Because The Night...

Конец 1971 года — весна 1972 года

Роберт снова уехал в Париж по делам, сообщая Джону, что не вернется домой, пока не сделал бы много хороших снимков. Он не встречал свое день рождения с Патти, но приехал спустя неделю в Нью-Йорк, а спустя четыре дня в Музее Современного искусства Сэнди устроила премьеру фильма, в котором снимались Роберт, Дэвид и Патти в день пирсинга. Многие люди осудили подобное зрелище, назвав его грязным, отвратительным, но большинство из их тусовки аплодировало Патти и Роберту за их труды. В итоге, Сэнди дала им большой толчок, чтобы развиваться дальше, но пошли после этого они без нее. И правда, что с тех пор многое изменилось — Патти познакомилась с Сэнди Перлманом, а также с клавишником Ли Крэтбри из The Fugs, с которым она начала записывать песни, а потом уже и с Алленом Ланьером через Перлмана, являющимся менеджером группы Blue Oyster Cult. Роберт же все больше и больше увязал во встречах с Маккендри, однако с каждым разом ему начинало это надоедать, да и с Дэвидом у него становилось все меньше и меньше схожих интересов. Рождество они с Патти провели также раздельно, но Роберт радовался тому, что в руках он держал новый палароид, который ему лично отдал Джон с припиской. Его жена не особо этому радовалась, стараясь избегать общения с Робертом. Но стоило Патти только-только выпустить свой сборник стихотворений, как организовался небольшой торжественный ужин в доме Маккендри — и Роберт, и Патти благодарили щедро за этот теплый прием. Пропасть росла между ними, и на этом фоне Патти все больше и чаще проводила время в рок-рядах, где Сэнди Перлман возводил в культ Джима Моррисона, говоря, что таких шаманов больше в музыке не будет, а также постоянно твердил Патти, что ей нужно петь, найти свой собственный голос и выразить его через стихотворения, которые она положит на музыку. Вот поэтому с Лу она и стала записываться, понимая, как тонко он и она ощущали общие настроения, чтобы в конце концов вышло нечто потрясное. Патти приходила к нему в номер «Челси», где стояло бюро, набитое сотнями листков разной музыки, во всем остальном плодился ужасный беспорядок. Да и на этом фоне обеспокоенное лицо Лу несколько озадачивало ее, когда они садились сочинять — Патти успела приноровиться и показала мужчине вариант песни, посвященной Дженис. Тот смущенно что-то бормотал для себя, но наиграл ей мелодию на своем небольшом каллиопе. Они обходились все это время терпеливо друг с другом, стараясь прислушиваться к чужому мнению, даже в некоторой степени открылись друг дружке, отчего Патти поведала о своих давних бедах, а Лу — о своих нынешних. Он говорил много о своем любимом деде, оставившем ему в наследство дом в Нью-Джерси, но его мать пыталась сделать что угодно, чтобы сыну ничего не досталось. Хотела положить его в психбольницу и дать ему просидеть там несколько лет, пока его не признают дееспособным. Патти прониклась его ситуацией, приободряюще сжав его плечо. Через несколько дней Лу пришел к Патти в лофт, расплакавшись перед ней, когда узнал о матери, в конечном итоге отобравшей все права у него на наследство — ему даже не было позволено приезжать в Нью-Джерси. Он стоял по середине комнаты, промокший до нитки из-за дождя, его пальцы дрожали, а его ноги едва не подкашивались от усталости. Патти выдала ему на ночь футболку и устроила спать у себя, а на утро договорилась встретиться с ним через неделю, но Лу так и не появился. Патти беспокоилась, пойдя в «Челси», расспрашивая у знакомых, которые то хмурили брови, то сжимали плотно губы, умалчивая правду — Лу прыгнул с крыши, так как страх перед госпитализацией и потеря наследства сыграли с ним в плохую шутку. Он разбился насмерть, все еще будучи в футболке, которую Патти отдала ему ночами ранее. После этого она не выбиралась несколько дней из лофта, и даже Роберт никак не мог ее растормошить. Но вместе с этим между ней и Робертом стало расти напряжение, словно оба возводили стены друг против друга. Ей надоедала вечно прибранная часть его лофта, а также хождение до ванной комнаты через нее, особенно по утрам, когда она заставала Роберта с очередным мужчиной в постели. Роберт ужасно раздражался, когда Патти могла что-то выкрикивать или бормотать целый вечер, совершенно наплевав на остальное окружение. Однажды она даже умудрилась проделать дыру в стене его комнаты, при этом разбросав все картины по полу, а Роберт кричал на нее, что испортила и испоганила ему все искусство просто так. И тем не менее, они не могли слишком долго обижаться друг на друга, учитывая, как много времени они проводили в своих компаниях. Ведь однажды Патти побывала на записи невышедшего альбома Blue Oyster Cult, где под впечатлением от их работы она разговаривала с Сэнди, а потом уже познакомилась с Алленом. Все закрутилось слишком быстро. Конечно, Сэнди поработал свахой, но не исключал своих меркантильных интересов — он видел большой потенциал в Патти, поэтому надеялся, что она пробьется в музыку, а также станет писать тексты для группы. У них с Алленом нашлось немало общих интересов, в чем-то схожих и с Робертом. Он показывал ей, что можно делать в музыке, давал советы не следовать правильности и делать только то, что она считала нужным. В общем говоря, он стал ей своего рода советником и хорошим другом. Каждый раз он наведывался к ней в лофт, и они читали поэзию, слушали музыку, а потом Аллен просил Патти петь, отчего та смущенно отворачивалась, признаваясь, что боится на этом поприще провала. А после двух недель общения они сами потянулись друг к другу, превращая отношения в романтические. Ей нравились его объятия по ночам и когда они сидели и занимались музыкой, нравилось, что он был таким простым и открытым, не предпочитая мешать работу с отношениями. Да, он мог давать советы, но не лезть к ней в душу и настаивать на чем-то — для этого существовало время в студии. Тем более, узнав, что ее знакомый Ленни Кей, Аллен надеялся, что в этой коллаборации они смогут найти нечто уникальное, в чем Патти могла бы реализоваться на все двести процентов. Поскольку Аллен чуть ли не жил вместе с Патти, ему пришлось столкнуться и с Робертом, от которого она рассчитывала получить не самую лучшую реакцию, но они с вторым мужчиной поладили очень даже хорошо. За простоту и честность Аллен нравился Роберту, оба уважали друг друга и также почтительно относились к отношениям Патти с ними двумя. Однажды, когда Аллену пришлось уехать на гастроли, Роберт зашел в ее часть лофта и сел рядом с ней, обняв за плечи. Глаза его непривычно мягко смотрели на нее после всех недель раздражительности, а его пальцы оглаживали ее плечо, заставляя умостить голову ему на грудь. — Он — хороший выбор, Патти, — сказал Роберт, прижимая ее крепче к себе. — Я чувствую, что в этот раз мне не надо беспокоиться за тебя, милая. — Я тоже на это надеюсь, — Она улыбнулась, носом уткнувшись в его рубашку. — А как же Джон? И Максима? — Они приглашают нас на Рождество к ним. И если считаешь нужным, то приглашай и Аллена, раз он обещал вернуться на несколько дней. Ты же знаешь, что его компания очень даже воодушевляет. К тому же, мне дали пятьдесят долларов, так что пока мы можем на это жить, и Аллен не оставил тебя без ничего, — его рука по-прежнему продолжала мягко поглаживать ее оголенное предплечье, пока их другие ладони сплетались в крепкий замок. — Прости меня за недавние события, я просто не могла никак выразить свое раздражение, что очень часто стала себя чувствовать одиноко. Я, правда, не хотела этой дыры в стене. — Патти, все в порядке. И ты никогда не будешь одинока, уж это я тебе точно обещаю. Люблю тебя, — его губы коснулись линии ее волос, потом мягко лба и наконец-то поцеловали в уголок губ, когда Патти приподняла голову, заглядывая ему в глаза. — Правда? — ее улыбка сразила его. — А есть в этом сомнения? Может быть, между нами ничего не осталось прежнего в отношениях, но есть точно одно, в чем я не сомневаюсь — мои чувства, — и Роберт чувствовал ее широкую улыбку кожей, когда Патти мирно уснула в его объятиях. Ему пришлось лишь поудобнее устроиться рядом с ней, не желая покидать ее стороны. Однако так бывало далеко не каждый раз. Многие ночи напролет Роберт мог и вовсе пропадать из лофта — либо он был в окружении Джона, либо ходил по закрытым частным клубам, где вымещал все свое сексуальное напряжение. Многие бы побоялись туда ходить, получив осуждение со стороны остального общества, но таких людей, как Роберт, это действительно мало волновало. Зато по утрам он возвращался в хорошем настроении и готовым садился вновь за аппаратуру. Ему хотелось финансовой независимости, но получить ее, увы, он никак не мог, а доводы Патти о патроне его приводили в бешенство, потому что всю оставшуюся жизнь он останется зависимым от чужих денег. Но как же он в итоге ошибался… Его картины галереи не особо хотели принимать, считая затею слишком рискованной, боясь испортить репутацию музею совсем, но Роберт не сдавался. Он продолжал снимать и все никак не мог успокоиться с идеей, что Джону Маккендри нужно было открыто стать куратором нового искусства. Роберт несколько месяцев пытался уломать его на данную авантюру, но каждый раз его ждало разочарование. Он хотел необычности в искусстве, желал показывать иные грани дозволенности, пока Патти имела в себе сомнения. Она была такой же упрямой, как и он, но боялся, что в итоге ее ершистость загубит все на корню. Поэтому чуть позже в середине января он и Аллен предложили ей заняться необычными вещами — например, наблюдать за известными модницами или группиз, которых в Нью-Йорке также хватало в тот момент таскающихся за музыкантами. Она видела и Марианну, и Аниту, и Линду, тогда как многие стали судачиться о возможной смене предпочтения Патти, либо же о ее ненормальности, потому что она всегда с такой жадностью всматривалась в детали, что многим от этого становилось не по себе. — Патти, ты пугаешь остальных, ты хоть это видишь? — продолжали они оба смеяться, замечая, как она дуется, словно маленький ребенок. — Вы оба предложили эту затею, — она отвернулась от них, понимая, что вряд ли смогла бы долго продержаться рядом с ними с таким серьезным лицом. Через пару мгновений уже она почувствовала как на ее плечах лежала мужская ладонь, как и обвитая плотно вокруг ее талии. Они явно не хотели оставлять ее одну просто так. — Вы не отстанете, верно ведь? — А с тобой только так и выходит, — рассмеялся Аллен, принимая у бармена три порции напитков. — Держите, и, кстати, не было никак возможности сказать, но спасибо вам обоим за приглашение на рождественский ужин. — А не стоит, друг, все равно это лучше, чем навязчивая одинокая компания Джона. — А что, он по-прежнему бегает за тобой? — спросил Аллен, отпивая из стакана напиток. — Не то слово, хотя за это время стоило понять, что меня все это не интересует. — Мужчины… — Патти закатила глаза, успокаиваясь окончательно в их компании. Они много работали на студии с Алленом, но все песни у Патти выходили специфичными. Даже такому человеку, как Роберту, недостаточно было танцевальной музыки, на что она фыркнула сильно, упираясь в ее собственный стиль. Эти небольшие их творческие разногласия в итоге ни к чему серьезному не приводили, а их размолвки часто заканчивались тем, что они громко смеялись, раздражая соседей из другой квартиры. О них много нашептывали с самого начала еще, но сейчас обоим было настолько плевать, что они вовсе не обращали никакого внимания на злые языки. Да и в отношениях Роберта и Джона проявлялись тяжелые моменты. Депрессия Джона выливалось в то, что он оказывался просто невыносимым, и Роберт мог избегать его весной семьдесят второго неделями, даже когда у первого снова возникали порывы и так в кризисное время засыпать Роберта подарками, но с этими изменениями в настроении и прочем, он решил, что самое время было прощаться, но остаться в хороших дружеских отношениях. Наверное, слишком много поменялось в жизни, когда Дэвид, все еще обиженный на Роберта за то, как все в итоге вышло, познакомил его с одним очень хорошим знакомым. Этот мужчина был хорош собой, недавно получил большое наследство, увлекался коллекционированием разных вещей, в том числе и антиквариата, а его манеры по-прежнему оставались несколько топорными. Что уж тут говорить, дело имели с мужчиной, который оказался на два десятка лет старше, и тем не менее, его взгляд горел той самой искрой, которой не хватало большинству из мужчин его возраста. Дэвид знал, что тот находился на распутье и совершенно не знал, как точно распоряжаться с такими большими деньгами, потому что слишком мало людей знало, что при таком крупном капитале он продолжал жить чуть ли не в спартанских условиях в огромном лофте. Все так минималистично, скромно. Сэм Уэгстафф заинтересовано рассматривал квартиру Дэвида, когда его взгляд устремился к фотографии на каминной полке — Роберт в матроской одежонке, с таким нахальным видом и загадкой в глазах. Вообще, его квартира была обставлена сплошными работами Роберта — аппликации, фотографии, арты и коллажи, инсталляции. Мужчина даже не подозревал, что все эти творения принадлежали исключительно Мэпплторпу. А вот на столе лежал опубликованный сборник стихов Патти, который он также взялся читать, с удивлением перелистывая страницу за страницей. Сэм спросил, кто был изображен на портрете, и Дэвид лишь хитро улыбнулся, понимая, что же достанется Роберту, если он откинет все предрассудки и наконец-то сможет нормально подумать своей головой. Да и по заинтересованности Сэма тот понял, что мужчина уже знал, куда и во что вкладывать свои капиталы. Дэвид отдал номер телефона Сэму, который уже потирал руки, чтобы позвонить по данному адресу, а Роберту ничего говорить не стали в качестве элемента неожиданности. Его телефон и так обычно разрывался от кучи незнакомцев и незнакомок, которые бегали за ним табунами, пытаясь его заполучить, но никто не мог найти к нему правильный ключик. Патти лишь смеялась на все безуспешные попытки переспать с ним. Даже Рут Клигмен, известная художница, все такая красотка с ядерным ароматом духов и на высоких шпильках собиралась клеить Роберта, заранее спросив у Патти как лучше это сделать, а потом ходила плевалась, что он всего лишь ее позвал посмотреть на картины, а она ноги стерла до мозолей. — Ты знаешь, что тут за тобой опять бегают дамочки? Рут думала, что ты ее зовешь в лофт, чтобы переспать, а ты ей всего лишь показывал картины, — Патти смеялась рядом с Робертом, который в ответ также заливался хохотом. — Они все просят у меня совета, но никогда к нему не прислушиваются. — И что ты им говоришь обычно? — он обнял ее за плечи, привлекая по-дружески к себе. — Что ключ к тебе — понимание и принятие твоего творчества. А вообще Рут на полном серьезе думала, что под «приходи смотреть картины» она затащит тебя в постель. — Очень жаль за нее, потому что если я и выбирал себе когда-либо женщину под стать мне, то это была исключительно всегда ты. Кстати, Аллен звал нас завтра в студию послушать записанный материал. Пойдем? — Роберт улыбнулся ей, но потом резко нахмурился, услышав телефонный звонок из своей комнаты. — Да? — Это тот самый застенчивый порнограф? — послышался приятный низкий мужской голос с другой стороны провода. — А кто спрашивает? — Сэм Уэгстафф, коллекционер и ценитель искусства, я знакомый Дэвида Кроланда, который и дал мне этот номер, — Роберт лишь усмехнулся, совершенно не удивляясь этой информации. — Мы можем, скажем так, завтра встретиться и познакомиться? — Возможно. Где? — Ваш лофт вполне подойдет, я хочу увидеть еще больше работ. Любых, — и что-то в тот момент подсказывало Роберту, что эта встреча пройдет очень даже успешно. — Кто это был? — спросила после Патти, возвращаясь к написанию стихов. — Один коллекционер очень заинтересовался мной через Дэвида, — он сел рядом, умещая ноги на край кровати. — Может быть, в этот раз тебе наконец-то повезет, пастушок, — и ее ладонь мягко сжала его пальцы в знак поддержки. Когда Сэм объявился на пороге лофта, Патти была с Алленом в отъезде, поэтому не имела чести познакомиться с ним. Он внимательно разглядывал Роберта, потом его работы, даже те, которые немного вогнали его в краску, но все же он спокойно реагировал, прося рассмотреть даже те экзотичные вещи, которые общество никак не могло принять — фотографии мужчин в черной коже или латексе, с разными БДСМ-игрушками, оголенные тела в разных позах, словно это все походило на секс. И все, о чем они говорили, Сэм комментировал несколько шутливым тоном, в то же время продолжая восхищаться тем, как необычно и редко это выглядело на рынке всего искусства. Они говорили о многом, несмотря на разницу в возрасте, и Роберт чувствовал, что он нашел еще одного человека, которому мог бы полностью и безоговорочно доверять. Была и есть Патти, как его первая во многом, но пришло время двигаться дальше, наконец-то находя свою собственную дорогу. И это лишь походило только на предначало долгого пути. Они обещали друг с другом увидеться уже на квартире Сэма, где они могли бы обсудить и другие вещи, и, честно говоря, Роберт уже знал, с какой целью он туда шел. Его взгляд горел, а кончики пальцев слегка подрагивали, он давно не испытывал этого чувства предвкушения. Нет, это не просто встреча, чтобы поговорить. По крайней мере, он так на это рассчитывал. И поэтому, когда дверь для него открылась, то все сомнения были отброшены на второй план. Хоть Роберт и сумел разглядеть, что Сэм, несмотря на свое богатство жил удивительно скромно и со спартанскими условиями, его совершенно это не волновало, пока он точно знал, что в этом большом и холодном лофте находилась кровать или диван. — Итак, может, все же поговорим теперь? — Сэм курил сигарету, шаря по полу в поисках одежды, пытаясь найти ручку и записную книжку. — А я думал, что мы собирались здесь не для разговоров. — Роберт выхватил у него из пальцев сигарету, лукаво улыбаясь. — Что думаешь? — М? Что приятно иметь молодого любовника, который может дать еще фору и сделать жизнь невыносимой? А если серьезно, то твои фотографии должны быть выставлены в галереях. Такому просто грех пропадать, пока эти ублюдки и дальше будут считать все это богохульством и прочей ерундой. — Приятно, что ты так тоже считаешь. — А еще я хочу преподнести один подарок, но к следующей встрече, а пока только ожидания. К следующей встрече он подарил ему дорогую профессиональную аппаратуру, от которой Роберт остался в восторге. Он не мог совершенно точно представить себе, что однажды все это придет к нему с такой легкостью. Видя блеск неподдельной радости в его глазах, Патти по-настоящему была счастлива за него. Он столько всего умудрился рассказать ей о Сэме, что ей тоже хотелось познакомиться с этим мужчиной, чтобы поближе его узнать. Сэм подарил Роберту огромные возможности, и Патти совершенно точно теперь не могла предположить, как бы все сложилось, если бы Дэвид не свел Роберта с этим мужчиной. — Он тебе понравится, я обещаю, — говорил ей Роберт, вновь проходясь рядом с ней по Двойке, когда они как в старые-добрые времена радовались жизни и беззаботно смотрели на мир. — Главное, что ты вновь сияешь. Наши обещания, клятвы… — Мы все еще вместе, не так ли? Неужели ты думаешь, что, найдя правильных людей, мы с тобой навсегда расстанемся? Патти, тогда ты слишком плохо знаешь нас настоящих, — его ладонь легла к ней на щеку, отчего Патти приподняла взгляд, читая в его глазах только искренность. — Наши дороги уже расходятся, я тоже чувствую это, но мы еще есть друг у друга. Всегда. Когда тебе нужна помощь или поддержка, я появлюсь, не сомневайся в этом. Лето 1972 года выдалось хорошим началом отличного старта, поэтому слишком много всего поменялось в мгновение ока. Они вроде бы еще оставались вместе, но уже шли по одиночке. Самое главное, что они нашли правильных людей, которые помогли им преодолеть все самое сложное, отчего у них могли бы опуститься руки, и тем не менее, есть то, что нельзя отнять у других — вера в то, что все может начаться с чистого листа.