Because The Night...

Весна 1970 года

Патти тяжело дышала, когда услышала последние новости. Не каждый день могли взволновать чем-то настолько серьезным, что могло повлиять на все остальные перспективы жизни. Их арендодателя они не видели с Робертом несколько дней, лишь только слышали, как в его квартире долго и протяжно выла собака. Роберт затыкал уши, думая, что у Человека-Свиньи просто не находилось времени, чтобы погулять с бедным животным, однако через несколько дней у двери квартиры мужчины начинал разноситься весьма неприятный запах. Следующее, что помнили и Патти, и Роберт — приезд копов к дому и ломание входной двери. Роберта позвали внутрь для подтверждения того, чего так опасалась Патти. Мужчина был мертв, и никто не понимал, почему же это могло так внезапно произойти. Роберт попросил Патти нарисовать что-то приятное в качестве воспоминания о человеке, который дал им большие возможности развивать свое творчество так, как им хотелось. Небольшой набросок предстал перед взором Роберта, когда он заметил надпись «мужчина, который всегда ходил с собакой», заставившую его немного улыбнуться и приободриться на некоторое время, выбрасывая все свои проблемы из головы. И хотя Патти по-прежнему волновалась, что они не потянут либо лофт, либо «Челси» после произошедшего, она считала, что их выгонят оттуда быстрее, чем они опомнятся. Они даже умудрились пойти к владельцу здания, пока они объясняли ему ситуации об отсутствии заключенного договора. И владелец пошел им на уступку в некотором смысле, отдав под владение целый этаж, но уже тогда осознавал, что все же они не смогут потянуть ренту. Им пришлось очень сильно урезать расходы, к тому же, встал вопрос о том, как они могли бы делить столько пространства, что бы никто не приходил от этого в бешенство. Поднимался также большой вопрос о том, что станет с ними чуть позднее. Казалось так, словно появилась большая брешь в стене, словно между ними возникло что-то, что тянуло их обоих на дно. И Патти это чувство жутко не нравилось. — Что мы будем делать с этим? — тревожно отозвалась Патти, когда они паковали свои вещи. — Что будет с нами? — Все будет хорошо, верь мне, — он грустно улыбался в ответ, прячась за своей любимой маской наигранности, когда губы коснулись ее лба, а на его душе не становилось и вовсе спокойнее. Они решили, что поделят этаж пополам, заняв две разные половины. У Патти оставалась передняя часть лофта, у Роберта будет более дальняя, более большая площадь для собственного творчества. Никто слишком сильно не представлял, как будут выглядеть их жизни после всего, что случилось. Определенно это вселяло в них обоих некую неуверенность и даже сомнения. Не хотелось покидать «Челси», не хотелось жить подальше от того места, где люди находили бесконечно вдохновение и встречали интересных художников, писателей и певцов. Такого места не нашлось бы нигде больше, и они оба понимали это. Каждый раз Патти повторяла, что ничего не изменится, но улыбка меркла на лице слишком быстро, пока рядом не появлялся Роберт. — Все будет хорошо, милая. Подумаешь, мы станем жить в разных комнатах, я же буду всего лишь за стенкой. Ничего с нами такого ужасного не случится, — его пальцы мягко касались ее щеки, медленно поглаживая кожу, и Роберт замечал ее прикрытые глаза и глубокий вздох, словно она всеми силами пыталась отчаянно принять его слова за правду. — Я хочу тебе верить, но так ли все будет? Роберт, мы… — Доверяй, но проверяй. Пока мы не поймем, каково это, думаю, лучше даже не открывать эту тему и делать ее мишенью для бессмысленных споров. Но в этом и заключалась вся проблема. Почти пятьсот долларов нужно было тратить на аренду помещения месяц, и жизнь снова казалась как в самом начале — безденежной, неприбыльной, непривычно голодной. Вся мелочь выгребалась из карманов до последнего. Патти решила заняться рецензиями на диски, считая, что могла бы с этого получить хоть какие-то деньги, но спустя парочку продаж своих текстов, к ней направляли буквально десятки дисков и пластин за даром. В Ист-Виллидж в небольшом магазине такие рецензии принимали за доллар или два, но это уже значило хоть какие-то денежные накопления. Пластинки приносили больший доход, так как Патти бралась за малоизвестных певцов и поэтов, считая главной целью ознакомление с такими людьми. Так Патти отвлекалась от рутины, от плохих мыслей, включающих в себя переживания за Роберта, который с каждым вечером все дольше и дольше задерживался, а порой и вовсе не возвращался до самого утра. Ей не нравилось это, не нравилось то, как рисковал Роберт, чтобы они могли продолжать жить нормально, тихо и спокойно. Эта жертва того не стоила. Целый этаж требовал особых усилий, чтобы там можно было жить, и Патти не могла никак заставить себя убраться и привести все в порядок. Наоборот, Роберт взял на себя всю эту обязанность, выкидывая вещи из квартиры, мыл полы и мебель, раскладывал все вещи по нужным углам, чинил что-то, что еще можно было спасти, расписывал стены кистями. Все снова напоминало Патти Бруклин, когда она возвращалась поздно после работы, а там ее ждал Роберт, в очередной раз сочиняющий и импровизирующий на ходу целую композицию. Патти лишь улыбалась, снимая куртку и вешая ее на спинку кресла, когда Роберт приносил ей горячий чай и какое-то печенье. Обычно таким перекусом они и довольствовались по вечерам, но Патти это нисколько не смущало. Они выбирались из квартиры так часто, как только могли. У «Макса» они теперь были почти как свои, расхаживали более уверенной походкой, вальяжно рассиживались, подслушивая разговоры новичков и были просто счастливы иметь возможность сидеть за круглым столом и обсуждать все важные новости в кругу весьма талантливых и необычных. Роберт решил, что он будет посещать репетиции «Роковой женщины» почаще, пока Патти занималась статьями и прочей чепухой. Когда состоялась же премьера пьесы, могли вошли в оцепенение и факт шока, так как студентов, протестовавших против вторжения в Камбоджу, чуть ли копы не всех перестрелялись, оставив множество людей с серьезными. Начало мая выдавалось таким тяжелым, что никто не знал, чего можно ожидать, и как с этим справляться. Однажды на репетиции Роберт познакомился с Динь-Динь, одной из актрис «Фабрики», которая, в свою очередь, свела Патти с Дэвидом Кролендом, с высоким, кареглазым мужчиной, внешне напоминающим ей близнеца Роберта. Она выяснила, что у него был бурный роман с одной из девчонок Уорхола, который длился несколько лет, пока она его не бросила. Дэвид тут же смылся в Лондон, пытаясь там найти все, чего его душа желала — выпивка, наркотики, дизайн одежды — все это так притягивало остальных следовать за ним. В тот же период Патти успела познакомиться с режиссером Дональдом Кеммелем. Они оба уважительно относились к тому, что у Патти и Роберта сохраняются и по сей день отношения, они принимали этот факт, и это самое важное. Дэвид все чаще и чаще рассматривал творения и Патти, и Роберта, как ребенок, восторгаясь рисунками и банальными набросками. Именно благодаря Дэвиду, у Роберта появился первый заказ, когда крупный журнал попросил сделать обложку со Скоттом Фитцджеральдом, причудливая карикатура настолько понравилась всем, что деньги он получил в тот день немалые за один просто заказ. Патти спрашивала, откуда деньги, однако после красивой обложки все сомнения сами по себе. Втроем они стали настоящими друзьями, когда Патти замечала, как ее симпатия оказывалась не настолько сильной по сравнению с той, что имел Роберт к этому мужчине. Нет, Патти вовсе была умной женщиной, чтобы понять и оценить данную проблему. У Дэвида также был открытый кадилак, на котором они в жизни никогда не ездили. Кроленд мог себе позволить подобные изыски, в отличие от Роберта, и не сваливал кучу проблем на остальных людей. Поэтому когда Дэвид повез их покататься по городу, у обоих кружилась голова. И тут Патти начала замечать нечто странное, всего лишь мельком. Она видела, как Роберт посматривал понарошку на Кроленда, как дарил ему подарки в виде самодельных украшений и маленьких рисунков-миниатюр, напоминающих авангардные мотивы. Дэвид мог заплатить за Роберта в ресторане, помогал Патти с арендой и искал места, куда бы она могла сходить, чтобы послушать местных поэтов. Однако это знакомство оказалось более роковым, чем можно было это признать. Патти понимала уже тогда, что между ней и Робертом постепенно спадала та прекрасная аура, которой они себя окружали. Они по-прежнему оставались нужны друг другу, но некоторые вещи больше не рассматривались так, как это было раньше. Из любовников они снова превращались в друзей, когда они оба понимали, что тайные желания своего «я» все равно долго сдерживать не получалось. Нельзя запереть в себе то, что рвалось столько лет наружу, даже если это можно контролировать. Да и Роберт в итоге просто пошел по течению, так и не найдя слов для Патти, чтобы они могли это все спокойно обсудить. У Роберта и Лэвида между собой находилось много общего, как бы Патти ни хотела это отрицать. Однажды ей даже показалось, что она видела их в коридоре, прижатых к стене, пока в темноте они могли разделить поцелуй, но Патти не хотелось слишком много об этом думать. Она принимала многое, но не могла смотреть, как все это оказывалось реальностью, поэтому убеждала себя, что это могла быть любая другая парочка, но не Роберт и Дэвид. Роберт вновь увлекся походами в клубы, находясь теперь в окружении актеров «Фабрики». Успел даже познакомиться с близким другом Уорхола Джеральдом Малангой, который любил выходить на сцену вместе с Лу Ридом и его группой, одеваясь в кожаную одежду и орудуя под светом софитов хлыстом. Роберт в этом находил свое очарование. Джеральд водил его по секс-шопам, а потом мог увезти в литературный салон, куда позже Роберт потянет за собой и Патти, считая, что именно там она могла подчерпнуть много новой информации и вдохновения. Среди завсегдатаев там Патти и Роберт однажды увидели там и Чарльза Генри Форда, который заметил, насколько у Роберта зеленые глаза, словно изумруды. Он становился с каждым днем все более и более популярным среди нового круга общества, что не волновало ее. Но Роберт уже тогда покорял сердце всех людей, с которыми ему приходилось иметь честь общаться. — Патти, там великолепно, ты должна туда обязательно сходить! — сказал Роберт, обнимая ее так крепко, что она думала, будто ее кости хрустнут в любой момент. — Но я и так хожу в другие клубы, — отозвалась она, мягко гладя его волосы в ответ, пока он жмурил глаза. Да, этот жест ему всегда очень нравился, несмотря на то, что теперь зачастую ради Дэвида и нового образа он зачесывал и приглаживал пряди назад. — Этот отличается, и я клянусь тебе, что он понравится тебе и остальным не меньше меня. Если ты так переживаешь, я буду рядом, договорились? — его губы легко коснулись ее лба, когда он притянул Патти ближе к себе, продолжая таким образом ее убеждать, зная, что рано или поздно она все равно сдастся. — Я верю тебе. Роберт слишком быстро вливался в новое общество. Казалось, что рядом с Дэвидом перемены становились настолько яркими, что Патти терялась на общем фоне позади всей этой суеты. Роберта любили новые люди вокруг, к нему присматривались и отдавали его компании большое предпочтение. Даже Сэнди отметила, что с такой переменой характера и изменениями в стиле с провокациями он сможет гораздо быстрее прорваться к нужным людям в определенных кругах. За время уборки одной части лофта Патти лишь успела приготовить Гарри подарок на день рождения в качестве ее одного из последних визитов в «Челси». Она составляла большое стихотворение с алхимическими иллюстрациями. То, что они так часто любили с ним обсуждать. И казалось бы, Гарри должен был бы обрадоваться подарку слишком сильно, но в итоге он просто поцеловал ее в щеку и спрятал небольшой буклет к себе в архив. Первое разочарование за такое долгое время. Патти лишь закатила глаза и взглянула на оригинальный гребень из слоновой кости, к которому мужчина не дал прикоснуться. Гарри рассмеялся, спросив, как же долго она уже не расчесывала свои волосы, как тут же до Патти дошло осознание, что с переездом она совсем перестала за собой смотреть, во что она одевается и как в принципе выглядит. Да и Роберт, похоже, не придавал этому особого значения. Гарри умудрился даже дать ей немного денег, так как во время переезда все уходило на ремонт целого этажа — карманные расходы оставались практически на нуле. Да и Роберт не спешил особо быстро найти постоянную работу, пока рядом находился Дэвид. Наступал конец мая, и Роберт предупреждал Патти о том, что собирается устроить в отремонтированной части лофта вечеринку со всеми новыми друзьями. Она лишь молча пожала плечами, согласившись там присутствовать. Видела его совершенно счастливое лицо, понимала, насколько уверенным он стал за последние недели. Но она ощущала себя не в своей тарелке, словно задыхалась в этом странное окружении. Патти не понимала, что происходит. Словно ей ткнули ножом в спину, пока она так любила то время, что они проводили вместе с Робертом. Нет, это была ущемлена не гордость, а то самая уязвимость от осознания, что он мог навсегда ускользнуть из ее жизни. И, кажется, он совершенно не переживал по этому поводу. Патти проскользнула в толпе и вышла из лофта, возвращаясь в их старую комнату «Челси». Сидела на кровати, прижав подушку к лицу, и плакала. В первый и в последний раз в жизни ей казалось, что ради Роберта она поступилась чем-то важным и своим, наплевав на то, что она вообще жила. Умывшись холодной водой, Патти села снова писать, пытаясь так найти свою отдушину в тяжелые времена. Они стали жить словно отстраненно. Патти и Роберт поначалу казались совершенно незнакомыми людьми, и тем не менее, каждый раз она возвращалась к нему. Роберт никогда ее не отталкивал, не пытался прогнать, очевидно, также беспокоясь о том, как стремительно все менялось. Они привыкли спать вместе в обнимку в тех самых пор в квартире Бруклина, поэтому сложно было принять тот факт, что скоро и этого между ними совсем не станет. Но ночь за ночью Патти приходила к его стороне лофта, стучась в дверь. Он ставил для нее музыку, давал тетрадь и ручку, пока сам продолжал делать ожерелья или же рисунки. Так привычно и уютно. Снова старые-добрые времена, когда они казались всем теми еще детьми. — Патти, почему же ты так долго? Ты босиком и в одном одеяле, — Роберт оглядел ее всю с ног до головы и протянул руку, чтобы она могла пройти внутрь. Он видел, что она пыталась тем самым скрыть свое смущение, что она не знала, как себя отвлечь от собственных мыслей, пока не заметила у его кровати собственный портрет, который, он, похоже, так и собирался там установить. Этот маленький жест в нее снова вселял уверенность. — Так что же ты так поздно? Я ждал тебя и ждал, пока думал, что мое терпение уже совсем на пределе. — Я не могла уснуть после кошмара, почувствовала, как пот течет прямо в сорочку, а после захотелось пройтись немного, побродить. — Прямо в таком виде? Патти, с тобой точно все в порядке? Ты дошла до «Челси»? — Нет, но я… — Боже, Патти, только не повторяй мне то, что ты сказала пару ночей назад, — он прикрыл рукой глаза, а через секунду закрыл за ними дверь, проводя Патти к кровати. — Располагайся, милая, удобнее. И они снова спали в обнимку, пока он осторожно сжимал ее в своих объятиях, позволяя ей прижать нос к его ключицам, а руки расположить на его груди. Так чувствовалось защищенней, так казалось, словно проблем вообще не существовало. Однако так было лишь только по ночам. Днем Роберт приходил в лофт и начинал отчитывать Патти за беспорядок. Она никак не могла прибрать у себя вещи, чтобы они не валялись под ногами. Ему не хотелось делать чужую работу, однако он ворчал и укладывал все вещи по нужным местам. Жизнь Патти походила на хаос, поэтому она смогла найти пустую коробку из-под апельсинов и положить туда свою печатную машинку, на полу валялись листки бумаги с рассуждениями о смертях поэтов, на стенах висели ее рисунки в странном порядке, а на столе до сих пор лежали кучей пластинки, на которые ей требовалось написать немало отзывов. В общем, по этой причине Роберт просто не мог терпеть, что такую площадь уничтожали подобным беспорядком. После этого, не выдержав одной из своеобразных ссор с Робертом, Патти собрала свои вещи и решила ненадолго уехать к родителям домой, оставаясь в смятенных чувствах. Все переставало иметь смысл — то, чего она хотела, оказывалось провалом, а провал превращался, в свою очередь, в великие замыслы. И это выводило ее из себя. Дома родители не задавали лишних вопросов, не спрашивали, как поживал Роберт, и что же стало с и отношениями. По лицу дочери многое просто становилось слишком очевидным, особенно матери. В один из вечеров из отеля ей позвонила Динь-Динь, как бы между ними разнося сплетни, будто Роберт окончательно и бесповоротно закрутил роман с Дэвидом Кролендом. Она ответила, что и так знала об этой новости слишком давно, поэтому побыстрее повесила трубку, чтобы избавиться от назойливой девчонки. Но Патти во второй раз в жизни стало настолько тоскливо — Роберт ничего даже ей не решился сказать. Ничего. Словно ее поставили перед фактом, словно они были чужими друг для друга людьми. Холодный пот пробежался по ее спине, когда она поняла, что неизбежное больше оттягивать стало невозможно. Это являлось началом конца. В следующий раз она увидела Роберта, когда она вернулся из магазина журналов. Он был весь покрасневший, как пару лет назад, когда пытался утопить журнал в туалете. Она знала, что он опять не заплатил за журнал, снова наверное бросался острыми фразами с продавцом, а потом просто сбежал, держа в руках эту вещицу. — Журнал хоть был хороший? — спросила она, смотря на него исподлобья. — Не знаю, на вид неплохой, содержание осталось для меня скрытым, вдруг там были хорошие фотографии. — Может быть, тебе стоит самому взяться за камеру и начать фотографировать? Все равно у тебя получится лучше, чем у других. — Не знаю, милая, не знаю, — Роберт ненадолго задумался, смотря грустно на нее. — Но все же стоит попробовать. Зайдем к Сэнди? — Почему ты ничего мне не сказал? — спросила она вдруг, пытаясь понять, что между ними еще осталось. — Я не хотел ранить твои чувства, а после… кажется, мы всегда знали, что однажды рано или поздно это снова произойдет. Я старался изо всех сил, милая, клянусь тебе, но есть вещи выше всякого понимания, — Патти тяжело вздохнула, отвернувшись от него. — Эй, милая, слышишь меня, мы все еще друзья с тобой. Мы те самые дети, которые нуждаются в поддержке друг друга, и поэтому я рассчитываю на тебя очень сильно. Я по-прежнему тебя люблю, и ничего в этом плане не изменилось. — Роберт… — Подумай над этим как-нибудь вечером, милая, а теперь давай пойдем к Сэнди, я уверен, что она сможет предложить хоть что-нибудь, не так ли? — Только если у нее будет сегодня хорошее настроение, — тихо рассмеявшись, ответила Патти. — Тогда, думаю, нам стоит поспешить, — с этими словами он оставил на ее щеке долгий поцелуй, беря ее за руку и уходя вместе с ней в отель.