прежде чем мы что-нибудь услышим от них. И Патти была ему безумно благодарна за эту поддержку, когда он всю ночь пробыл с ней рядом, продолжая прижимать ее к себе, несмотря на то, что у него еще было очень много работы. В конце концов, для этого и существовали отношения, чтобы в трудную минуту кто-то из них мог подставить плечо в качестве поддержки. Но так или иначе, через полторы недели Патти привела окончательно свои мысли в порядок и по совету Сэнди решила посетить бар «Эль Кихоте», где собиралось очень много музыкантов. Нет, она не чувствовала там себе изгоем или отчужденной, она просто понимала, что, возможно, это будет ее второй короткосрочный дом, куда она всегда сможет вернуться позже. Она искала там Пегги и Гарри, но по итогу оказалась еще в более хорошем положении. Она видела тех многих, чьими пластинками она могла заслушиваться. Тут же была Дженис и ее группа, там же сидела Грейс Слик в большой компании, там же сидел Хендрикс, потягивая выпивку, а еще там присутствовал Юджин О’Нил, похоже, что это место полностью себя оправдывало, хоть Патти и совсем не знала, что все они скоро отправятся на Вудсток, отыгрывать там последнее Лето Любви и хиппи. Но эта компания оказалась необычайно хороша, что впоследствии Патти болтала с Грейс, а также ей казалось, что вполне вероятно и она пойдет по их стопам, набирая совершенно новые обороты в искусстве. — Что ж, похоже, что я нашла свою творческую отдушину, — призналась позже Патти, когда они с Робертом лежали, переплетясь в простынях, потные и совершенно вымотанные, а также оба просто не могли уснуть от переполняющих их эмоций. — Милая, это самое главное. Возможно, однажды ты будешь не только стихи писать, подумай об этом всерьез, — нежно шептал Роберт, крепче обнимая ее и даря ей последний поцелуй, когда уже практически светало, а скоро необходимо было снова возвращаться к работе. Чуть позже Бард вернул им весь залог, когда пообещал им номер чуть получше, однако он не стал говорить, что это вовсе не тот самый лофт, на который они оба рассчитывали. Они вошли в номер после рабочего дня, когда заметили на столике лежащие картины, которые были отданы ему как возможность заверить начальника в своих намерениях. Все картины были завернуты в белую ткань, поверх обернуты черными шелковыми ленточками. Роберт расстроился, увидев, что никто не мог так оценить его старания. Неужели подобного казалось недостаточно? Патти сжала его плечи, пока он сидел на кровати, прикрыв лицо ладонями. Наверное, им нужно было убедить себя в том, что все еще не так плохо и они могли горы свернуть во имя общего будущего. — Прошу, не расстраивайся так, эти картины еще увидят свет однажды, — произнесла она, обнимая его сзади. — Но как? Даже Бард не захотел их повесить в отеле, — он массировал виски, стараясь усердно прогнать плохие мысли от себя. — Ты всегда говорил мне, что нельзя отчаиваться, поэтому ты еще найдешь место и время, чтобы погоревать. Пока же такого повода нет, ты же понимаешь. — Мы так и не встали пока на ноги, — запротестовал Роберт, положив после долгого молчания на ее ладонь свою собственную. — А я знаю, что нам делать дальше, — ее голос прозвучал несколько резко, отчего Роберт немного отшатнулся от нее. — Да? — Почему бы тебе не взять покровителя? Большинство из начинающих художников, поэтов начинает именно с этого. Что плохого в том, чтобы быть под чьим-то крылом и не нуждаться ни а чем? — Звучит заманчиво, но в этом также нет никакой пользы. Что мы с этого получим? — спросил неуверенно он, поворачиваясь к ней. — Не переживай, мы только выиграем. У тебя будет признание, плодовитая работа, новое помещение, всегда будет кто-то, заботящийся о тебе, — Патти настаивала на своем, смотря на него с заботой. Они отложили все споры до скорого времени, наслаждаясь их временем, когда они снова могли выйти на Сорок вторую авеню и прогуляться по ночному городу, покупая напитки и горячие хот-доги, дошли до букинистических развалов, где они купили редкие книги, в том числе «Джанки» Берроуза, вновь прогулка по набережной во время очередных опасных разборок, когда они бежали до дома и потом Патти наслаждалась тем, что отстала от Роберта и наблюдала за его моряцкой походкой, понимая, что он всегда выглядел так забавно и в то же время воодушевляюще, что ей не хотелось снова заходить в отель, чтобы на следующий день идти на работу. — Может, еще немного погуляем? — спросила она, когда они стояли уже возле отеля. — У меня есть идеи получше, — его лукавая улыбка говорила сама за себя, что их ждало дальше. Все было почти как в старые-добрые времена, кроме того, что между ними всегда стоял вопрос определения Роберта. Ночь была жаркой, однако. А на следующее утро Патти уже паковала вещи, чтобы отправиться к ее родителям. Роберт не хотел поехать с ней, понимая, что останется обузой, поэтому Патти предложила Сэнди присмотреть за ним в ее отсутствие, пока она навещает своих предков. — Поезжай одна, а потом мы еще встретимся с тобой, — поцеловал ее в лоб перед тем, как она ушла из отеля. Патти уезжала с тяжелым камнем на душе, продолжая беспокоиться за Роберта, однако она встречала родителей с радостью, вручая им подарки, а также отбиваясь от расспросов матери, что же происходило в ее жизни с Робертом. Они также хотели его видеть, но все преобразования, что происходили в его жизни, могли испугать любого. Патти думала, что август вышел самым насыщенным, когда наблюдала за отцом в саду за посадкой плакучей ивы. Столько всех публичных событий произошло, что многие считали, что все катилось к чертям, пока мир переживал не самые лучшие времена. Она хотела жить в «Челси» и вдыхать новый воздух, но что-то волей-неволей напоминало ей о том, что одно творчество не могло затмить все остальные аспекты выживания в большом городе. Патти собиралась написать письмо Роберту вечером, чтобы сказать ему, что нужно было сменить обстановку. В конце концов, она просто понимала, что долго засиживаться в одном отеле они не смогут. Они не могли продолжать быть незнакомцами в новом свете, потому что жизнь протекала слишком быстро, а они были мотыльками, которых очень скоро мог поглотить яркий свет. Нужно жить и одним днем и думать о будущем, поэтому Патти с улыбкой бралась за бумагу с ручкой, чувствуя, как волна вдохновения пришла к ней. Она вновь ощутила себя живой и точно знала, что перемены неизбежны. Они нужны ей, нужны Роберту, они хотели изменить все на корню, поэтому они также важны друг для друга. Это мир, который им еще предстояло открыть. Неизведанность, сумасбродство, фешенебельные квартиры и даже та самая красивая жизнь, о которой они и грезить не могли. Но так или иначе, незнакомцами их уже нельзя было назвать.