Цикл "Охотники и руны": Молчаливый наблюдатель

☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼

       Взлелеянные осколками гнева внутри прорастают тоненькие стебельки-нити холодной ярости. Душа ощущается чёрной, перепачканной от злости и недовольства, от исступлённого бешенства и совершенно неописуемого неистовства, что рождается в его груди, стоит только вспомнить то, что сделали с Сохо. Потому что в необъятном мраке распахнутых блестящих глаз вместо страха он видит что-то такое, что ускользает от понимания, но что наверняка называется симпатией. Дальше загадывать пока страшно.        Поиски ни к чему не привели, потому что ни в одном фото Сохо не узнал тех, кто пытался его убить, не получив ответов. Никогда прежде Ёнджо не ощущал себя столь бессильным и ничего не понимающим, как сейчас. Все знания будто разбивались о невидимую стену, он не находил решений. Но не он один. Никто из посвящённых в историю с русалом ничего толкового не нарыл, и это рождает ещё больше вопросов, чем если бы были хоть какие-то подвижки.        В груди горит холодное синее пламя ярости, с которой хочется впиться в горло виновникам, но не разорвать, упиваясь кровью, а заставить дрожать и умолять. И этого вряд ли будет достаточно, чтобы искупить вину за причинённый вред. Но, чёрт бы их побрал, вычислить не выходит никак. Последней каплей становится то, что четырёхглазую сову Ёнджо замечает на старушке-покупательнице, за которой стоит в очереди в супермаркете. Ну уж она-то точно не могла пытать русала, потому что сама едва стоит, держась за ходунки со встроенной корзиной для покупок.        Сохо всё ещё предпочитает спать в воде или около неё. Раны медленно затягиваются, куда медленнее, чем ожидалось. Русал подолгу спит, и Ёнджо от этого становится не по себе. Его старший брат сначала стал опаздывать на занятия в университет, потом стал пропускать совсем, отдаваясь сну едва ли не на все сутки. Когда забили тревогу — было уже поздно, пробудить его не вышло, и он тихо отошёл во сне под сиплый вой родни, до последнего уверенной, что он проснётся.        Самое мерзкое в их работе — понимание того, что многие преступники никогда не будут найдены. Смириться с этим непросто, Ёнджо успокаивает себя только тем, что полицейским приходится куда хуже. Потому что у людей есть сонмы адвокатов, ненадёжные или только косвенные улики. С демонами и сущностями проще, редко когда требуются какие-то невозможные действия. Потому что у полицейских поимка преступников, а у них — охота.        Утешение, конечно, такое себе, но других вариантов нет. От них хотя бы не сбегают откровенные подонки, прикрывшись буквой закона. С другой стороны, хитрые и изворотливые демоны просто не дают себя поймать. Водят за нос и насмехаются. А в случае с четырёхглазой совой они столкнулись с людьми, а этим обычно занимаются полицейские, которых втягивать не хочется, да и нет смысла пока, потому что ни черта неясно, что происходит. От безрадостных мыслей отрывает телефонный звонок.        — Привет. Ёнджо, нам нужна помощь Сохо. Он единственный представитель водяной стихии, которого я знаю, — Феликс тараторит, отчего часть текста едва не ускользает в переливах рокота его голоса.        — Зачем это тебе потребовался русал?        — Сплав стихий, — неохотно признаётся Феликс. — В опасности охотник-оборотень. Один из подчинённых Ёнгука.        — Кто?        — Ли Минхо.        — Он королевских кровей?        — Даже если это так, то нам никогда ничего не говорил, — дыхание Феликса учащённое, словно он борется со слезами. Ёнджо против воли улыбается — душа у Феликса тонкая, чуткая, с таким сопереживанием и выгореть недолго. В голосе Феликса градус мольбы тем временем растёт: — Луна уже проникла в его зрачки, до затмения несколько часов, и мы не можем терять времени. Пожалуйста, помогите нам.        — Это может повредить Сохо?        — Я не знаю.        — Спасибо за честность. Я перезвоню в течение пяти минут с ответом.        Ёнджо нажимает отбой и смотрит через стеклянную стену гостиной на задумчивого Сохо, лежащего у бассейна. Русал касается воды плавно, будто ласкает её, улыбается чему-то своему. Так не хочется его тревожить и подвергать опасности, но он не имеет права не спросить мнения самого Сохо. На памяти Ёнджо обряд сплава стихий не проводился никогда, но с другой стороны, о нём и не принято говорить, хотя всех стихийников обучают проведению этого ритуала.        И даже если за всю жизнь им не потребуется это умение, с первых проявлений своей сверхъестественной натуры, детей обучают ритуалу, чтобы от зубов отскакивало, а тело, даже одурманенное сном, могло повторить все действия, которые необходимы для защиты от преобразования. Ёнджо помнит, с каким упоением читал тайные записи, прячась под одеялом с фонариком. Как сладко тянуло испугом от мыслей, что луна может сотворить с оборотнями, в чьих жилах течёт монаршая кровь. А сейчас страшно представить, что то, о чём давно не слышали и казалось просто глупой традицией, реально.        — Сохо?        — А? — Сохо щурит глаза, словно солнечные лучи бьют по зрачкам. Но вместо солнца на небе луна, и её блики расцвечивают всё вокруг в серебро, покрытое патиной. Вся мягкая задумчивость слетает с него, будто ветром сорванная листва. — Что-то случилось?        — Сплав стихий, — Ёнджо говорит в лоб, не зная, как подойти к теме так, чтобы было понятно, насколько это важно, и в то же время не вызвать испуга в красивых глазах, в которых хочется видеть только улыбку.        Лицо Сохо каменеет, и бесконечная пустота в груди, сдавливает дыхание Ёнджо. Он уже собирается уточнить, кого из русалов может посоветовать Сохо, конечно же, с соблюдением тайны и отсутствием преследования или какого-либо влияния, но Сохо медленно поднимается, неотрывно глядя на Ёнджо, сжимает губы и коротко кивает, оглядываясь в поисках обуви.        — Едем.        — Ты даже не спросишь, кому нужна помощь?        — Если позвонили тебе, то остальное не такое уж имеет значение. Важно то, что помочь нужно, потому что луна нечасто зовёт, вливая в вены серебро.        — Ты никогда не участвовал в ритуале?        — Как и ты, — с мягкой улыбкой сообщает Сохо, а Ёнджо непозволительно сильно вздрагивает, сужая глаза. Вздохнув, он следует за Сохо и набирает номер Феликса.        Адрес, который Ёнджо вбивает в геолокацию, находится на достаточно большом отдалении, потому Ёнджо включает мигалку с сиреной и мчит на всей допустимой в экстренных ситуациях скорости. Сохо прижимает к себе банку с водой, которую Ёнджо даже не заметил сразу, и задумчиво смотрит в окно, кусая губы и порой морщась на особо резких поворотах или кочках. Раны ещё не зажили, как следует, но время истекает, приходится чем-то жертвовать. Сохо выбрал, и не Ёнджо перечить.        Когда они поднимаются по ступеням, вверху вскоре слышатся голоса, и Сохо ускоряется, прижимая к груди плещущуюся в банке воду. Ёнджо пожимает руку Ёнгуку и Минсоку, качает головой, глядя на сидящего на полу Джисона в окровавленной одежде, возле которого хлопочет Феликс. Хёнджина он замечает не сразу, остро реагируя на его молчаливое присутствие, будто тот затаившийся во тьме хищник.        В глубине коридора Ёнджо замечает Чана, напряжённо стоящего лицом к стене. Складывается ощущение, что он пытается через кожу упёршихся в стену ладоней расслышать то, что творится внутри. Словно там находится кто-то, о ком Чан беспокоится больше, чем о себе. Ёнджо остаётся в коридоре со всеми, с замиранием сердца наблюдая за тем, как за Сохо закрывается дверь.        — Что произошло?        — Да кто его знает толком… Джисон изначально с Минхо приехали на выезд и в засаде ждали. Правда, думали на кобольда или какого-нибудь другого расшалившегося домового, а нарвались на оядзироме. О них информации — кот наплакал, если бы не оборотни, вряд ли справились. Хотя мне ещё и предстоит долгий разговор со всеми, — Ёнгук устало трёт лицо, будто на него налипла паутина, и поднимает на Ёнджо глаза. — А потом случилось то, что и собрало нас всех здесь. Феликс — просто кудесник, что подтверждает в очередной раз.        Ёнгук смотрит на Феликса и присевшего рядом с ним Минсока, которые о чём-то шёпотом переговариваются. Джисон на короткие мгновения отключается, и Феликс раздосадовано поджимает губы, но кивает на слова Минсока. Ёнджо смотрит на смягчившееся лицо Ёнгука, ловит острый взгляд прищуренных глаз Хёнджина и возвращается к теме:        — Всех собрали?        — Всех, — кивает Ёнгук и напряжённо постукивает пальцами по бедру. — Но на всякий случай мы готовимся к худшему исходу.        — Ты в курсе, что это значит?        — Сообщили, — тяжело выдыхает Ёнгук и отворачивается.        Ёнджо поджимает губы и подпирает стенку спиной. Он не настолько привязывается к подчинённым, как Ёнгук, который воспринимает их если не как детей, то как младших братьев точно. Он сильно рискует, раскрывая своё сердце так сильно, в открытую мишень бить во стократ легче, зная больные места. Ёнджо хмурится и качает головой, но поток мыслей прерывает вспышка и нечеловеческий рык. Феликс в одно слитное движение загораживает собой дверь, качая головой, и на короткое мгновение хочется отшвырнуть его прочь, как котёнка. Словно почуяв угрозу, рядом с травником вырастают Хёнджин с Чаном и Минсок с саями наперевес. Ёнджо стискивает зубы и отходит к противоположной стене.        Какие-то крики, шум и вспышки, будто в комнате установлен стробоскоп. Ёнджо не находит себе места, а травник с места так и не сдвинулся, как и его телохранители. К ним присоединяется восковой бледности Химчан и молчаливая тень ещё одного оборотня, который о чём-то шепчется с Ёнгуком. Вскоре томительное ожидание и пугающее неведение отсекают серебряные блики, ползущие по потолку и стенам. На уши давит зловещей тишиной.        Ёнджо смотрит на оборотня, пытаясь понять, откуда его знает, и лишь потом его осеняет, что это один из охотников в участке Ёнгука. Однажды он даже подписывал документ о совместном проведении серии облав, и это лицо смотрело на него из папки с личными делами. Ёнджо не помнит, как его зовут, но то, что о нём он получал сводки, как об одном из самых яростных бойцов, никуда не деть. Ёнджо бессильно сжимает и разжимает кулаки, выдыхая через рот.        Время тянется плавленным сыром, который накручивает на вилку любитель деликатесов. Затмение всё ближе, и то, что происходит за закрытой дверью всё больше пугает, заставляя готовиться к бою. Ёнджо нащупывает скрытые в высоких ботинках кинжалы, готовясь давать отпор чему бы то ни было. Но повисшая тишина зловещим ужасом ложится на плечи.        Дверь открывается с неприятным скрипом, будто в каком-то древнем ужастике, и все замирают. Четверым, загораживающим до этого дверь, приходится обернуться. Ёнджо видит, как в почти чёрных глазах Феликса разливается серебряное сияние, но его вытесняет испуг, и травник первым ныряет в распахнутую дверь.        Внутри время будто остановилось: объятый серебряным светом Минхо выгнут дугой, его удерживают два оборотня, один из них массивный волк, второй худосочный и высокий кот. В круге, касаясь друг друга, стоит дракон, чьё пламя рвётся сквозь кожу, расцвечивая её радужными чешуйками, которые не видны в спокойном состоянии; за руку его держит увитый каким-то растением альв; ухватившись за него, почти висит в воздухе невысокая сильфида в светлых одеждах с перьями и бусинках в волосах; весь покрытый водой, будто блестящей на солнце слюдой, стоит Сохо.        Ёнджо снова ощущает пустоту в груди, даже не помышляя о том, что она может быть такой тяжеловесной и всеобъемлющей. Он не видит мёртвого монстра, не смотрит на застывших существ, его взгляд прикован к Сохо. И кажется, что каждая капля крови, проступившая на одежде — удар под дых. Куда хуже, чем если бы он сам был ранен. Пожалуй, пора признать, что Сохо для него стал куда большим, чем простым гостем.        Такого быть не должно, но кто знает, как именно проходит сплав стихий, наверняка не говорится. Может, чтобы не испугать, чтобы не сплоховали при нужде, может, потому что не ведали учителя. От Ёнджо не ускользают открывшиеся и кровоточащие раны, и он почти успевает разомкнуть руку дракона и русала, но на запястье крепкой хваткой ложится рука Ёнгука.        — Нет. Ждём.        — Сплав почти разорван. Посмотрите, как много серебра вокруг, как побледнело пламя дракона… им нужна помощь, — подаёт голос Хёнджин, и Ёнджо сужает глаза, пытаясь понять, кто перед ним. Но Хёнджин всё так же выглядит обычным, и несмотря на внутреннее чутьё, Ёнджо не чувствует ничего из ряда вон выбивающегося.        — Откуда ты знаешь? — резко спрашивает Минсок, но его внимание перехватывает Феликс, протянувший руку к плечу Ёсана.        — Феликс, что ты…        — Ёсан — альв, и мы уже проделывали такое, когда спасались из застенок. Мы можем влить в него силы, а он передаст по цепочке остальным. Надеюсь, это поможет. Это единственный шанс.        — Единственный шанс для чего? — спрашивает Химчан, и взгляды обращаются к бледному целителю, который едва на ногах стоит, но его глаза уже прощупывают раны Сохо.        — Для того, чтобы не убивать лунного зверя, — едва слышно говорит Ёнгук.        — Лунного зве… это не страшилка?        — Как видишь. Побереги силы, Феликс, и ты тоже. Прошу, — Минсок осторожно касается запястья травника, и тот сникает, отступая на шаг. Его место занимает Хёнджин, в чьё плечо вцепляется Чан.        Ёнджо с сожалением отходит от Сохо, берётся за плечо оборотня с узкими глазами и застывшими ямочками на щеках, перед ним уже стоят Минсок с Ёнгуком. Тело прошивает острой стрелой электрической цепи. Он физически ощущает, как силы вытекают через пальцы, просачиваясь в чужое тело. Даже мерещится, что энергия их тел вполне осязаемо видна. Во всяком случае, рука Хёнджина будто идёт трещинами, от которых в стороны разливается сине-голубое свечение, и впитывается в плечо замершего альва.        В тишине дыхание оглушает. Ноги становятся ватными, а руки замерзают, несмотря на лето за окном. Возможно, так только кажется, но Ёнджо готов поклясться, что Сохо одно короткое и в то же время невыносимо долгое мгновение смотрит на него, крепче сжимая пальцы на руке дракона и сильфиды. Спустя несколько тягуче-медленных минут, полных онемения и навалившейся усталости, Ёнджо уверен, что ему не показалось.        Серебро расколотого сияния касается шеи, вынуждая Ёнджо схватиться за неё, с удивлением глядя на окровавленные пальцы. Зрение предаёт на мгновение. В необъятном мраке что-то шевелится, в распахнутых маниакально алчущих пастях и тысячах глаз отчётливо читается голод и желание отведать живой плоти, упиваясь горячей кровью. Но отделённые тонкой плёнкой холодно-отстранённых и безразличных ко всему Сумерек голодные рты лишь жадно хватают пустоту, а в обугленных зрачках зеркально отражаются они сами.        Ёнджо отшатывается и едва не падает, но его ловит Чан, укладывает на пыльный пол и озадаченно хмурится, машет кому-то, и рядом падает на колени Феликс, откупоривая какой-то из сотен сосудов. Настойка согревает окоченевшее тело, прогоняя мрачное видение алчущей бездны. Феликс заглядывает в глаза и качает головой, снова принимаясь греметь склянками. Глазные капли будто выжигают глазницы, но Феликс явно доволен. Устало приваливается плечом к Чану и говорит:        — С Сохо всё будет хорошо, правда, вероятнее всего, впадёт в спячку на какое-то время, как и все участники сплава. Ритуал пьёт слишком много сил.        — Чонин? Что с ним?        — Минхо, ляг и лежи, как просили, — слышится усталый голос Минсока.        — Всё в порядке с твоим драконом, — отзывается Джисон. — Потом его за своё спасение поблагодаришь, скоро подъедет «скорая», и только попробуй встать с постели раньше, чем через неделю.        Ёнджо всё ещё кожей ощущает мутную чужую жажду с голодом напополам, но перед глазами больше не всплывает неясная черта, отделяющая это желание от их мира, что немного облегчает задачу. Под кожей неприятно зудит запоздалым страхом, он силится подняться, но ему не дают, пока не прибывает команда целителей. И только после воздействия лечебных пальцев Ёнджо позволяют подняться с грязного пола. Ёнджо подхватывает на руки Сохо и идёт на выход, не глядя ни на кого.        В небольшой пустующей квартире и без того было тесно, а сейчас и вовсе не протолкнуться. Джисон уходит вслед за носилками с Минхо, оборотней уже нет в комнате, охотники о чём-то говорят в коридоре, но Ёнджо не вслушивается, а вот тихий, но всё равно зычный голос Феликса прокрадывается в сознание:        — Чан, ты с двоими управишься?        — А у меня есть варианты?        — Мы с Хёнджином поможем.        — Соглашайся, — так же тихо говорит Хёнджин. Ёнджо боковым зрением улавливает слабый кивок Чана, и отдаёт всё внимание шаткой лестнице со скрипящими на каждом шагу ступенями. Он на короткое мгновение прижимается щекой к шелковистым и влажным волосам русала, окончательно принимая решение.