Because The Night...

Конец 1969 года

Их новый номер оказался хорош, но, увы, в нем все также сказывался недостаток рабочего места для двоих, отчего Патти мечтала уже несколько дней сказать Роберту, что им вновь нужно еще одно помещение, гораздо более большое, чем это, чтобы отвести его под «мастерскую». Эту же комнату они хотели оставить для себя в любом случае, ведь еще слишком рано прощаться с уже такими родными стенами «Челси». Тем не менее, Роберт оккупировал стол для своих подделок и картин, а Патти предпочла увешать и обклеить все стену над кроватью из атласной бумаги, в итоге рисуя их совместный портрет с Кони-Айледн с той самой фотографии, что им слишком долго обрабатывали. Стол оставался завален эскизами инсталляций, бусинами, черепами цвета слоновой кости, перьями, переделанными ожерельями, ленточками — все это они добывали из раза в раз на блошиных рынках или у мексиканцев, что с радостью отдавали им товар. Эта комната со временем стала гораздо уютнее, даже если они ощущали некоторые некомфортные обстоятельства. Они часто работали также вместе на кровати, распределяли бусины и жемчуг на плотные нити, деревянные косточки от старых четок или же тех, что могли использовать при выделке одежды. Не было ни осуждения, ни строгих взглядов, когда из-под пальцев Патти выходили несколько грубые ожерелья, а вот у Роберта — настолько прекрасные и изящные, что в этом точно чувствовалась рука мастера. Иногда Патти даже забавляла подобная мысль, если бы он пошел работать в ателье или же в какой-нибудь модный дом, ведь его видение и понимание мира значительно отличалось от остальных, и это могло бы быть его преимуществом. Однако мода никогда не тяготила Роберта. К сожалению. И все же очень часто некоторые детали по утрам Патти находила в складках покрывал, в матрасе и даже под кроватью, так как с мягкой, гладкой поверхности все вечно укатывалось по своим углам. Материала на все, конечно же, не хватало, так как блестящие идеи приходили мгновенно в голову, а денег на них совершенно не было. В такие моменты Патти и Роберт складывали свои пожитки и собирались в ближайшую дешевую галантерею или через несколько домов туда, где находился небольшой магазинчик для рыболовов. Они покупали те вещи, обычно на которые не клевали искушенные знатоки рыбалки, однако Роберта всегда привлекали незначительные детали. Те самые, что могли бы породить сенсацию. Даже продавец заметил их среди постоянных посетителей, хоть и понимал по виду, что парочка вовсе не имела ничего общего с теми, кто занимался своей профессией, но он также с охотой продавал часто сломанные блесны с цельными перьями с такой скидкой, что любой рыбак мог позавидовать. Потом он им отдал удобную коробку для снастей, которую они позже переустроили в качестве коробки для хранения всего художественного материала. Настолько большой она была. И вправду, этот бизнес процветал на глазах. Однажды Роберт даже похвастался, что умудрился почти продать все ожерелья, что он сделал за пару ночей, отчего у Патти расширились глаза. Никогда ничего подобного ей еще не приходилось встречать. В баре «Эль-Кихоте», где раньше бывала одна только Патти, вскоре присоединился вслед за ней и Роберт. Они приходили туда теперь далеко не за едой — подмечали людей, что заказывали омаров, а потом, пока никто не видел, ссыпали клешни в салфетки и в мешочки, чтобы потом их отшкурить и покрасить для очередного ожерелья. Роберту нравилось заниматься чем-то, что приносило ему новый опыт, раскрывало глаза с другой точки зрения. Патти же плела браслеты из кожи и сшивала на них лентами и бусинами. И такое добро тоже продавалось не меньше — неплохой заработок для тех, кто желал быть на коне в то время. И все же смотрели на них с присущим любопытством, так словно они выходили на встречи как диковинные король и королева, облепленные небывалыми ожерельями и браслетами. Роберт, безусловно, гордился, наблюдая за счастливой улыбкой Патти на лице. Да, они оба получали по небольшому кусочку счастья. Они обедали в кафе-автомате, хоть и сосвсем обслуживание отсутствовало. Они могли прихватить с собой и Гарри, но такие походы втроем заканчивались всегда тем, что собирались в дорогу дольше Роберт или же Гарри, чем Патти. Они могли неспешно одеваться, потом выкурить косяк или же сигарету, и не одну, потом читали книги и обсуждали по пути газеты, заодно говорили Патти, что черное бархатное платье выглядело совершенно неуместным и траурным для простого похода поесть. Патти любила там заказывать курицу с овощами или особый сэндвич из булочки, масла с сыром и листьев салата, пока Роберт с Гарри ужасно тяготели к шоколадному молоку, которое Патти просто терпеть не могла. Они вечно оставались голодными, и тем не менее, если денег почти что не оставалось, то они и не если вовсе. А просить у кого-то чего-то вкусного значило наступить на собственную гордость. Вот и в такой же день, спустя недели, Патти тянулась за ручку автомата, чтобы наконец забрать свою еду, но денег не хватало, у всего резко выросли цены, не хватало всего лишь десять центов, чтобы можно было перекусить, когда над ее ухом прозвучал мужской голос, желающей ей помочь. Внешность мужчины приметная, ведь с самых первых секунд она уже знала, кто стоял перед ней. Аллен Гинзберг, активист, поэт, близкий сотоварищ Лири. Великий человек, другими словами. Он доплатил оставшуюся сумму, пригласил ее за свой столик, рассказывал про Олта Уитмена, а Патти про свое детство, пока ей в лоб не подали вопрос, кто же перед ним сидел. Аллен думал, что симпатичный юноша, хотя Патти оставалась несколько в недоумении, все еще не осознавая, что же такого в ней могло походить на мужчину. И тем не менее, она ему понравилась — не стал бы он с каждым незнакомцем или незнакомкой разговаривать на личные темы вроде написания элегии, посвященной Джеку Керуаку. Да, это был знаменательный день знакомства для Патти. Лучший. — Ты знаешь, кого сегодня я встретила и о чем мы говорили? — спросила Патти со смехом, когда только-только зашла в номер, снимая с себя теплую куртку. Роберт лишь отрицательно помотал головой. — Аллена Гинзберга, и он заплатил за мой обед, — она восхищенно ему все рассказывала, пока Роберт внимательно разглядывал ее, пытаясь смекнуть что к чему. — Он принял тебя за мужчину, не так ли? — он подошел к ней, безя ее ладони в свои, когда она лишь моргала широко открытыми глазами. — Не удивляйся, Патти, но ты и так прекрасно выглядишь. Мое собственное отражение в женских очертаниях, — он мягко погладил ее щеку, чем вызвал целый шквал мурашек по ее спине. Не каждый день он говорил таким приглушенным тоном и не так часто был восхищен подобными рассказами. Патти точно знала, куда их уводил этот разговор — лишь потянулась к его губам и получила за это ответный поцелуй. Их комната постепенно стала захламляться различными вещами, так как Роберт не любил выкидывать ничего лишнего. Патти не сопротивлялась, позволяя ему прекрасно уносить вещи в разные углы, лишь бы ими не была оккупирована вся кровать. На кровати лежали мужские журналы, которые раздобыть оставалось до сих пор огромной проблемой. Она знала, что им приходилось выжидать, пока улица пустела — она караулила, Роберт стаскивал журналы там, где имел возможность. Его ужасно бесила целлофановая упаковка, под которой скрывались такие журналы, поэтому иногда уходило слишком много времени, чтобы не прогадать с журналом. Стоили они дорого, а Роберт и вовсе не хотел транжирить деньги на такие пустяки. Если приобретение оказывалось удачным, он начинал оттуда вырезать картинки и уже придумывать для них коллаж, пока Патти ночью спокойно спала. Ему нравилось работать в одиночестве, чтобы под утро она могла увидеть хоть что-то хорошее. Тем временем, Патти считала, что ему необходимо было самому начать работать в качестве фотографа. Она видела его таким, верила, что он сможет стать им. И каждый раз она начинала разговор о фотографировании, как каждый раз получала либо молчание в ответ, либо он просто не желал сам брать камеру в руки. Дорого, повторял он каждый раз, когда начинал перечислять действия и оплату за технику и ателье. В Пратте он занимался фотографией, но всегда и постоянно выбирал коллажи или же чертежи с картинами — по-другому Роберт не мог себя представить. Либо просто не хотел. — Ты должен фотографировать, — повторяла она каждый раз, как возвращалась к ним в комнату после работы. — Я Сэнди и в подметки не гожусь. Никогда таким не стану, — и каждый раз Патти в ответ слышала именно эту фразу, словно он ее за столько дней уже хорошо заучил. Патти иногда сама делала фотографии, но относила их в ателье, так как совершенно ничего не понимала в лаборатории для проявления снимков, в которой всегда творила Джуди. Бывали дни, что Патти заезжала к ней в Бруклин и они устраивали фотосъемку до самого поздна. Даже стала курить, чтобы выглядеть словно дива из кино тридцатых годов. Разумеется, она крала пачку сигарет у Роберта, чтобы пронести ее к подруге, когда они затевали кадры в очень густом дыме. Снимки, оказавшиеся в руках Роберта, позабавили его тем, какие образы сама выбирала Патти. Он бы сделал лучше, естественнее, искреннее. Для этого не следовало даже заканчивать Пратт, чтобы увидеть Патти в правильном свете. Он видел ее, чувствовал ее, разве этого не было достаточно для хорошего снимка? — Ты никогда не курила, Патти, — он притягивал ее ближе к себе, укладывая на лопатки на кровать, когда нависал над ней и щекотал ей бока, отчего Патти лишь сильнее смеялась. — Неужели решила у меня красть сигареты, пока я не вижу? — Ты сердишься? — А должен ли я? Ты могла бы просто попросить, и я не стал бы тебе отказывать. Пообещай мне, Патти, что в следующий раз, когда вам на пару с Джуди придут безумные идеи, ты просто попросишь меня, хорошо? — он улыбнулся ей, а потом его глаза в тусклом свете комнаты не так уж приятно сверкнули. — Только следует хорошо попросить, прежде чем я их отдам. — Как скажешь, пастушок, — она смеялась рядом с ним, чувствуя на душе полное спокойствие. — Я курю понемногу, но мне не навредит это, поверь, пожалуйста. Образ должен быть цельным, а для большего мне сигареты и не нужны, — Роберт лишь кивал, ложась рядом с ней, чтобы наконец-то уснуть. Все также в другие дни они бывали в «У Макса»», но уже без Сэнди, прекрасно понимая, что они наконец-то доросли до того уровня, что могли без оглядки ступать туда и не получать неодобрительные взгляды со стороны. Патти видела, как к Роберту прониклась симпатией Дороти Дин, которая ни за что и никого не пускала в дальний Круглый зал, если считала такое решение правильным. Патти замечала, как она смотрела на Роберта, как с ним говорила, даже оценивала его едкие комментарии и нередкость подебоширить немного на пьяную голову. Сама же Патти старалась держаться от нее подальше, просто потому что считала ее несколько опасной. И, похоже, это было вполне взаимно. В одни дни в заахал бывало совершенно пусто, отчего навеивало скукой и даже грустью, после чего Роберт говорил, как они туда больше не пойдут, но случались дни шумной обстановки, словно все звезды Голливуда слетелись на сборище, а ты мог бродить среди них и ими же восхищаться. Так они тогда и познакомились с Дэнни Филдсом. Более того, именно он отчасти и дал им путевку еще в более лучшую жизнь — ведь так они точно попали за Круглый стол. Но все это означало еще проверку на прочность, потому что общество, подобное этому, должно было принять их. И Роберт вел себя с Патти весьма галантно: брал ее за руку, отводя к столу, отодвигая ей стул, дожидаясь, пока она усядется, а потом садился рядом, все также держа ее за руку. Многие сразу же были очарованы Робертом, многие завидовали положению Патти и мечтали о том, чтобы оказаться на ее месте. По крайней мере, такими были женщины, весьма красивые и злые на вид, а вот мужчины… Ну, они и есть мужчины на самом деле, что еще тут добавить. Патти лишь только ощущала себя не в своей тарелке и очень скоро понимала, что и этому движению, также как и с Уорхолом, скоро придет конец. Тем не менее, она поддерживала Роберта, чтобы он мог постоянно быть там, а Дэнни поддерживал их, с радостью каждый раз встречая у двери зала. По истине он помог слишком многим людям, чтобы теперь его не благодарить. — Они завидуют мне, — шептала Патти в темноте, когда они оставались вдвоем в своей кровати. — Ну и пусть, — твердо и уверенно отвечал ей Роберт, сжимая ее ладонь. — Не обращай на них внимания, ведь я с тобой. — Надолго ли? — послышался укол с ее стороны. — Насколько долго ты этого захочешь, но прошу тебя об одном… Не оставляй одного, ты мне очень нужна, — и Патти улыбалась, чувствуя взаимную улыбку на его лице, когда его мягкие губы тянулись к ней, чтобы оставить на ее лбу быстрый поцелуй. С Днем благодарения Роберт стал для них подыскивать свободный лофт близ отеля, где они бы смогли работать и не отвлекаться на трудности и неудобства своего собственного номера. Они все также по вечерам использовали старый проигрыватель, и Роберт пел вместе с ней, целеустремленно планируя каждый свой шаг в будущем. Он видел их с Патти будущее, поэтому просто не мог и дальше жить в стесненных обстоятельствах. Они должны были творчески расти, развиваться, чтобы кем-то стать по жизни. И его места также не хватало для того, чтобы могли умещаться на стене огромные инсталляции. Им повезло, что они нашли нужного человека и случайно, что жил с ними по соседству. Они случайно поговорили на улице, пока Человек-Свинья ходил гулять со своим будьдогом, а потом настолько время быстро пролетело, что и не заметили, как этот мужчина соглашался отдать им его лофт в аренду. Да, оплата была немаленькая, но она того стоила. Если они заплатят залог, то могут въехать сразу же, но Роберт не знал, как достать такую сумму денег слишком быстро, поэтому и решился показать Патти лофт, прежде чем делать необдуманные решения за ее спиной. И Патти, и Роберт нашли лофт прекрасным: большим в три раза в отличие от их номера, светлый, просторный, в стенах даже были видны прибитые гвозди. — Ну вот сюда можно будет повесить инсталляции, сюда развесить ожерелья, а на ту стену — твои работы. Мы сделаем этот лофт самым лучшим, — проговорил Роберт, обнимая Патти за плечи, когда они стали бродить по пустому пространству. — Мы? — в ее шепоте столько надежды. Неужели она действительно думала, что Роберт устраивает лофт здесь только для себя? Какая же она глупая. — Неужели ты думала как-то иначе? Это будет наша общая мастерская, ведь ты тоже можешь здесь работать и рисовать. — Тогда первым делом нарисую владельцы, он нас спас в самое подходящее время. А насчет денег не волнуйся, мы где-нибудь их достанем. Или я что-нибудь придумаю. — Ты уверена, что не хочешь моей помощи? — Как ты уже знаешь, в этих отношениях в деньгах полагаться можно только на меня, — они оба рассмеялись прежде чем в последний раз взглянуть на лофт и отправиться к себе в отель И вправду, Патти всегда знала, как можно было быстро получить деньги — ее оборот с книгами всегда им позволял не до таких уж концов отказываться от еды или же голодать неделями, чтобы получить заработную плату в конце месяца. Она помнила, что у них в «Скрибнерз» был один клиент, который собирал редкие издания книг и всегда платил такие суммы, что любо мог бы позавидовать. Ей подвернулось под руку прекрасное собрание двадцати шести томов Генри Джеймса в отличном издании, что даже гравюры и иллюстрации совсем не поблекли и не испачкались, все уголки страниц оказались целыми, как и сам форзац книги. С перепродажи Патти сумела получить немалую сумму — целых сто долларов, которые она спрятала у себя под одеждой, свернув их небольшой пачкой, когда она их преподнесла Роберту, объясняя, что их залог можно оплатить в самое ближайшее время. На его лице читалось полное неверие и восторг оттого, как Патти могла всего добиваться сама своим упорством и хитростью. — Не знаю, как мне тебя благодарить! — чуть ли не кричал он от радости, обнимая и крепко прижимая ее к себе. — Разве оно того стоит? Я имею в виду поблагодарить меня. Мы оба этого хотели, ты и я. А теперь я всего лишь ускорила процесс, чтобы мы могли в самое ближайшее время туда перебраться. В тот же вечер залог был внесен окончательно. Лишь на следующий день Патти решила проведать Роберта в новом лофте, когда заметила ужасающую грязь и бардак по всему помещению. Весь пол был завален плакатами, ящиками, мешками, рулонами и пыльными лампами. Ему пришлось отмыть полы и стены, вынести мусор, а потом только красить стены. Еще день, и помещение было готово — несмотря на все инсталляции, все полки и новые шкафе, покрашенные стены и окна, лофт оставался достаточно простым и удобным. Из окон также продолжался литься яркий свет. На ближайшей барахолке они оба успели разыскать каркас кровати, матрас, пару стульев и хороший стол, несколько больших ламп, а также подобрали старый проигрыватель, который они не хотели таскать каждый раз из отеля в лофт туда и обратно. Следом за всем этим последовали и работы в папке, которые Роберт все это время бережно хранил после того, как Бард им все вернул обратно. Наступало уже Рождество, и многие «У Макса» потихоньку начинали сходить с ума. Многие чувствовали недостаток внимания, кто-то и вовсе пытался найти себе подходящую компанию. Трансвеститы и торчки в те дни долго толпились у входа, но первым тогда хоть можно было попасть на сцену и выступить, пока у остальных не было ни единого шанса. В конце концов, это Рождество словно не приносило столько радости, как это было до этого. Оставался всего лишь еще один год, чтобы навсегда вычеркнуть шестидесятые из своей памяти, ведь скоро совсем стукнет пора семидесятых. Кто знал, что еще может ждать их? В Рождественский вечер Роберт и Патти вновь гуляли по Таймс-Сквер, когда на многих плакатах, включая на «Двойке» висели белые рекламные щиты «Война окончена! Если вы этого хотите. Счастливого Рождества! Джон и Йоко.» Банер был настолько ярким, что на фоне снегопада он становился еще белее прежнего. У Патти захватило дыхание, когда она чувствовала на своей ладони руку Роберта, мягко сжимающую ее. Это был момент тишины и спокойствия, когда вновь открывались очередные горизонты и возможности. Они вернулись после пробежки под снегом в мастерскую, все до сих пор заглядывая в окна. На этой улице стояла тишина, а снег все еще падал. — Похоже на снегопад в пустыне, — прошептал Роберт, когда он подал ей горячую кружку чая, беря свою также в другую руку. — Чем займемся сегодня? — Давай просто посидим так до утра, — Патти прижалась спиной к его груди, понимая, что именно так год и должен заканчиваться. Конечно, они после отпраздновали и свои дни рождения один за другим. Сначала у Роберта намечался праздник, и Патти решила сделать ему подвеску с серебряными черепами с таким же количеством, сколько и лет ему исполнялось. Его глаза искрились в тот день, когда он расцеловывал ей лицо и крепко сжимал руки в ответ. Дальше шло день рождения Патти и Роберт умудрялся долго прятать в мастерской свой подарок, хоть он и оказался достаточно огромным. Возможно, Патти и задавала себе вопрос, для чего ему нужна была новая полка для хранения, но Роберт все же надеялся, что и подобного у нее даже в голове не находилось. Но все же он ее прекрасно удивил — ее подарком оставалась большая инсталляция с Пресвятой Девой Марией по середине, а на самом верху деревянной установки были отделаны специально две балки с крючками для того, чтобы вешать на них галстуки и шарфы. Действительно оригинальный подарок, который заслуживал самой большой похвалы. В тот день она также благодарила Роберта, на что он лишь смеялся, не смея отпускать далеко от себя. Это действительно были счастливые дни, как и то время, что они отделили на Новый Год. В тот вечер на его шее висела подвеска с черепами, на ее шее — шелковый черный галстук, который так гармонично дополнял их неряшливые образы. — Еще один год, и мы увидим новое десятилетие, — прошептал Роберт, передавая ей бокал с вином, которое они еле успели раздобыть. — И это будет точно наше десятилетие, не так ли? — в ее глазах отражалось доверие и поддержка, и Патти уже точно знала, как он ответит на этот полувопрос. — Мы сами сделаем их и будем блистать в свете софитов. Только дождись этого, когда мы взойдем на вершину всех наших больших ожиданий и надежд. Их руки снова были сцеплены в крепкий замок. Казалось, что ничто не могло разрушить этот момент, ведь самое интересное в этом мире только-только начинало происходить.