Цикл "Охотники и руны": Молчаливый наблюдатель

☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼

       Точёный силуэт Ёнгука показывается из-за угла, Минсок слушает его мерные шаги и гонит прочь звенящую тишину, которая порой душит его наедине с самим собой. Губы Ёнгука сурово поджаты, между бровей уже неизгладимая складка — явно на него снова навесили новые требования, выходящие за рамки разумного. Внутри роится болезненная и холодная пустота предчувствия.        — Знаешь, — тихо говорит Ёнгук, усаживаясь на диван, Минсок придвигается чуть ближе, чтобы ощущать его тепло, — в последнее время мне кажется, что пора на покой.        — Но...? — Минсок отчётливо слышит это самое непроизнесённое «но».        — Парни.        — Они тебе родные все, понимаю, — с грустной улыбкой произносит Минсок и накрывает лежащую на бедре ладонь Ёнгука своей. — Но ты так устал быть щитом Эгиды для всех.        — А разве у меня есть выбор? Вспомни недавние события. Так я хотя бы как-то могу их обезопасить.        — Но можешь ли ты спасти их от самих себя? И нужно ли это делать, когда ты не позволяешь обезопасить тебя?        — Не начинай.        — Ёнгук, ты скоро выгоришь дотла. Так нельзя. Ты будто погрузился в какой-то беспросветный мрак и не позволяешь тебе помочь. Я не могу смотреть на то, как ты выдыхаешься день за днём. Когда ты нормально спал? Ты бы вообще ел, если бы я не следил за твоим питанием? Никто не заменит тебе тебя. Порой нужен отдых.        — Я обязательно возьму выходной.        — Обещаешь?        — Да.        На выезде они разделяются с Ёнгуком, что для Минсока непривычно. Не то, чтобы он не доверял Минги, но с Ёнгуком они будто единый слаженный организм, им достаточно взгляда, чтобы понять, что будет делать другой в следующее мгновение. С Минги, естественно, такого единения нет, да и ни с кем не будет. Минсок тайком касается сердца с нанесённой на него руной и только тогда ступает под древние своды смердящего подземелья.        Может, он неправ, но Минги в последнее время сам на себя не похож, хотя… если признаться по правде, то со всеми какая-то ерунда происходит, все кажутся очень уставшими или злыми, раздражёнными или ленивыми, мрачными или откровенно никакими, будто где-то в небесной канцелярии прорвало мешок с сотней-другой гадостей, что высыпались на их участок, оттого и склок в последние месяцы стало больше.        Но если быть совсем честным, дело в чём-то ином, что-то случилось или происходит прямо сейчас на гораздо более глубоком уровне, чем может показаться на первый взгляд. Что-то прячется в мелочах, что-то ускользает от каждого, кто попытается разобраться, и сколько Минсок ни тщится — максимум, что он понимает — что-то происходит. Но что, из-за кого, по какой причине и с какой целью — неясно.        Вскоре к ним подключается подоспевший Джисон, а после и Ёсан, в то время как к группе Ёнгука с Саном присоединятся Уён и Минхо. Спустя несколько поворотов они вынуждены разделиться, так направо уходит Ёсан с Джисоном, а Минсок с Минги сворачивает налево. То же делают и зашедшие с другой стороны, Уён с Минхо сворачивают налево и если карты подземелий не врут, они пересекутся с Минсоком примерно через сорок минут, если никаких ответвлений больше не будет или же если одна из групп первой обнаружит существо, которое до смерти напугало группу диггеров, а одного из команды, судя по данным, и вовсе сожрало.        Идея выехать с ребятами и разделиться принадлежала Ёнгуку, и хоть Минсоку совсем не понравилась, он уступил, потому что вариантов нет. Были бы здесь Хёнвон с Хосоком, всё было бы проще, а так… из старших были лишь они, и то Ёнгук настоял на выезде, мол засиделся в кресле начальника, аж мутить начало. Спасибо, что в отделе не оставил, а ведь мог бы, и Минсоку пришлось бы подчиниться приказу начальника.        По спутанным сообщениям диггеров существо было похоже на рыбу или колбасу, на сигару или на огромную ящерицу, оно издавало странные звуки и разевало пасть, полную зубов. Потом очевидцы совсем путались в показаниях и в бумагах было указано как то, что существо было слепо или вообще без глаз, так и то, что всё тело было покрыто глазами, что смотрели прямо в душу. Мягко сказать, что по данным описаниям тяжело вычислить вообще, с чем столкнулись любители подземелий и экстремалы в одном флаконе.        — Что у вас? — голос Ёнгук смешан с помехами, но слышится чётко, хоть и глухо.        — Пока спокойно, — отозвались все группы. — Следов никаких пока нет.        — Может, галлюциногенные грибы? — предполагает Ёсан. — Споры вдохнули, крысу увидели, а привиделось им нечто страшное и ужасное по размерам с пароход?        — Может, и так, но мы обязаны проверить. Не хватало нам ещё монстров размером с подземный ход, — резонно вставляет реплику молчаливый обычно Минхо. — Мы с Уёном видим светящуюся слизь на кирпиче, беру пробу.        — У нас глухо, — тихо отчитывается Ёнгук.        Среди затхлого и зловонного воздуха, к которому на удивление быстро привыкаешь слышится только капель, стоит замереть, шорох воды от передвижения в ней, потому что посередине тоннеля банально быстрее, чем оскальзываясь на каждом шагу, идти по «обочине», тихое журчание реки разбавляет треск рации. Налобные фонари помогают с освещением, но Минсок выкручивает свой на минимальную мощность и идёт следом за Минги, что движется быстро и мощно, словно танцует. Даже крыс не видно, хотя зачастую их тут немало.        В последние дни проливные дожди прилично наполнили закованную в камень подземную реку, отчего вода доходит до середины бедра, и если не задумываться о том, что нечто может прятаться прямо сейчас в мутных водах, то можно спокойно идти дальше. Редкие металлические скобы, ведущие к люкам в потолке, не привлекают внимания, как и налипшая на потолок грязь. Воды реки в полноводье занимают всё пространство, затапливая под самый верх тоннели и унося жизни заблудших или же желающих спрятаться от зла мира людей.        Минсок смотрит на тёмную воду, ощущает кожей висящее в воздухе напряжение, но ничего подозрительного не замечает, а это настораживает ещё сильнее, чем обычно. Минги просто идёт рядом, особо даже по сторонам не смотрит, отрешённый и будто отсутствующий взгляд изредка мажет по нему, отчего делается неуютно, хотя в ртутной жиже воды не может быть ничего страшнее опалых листьев, попавших в стоки, и вовсе не обязательно целый выводок зубастых водоплавающих монстров, чью популяцию стараются держать в рамках работники демонической зоологии и ботаники.        — Что это было? — сипло уточняет Джисон, слышно его сбившееся влёт дыхание, которое вскоре выравнивается, но Ёнгук напряжённо переспрашивает:        — Что у вас?        — Свет моргнул. И показалось, что от стены что-то отделилось, но нет и следа, если и было что-то.        — Ты вторую смену без отдыха, примерещилось, — с сомнением говорит Ёсан. — Я ничего не слышал, а я рядом иду.        — Простите за ложную тревогу.        Минсок с Минги входят в литую каменную трубу, где по-прежнему нет освещения, а звук шагов, даже приглушённый водой кажется настолько громким, что Минсок невольно щурится, вспоминая о засевшей со вчера головной боли, что выламывает виски и зудит в левом глазу так назойливо, будто муха, попавшая в плафон уличного фонаря, бьётся-бьётся-бьётся о своды черепа и края глазниц, а выхода всё нет.        Воды с каждым метром всё меньше — труба идёт под наклоном, вынуждая их подниматься вверх и вверх, потому Минсок останавливается на мгновение, чтобы свериться с картой. Минги застывает в паре шагов и просто ждёт, разминая шею, будто она затекла от долгого сидения в неудобной позе. Труба по карте должна быть, но пока неясно, куда они выйдут. Следовало бы взять бумажную карту, а не полагаться на изображение в приложении телефона. Из трубы спустя приличное время они выходят в коридор прямо под тусклый свет потолочных ламп, который кажется ослепляющим.        Дыхание не тяжёлое, как у запыхавшегося бегуна, но немного сбившееся — несмотря на воздуховоды, воздуха не хватает, лёгкие жжёт. Колоннада масштабного зала поражает, и Минсок снова смотрит на план, болезненно щурясь от пульсирующей боли, что затмевает взор. Минги же смотрит вглубь тёмного коридора, где обрывается свет. Иначе сложно сказать, потому что светильники не рассеивают тьму, залёгшую среди колонн.        — Разве свидетели говорили что-нибудь об оссуарии? — подаёт голос Ёнгук.        — О чём? — непонятливо переспрашивает Минги.        — О костнице. Склад костей такой, если выражаться крайне просто и грубо. Гигантский размеров, между прочим, хотя по плану тут просто зал с колоннадой должен быть. Так, к нам вышли Минхо с Уёном.        — Подожди, — останавливает его Минсок. — По плану они должны были выйти к нам, но никак не к тебе.        — Как бы то ни было, мы шли чётко по карте, — говорит Уён, и от тембра и тональности его голоса, Минсок жмурится с такой силой, что начинает шуметь в ушах.        — Да чтоб тебя, — шипит Ёнгук. — Ставлю маячок, у нас движение, погасли лампы и не работает карта. Я…        — Ёнгук? Да ёшкин кот. Ёсан, Джисон, движение на маячок, предельная бдительность. Минги, замыкаешь и никаких «но», — замечая изменение мимики на чужом лице, предупреждает Минсок.        Передвигаются они максимально быстро, но всё равно теряют драгоценное время. Порой шелест молчащей рации прерывают вскрики, и от этого становится совсем дурно, но лишь благодаря им можно понять, что люди ещё живы, ещё сражаются с чем-то невидимым для Минсока с Минги, но ощутимым и опасным для них. Сквозь гул стучащего сердца, что буквально погрузил его всего в плотный слой силиконовых шариков, отделив слух, мысли и тело друг от друга, до Минсока долетают слова Джисона:        — Задержимся. Выводок новообращённых. Чёрт.        — Да твою ж…        Нужно срочно делать выбор, кому идти на помощь, и если новообращённые вампиры очень сильны и опасны, то неведомое нечто, посягнуло на жизни Ёнгука с командой, пугает куда сильнее, потому что Минсок слышит звуки сражения Ёсана с Джисоном против нападающей своры, а вот рации Сана, Минхо, Уёна и Ёнгука молчат как назло, даже шипения нет. Словно их стёрли с карты мира гигантским ластиком.        Пусть, пусть Ёнгук ему впаяет выговор, пусть скажет злые слова, но Минсок решает, что Джисон с Ёсаном справятся сами, оба опытные охотники, Ёсан в придачу наделён ядовитыми лианами. Он не отступает от выбранного пути, лишь ускоряется, переходя на бег, следом тяжело ступает Минги, словно на него навалилось неизведанное нечто на плечи и тянет к каменному полу подземелий.        Минсок влетает в стену тотального холода слёту, дыхание забивается в лёгких, а выкрученный на всю мощность, несмотря на головную боль, фонарь, выхватывает кусками окружение: стройные ряды костей по несколько метров в высоту, сложенные так плотно, будто кирпичи в фундаментной кладке; зажатые между стеной, полом и поваленной колонной Минхо с Уёном, чьи неподвижные тела не подают признаков жизни; очертания огромного чего-то, что движется так стремительно, что глаз не успевает отреагировать, а мозг обработать увиденное; сражающиеся Ёнгук с Саном.        Минги вплетается в картину столь стремительно, что Минсок не успевает окликнуть его. Проанализировать, что за существо нападает на них, не представляется возможным. Минсок просто ударяет саями по всему, по чему удаётся, пока мозг лихорадочно перебирает все возможные вероятности. Но в холодный воздух будто выморозил все запахи, не оставляя подсказок. Тело стремительно деревенеет от ледяных потоков, замоченные до середины бедра ноги будто покрыты изморозью, несмотря на яростное сопротивление.        И лишь когда от существа идёт мощная волна видимого глазу электричества, догадка закрадывается в сознание. Но первоочерёдной задачей является уклонение от электрического поля, которое полностью охватывает огромное тело и идёт несколькими волнами, поражая всё рядом с собой на расстоянии до метра. Ёнгук выдёргивает Сана из-под второй волны, отбрасывая к стене, где тот замирает в неестественной позе.        Над его телом тут же показывается что-то, что тяжело назвать головой в привычном смысле, нечто разевает клыкастую пасть, которая совсем не похожа на оскаленные рты хищников — у существа несколько десятков рядов острых изогнутых клыков, которыми полностью усеяна пасть, нет ни одного просвета между ними, что навевает нехорошие мысли. Жертва, попавшая в рот, разрывается сразу же на сотни кусков. Ёнгук ударяет снова, отвлекая на себя, что удаётся — нечто отворачивается от Сана, незримо для глаза смещаясь к Ёнгуку. Минги ударяет с другой стороны, отвлекая на себя.        Минсок не заметил, как Сан попал под удар первого разряда, отчего застыл словно пугало посреди поля. Ёнгук перекатывается и успевает ткнуть в бок существо перед третьей волной, потому она идёт рвано и не цельно, разделяясь на отдельные шаровые молнии, которые буквально закручивает от мощного потока воздуха, когда существо пытается схватить то Ёнгука, то Минги клыкастой пастью. В игру включается Минсок, впервые жалея, что саи — некрупные клинки.        Красно-коричневый монстр замедляется, его уже можно полностью разглядеть и убедиться в том, что догадка верна. Это олгой-хорхой, который вообще должен водиться в песках Гоби, а не в подземельях их города. Минсок бьёт и бьёт, работая двумя руками как можно быстрее, но особого вреда его удары не наносят.        Он уже запыхался и вымотался, не лучше выглядят Минги с Ёнгуком, а червь заряжается для новых волн, и кто знает, чем закончится эта схватка. Раздаётся какой-то запредельный гул, всё идёт волной и будто подёргивается какой-то дымкой, пол больше похож на волнующееся море, устоять практически невозможно, гул нарастает, а червь внезапно просто уходит под землю, делая дыру в каменном полу, будто тот бумажный.        Минсок тяжело валится на колени, ощущая непомерную усталость. Освещение восстанавливается, ледяной холод отступает, оставляя по себе только привычную прохладу подземелья. Ёнгук пытается привести Сана в чувство, Минги разгребает завал с Минхо и Уёном, а Минсок поднимается, опираясь на стену, и в отвращении отдёргивает руку — стена состоит из костей. Он вызывает чистильщиков и целителей, в процессе хватается за голову и снова падает на колени. Когда он снова поднимает голову, вокруг каменная кладка и ни следа оссуария или дыры посреди гигантского зала.        — Где кости? — сипло спрашивает он у Ёнгука, который протягивает ему обезболивающее зелье. — Где червь? Что происходит?        — Хрен его знает, — зло отвечает Ёнгук. — Меня больше интересует, как ты? Волной зацепило?        — Нет. Ужасно болит голова, даже думать не сильно выходит. Что парни?        — Живы, но Сан пока в себя не пришёл, Минхо с ним возится, Сана самой мощной волной зацепило. Не пойму, почему он застыл, как вкопанный, позволяя себя зацепить. Ерунда какая-то.        — Ёсан с Джисоном?        — Сказали, что отбились и поднимаются наверх.        — И нам пора. Чёрт, не голова, а колокол, по которому билом шарахают.        Ёнгук подставляет локоть, и Минсок благодарно за него хватается. Минги с Уёном молча устремляются вперёд, Минхо взваливает бессознательного Сана на плечи, а за ними идут и Минсок с Ёнгуком. В подземелье стоит пугающая тишина, даже лампы не потрескивают. Зато когда они выбираются на поверхность, их оглушает городской шум и суета. Минсок успевает заметить окровавленных Джисона с Ёсаном, которые отмываются у древней колонки, что осталась тут с незапамятных времён, и пришедшего в себя Сана, который трясёт головой, словно у него звенит в ушах, а потом Минсок просто отключается от реальности, позволяя усадить себя в машину.        Из-за головной боли он пребывает между сном и явью, но уже на подъезде к участку, понемногу приходит в себя. Зелье Ёнгука помогло, к счастью, до вечера больше нет ни одного выезда, и он медленно пишет отчёт, собирая мысли как разбежавшихся из банки жуков. Джисон выглядит нездоровым, но отмахивается от любых предложений уйти домой, как и Сан. Минхо задумчиво почёсывает рассечённую бровь, хмуро разглядывая лист с отчётом, и Минсок его понимает как никогда. В голове коварная пустота, а начальство требует отчётов буквально обо всём.        Ёнгук настаивает на выходных, но никто не соглашается. У каждого свои причины не хотеть оставаться наедине со своими мыслями. Минсок хмурится, когда возвращает Ёнгуку его же предложение, но тот отказывается от выходного, хоть и обещал. Но больше ничего не остаётся, кроме смириться и поверить, что к концу недели Ёнгук всё же отдохнёт. В пятницу день выдаётся на удивление лёгким, а Ёнгук обещает, что завтра вместо раннего подъёма, они проваляются в постели до вечера, не отвлекаясь на дела.        Они возвращаются со смены пешком, потому что ещё с утра Ёнгук упёрся рогами как настоящий овен, не пустил за руль Минсока и не сел сам, потому что решил, что один день в неделю пешком пойдёт им обоим на пользу. Минсок лишь тяжело вздохнул, но согласился, а теперь вот пытается понять, почему Ёнгук застыл посреди дороги, вглядываясь в проулок с таким тщанием, будто там что- то жизненно важное.        В проулке темнота, Минсок ничего не видит и не слышит, но Ёнгук кажется болезненно-пустым, растерявшим все краски. Кожа белая, словно рассыпавшаяся из ведра известь, будто нет никакой смуглости почти бронзовой кожи. Минсок не в силах перевести взгляд, будто глаза приклеились, а он им больше не хозяин. Даже голос не слушается, сипит, когда он всё же давит из себя:        — Что случилось?        — Да так, ничего. Показалось.        — Показалось? Ёнгук, ты же будто призрака увидел.        Ёнгук неловко дёргает губами и с трудом переводит взгляд, будто через силу сосредотачиваясь на лице Минсока. Взгляд мутный, словно он перед собой ничего не видит, погружённый в мысли, задумчивый и даже растерянный. Минсок осторожно касается запястья, ощущая под пальцами сумасшедший пульс.        — Всё в порядке.        — Точно?        — Да. Куда мы шли? Ах да, Минсок, а давай заглянем в тот проулок, где делают вкуснейшие токпокки?        — Лапша, как я понимаю, сегодня в пролёте, — через силу улыбается Минсок, бросает короткий взгляд в тёмный пустой проулок и берёт Ёнгука за руку, внутри колется страхом, что он растворится без следа. — Хочу таких острых, чтоб глаза выпадали.        — Не, я пас, — неловко смеётся Ёнгук, сжимая его ладонь в своей, а потом внезапно целует пальцы, отчего Минсок застывает посреди дороги, вынуждая остановиться и Ёнгука. — Ты чего?        — Ничего. Соскучился по нежностям и тебе.        — Тогда предлагаю купить полуфабрикаты и завалиться в постель прямо сейчас же.        — Это лучшее предложение за последние недели. Только предлагаю доставку, чтобы не тратить твой запал. Идём, мой Тигр.        — Минсок…        — Аюшки? — хитро улыбается Минсок, зная, как на это прозвище реагирует Ёнгук.        Он просто бросает ладонь на крепкую шею и притягивает для поцелуя. Они оба изголодались по друг другу в этой бесконечной гонке, им обоим нужен отдых и сладкое забытье хотя бы на несколько часов. Чтобы не думать о работе, не думать об ответственности и обязанностях, не думать о демонах, нечисти и нежити. Чтобы в маленькой комнате были только они вдвоём.        Добраться до дома — дело получаса, привести себя в порядок — ещё столько же, упасть в постель, страстно целуясь — дело секунд. Они настолько изголодались по друг другу, что всё происходит будто впервые, неловкие смешки, когда вместо поцелуя они стукаются зубами или головами, горячечный румянец и блестящие от желания глаза, но до главного они так и не доходят — звонит телефон. Минсок умоляет его умолкнуть, отвлекает Ёнгука собой, но тот уже не такой разнеженный после душа и вовсе не такой пылкий — снова больше похож на перетянутый трос, удерживающий мост.        — Не бери, — глухо шепчет Минсок, жмурясь до цветных пятен. — Пожалуйста, не бери.        — Феликс звонит.        — Почему тебе?        — Да откуда же мне знать? — Ёнгук нервно смахивает зелёную трубку, принимая вызов. и хмурится с каждым мгновением. — Алло? АЛЛО?!        — Что такое? — Минсок осознаёт себя уже наполовину одетым. — Что случилось?        — Не знаю. Шелест в трубке и чьи-то голоса на повышенных тонах.        — Чёрт.        До лавки Феликса они долетают за восемь минут, и сейчас Минсок невыносимо благодарен Ёнгуку, что выдворил его с водительского сиденья. Минсок бы гнал куда сильнее, а вот аккуратности в нервном напряжении у него значительно могло и поубавиться. И хоть весь путь он мысленно шипел на Ёнгука, чтобы поторапливался, умом понимал — быстрее никак. Дверь нараспашку, на полу включённый телефон, у которого прыгают чернушки, которые, видимо, и совершили вызов, в лавке раздрай, под ногами хрустят разбитые колбы и травы.        Картина, что представляется их взору, стоит зайти за стеллажи, вызывает недоумение и ярость, и лишь тяжёлая рука Ёнгука останавливает выхватившего саи Минсока от необдуманных поступков. Голос Ёнгука громкий и строгий, от него замирают все: и вспрыгнувший на Уёна Феликс, и Ёсан со спеленутым лианами Хёнджином, и Минсок рвано выдыхает, тщетно пытаясь сбросить руку с плеча, и даже чернушки перестают галдеть:        — Что, чёрт возьми, здесь происходит?!        — Они напали на Хёнджина, а я только вошёл в лавку, как, — голос Феликса хриплый и дрожащий.        — Изволь слезть с Уёна, котёнок, — мягким, но нетерпящим протестов тоном говорит Ёнгук. Феликс шипит, но под тяжёлым взглядом охотников спрыгивает с Уёна и ощетивнишимся хищником идёт к Ёсану, сверкая глазами. Прорезавшиеся сквозь кожу пятна оцелота не предвещают ничего хорошего. — Замри. А ты, — обращаясь к Ёсану, требует Ёнгук, — отпусти парня. Если отравление серьёзное, шкуру спущу. Понял?        Ёсан дёргано кивает и убирает плети лианы с лежащего Хёнджина, возле которого тут же падает на колени Феликс, принюхивается, громко отфыркиваясь, а потом отправляется к стеллажам в поисках всего необходимого. Пальцы Минсока онемели, как и его язык. Он осторожно укладывает саи в ножны и кивает Ёнгуку, который лишь сейчас разжимает пальцы на его плече.        — Почему вы напали на него в его доме?        — Он отказался брать заказ, а потом взвизгнул датчик демонической активности. Кроме него тут никого не было, вот и… — Уён говорит за двоих, незаметно подставляет плечо Ёсану и всё равно выглядит так, будто готов кинуться прямо сейчас, не разбирая, свои или чужие.        — А сейчас датчик молчит?        — Молчит.        — Не значит ли это, что он отреагировал на, кхм, к примеру, тэнгу, пролетевшего мимо?        — Мог, конечно, но…        — Значит, дело не только в датчике?        — Подозрительный он какой-то, — едва слышно вставляет Ёсан.        — А вы, значит, не подозрительны ни капельки, — хмыкает Минсок. — Один — альв, второй — его верный товарищ, которых постоянно приходится вытаскивать из разных передряг. Или не вы позавчера едва не попали в лапы полиции только потому что вам снова что-то показалось.        — Он был одержим!        — Но проверка ничего не доказала, — устало уточняет Минсок, разглядывая поочерёдно застывших охотников, брата с его парнем, чернушек, Ёнгука и разруху внутри лавки. — Мужчина был чист по всем параметрам.        — Он был очень странным и вёл себя так же.        — Вы себя сейчас ведёте не лучше, но мы же на вас не нападаем. Ещё один такой проступок, и я напишу докладную Ёнгуку, а он спуску не даст. Ты ж не дашь им спуску?        — Не дам, — кивает Ёнгук, краем глаза поглядывая на лежащий на полу датчик. Стрелка мерно подрагивает, сигнализируя, что где-то поблизости есть нечто демоническое. Его взгляд ловит Минсок и хмурится, но молчит, выпроваживая прочь из лавки двух охотников. — Даю выходной, приведите себя в порядок и напишите доклад о ситуации. Я внятно объяснил?        — Да.        — Как он? — хватаясь за совок с веником, уточняет Минсок, провожая взглядом Ёнгука, устало упавшего в кресло.        — Отравлен немного, но к утру будет как новенький, разве что будто с тяжёлого похмелья. Спасибо, брат.        — Не за что, котёнок Ёнбок. Я рад, что твои малыши додумались набрать номер Ёнгука.        — Они сделали что? — Феликс озадаченно смотрит на валяющийся на полу телефон и толпящихся возле него чернушек, потом на Минсока с Ёнгуком, а потом снова на чернушек. — Так вот как вы тут оказались…        — Очень вовремя оказались, не так ли? — строго уточняет Минсок. Уточняет зря, сам видел и сам знает, что Феликс вполне мог разорвать Уёна и даже попробовать справиться с Ёсаном, но кто знает, как сильно бы они навредили друг другу. Увы, но Минсок ставил на альва, чьи ядовитые лианы были опаснее когтей и клыков. — Помочь перенести?        — Я сам.        Феликс взваливает Хёнджина на руки и относит в комнату, откуда возвращается задумчивым и раздражённым. Но под взглядом Ёнгука сдувается и позволяет Минсоку себя обнять. Брат в его руках дрожит так сильно, что Минсок понимает — Феликс очень сильно испугался за Хёнджина и за себя. Одно дело показывать клыки и когти, реагируя на всяких нарушителей правопорядка, другое — нападать на охотников. И хоть нечто схожее уже было, от нервозности не спасает.        — Может, чаю?        — Не откажусь, вечер всё равно вряд ли вернётся в нужное русло, — тихо говорит Минсок, когда идёт следом за Феликсом и смотрит на то, как в стеклянном чайнике закипает вода.        — Я вам испортил вечер?        — Не ты и не испортил. Просто кое-что должно происходить вовремя, иначе настрой исчезает, а потом новый случай представится нескоро.        — Прости-и-и, — басит Феликс, оглядываясь через плечо на затихшего Ёнгука, потом на двери спальни, а потом снова смотрит на него, невольно расплываясь в улыбке, когда на тому голову с потолка приземляется Атам и устраивает себе кубло, ощущая себя дома. — Я приготовлю отвар для восстановления сил.        — А я его приму, потому что куда проще влить в него пару глотков жидкости, чем уговорить отдохнуть.        — Но отдых всё равно нужен, надолго действия зелья не хватит. Ко мне заходили Хосок с Хёнвоном, чтобы попрощаться, — Феликс задумчиво помешивает ложечкой в заварнике и хмурится. — Они напомнили о том, какой я был в прошлом. Колючий, резкий, даже злой.        — Маленький ёжик, — Минсок кивает, делает осторожный глоток обжигающего чая и смотрит на спящего Ёнгука, отгоняя прочь мысли о том, что было бы неплохо, чтобы он лёг нормально, а не ютился в кресле, но отдыхает, и на том спасибо. Они так непозволительно расточают силы, когда нужно хоть иногда думать о себе. — Но у тебя были на то причины.        — Всегда есть причины.        Минсок не уточняет, что причины сегодняшнего нападения тоже наверняка есть, просто пьёт чай, слушает шелест листьев за окном и думает о том, о чём не думал очень давно. Он прижимает одной рукой подсевшего Феликса к себе, и позволяет себе в этот вечер думать обо всём, кроме дел и охоты, от которых порядком устал.        Мужчина смотрит на шахматную доску и ухмыляется, разглядывая несколько выбывших из игры фигур, лежащих на столе.