Цикл "Охотники и руны": Молчаливый наблюдатель

☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼

       — Что с тобой?        — Неудачное приземление, — отмахивается Сан, но Минхо едва не за шкирку тянет его в некогда медкабинет, в котором вместо целителя теперь небольшой запас зелий и бинтов. Вентиль в спине выглядит чужеродно и отторгающе, но Минхо сжимает зубы и делает всё, чтобы облегчить ситуацию. Сан сидит, будто не с ним всё, смотрит в пол, а когда заходится смехом, пугает Минхо до чёртиков.        Минсок отправляет Сана к целителям, но тот лишь упрямо качает головой и едет на выезд в месте с ним и Ёнгуком, настояв на том, что Минхо о нём хорошо позаботился и ни к чему отрывать медиков, когда он прекрасно себя чувствует. И пусть по виду не скажешь, но переупрямить его вряд ли выйдет хоть у кого-то, Минхо читает в лицах старших что-то похожее на «лучше так, чем...», но что произошло, так и неясно. Наутро Ёнгук распоряжается о том, что Сан будет теперь в команде Минхо, чему Минхо рад — Сан ему нравится не только как охотник, но и как человек, хотя в последнее время он сам на себя похож мало, больше напоминает тень или отражение отражения.        — Так смотришь на Уёна с Ёсаном, словно пытаешься решить задачку, — в тренировочном зале шумно и достаточно прохладно, но всё равно потом обливаются все, кто тренируется. Минхо усмехается, делая вид, что не замечает как активно Сан пытается не смотреть в сторону Минги.        — Да вот думаю, они вместе или…        — Или.        Минхо легко ловит брошенный Сану в голову один из мячей для большого тенниса, с помощью которых усложняют тренировки, заставляя уворачиваться не только от оружия, но и летящих шаров. Хорошее упражнение — держит в тонусе, не позволяя охотникам заржаветь. Всё же не обычные полицейские, тут всё сложнее в разы. Взвесив в руке, Минхо ловко отправляет его в полёт и попадает Ёсану в голову. Тот сужает глаза и зло зыркает, пропуская прикосновение деревянным серпом к горлу. Уён удар рассчитывает так, что лишь намечает, но почувствовать всё же даёт. В отличие от будто сорвавшегося с цепи Минги.        — Друзья они, каких поискать, — спокойно продолжает Минхо. — У Уёна отношения с девушкой из нашей диспетчерской службы Чживон, помнишь такую? Блондиночка, кроха совсем, всем по плечо, — Сан согласно кивает и смотрит только на свои пальцы, не возвращая больше внимание к спаррингам на татами. Минхо отпивает воды из бутылки и продолжает: — Ёсан вообще женат на Ынджи, не знал бы, что разные люди, подумал бы, что одну женщину делят каким-то немыслимым способом уживаясь с ней и своими не самыми простыми характерами…        Минхо смеётся и вовремя пригибает голову, когда прямо в стену над его головой влетает обломок деревянного меча. Уён вжимает голову в плечи и громко говорит «упс», а после со смехом кидается на Ёсана с обломком меча и серпом. Ёсан ловко уклоняется раз за разом, пока не врезается спиной в переместившегося Минги. Тот медленно поднимает глаза на парней, и Минхо понимает, почему Минги в Академии получил своё прозвище — Василиск. Ёсан извиняется, а у Уёна лицо мрачнеет в одночасье, словно на него кто проклятие кинул.        — Не знаю уж, то ли охотники не умеют уживаться с обычными людьми, то ли обычных людей всё меньше, — как ни в чём ни бывало продолжает Минхо, но голос становится чуть ниже, и говорит он на несколько тактов быстрее, чем до этого. Отвлекает разговором, надеясь, что не заметит. — У Уёна девушка является полу-фейри, предпочитает мятный и розовый цвета, и оттого выглядит совсем воздушной как феечка, а у Ёсана жена  — сирена, вся вечно эфемерная в сиреневом и фиолетовом. Редкое создание, но в последнее время силы таких сковывают печатью согласно протоколу.        — Вот как? — без особого интереса кивает Сан. Минхо уверен, что у него внутри гадко жжётся, ведь так же чувствовал и он, когда узнал. А уж тем более, когда узнаёшь, что сковывают не взрослых, а детей.— Насколько я понимаю, сковывая наложением печати, стирают часть личности? Своеобразная форма ксенофобии, не иначе.        — Ты ведь не это хотел спросить? — понимающе кивает Минхо, вздыхая. Крутит в руках обломок деревянного меча и на татами тоже не смотрит, только на Сана. — У вас с Минги наладилось?        — А у тебя с Джисоном? — вопросом на вопрос, прямо в лоб самым болезненным в попытке закрыться самому. Будто ёж, который, травмировавшись, топорщит иголки даже на тех, кто хочет помочь.        — У нас — нет, — Минхо облизывает губы и откладывает обломок в сторону. Рука отчётливо дрожит. Но он продолжает, словно Сан не лезет грязными пальцами в раскрытую рану. Потому что смысла молчать нет, да и не в том возрасте, чтобы закрыв глаза, сделать вид, что ничего не происходит. — Мы разошлись, а перевод он попросил уже давно.        — Минхо… Я могу чем-то помочь?        — Можешь. Как насчёт покувыркаться до третьего пота? — Минхо смеётся, сверкая глазами, а потом хохочет всё громче, видя, как вытянулось лицо Сана, и качает головой в сторону татами. — Как насчёт спарринга? И не смотри на меня так, будто ожидал, что я потяну тебя в постель.        — Не ожидал, но немного не понял, — честно признаётся Сан и тут же окликает Минги, толкнувшего Минхо плечом: — Эй, смотри куда идёшь.        — А то что? — тут же вскипает Минги, нависая над Саном. Недавно покрашенные огненно-красные волосы растрёпаны, с них капает пот, а взгляд способен умерщвлять. Но Сан сжимает губы, сдерживая рвущуюся наружу обиду и упрёки, и говорит тихо, но отчётливо:        — Ничего. Я просто хочу, чтобы ты был осторожнее.        — А больше ты ничего не хочешь?!        — Хочу, — когда Сан вне себя, он всегда говорит тише, но всегда его слышно даже лучше, чем фехтующих за их спинами. Минхо эту особенность отметил давно. — Но это только наше дело, и об этом мы поговорим не здесь.        — Ну вот и ладушки, а теперь меня ждут дела, — Минги зло растягивает губы в подобии улыбки, швыряет обломок меча к ногам Минхо и уходит, не оглядываясь.        — Вампирчик тот небось и ждёт, — фыркает ему в спину Ёсан, Сан прожигает его взглядом и отворачивается к стойке, выбирая в качестве оружия шест, а Минхо немного обидно, что Минги не услышал укола.        Спарринг выходит более ожесточённым, чем хотелось бы. Спокойный внешне Минхо сейчас вкладывает в удары немало силы, отчего пропущенные, хоть и одиночные удары, наверняка отзываются острой болью в местах соприкосновения шеста с телом. Но Сан терпит и молчит, отбиваясь так же яростно, как и наступает Минхо. Наверняка и его боль отвлекает от той жгучей смеси, что кипит внутри. Зрачки Минхо на мгновение становятся вертикальными, он ощущает это изменение, когда бьёт без пощады, вынуждая Сана отступать, даже смешливые замечания Уёна с Ёсаном сменяются обеспокоенными выкриками, но Минхо так же внезапно замирает и встряхивается. Он коротко кланяется, едва ли не прокусывая губу:        — Прости, что сорвался. Возьми мою мазь, она на лавке.        Укладывает треснувший шест в сторону испорченного спортивного снаряжения и стремительно идёт на выход, но всё-таки замирает и оглядывается. Сан не смотрит ему вслед и прикрывает глаза. Отмахнувшись от подоспевших новеньких, которые смотрят на них как на ветеранов, а сейчас и вовсе готовы лебезить наперевес с мазью и бинтом, чтобы обработать лопнувшую от удара кожу на предплечье, Сан уходит в душевую, подставляя разбитую руку под горячую воду и щурясь от усилившейся боли. Кровь смешивается с водой и утекает в сток.        Минхо задумчиво смотрит на него, а потом уходит в раздевалку вытираться. И некоторое время ждёт, пока сбежавшие от разборок Уён с Ёсаном заправляются кофе перед выездом. Сан выходит из душа в одном полотенце, словно не замечая никого вокруг, и спокойно одевается. На спине почерневший след от вентиля, который не так-то просто было вытащить из спины. Минхо надоедает смотреть на покрытое сотнями ссадин и почерневших синяков тело, особо сказать нечего, и он уходит, отталкиваясь от шкафчиков, на которые до этого опирался спиной.        Звук входящего сообщения отвлекает от дурных мыслей, и он вчитывается в написанное, ощущая одновременно странное оцепенение и растущее внутри счастье, потому что короткое сообщение от Юбин ему дарит крылья за спиной. И если кто-то не любит или не хочет детей, это не касается их двоих. И от этого короткого «Загляни ко мне по возможности, у меня две полоски» ему делается так тепло и легко, словно наконец он находит выход из бесконечного тёмного и запутанного лабиринта. Он успеет ещё отзвониться Юбин и поговорить по душам, если она не откажет, у него будет намного больше времени и возможностей обнимать их детей.        Вызов на край города к заброшенному заводу не предвещает ничего необычного, Минхо улыбается, ощущая себя счастливым и лёгким, будто пёрышко в потоке ветра. Крупный монстр, который своим воем и стуком пугает ночных прохожих — обычный вызов, таких сто на сотню. Хотя кто в здравом уме может ходить по таким местам, остаётся вопросом. Глубоким, философским и, вероятнее всего, риторическим. Под ногами хрустят осколки кирпича, перемешанные с наметённым во время бури песком, сухая трава напоминает стук перетирающихся в ступке Феликса костей. Сан идёт чуть впереди, следом за ним Ёсан с Уёном, замыкает Минхо.        Крупное существо будто полностью состоит из роговой пластинчатой брони. На вытянутой морде с узкой пастью горят красные глаза, с длинных клыков, торчащих из пасти, капает слюна. Кривые и длинные когти заметны лишь тогда, когда существо переступает с лапы на лапу, прослеживая передвижения охотников. Длинные заострённые уши чутко реагируют на каждый шаг. И чем ближе подходят охотники, тем беспокойнее делается существо.        — Существо не опасно. По крайней мере, сейчас. Скоро оно уйдёт отсюда.        — Да что ты говоришь, — фыркает Ёсан, взвешивая в ладони тяжёлый короткий клиной. — Давно ли ты знатоком неизвестного бестиария сделался?        Сан заступает Ёсану и Уёну дорогу, поворачиваясь к существу спиной, в руках цветными перьями диковинной птицы раскрываются веера. Минхо словно в замедленной съёмке видит, что происходит. Как напарники оттесняют Сана, который в отличие от них не дерётся — лишь намечает, а те, будто забывшись, бьют в полную силу, чтобы добраться до существа. Сан отскакивает, но спотыкается о камень, потому откатывается от выпущенной жалящей лианы из ладони Ёсана. Сверху сыплется кирпичная крошка, а каждое движение вздымает столпы пыли. Существо выглядит крайне опасно, но при этом не нападает — пятится, ощеривая кривые клыки. Загнутые когти цокают по попадающимся в песке осколкам кирпича.        Минхо задерживается у входа, отбиваясь от какого-то мелкого бесёнка, который впивается в голень с завидным постоянством, похуже пиявки, но при этом двигается молниеносно, отчего брюки пропитываются кровью гораздо быстрее, чем удаётся убить негодяя. Минхо врывается в заброшенное здание слишком поздно. Уён приближается к раненому существу, всаживая клинок между пластинами на шее. Спеленутый лианой Сан кричит, за ним кричит Ёсан и заваливается на бок, извиваясь. Всё тонет в предсмертном крике агонии всё ещё сучащего лапами существа. Минхо не успевает на долю секунды.        Уён с залихватским гиканьем рубит что-то в песке, затаптывая тяжёлыми ботинками. Всё, что Минхо может — вызвать целителей и помочь, насколько хватит знаний по оказанию первой доврачебной помощи. Сан зло цыкает, отряхивая кирпичную крошку, разорвавшую джинсы. Он и раньше чурался форменной одежды, а после того, как напарник и партнёр отвернулся от него, Сан и вовсе не признаёт форму охотников. Уён разворачивается с ухмылкой, которая тут же тает, когда он замечает скорчившегося на земле Ёсана.        Без слов Уён кидается к Сану и засаживает ему с ноги по грудной клетке. Чудится хруст костей, но Сан даже не пытается отбиться, утирает лицо, и Минхо с удивлением понимает — слёзы. Но вряд ли боли, потому что последующий град обрушившихся ударов, который он почти покорно принимает, не вызывают никаких эмоций. Словно он намерился вот так вот дать себя убить в подворотне. По тренировкам прекрасно можно судить, что Сан — один из лучших не только в их местном подразделении организации, но и вообще в корпуса охотников. Между ним и Саном вырастает Минхо, не позволяя Уёну снова накинуться.        Сан осторожно поднимается, придерживаясь за рёбра. Кровь с разбитого лица даже не утирает. Словно не замечая кипящего, как адское варево Уёна, Сан падает на колени рядом с Ёсаном и осторожно трогает росток с крохотным листиком, который торчит из запястья Ёсана. Полоснув по ладони острым краем веера, Сан сжимает кулак и сосредоточенно смотрит на капли, которые поглощает росток, отчего листочек из совсем крохотного делается крупнее и мясистее, а потом прячется под кожей. Зелень мешается с синевой вен. Сан тяжело поднимается на ноги и отходит в дальний угол, прислоняясь головой к стене.        Уён сплёвывает и присаживается возле Ёсана, которому Минхо и без того помог, как только было возможно. Сан отправляется к лежащему убитому существу и с сожалением склоняет голову. Глазами же что-то ищет, а когда находит, прикрывает глаза и почти не дышит, сцепляя зубы так сильно, что у Минхо фантомной болью сводит скулы. Минхо не понимает, что за клочки на ладони Сана и почему он снова плачет, но и спросить не удаётся — на место прибывают целители и группа зачистки.        — Поедешь с нами, — Минхо кладёт руку Уёну на плечо. Хватка не кажется такой уж и тяжёлой, но Уёна буквально перекашивает. Он неохотно отпускает руку бледного как смерть Ёсана. Целители носят его в машину, которая тут же срывается с места, оглашая окрестности сиреной.        — Я с этим, — Уён подбородком указывает на замершего Сана, — не поеду, из-за него мы едва все не погибли.        — Но не погибли же. Садись в машину.        — Как скажешь, начальничек. Но как только Ёсан придёт в себя, на него, — Уён кивает в сторону Сана подбородком, выказывая всё своё презрение, — я накатаю заяву.        — Катай, что хочешь, и хоть сейчас. А пока в машину.        Уён зло фыркает и одаривает Сана таким ядовитым взглядом, что будь он кем-нибудь из существ, вполне мог навредить. Руки у него явно чешутся, но на Сане ни царапины, и это наверняка выводит Уёна из себя окончательно, но страх за друга куда сильнее, и он всё-таки садится на заднее сиденье, зло отстукивая ногой какой-то одному ему ведомый ритм. Сан смотрит на Уёна скорее озадаченно, словно решает какую-то сложную задачу. Он молча садится за руль и выводит машину из-под деревьев, где припарковался ранее. С капота слетают несколько ярких листьев, словно напоминание, что вскоре осень окончательно вступит в свои права.        — Ты чертовски хорошо умеешь обращаться с боевым веером. Когда научился? В Академии этому не учат,— словно обрубая своим вопросом всё, что было немногим раньше, с неверием спрашивает Минхо, когда они садятся в машину.        — Неважно, — Сан отмахивается, но Минхо всё равно намерен получить ответы. Слишком много изменилось за последние месяцы, и если любопытство сгубило кошку, то и Минхо оно рано или поздно сгубит, но он докопается до сути. Сан выруливает с места преступления, на ходу включая печку, заметив, что Уён обнимает себя руками и дрожит. Понимает же — дело в нервах, но всё равно прогревает салон.        На заднем сиденье сверкая глазами, сидит недовольный таким оборотом дел Уён. Ему дай волю, он Сану в горло вцепится. Но Минхо разделяет их незримой стеной. Всё же Уён его подчинённый, несмотря на то, что он весьма красноречиво может обозвать и даже в драку полезть, приказы выполняет получше многих. Вот и сидит, прожигает взглядом затылок Сана, а в глазах столько ужаса, что на всех их хватит. Ёсан действительно в тяжёлом состоянии. Уён отводит глаза и кусает губы, едва не выворачивая из суставов пальцы в попытке отвлечься.        — Наверное, надо родным позвонить, — предлагает Минхо. Он слишком спокоен, отчего делается даже неловко. Но настойки травника действуют — эмоции притупляются и лишь любопытство усиливается.        — Я сам позвоню, — потухшим голосом говорит Уён, доставая телефон и пустым глядя в экран, словно не знает, как пользоваться гаджетом. — Куда его увезли? Я не запомнил.        — В центральную.        — Ага…        Сан ведёт машину так отрешённо, что Минхо с трудом сдерживает желание щёлкнуть его по носу или сжать пальцы на бедре, чтобы хоть на какое-то мгновение получить реакцию. Со стороны казалось, что Сан добродушный и улыбчивый, но с того момента, как Минхо получил нового напарника в лице Сана, это ощущение улетучилось. Если иногда пересекаясь в тренировочном зале или столовой, Минхо видел смешливого парня, который не очерствел за годы работы, то в напарники ему достался суровый и молчаливый охотник.        И что бы там ни происходило между Саном и Минги, именно это и стёрло улыбку с его лица. Иначе никак не объяснить то, что прозванные за глаза неразлучниками охотники разбежались в стороны, и искрит теперь каждый раз, когда вынуждены находиться в одном помещении. Минхо не хватает общения, с семьёй у него не сложилось давным-давно, личная жизнь пошла под откос, но хотя бы появилось общение с травником и компанией, с которой они выбирались из передряги через портал.        Руль едва ли не трещит от напора пальцев, желваки едва ли не прорезают кожу, скулы словно обостряются, Сан погружён в себя, снова что-то варит в себе, не выплёскивая наружу. Минхо тяжело вздыхает и прислушивается к тому, что говорит Уён, а говорит он совсем тихо, и на той стороне вместо ожидаемой волны громких криков и упрёков слышатся лишь горестные всхлипы. Уён молчит, не находя слов утешения. Пока никто ничего не знает наверняка.        В лечебнице дежурить навязывается Уён, он остаётся только потому что переспорить его может только Ёсан, а он в операционной и никто не знает, выйдет ли оттуда живым. Здание переполнено, целители зашиваются, лечебница гудит как рой растревоженных шершней, готовых жалить кого ни попадя вне зависимости от уровня опасности. Слишком много раненых и пострадавших после нападений словно спятившей нечисти.        И если Минхо попытался спорить, то Сан просто замер у кофемашины, глядя на мигающие огоньки, и так и не пошевелился вплоть до момента, пока Минхо не тронул за плечо, выводя к машине. Минхо удаётся даже оттеснить Сана на пассажирское сиденье, где тот сидит примерно с таким же видом, как стоял у кофемашины. То ли ранение Ёсана выбило его из колеи, то ли лечебница не добавляет положительных мыслей. Потому Минхо спокойно садится за руль и ведёт машину к своему дому. Им нужна короткая передышка, просто необходима, перед тем, как придётся писать отчёты. Стоит Феликса поблагодарить и заказать ещё, пусть со стороны он может выглядеть дико, но это помогает не впадать в прострацию или панику.        — Где мы? — спохватывается Сан, сужая глаза. Пальцы скрючивает, словно при ударе одной из школ боевых искусств, где удар наносится всеми пятью пальцами, приобрёвшими стальную крепость. Минхо успокаивающе показывает пустые руки и спокойно говорит:        — Решил заехать домой перед отписками. Выпьем и съедим чего-нибудь и поедем в отдел. Что скажешь?        — Пожалуй, соглашусь.        — Тогда идём.        Пройдя мимо вахтёра, Минхо фыркает на вытянувшееся лицо женщины, которая, казалось бы, повидала уже много всякого, но окровавленный Сан всё же производит на неё неизгладимое впечатление. Может, тем, что совершенно не смотрит, куда идёт, и Минхо приходится поддерживать его под локоть. И даже в ванной Сан зависает, глядя на поток воды незрячим взглядом, пока отмывает окровавленные руки. Уже в кухне, щёлкая кнопкой чайника, Минхо достаёт коробку-аптечку. Увесистую, с вырезанными на дереве символами, долго ищет необходимое, не замечая взгляда Сана.        — Это что? Это же королевский символ оборотней-котов? Минхо, только не говори, что ты принадлежишь к королевской ветви Ли.        — Не скажу, — усмехается Минхо, пожимая плечами и стараясь не выказывать малейшего напряжения слишком острым умом напарника. — Давай-ка раны обработаем.        Сан больше не задаёт вопросов, покорно подставляя лицо и руки под остро пахнущие мази. И даже не морщится, когда лекарство проникает в раны, вызывая ощущения жидкого огня под кожей. И даже спокойно берёт в руки чашку с чаем, изредка пригубливая и глядя в одну точку. Минхо вздыхает, некоторое время не решаясь начать разговор. Это для Уёна с Ёсаном он начальник, а для Сана — напарник. И если перегнуть палку с любопытством, которое по народной мудрости кошку сгубило, можно окончательно потерять доверие и без того замкнувшегося охотника.        — Ты как?        — Устал. Но нужно отчёты писать, потому поехали, — Сан отставляет в сторону чашку и некоторое время задумчиво смотрит на руки. — Знаешь, я хочу уйти.        — Но почему? Ты один из лучших во всём охотничьем корпусе, столько наград и грамот. Да и премиями балуют.        — Я устал, — Сан на автомате начинает вытирать чистые руки о джинсы, словно они вымараны в крови, хотя всего полчаса назад он их отмывал так яростно, что мог и кожу содрать. — Ты знаешь, что за существо мы сегодня встретили? Наверняка, ведь нет.        — Почему же, — усмехается Минхо, подливая себе в стакан ещё молока, и гладит запрыгнувшего на руки кота. Два других трутся об острый подбородок Сана, и он потихоньку расслабляется, поглаживая урчащих ушастых. Минхо коротко выдыхает название существа, о котором знают очень немногие: — Варгеста.        — Угу. А знаешь ли ты, что в давние времена их считали посланниками богов, которые охотились на тех, кто совершил большие злодеяния против себе подобных, а когда настигал добычу, то утаскивал её никчёмную душу на суд богов. Где решалось, поглотит ли душу монстр или же придётся ей отрабатывать свои злодейские поступки, получив новое перерождение, которое будет вынуждено страдать. Ты об это знал?        — Слышал, — Минхо залпом выпивает молоко и наливает себе ещё одну порцию. Джисон много шутил о кошачьих повадках. Теперь посмеиваться над ним некому. Сан всё так же смотрит на раскрытые ладони, словно на них что-то лежит, но изредка вспоминает, что к нему ластятся коты, и поглаживает их снова и снова. — У существ свои сказки и легенды, которые со временем узнали и обычные люди. Не понимаю, почему ты так злишься.        — Да потому что это была самка, которая сидела на кладке!!! Она была неопасна, ведь защищала только гнездо и некоторое время не охотилась, а потом когда малыши окрепли бы, снова ушла бы в пески, — коты, раздосадованные отсутствием внимания и громким голосом, с шипением скатываются на пол и топорщат хвосты. Кажется, что Сан вот-вот вспыхнет, но он горит изнутри. — А мы вот так легко уничтожили редкое существо, которого не видели вот уже восемьдесят лет! А если это были последние представители? Человечество и без того уничтожает всё, к чему притрагивается. Ты знаешь, сколько видов животного и растительного мира исчезло из-за нашей деятельности?! А сколько скрытого в архивах охотников? Сколько уничтоженных видов скрывает Запретный Отдел?!        — Сан, успокойся. Человечество, конечно, та ещё заноза в заднице планеты, но горстка людей, которые думают иначе, вряд ли сможет спасти планету. Разве что устроит геноцид в целях спасения, иначе просто никак, — Минхо смотрит пристально, а когда Сан поднимает голову, то и вовсе буквально впивается взглядом в грустные глаза напротив. — Ты, действительно собираешься уходить?        — Да. Пожалуй, сегодня и напишу рапорт.        — И что будешь делать потом?        — Я не знаю, — честно признаётся Сан, поджимая губы и с хрустом стискивая кулаки. В глазах смятение и сумятица, словно он до конца не решил, есть ли жизнь за пределами отдела. — Во всяком случае, попробую найти ответы.        — Ты же помнишь, охотники долго не живут.        — А любопытные и отставные и подавно, — грустно усмехается Сан. Выглядит он не сломленным, но крайне раздосадованным и озадаченным. Как ребёнок, который много лет считал семью родной, а внезапно кто-то открыл ему правду о биологической семье, которая выбросила его на помойку, даже не удосужившись подбросить под дом сирот, и с этим знанием нужно как-то жить. Сан пожимает плечами: — Да плевать. Я хочу разобраться в том, что происходит, и почему происходит именно так. Мне не нравится то, что я вижу последние года два. Просто сейчас окончательно понял, что всё долгое время копилось и скреблось где-то внутри. Поехали?        — Поехали.        За руль снова садится Минхо, потому что Сан вновь погружается в себя и не реагирует на вопросы почти полдороги, но внезапно вскидывается и проверяет на месте ли веера, о которых Минхо хотел бы спросить. То, что кукри, с которыми Сан не расставался ровно до того момента, как вернулся из недолгой командировки за город, пока Минги лежал в отключке под присмотром лекарей. Спустя время Минги потребовал смены напарника, и тогда же Минхо заметил, что клинки сменили веера. Возможно, веера были и раньше, просто Сан никогда не пользовался ими на виду. Но именно сегодня Минхо показалось, что это не просто оружие. Это тоже была драконья ковка. Никто, если не посвящён в тайны оружия дракона, не отличит его от простого.        — Сан, а почему веера? — на вопрос Сан лишь задумчиво пожимает плечами и подушечкой пальца касается лежащего на коленях оружия. — Это же драконья ковка? Что ты предложил Чонину в обмен на это?        — Чонину — ничего. Это оружие не его руки.        — В городе есть другой дракон?! Вот это да. Я его знаю?        — Определённо да, — за весь день на губах Сана появляется тень улыбки, а Минхо лишь качает головой, в уме перебирая возможные варианты. Но Сан их отметает один за другим, качая головой на предположения.        — Ты уверен в том, что знаю? — с толикой сомнения спрашивает Минхо. Но Сан кивает. — Подсказку?        — Не стану говорить, ты догадаешься сам, стоит всего лишь заглянуть внутрь себя.        — Ким Ёнджо, что ли?!        — Он самый, — Сан полноценно и почти лучезарно улыбается, поглаживая веера, будто котят. — И цену небольшую запросил. Он не делает оружие на заказ.        — Но тогда как? — Минхо едва успевает затормозить на светофоре. Настолько Сан его озадачил. — Я уже не спрашиваю, как я дракона проглядел. Обычный же парень…вроде бы.        — Ёсан тоже, вроде как, обычный, но на деле альв, — улыбка медленно сползает с лица Сана и он стискивает пальцы на сложенных веерах, которые сейчас ничем не напоминали о своей опасности. — Вот и Ёнджо не так прост, как казался, он предлагает готовое оружие, но продаёт только в случае, если «к руке прилипнет».        — Однако. Нужно будет к нему заглянуть. Что за оружие хочет?        — Мелочи, — Сан поглаживает веера кончиком пальца и закусывает губу, прежде чем ответить. — Ты вряд ли заметишь, когда заплатишь.        — Что попросил у тебя? Или секрет?        — Старый кулон. И, поверь, сейчас я точно не жалею, что отдал его в оплату.        Минхо задумчиво переводит взгляд на оружие, а потом обратно на дорогу. Слишком заманчивым казалось предложение сменить оружие. Мастера владения довольно редким видом оружия, как веер, знали, куда нужно ударить, чтобы у человека наступил паралич, потеря сознания или смерть. Удары наносили ребром веера выше или ниже колена, чтобы соперник терял равновесие. Попадания раскрытым веером в область шеи также лишали человека жизни, потому что часто пластины на концах вееров были заточены, а иногда и обработаны ядом.        Часто веер служил и для самозащиты, и был подобием щита. Самые лучшие мастера доставали меч из ножен только в случае, если противник был того же уровня, что и боец. Держали веера в раскладном состоянии, когда защищались от дротиков или даже меча. Стрелу, конечно, веер остановить не мог, а вот перенаправить её траекторию вполне. И брали его только уверенные в себе и своём мастерстве воины.        — А что с кукри?        — Лежат пока дома. Не решил, что с ними делать. Вместо них у меня два старых клинка, которые принадлежали родителям. До сих пор помню, как называла мама свой шёпотом тишины, а отец свой — плавником левиафана. А на вид самые обычные, разве что мамин более изящный, но в руке всё равно лежит хорошо и заточки не требуют, и вот тут-то где-то собака и порылась — непростое оружие. Жаль, что я почти ничего не помню о родителях, — Сан протяжно выдыхает, а потом поворачивается к Минхо и какое-то время молча смотрит, словно борется сам с собой. — Минхо, давай в больницу заглянем? Совсем ненадолго.        — Мы как раз в квартале.        — Подождёшь меня в машине? Я хочу знакомого проведать.        — Подожду. Только не задерживайся.        Но обещание Минхо не сдерживает. Слишком странным ему кажется поведение Сана, и он осторожно следует по пятам. То, как им удаётся пройти мимо целителей, иначе как удачей не назвать. По пути ни одного человека из медперсонала не оказывается, а в зале ожидания среди других дремлет Уён и Ынджи, свернувшись калачиком в кресле, отчего кажется совсем крохотной. Сначала Минхо решает разбудить Уёна, чтобы узнать, как Ёсан, и, замешкавшись, пропускает, куда сворачивает Сан.        Некоторое время он тратит на то, чтобы заглянуть в разные палаты. Раньше на них писали имена пациентов, и было легче вычислить, где кто, но сейчас всё изменилось. Находит он пропажу внезапно для самого себя, так и замирает у смотрового окошка и наблюдает, стараясь быть максимально незаметным. Ему это легко удаётся, Сан, не оглядывается, просто подходит к лежащему пациенту и смотрит на жизненные показатели. Потом осторожно трогает ладонь. На постели лежит Ёсан. Серый, будто пепел. Минхо, не оглядываясь, ловит за шкирку метнувшегося в сторону палаты Уёна.        — Стоять!        — Минхо!        — Я хочу понять, что он делает. Навредить не успеет. Так что цыц.        Сан режет ладонь кинжалом с таким спокойным выражением лица, будто это ничего не стоит. Уж каким из родительских, неясно. Оба веера покоятся в специальных чехлах на бёдрах. Сжав кулак он капает кровью на потянувшийся к нему росточек из кисти бессознательного Ёсана. Росток впитывает кровь, пульсирует и растёт. Из него пробивается крохотный листочек, который напитывается рубиновой влагой, как обычное растение водой. Листочек уже выглядит значительно больше, лиана тянется к Сану, оплетая его запястье и вьётся выше, под рукав тонкого джемпера. Сан закусывает губы и прикрывает глаза.        — Что он делает?        — Да мне откуда знать?! — шипит Минхо, отвлекаясь от картинки за стеклом. — Ёсан — первый альв в моей жизни, а дружишь с ним ты, вообще-то.        — Ещё пара часов, и можно говорить в прошедшем времени, — едва слышно выдыхает Уён и устало трёт лицо. — Нас выдворили из палаты для консилиума, Ынджи врач дал успокоительное, потому что она своими криками, даже сквозь сковывающую печать едва не свела с ума всех в лечебнице… а я подслушал, что Ёсан не жилец.        — Думаешь, Сан виноват?        — Немного виноват, — Уён теребит серьгу в ухе и качает головой. Теперь всё внимание Минхо приковано к подчинённому, который выглядит немногим лучше Ёсана. — Сан лишь спровоцировал приступ чуть раньше. Не сегодня, так завтра это всё равно бы произошло. Так что я виноват перед ним. Ёсан ото всех скрывал, что его лиана ядовита и для него самого в том числе. Даже Ынджи не знала, что муж умирает. Да и никто бы не сказал, что он так сильно болен. Ты же сам его видел едва ли не каждый день… — Уён замолкает на некоторое время, а потом смотрит на Минхо немигающим взглядом, будто гипнотизировать готовится. — Меня волнует, как вы пробрались сюда, нас оттеснили от палаты и конвой поставили, а вы, как по взмаху волшебной палочки, раз — и тут.        — Не знаю, сам удивлялся. Твою ж…        Минхо влетает в палату и пытается оттащить врастающую под кожу Сана лиану, но ничего не выходит. Единственная мысль — отрезать это странное щупальце, растущее из чужого тела, но он знает, что так погубит Ёсана, и, возможно, Сана, у которого под кожей застрянет отросток. Минхо закатывает Сану рукав и протяжно выдыхает, борясь с приступом тошноты. Под кожей Сана выпирающий наружу извивающийся росток лианы пульсирует зелёным, зарываясь всё дальше. Уён пробует вытащить лиану, но его попытки так же успехом не увенчиваются. Ёсан выглядит свежее и вовсе не похож на ту пепельную куклу, которой выглядел несколько минут назад. А вот Сан наоборот становится похож на притрушенного золой жителя Помпеи. Ситуацию спасает сонная заплаканная Ынджи.        Она нежно гладит сначала кисть мужа, потом касается вздрогнувшей в её руках лианы, поглаживая, ведёт пальцами к запястью Сана, где лиана скрывается под кожей, и начинает что-то петь. У Уёна глаза делаются совершенно стеклянными, и он как стоял на коленях возле Сана в попытке помочь ему, так и застывает. Голос сирены очаровывает, заставляет подчиняться, зелье Феликса достаточно сильно, чтобы оградить от пения, но Минхо всё равно поддаётся очарованию песни, раскачивается в такт и не сразу замечает, что Ынджи прижимает к лицу ладонь Ёсана, с его пальцев скапывает последняя капля крови от скрывшейся под кожей лианы.        Глаза у Ёсана немного мутные, но пророчествам целителей явно пока не суждено сбыться так скоро. Альв выглядит как обычно, даже румянец на щеках появился. Минхо сбрасывает оцепенение и оглядывается в поисках бинтов или лекарств. Потому что на руке Сана до локтя висит лохмотьями содранная кожа, а под ней виднеется что-то чёрно-зелёное, пульсирующее в виде ветвящейся молнии или кроны дерева. Сан вздрагивает и садится, но руку, метнувшуюся к ране, останавливает Уён, пока Минхо заливает её заживляющей настойкой, а потом бинтует.        — Не знаю, что ты сделал, и чего тебе это стоило, но спасибо, — Уён крепко пожимает здоровую руку Сану и неловко улыбается. — Я твой должник и… Прости за сегодня.        — Ничего. Со всеми бывает, — Сан едва стоит на ногах, но старается бодриться. Когда он переводит глаза на супружескую пару, то снова улыбается, как некоторое время назад в машине. По-настоящему, тепло и широко. Потом он разворачивается к двери со словами: — Минхо, нас ждёт отчёт.        По пути к машине им не встречается ни одного целителя, вместо него почти у машины их догоняет Джисон. То, что он выглядит странно, Минхо замечает сразу, слишком бледный, какой-то взволнованный, дрожащий, словно лист на ветру; следующей мелькает мысль, что тот вообще-то перевёлся в другой город, и здесь его быть не должно, но додумать эту мысль он не успевает, потому что глаза Джисона вспыхивают красным, и сердце Минхо падает вниз.        Новообращённый.        — Да как так?! Джисон...        Джисон вместо ответа рычит, отшвыривает сунувшегося было Сана, будто играючи, и тот влетает в кирпичную стену с такой силой, что та начинает крошиться. Вампир переводит взгляд на Минхо и улыбается шире, а Минхо судорожно пытается понять, что и когда он упустил из виду. В голову приходят только подземелья, где Джисон с Ёсаном сражались со сворой затаившихся под землёй новообращённых. Но не может же процесс обращения затянуться так надолго? Или может? Что, чёрт возьми, они вообще знают о демонических заражениях?!        Новообращённые не лишены речи, но их словарный запас очень мал, а Джисон и вовсе не стремится разговоры разговаривать, просто сжимает пальцы на его шее и смотрит в глаза, а Минхо даже не пытается его оттолкнуть или ударить, просто смотрит в ответ и ждёт непонятно чего, в глаза плещет кипятком, от которого не только больно, но и мерзко. Ведь тогда, в то утро перед спуском в подземелья, они окончательно решили разойтись, и Минхо ощущает вину за то, что случилось с Джисоном. Если бы не его игры в семью и не любовь к сразу двоим, всего бы этого не было.        А сейчас уже поздно жалеть. И если раньше никто не знал, когда придёт конец, то теперь срок жизни Джисона значительно сократился, уместившись в три года, если не попадёт на глаза охотникам или рождённым вампирам, которые не позволяли новообращённым жить. Джисон не использует всю мощь своей новообретённой силы, иначе вырвал бы ему горло, не пытается разорвать яремную вену, чтобы напиться крови, просто смотрит в глаза, словно пытается выпить душу, и молчит.        — Прости меня, — тихо просит Минхо, ощущая, как жжётся в горле и бронхах от недостатка кислорода. Джисон придвигается совсем близко, обдаёт странным и совершенно незнакомым запахом, — так пахнут мертвецы, а не его Джисон, — почти касается приоткрытых губ своими, но вместо того, чтобы впиться клыками в губы, замирает, прикрывая глаза.        Снова бросившегося на подмогу Сана он отбрасывает от себя так же легко и не глядя, Сан влетает с маху в машину, оставляя вмятины на боковой двери, оседает, приходя в себя от боли. Минхо переводит взгляд с него на Джисона, в чьих глазах вспыхивают багряные зарницы, и понимает, что безбожно опоздал во всём, ещё и Джисона обидел, да и молчал об их разрыве до последнего, не сказал Юбин, что они могут видеться с детьми чаще, не извинился перед Ёнгуком за злые слова в тот день, когда их пути с Джисоном разошлись. Ничего не успел.        — Убей меня, — хрипло шепчет Джисон, заглядывая в глаза. — Убей, пока не поздно.        Минхо упрямо качает головой, он не сможет, он уже столько всего натворил, он так виноват, что попросту не сможет, несмотря на то, что клинок выскользнет в пальцы, стоит коснуться ножен. Лицо Джисона меняется, в нём почти не остаётся знакомых человеческих черт, всё заостряется, а Минхо прямо сейчас готов принять даже смерть, потому что чувство вины его выжирает. Он мог бы заметить раньше, мог бы заподозрить, мог бы не отпустить от себя, мог не отталкивать и пытаться удержать. Минхо прикрывает глаза, в которых плещется боль, и вздрагивает, когда пальцы Джисона превращаются в стальные пруты, отделяющие его от реальности своей тяжестью и силой.        Вдох выходит внезапный, смазанный, рвущийся наружу кашлем из горящих лёгких. Минхо падает на колени, заходясь в тяжёлом приступе кашля, граничащим с рвотой, замечает лишь углом глаза, как Джисон кидается на Сана, в руках которого всё те же веера, он ставит и ставит блоки, не атакует, хотя мог бы, но щадит до последнего, несмотря на длинные борозды, оставленные острыми когтями Джисона. Лицо Сана тяжело разглядеть за потоками крови, заливающими лоб и скулы, большое количество кровеносных сосудов в голове могут довести до истерики не только сердобольных мамаш, но и видавших охотников.        Минхо не успевает заметить, как всё происходит, он видит только то, как Джисон неестественно замирает, обнимая Сана, как запрокидывается его голова, а Сан медленно опускается вместе с замершим Джисоном на асфальт, не выпуская его из объятий. Он утыкается лицом в грудь Джисона и застывает, крупно вздрагивая, словно его пронзают насквозь мечи и копья. Минхо с трудом поднимается и подходит к Сану, вокруг которого остаётся лишь пелена пепла, в которую обратился Джисон. Глаза совсем больные и шальные, губы трясутся, когда он поднимается, рассматривая свои руки, будто видит впервые.        — Я убил его... убил...        — У тебя не было выбора, как и у него. Джисон просил меня, но я не смог, не посмел. Тогда он решил найти успокоение в твоих руках. Ты прости меня...        — Я убийца.        — Нет, Сан, ты охотник.        — Я убил человека.        — Нет, ты убил новообращённого вампира. Идём, Сан. Идём.        Иного выхода, как сдать Сана целителям, Минхо не видит, но для начала едва ли не насильно сжимает пальцы Сана на заживляющем дорогущем зелье, которым Минхо пользуется лишь в исключительных случаях, потом он даёт мощное успокоительное, воспалёнными глазами глядя на трясущегося Сана, пьёт отрешённо, будто его здесь нет, и лишь дрожащие руки выдают беспокойство и нервозность. Благо Минхо сразу нашёл влажные салфетки и вытер Сану руки, иначе бы он до дыр разодрал их, вцепившись ногтями. Его боль настолько сильна, что даже группа зачистки опасливо косится в его сторону.        Внутри глухо и пусто, будто выморозило напрочь. Жжётся где-то на краю сознания, бьётся пойманной в паутину мухой мысль, что Джисона больше нет, но осознание ещё не пришло. На пороге госпиталя их встречает Ёнгук, Сан даже глаз не поднимает, потому Ёнгук поворачивается к Минхо, слишком красноречиво задавая вопрос. А ответа у Минхо толком нет, ему кажется, что держится только на добром слове и просто на том факте, что Сану сейчас в разы хуже, учитывая его состояние. Сан отмирает на пару мгновений, оглядывая их лица, будто видит в первый раз. Ёнгук тем временем вызывает такси.        — Возражения не принимаются, ты в отпуске. Но...Будь на связи, Сан.        — Постараюсь.        Минхо смотрит на то, как уезжает такси, и внутри горит всё сильнее. Ему кажется, что нельзя отпускать Сана в таком состоянии, что надо было сначала сказать Ёнгуку, а потом уже позволять подозвать такси. Ему кажется, что мир осыпается осколками, горит и вымерзает одновременно. Мимо сознания проскальзывает тот факт, что на ступеньках стоит Уён и трясущимися руками держит зажигалку, прикуривая и морщась. Он ведь не курит, сколько с ним работал, ни разу в подобном замечен не был. А сейчас дрожащей рукой отнимает от губ сигарету и смотрит в точку, где всего несколько минут назад их трепал новообращённый вампир. Ёнгук стискивает челюсти и подхватывает его под локоть, отводит в комнату, нажимает кнопку вызова целителя и усаживает Минхо на кушетку, присаживаясь на корточки рядом.        — Что произошло?        За закрытыми дверями самое время и место разобраться в причинах столь странного своего вида, совершенно невменяемого Сана, курящего Уёна, срочной госпитализации и рапорта об увольнении Ёсана, вызова команды зачистки к госпиталю, во всём этом сознаться немного легче, потому что один на один, и Ёнгук понимающий, он друг, а не только начальник. Почти брат. Но от этого не легче. Перед глазами пепел, в лёгких пепел, вместо крови пепел. Ёнгук морщится, хмурится, но молчит. А потом в какой-то момент закрывает лицо руками и тяжело дышит, с его губ лишь срывается «чёрт-чёрт-чёрт». Когда Ёнгук поднимает на него глаза, выглядит постаревшим на несколько лет разом.        — Минхо, сейчас целитель тобой займётся, ибо на смерть похож. И предлагаю взять не выходной, а отпуск.        Минхо рассеянно кивает, а потом его прорывает с такой силой, что Ёнгук с трудом удерживает его в своих объятиях, стараясь совладать с бушующим горем и ужасом произошедшего. Слишком много навалилось в один день. Невыносимо много и тяжело. Страшно и больно и сил нет жить дальше. Лишь приход слишком бледного и дёрганого Чимина, который накладывает руки на глаза, стирая мир и панику, отключает Минхо от реальности. Он отстранённо видит, как его укладывают на носилки, какой посеревший стоит Ёнгук, провожая его взглядом, как благодарно ему кивает взъерошенный Уён, как жена Ёсана пытается поцеловать его руки, а потом он просто падает в небытие, проваливаясь так глубоко, что не уверен, что когда-нибудь очнётся.         Вне шахматной доски всё больше фигур. Мужчина усмехается всё шире, глядя на поверженных.