Because The Night...

Июль-октябрь 1970 года

У Патти предостаточно нашлось времени, чтобы откопать денег на маленькую аккуратную акустическую гитару, которую специально для нее придерживали в ломбарде, чтобы наконец-то разучить простые аккорды на струнах инструмента. Следом пошел и сборник стихов и поэм Дилана, но с каждой игрой, длящейся часами, начинали уши вянуть, да и Роберт тут же скалился, прося прекратить немедленно эту какофонию. Если бы не Мэтью, то Патти пропала бы — она даже не знала, что гитару нужно настраивать, прежде чем садиться играть, а ведь прошло достаточно времени, чтобы Патти могла некоторых изрядно достать. В «Челси» по-прежнему хватало народа, который бы оценил старания, тем более, когда она переделала песню Боба под свою и придумала незамысловатые аккорды, представив их тут же Роберту и Сэнди, что обсуждали перспективы новой съемки небольшого фильма. Да, Дэвиду тоже понравилась эта идея, но они втроем молчали, ничего не говоря Патти, пока однажды Роберт вскользь не проболтался, что бы им хотелось в кадре. Забавно, когда говорят, что искусство стоит на месте, а делать творцам и вовсе нечего, потому что нет никакого продвижения. Даже самая мерзкая, но естественная вещь, как месячные могли стать центральной темой сюжета съемки. Сэнди уговорила Патти в итоге, накидав фразы, которыми можно было заучить, чтобы пленка не выглядела полностью немой для зрителя. Наверное, некоторые бы сказали, что это отвратительно — показывать то, что все собираются скрыть, однако, недолго подумав, Патти согласилась, подключившись к остальным. Рассказ о менструации, показывание испорченного нижнего белья, а потом и вовсе всего процесса, через который проходит женщина со сменой тампонов — оно того стоило. — Гениально вышло, — прошептал ей на ухо Роберт, обнимая за плечи сзади, пока она переодевалась и все же пыталась отмочить засохшие пятна крови на ткани. — Я горжусь тобой, милая. — Роберт, — еле выдавила из себя Патти, когда он уже бурно перешел к обсуждению ее роли в театре, не давая ей даже рта раскрыть. — У тебя все прекрасно получается, ты нравишься людям в этой роли, — твердил он, прижимая сильнее к себе, словно он говорил сам о себе. — И теперь я точно убежден в кое-чем. — Да? И в чем же? — Ты рождена для сцены, милая, и однажды ты ее покоришь по-крупному, и я буду всегда рядом с тобой во время взлетов и падений. — Не надо, не обещай на необозримое будущее. Все еще тысячу раз может измениться, — Патти грустно выдохнула, выбираясь из его рук. — Мне нужно в театр. Сегодня будет большой вечер. — Знаю. Мы с Дэвидом там будем, обещаю. В тот вечер и вправду было много людей, особенно, Энди Уорхол, который наблюдал за постановкой почти каждый вечер представления, запоминая только самые особенные лица. На закрытие пришел Теннесси Уильямс под руку с Кэнди Дарлинг, там же был и Чарльз Ладлэм. Как чуть позже выразился Роберт, гуляя втроем по ночным улочкам Нью-Йорка, перед Патти действительно открывались большие двери в мир искусства. Но вот сам Роберт старался увлекаться уже совершенно иными вещами: он окончательно бросил рисовать и делать аппликации, теперь же его привлекала фотография. В основном, позировали мужчины, и Патти могла с уверенностью сказать, насколько жадно их рассматривал Роберт, словно в уме он имел каждого, кто стоял перед ним часами и выполнял все его пожелания. Различные накладки, пирсинги, кожаные ремни, кольца для фиксации члена пополняли его коллекцию с широкой руки Дэвида, который во многом его поощрял. Однако образ Роберта казался и Дэвиду довольно эксцентричным, так как за последнее время Роберт полностью отказался от джинсов и перешел на все облегающего покроя и кожаное. Даже Дэвид себе подобного много не позволял, но, кажется, Роберт уже уловил свой неповторимый стиль. Дэвид не старался оттенить его, затмить человека, который добивался своего любыми способами, даже если они были не самыми приятными. И вместе с этим он все чаще проводил время на квартире Дэвида, не стараясь сильно оставаться в лофте и раздражать своим присутствием Патти. Кроланд до сих пор оставался в некотором смысле покровителем Роберта, поэтому он не гнушался оставаться подолгу у него, ходить в его дорогих халатах на нагое тело и поднимать его ни свет ни заря, чтобы сделать очередные снимки. Дэвид каждый раз сквозь сжатые зубы бормотал, но выполнял то, что задумывал Роберт. Кажется, ему вовсе не было важно, что чувствовал человек напротив, насколько уставшим он выглядел после бурной ночки. Перед камерой Роберт превращался в весьма властного художника, которому никто не мог пойти наперекор, вся его натура доминировала над теми, кто стоял обнаженными и часами позировал, пока он искал правильный угол, свет, позу. Единственной, кто во всех смыслах, не поддавалась этому общему закону, оставалась Патти, чью фигуру, идеи, образы Роберт чтил слишком сильно. Ей он давал свободу действия для фотографии. Однажды она вновь застеснялась своего шрама на животе и ужасных растяжек, как Роберт тут же прикоснулся к ее коже, повторяя все те же слова, что и несколько лет назад, когда они только-только узнавали друг друга в романтических отношениях. Это придавало Патти смелости, это давало ей возможность делать так, как она желала. И Роберт ценил ее выбор, уважал его, восхищался по-прежнему Патти, стараясь всю свою властность засунуть куда подальше, когда он оставался с ней наедине. Нет, она не была безвольной марионеткой, манекеном, который можно ставить у стены и часами развлекаться. Она по-прежнему оставалась его музой. В августе приехала вновь в Нью-Йорк Дженис, давая новый концерт вместо того, что сорвал дождь. Патти заметила, как та светилась от счастья. Одетая в яркие одежды, с боа на плече, ее глаза горели азартом, а руки спешили притянуть Патти в объятия. Даже после концерта, когда Патти отвезла ее в «Челси» и забронировала ей отдельную комнату, Дженис сетовала на свою жизнь, с ее лица не сходила улыбка. А при слушании пения Патти, та лишь одобрительно кивала, махая рукой в ее сторону. Они обе светились ярко, как вылитые жемчуга под водой. Вместе с тем, пока Роберт ходил по ночным клубам в компании Дэвида, а потом они ехали к нему на квартиру, Патти проводила все свое время с Джимом, который хоть и не принимал ее симпатий по отношению к себе, но продолжал оставаться с ней рядом, потому что вечера они действительно проводили хорошо вместе. Как друзья. Они ходили по ресторанам, зачитывали друг другу стихи. Патти настолько увлеклась несбыточным, что стала писать гораздо чаще, оттачивая свои умения. В конце концов, после всех подарков, после желания быть его музой, она смирилась, уходя в тень. Она ушла, оставив Джима одного, потому что поняла одну простую истину — и без Джима она существовала прекрасно, не вгоняя себя в рамки того, о чем вскоре еще могла бы пожалеть. — Не первый и не последний, — обнимая одной рукой за плечи, говорил он Патти, притягивая ближе к себе в «Максе», когда они сидели вдвоем и наслаждались музыкой. Таких вечеров с каждым разом становилось все меньше и меньше, что они отдалялись друг от друга в разных направлениях. — А я так надеялась, — ее лицо оказалось в основании его шеи, вдыхая такой знакомый и родной аромат его одеколона. — Не стоит расстраиваться из-за него. Тем более, Джим сам был не без грешка, милая. Уж поверь мне, я-то это знаю наверняка. Через пару дней, чтобы отвлечь Патти от плохих мыслей, Роберт взял ее с собой в гости к Гарри. Они услышали разговор с его другом о том, что было бы здорово отдать кому-нибудь редкие игрушки, которые вскоре в его квартире стали бы лишь разбитыми осколками. Серый ягненок на колесиках предстал перед глазами Патти, и она уже знала, что принадлежал он спутнику Аллена Гинзберга, но теперь они практически втюхивали эту безделушку ей в руки. Она недоверчиво посмотрела на Роберта, помня, как он любил собирать подобные вещи, как он коллекционировал их в специальной коробке. Тем более, сама себе давала обещание, что больше не станет дарить и отдавать всякое барахло. Но Роберт лишь странно улыбался, немного толкая ее локтем в бок. — Бери его, милая. В конце концов, это же классика. Специально для «Смит», — он рассмеялся, притягивая к своему боку ее, пока Патти в недоумении рассматривала этого странного серого ягненка. Сюрприз в общем-то удался. Они шли по Двадцать третьей авеню, наткнувшись на ношу, убегающего с добычей от прилавка, словно за ним кто-то гнался долгое время с пистолетами. Патти и Роберт в недоумении переглянулись, смотря за ним, скрывающимся в одном из проулков. Только такие эксцентрики, как они, могли последовать за незнакомцем, прекрасно осознавая, насколько опасен он мог быть. Загнанный в угол, испуганный и в то же время с горящими глазами он смотрел на них двоих, доставая из кармана нож, словно он хотел защищаться им. Роберт взял Патти за руку, подобным жестом намекая, чтобы она осталась там, где стояла, пока он стал надвигаться на паренька, попутно пытаясь с ним поговорить. Похоже на уговоры, но спустя минут семь-восемь юнец сломался, убирая нож и добычу в карман собственной куртки. — Пойдем с нами, — сказала спокойно Патти, беря мальчишку под руку. — Как тебя зовут-то хоть? — Джесси Тернер, — почти шепотом ответил он, с каждой минутой доверяя этой парочке все больше и больше. — Тогда слушай, Джесси. Ты идешь с нами, место мы тебе выделим, постель найдем, но каждый раз так рисковать своей жизнью ради выживания, — Роберт шел рядом с ними, оглядываясь по сторонам, когда они впустили пацана в лофт. Чуть позже они выяснили, что ему было всего лишь пятнадцать, и он на улицах так скитался несколько лет, после того как его выгнал арт-дилер, решив особо не марать свои руки на какого-то малолетнего поганца. Они выделили ему место, где он мог бы спать, Патти принесла книжки для чтения перед сном, Роберт достал немного съестного, оставляя вместе со стаканом воды на столике около кровати Джесси. Так они стали присматривать временно за мальчишкой. Уже через неделю он решился, что не будет их слишком долго докучать, поэтому как только ему исполнится шестнадцать, он сможет спокойно их покинуть. Патти негодовала, Роберт лишь пожимал плечами и строго-настрого запрещал подходить к его своеобразной мастерской. Но так уж случалось, что пару раз гнев Роберта все же спускался на Джесси. Тем не менее, он был очарован тем, чем оба занимались, пускай они и жили в двух отдельных частях лофта и Патти иногда могла на цыпочках красться в комнату Роберта, залезая к нему в кровать, когда ее вновь мучили плохие сны. Джесси им доверял, хоть и не понимал их мотивации своеобразно так «усыновить» мальчишку с улицы. В это же время к Патти на месяц приехала младшая сестра Линда, но вот, в отличие от первого знакомства с Робертом, теперь она его напрочь сторонилась. Каждый раз, когда она хотела что-то спросить или посмотреть банально его работы, она крестилась, ощущая нечто зловещее и странное в воздухе, отчего и Роберт, и Патти лишь смеялись. Да, когда детки выбирались из маленьких городков в мегаполисы, они совершенно не были готовы к тому, что преподносили им местные горожане в принципе. Линда также и с Джесси сильно не общалась, но видела отношения и сестры, и Мэпплторпа к юноше, поэтому всегда улыбалась, когда Патти приносила ему завтрак в лофт Роберта или сам мужчина давал ему поручения найти на барахолках интересные вещицы, которые он искал для своей новой инсталляции. Спустя время после встречи с Дженис, Патти имела возможность повстречаться с Джими Хендриксом случайно, конечно. Но когда она получила приглашение от Джейн Фридман из «Уортока» в новый клуб, то просто не могла туда не пойти. Однако дойдя до клуба пешком, Патти просто не решилась туда зайти. Она стояла на пороге, пытаясь унять дрожь в руках и ногах от предвкушения, пока не заметила темную фигуру, поднимающуюся по лестнице наверх и широко улыбающуюся самой Патти. Джими точно спешил на самолет, на фестиваль на острове Уайт. — Я боюсь туда идти, — призналась Патти, мня полы своей рубашки. — Иногда я тоже боюсь большого скопления людей, потому что он вводит в ступор, — Джими засмеялся, продолжая с ней разговаривать о всякой всячине, заодно делясь с ней планами на будущее о Вудстоке с музыкантами со всего мира, чтобы это все звучало на языке дружбы и мира. — Сечешь, да? — Я уверен, что он эту мечту однажды осуществит еще, — сказал Роберт, целуя ее в лоб, когда она вернулась поздно с той все же вечеринки. — Ты чемоданы собрала… Надолго? Куда? — Поеду с сестрой в Париж, возможно, на месяц. Нет, Роберт, пожалуйста, не грусти, все будет хорошо, и ты это знаешь, — она взяла его за ладонь, крепко ее сжимая. — Я так привык, что ты все время рядом со мной. — Но ты все чаще и чаще бываешь не рядом со мной, и мы оба с тобой это знаем. Я буду писать тебе, обещаю, — их лбы на мгновение соприкоснулись, когда они услышали в другой части лофта шебуршание, означающее, что Джесси копался в холодильниках и в шкафчиках в поисках еды. — Я тоже буду скучать, Роберт. — Я знаю. Но незадолго до этого случился инцидент, после которого из дома ушел Джесси. Последней каплей этого стал его страх перед картиной, когда Роберт перепил микродот кислоты. Через час его так пробрало, что он срывал с себя одежду на ходу, крича и пытаясь выйти наружу со словами «Я — дьявол!», повторяя их постоянно. Сначала парнишка побежал в «Челси» за подмогой к Мэтью и Дэвиду, чтобы они помогли справиться с ним. Но к тому моменту Роберт уже бегал по Двадцать третьей улице нагим, выкрикивая все то же самое, пока его не скрутили мужчины и не увели наверх, обратно в лофт. Дэвид пытался его успокоить, гладя по спине, но он лишь бормотал, что и Кроланд был таким же дьяволом во плоти. Ему пришлось набрать номер с работы Патти, чтобы она как можно скорее вернулась. К тому моменту Роберт уже спал, а Дэвид стоял у окна, выкуривая сигарету. — Не понимаю, что с ним сегодня произошло, но натворил он не мало. Дьявол кроется в деталях, но также и в красоте, которую он создает. Это неделимые вещи. Кстати, Джесси сбежал, Мэтью пытался его уговорить, но он не остался больше, — Патти лишь понимающе кивнула, садясь около постели Роберта. Она оставалась рядом всю ночь, пока на утро не собрала вещи, чтобы уехать в аэропорт. Сэнди помогла достать им с сестрой дешевые билеты в два конца, обустроила в небольшой квартирке в одном из потрепанных районов Парижа. Она все думала над тем, что происходило с Робертом, однако все сводилось к одному — он понемногу раскрывал свою истинную сущность, которую прятал в себе долгие годы, и теперь это доставляло немало хлопот. И все же из писем она знала, что у Роберта все было хорошо. Они с Дэвидом стали завсегдатаями у Халстона, ,проводя в его компании довольно много времени, как и с известными модницами его окружения — Верушка, Эльза Перетти, Берри Беренсон, Лулу де ла Фалез. Последние обе были без ума от Роберта и Дэвида, что довольно часто проводили в их компании время. Мужчины возили их по ресторанам, на концерты групп, в клубы, доставляли им кислоты и кокс, что только их душа пожелает. И обе девушки действительно были очарованы ими, что даже не подозревали, что мужчины явно не были друг для друга друзьями. Они просто веселились, что даже не возникало задней мысли об этом, пока Дэвид сам не сознался, но и этот факт не особо оттолкнул обеих девушек. — Дамы, нам, пожалуй, пора к себе, а вы ведите себя хорошо, точнее, плохо, и мы вас в следующий раз сводим в одно весьма интересное местечко, — оба целовали им руки, прежде чем садить в такси до дома. Патти же не нравилось получать подобные письма от Роберта, считая, что окружение Дэвида могло негативно сказаться на творчестве ее давнего друга, тем более, что его образование не было настолько глубоким и твердым в сфере высокой моды. И все же Патти молчала. В Париже она узнала, что Джими умер, так и не осуществив свою мечту, а когда вернулась в Нью-Йорк вместе с Робертом получила известие, что и Дженис тоже погибла от передозировки в своем номере отеля в Эл.Эй. Стив Пол пригласил тройку на концерт Джонни Уинтера, который чтил память о Джими, после чего у них всех была довольно затяжная и долгая беседа. — Странные дела творятся, однако мы ничего не можем с этим поделать, когда сталкиваемся с неизбежным, — проговорил Роберт, притягивая Патти ближе к себе, утыкаясь носом в ее волосы. После этого Патти постоянно увязала в своем бесконечном бардаке, совсем раскисая, что даже Роберт ничего не мог с этим поделать, пока ей не позвонил Тодд Рандгрен, приглашающий ее на концерт обещающей группы The Holy Modal Rounders. Они выступали на нижнем этаже «Макса», и это выглядело так странно и необычно, словно Патти только что очутилась в арабской стране далеко-далеко. Тодд провел ее в гримерку, где познакомил ее с барабанщиком. Он же представился ей, как Слим Шэдоу, и после этого Патти долго его пыталась уговорить дать ей интервью, чтобы он пришел к ней и поговорил у нее в лофте. Похоже, что мужчину это весьма позабавило, но рассказчиком он оказался умелым — слова лились из его рта так, словно вся эта байка действительна была реальностью. Он нравился ей, и этой симпатии Слим также не скрывал. Он часто приходил к ней и звал гулять по ночным улицам, а потом оставался у нее на ночь в лофте, пока Роберт продолжал застревать на вечеринках у Халстона или в окружении его милых дам. — Что с тобой? — спросил мужчина, видя растерянное лицо Патти. Та лишь сильнее сжимала свой карман пальто, пока он сам туда не залез и не увидел сырой кусок стейка. Позже она ему объяснила, что у нее воспалился зуб, а доктор прописал ей есть красное мясо и пить черное пиво. — Ну тогда пойдем перекусим. Подожди, а ты никогда в «Максе» не ела омаров? — Я там вообще ничего не ела. — Как это? А ну бери быстрее пальто, мы идем тебя кормить. Поэтому там мужчина заказал ей самого большого омара, как Патти тут же заметила пристальные взгляды на них. Да, Слим точно оказался красавцем, поэтому за ним наблюдало столько женщин, к тому же этот гигантский омар… Тут Патти заметила и Джеки Кертис, показывающей ей жестом, чтобы она подошла к ней. — И отчего ты пришла с Сэмом Шеппардом? — Что? Ты с ума сошла, его зовут Слим. — Ты смеешься? Разве не знаешь, кто он? — Патти недоуменно нахмурила брови, говоря, что он ударник из группы. — Да, только вот это крупнейший драматург всего Бродвея. У него уже есть пять «Оби», глупая, это о чем-то говорит, а он надул тебя. Возможно, ты ему понравилась. — Да ну, глупости, — Патти отмахнулась, смотря искоса на своего спутника. — Не будь глупой. Он может однажды тебя вывести и на Бродвей, — Патти нервничала, когда вернулась к своему столику и села напротив своего собеседника. — Так, значит, тебя зовут Сэм? — О да, так и есть, — он расплылся в улыбке, смотря, как им приносят еще и порции мороженого. — Хорошее имя. Сгодится. — А ты ешь мороженое, Патти Ли, мы еще не закончили. С ним она могла все же оставаться бунтаркой, пока Роберт водил ее по вечеринкам в высшее общество, и Патти чувствовала себя некомфортно, словно она была чужой. Они сидели за разными столами, практически не говорили друг с другом, а потом и вовсе не понимала все эти тонкости этикета, которым там быстро подвергся сам Роберт. За ним сложно было поспевать, тем более, скрывая многие вещи. Но вот с Сэмом однажды она призналась, что с детства ее всегда подмывало желание разбить витрины магазинов, где всегда стояла женская одежда. Сэм лишь кивал с одобрением, говоря, что после ее ареста, он всегда бы вносил за нее залог. Роберт же над этой ситуацией просто посмеялся, назвав ее смутьянкой. Но ему самому Сэм особо не нравился, считая, что он из Патти сделает в скором времени совсем бунтарку, пока ей нужна утонченность и манеры. Они желали ей только добра оба, но сами обходили друг друга за милю, едва ли могли переносить общую компанию. В итоге, Патти позднее оказалась втянута в создание выставки Роберта, над которой они работали вместе. Брали старые вещи и материалы, придавали им новый облик, развесили разные коллажи с мотивом ярморочных уродов, в середине была инсталляция-алтарь, в которой пришлось взять подарки Роберта для Патти — волчью шкуру, французское распятье, бархатное кашне. Они даже умудрились поспорить, потому что она не хотела расставаться с этими вещами, но вскоре все же уступила ему, так как он не считал, что хоть что-нибудь из этого окупится. Тем не менее, для него был важен результат. Все, кто пришел в тот вечер в «Челси», любовались его работами. Это были прекрасные вещи. Да и сам Дэвид, как хозяин выставки, постарался на славу, встречая с Робертом всех и рассказывая о творчестве публике. В итоге все раскупили свои же знакомые. Сначала Патти сильно расстроилась, но это был на самом деле большой шаг для Роберта, поэтому вскоре наступила радость за него. В этом все виднелось его будущее. Наконец-то они принимали самостоятельные решения, которые определяли их судьбу. Дороги медленно начинали расходиться. К тому же, вскоре Патти предстояло еще встретиться с тем, кто будет с ней потом всю оставшуюся жизнь — Ленни Кей действительно, как и многие другие, прочно занял это особое место. Но пока стоило лишь порадоваться за то, что жизнь начинала налаживаться…