В месяце мехир

Он представлял, что идёт по изжелта-серой чахлой траве, хотя прекрасно слышал хруст мелких веточек под ногами и чувствовал, как мягко проседает в песок подошва ботинок. Над головой шумели кроны деревьев, их тень спасала от палящих лучей солнца, но не могла защитить от жары и духоты. Обжигающе горячий воздух потоками поднимался вверх, линия горизонта плавилась и дрожала зыбкой дымкой. Этим вымышленным зрелищем наслаждался один Драко, все остальные в мрачном настроении поднимались по пологому склону холма, стараясь держаться тропинки, отчаянно петляющей в низких зарослях вереска. Где-то справа посвистывала птичка. Маленькая, серая и подвижная, со смешным светло-коричневым горлышком и россыпью оранжевых пятен под тёмными блестящими глазами-бусинками. С коротким клиновидным хвостом. И, пожалуй, тёмным узором на крыльях. Ещё Драко решил, что стоит придумать ей хохолок, но тот почему-то получился просто огромным, да ещё и ярко-бирюзовым, как у какого-нибудь венценосного голубя. Голубей Малфой не любил, поэтому попытался приструнить разыгравшееся воображение, но картинка мгновенно рассыпалась на множество маленьких кусочков, и ему больше не удалось собрать воедино все её детали. Перед глазами снова проступила чернота, а окружающее пространство наводнили звуки. Драко убрал упавшую на лоб прядь и снова позволил Панси взять себя под руку. Они шли не дольше пятнадцати минут, но Малфой чувствовал, что сил у него осталось совсем немного, — тело постепенно охватывала сонливая ватная слабость, как перед обмороком. По скуле скользнула капелька пота, Драко нетерпеливо смахнул её тыльной стороной ладони. Чёрная рубашка липла к телу, и кусок плотной влажной ткани, прилегающий к спине, почему-то затруднял дыхание настолько, что ему едва удавалось контролировать вдохи и выдохи, а так хотелось остановиться и, согнувшись пополам, втянуть в себя воздух, жадно хватать его ртом, как будто Драко очень долго пробыл под водой. Медленный вдох и выдох. Вдох — и можно снова отвлечься, пытаясь представить себе окружающий пейзаж как можно подробней. Это было не так уж и сложно, он несколько раз приходил сюда с отцом. Люциуса похоронили рядом с Абраксасом Малфоем. Сегодня рядом с ними похоронят его мать. Видимо, Драко невольно сжал руку Панси, и та легонько погладила его предплечье. Всё это время она поддерживала Малфоя под локоть, помогая идти и постоянно раздражая бесконечными предупреждениями: «Осторожней, камень!», «Тут крутой спуск, держись за меня!», «Ступенька». В жизни Драко не было утра мучительней этого. Впрочем, сейчас ему казалось, что до этого дня у него не было жизни, а всё прошлое принадлежало кому-то другому. И его не покидало ощущение, что этот другой уже почти неделю как мёртв. А он проснулся сегодня, выспавшимся, но совершенно разбитым. Что-то, кажется, говорила МакГонагалл, утверждая, что можно отложить похороны ещё на несколько дней. Опасливо интересовалась Мадам Помфри: «Мистер Малфой, вам помочь?» — когда он ощупью пытался застегнуть манжеты или самостоятельно завязать шнурки. И так невыносимо было слушать эти «мистер Малфой», что Драко невольно сжимал зубы и отворачивался — единственное проявление досады, которое он мог себе позволить, чтобы не привлекать к себе и без того чрезмерного внимания. «Мистер Малфой»… будто бы он не слышал, как в разговорах друг с другом они всегда называли его по имени или, что ещё хуже, бедным мальчиком, когда думали, что он спит. Единственное, за что Драко действительно был благодарен МакГонагалл, — к нему не пускали журналистов «Пророка», уполномоченных лиц из Министерства и прочий сброд. Они приходили по несколько раз в день, потрясая перед носом у разозлённой мадам Помфри какими-то бумажками с приказами немедленно допросить его, но всё-таки каждый раз отступали. Осторожничали. Министерство, конечно, с радостью бы вытрясло из мистера Малфоя всю правду, но мистер Малфой теперь не просто кавалер ордена Мерлина какой-то там степени (лучше бы — посмертно), он инвалид, да ещё и сирота. А таких нужно жалеть. Драко не удержался и хмыкнул. — Что? — тут же поинтересовалась Панси. — Долго ещё? — спросил он вместо ответа. — Совсем чуть-чуть, — ободрила она, не преминув ещё раз погладить по руке. Он сморщился. — Всё в порядке, мистер Малфой? — мгновенно встрепенулся один из колдомедиков. Голос звучал ровно и уверенно, и хотя Драко уловил нотки хорошо скрытого беспокойства, всё-таки не удостоил лекаря ответом. Помимо Панси, мадам Помфри, МакГонагалл и мистера Ландсберга, его сегодня сопровождали два лучших целителя из больницы Святого Мунго. И все едва ли не с нетерпением ждали, когда же Драко станет плохо и он потеряет сознание. Поверхность под ногами изменилась. Теперь они спускались вниз с холма, с вершины которого открывался вид на оскалившееся надгробиями кладбище, свернувшееся неровным тёмным полукольцом у его подножия. К правому боку — Драко почему-то очень хорошо запомнил это, когда был здесь с отцом в последний раз, шесть лет назад, — прилегал лес, щупальцами протянувший низкие кустарники, высокие раскидистые тисы и грабы вглубь, к могилам. Вскоре сквозь мертвенный, холодный покой, веющий от надгробий, Драко различил приглушённые голоса, чей-то тихий шёпот, покашливание, шорох ног по гладким плитам главной аллеи — казалось, где-то впереди сейчас собралось не меньше сотни волшебников. Он мгновенно понял, для чего они пришли туда, и невольно замедлил шаг. * * * Даже острая необходимость быть здесь не могла смягчить осознание, насколько же нежеланным гостем виделся для собравшихся Гарри Поттер. Ещё большую неловкость он ощущал, понимая, что невольно потянул за собой почти весь Орден Феникса. Информация о похоронах всё-таки просочилась в прессу, но на кладбище не пустили ни одного репортёра, и Гарри, совершенно не готовый к тому, чтобы отвечать на вопросы даже самых близких людей, был рад этому. Из последних разговоров он знал, что Орден Феникса пока не намеревался сделать сведения о падении Вольдеморта достоянием широкой общественности. Практически всю доступную информацию держали в тайне. За произошедшим в Малфой-мэноре последовало ещё одно, не менее важное событие: его план когда-то был разработан в штабе Ордена как один из вариантов борьбы с Тёмным Лордом — штурм Министерства. Без этого оставшиеся на свободе Пожиратели и шпионы могли успеть скрыться. После недолгого сопротивления Министерство раскололось на две части — приверженцев старой политики и Скримджера, коих было большинство, и сторонников главы Аврората Кингсли Бруствера, в чьих руках после смерти Тёмного Лорда и многих из Пожирателей оказалась сосредоточена вся сила. Теперь, хотя внешне сложно было заметить какие-то изменения, Министерством руководил отдел Авроров, а, следовательно, Орден Феникса. Кингсли назначили исполняющим обязанности министра, и пока всё складывалось довольно неплохо. Главное — не думать, какую цену пришлось заплатить за этот успех. Начало погребальной церемонии затягивалось по вполне понятной причине — Гарри ещё раз оглядел толпу собравшихся волшебников и волшебниц, чтобы убедиться, что среди них нет Драко. Он с беспокойством повернулся обратно к Гермионе и Рону. Оба стояли чуть поодаль, притихшие и потерянные. — Идут, — внезапно прошептала она, и Гарри отчаянно завертел головой, пытаясь разглядеть что-то поверх чёрных остроконечных шляп. Вечером накануне похорон МакГонагалл всё-таки решилась сказать им правду о состоянии Малфоя. Гарри видел тогда, как она вздыхает, как собираются морщины в уголках рта и двигаются губы, как тяжело ей говорить об этом, и едва сдерживался, чтобы не улыбнуться, — он понимал слова, но сознание просто отказывалось принимать их смысл. «Наверное, это страшно», — думал он, не находя в себе и тени испуга, только странное застывшее напряжение, как будто чья-то огромная рука сжала все внутренности в пульсирующий комок. Уже на рассвете, когда Гарри в очередной раз забылся в беспокойном сне, ему приснился Драко — с повязкой, закрывающей большую часть лица, он сидел в инвалидной коляске, парящей в воздухе, а за ним неотступно следовали десятки колдомедиков, удерживавших левитационные чары. На коленях у Малфоя лежала трость Люциуса. И только когда он заметил небольшую процессию, приближавшуюся с другого конца главной аллеи, его охватил настоящий ужас. Потому что всё выглядело слишком обычно. МакГонагалл шла впереди, рядом с ней семенил низенький полный волшебник, а чуть поодаль ещё один, худощавый и высокий, в траурной мантии, на которой ярким пятном выделялась эмблема больницы Святого Мунго — скрещенные волшебная палочка и кость. За ними следовали Драко и Панси, издалека казалось, что они просто идут рядом, неспешно, словно странная парочка, наслаждавшаяся красотами природы и кладбищенским покоем, — только вот никто из них не смотрел по сторонам. Последними Гарри увидел мадам Помфри и ещё одного лекаря. Всё. Никакой инвалидной коляски, тёмных очков или поддерживающих чар. Всего лишь чуть неуверенные, нерасторопные движения и ещё сильнее заострившиеся черты лица Малфоя, на которое так часто обращались напряжённые и мрачные взгляды сопровождающих. Настоящая, незамутнённая паника. Уйдя с головой в мысли, Гарри пропустил начало церемонии, да и потом не очень-то следил за происходящим. Рука снова онемела, но на этот раз не полностью — он чувствовал странную пульсацию внутри и холод, поднимающийся по венам. Гарри прислонился к дереву и, краем уха вслушиваясь в голос волшебника, говорившего что-то о Нарциссе, «благородстве духа», о «самопожертвовании», «вкладе в общее дело» и «материнской любви», принялся энергично растирать ладонь, пытаясь убедить себя, что он, скорее всего, нечаянно ударился локтем, и это — лишь последствия травмы. Тёплый летний ветерок шумел в вытянутых овальных листьях огромных грабов, выцветших от жары, в небе замерло кучевое облако со странным свинцово-серым брюхом. Казалось, оно оторвалось от какой-нибудь огромной грозовой тучи и теперь неподвижно нависало над головами собравшихся. Время тянулось сахарным сиропом — медленно и приторно, местами и вовсе застывая липкой массой. Впереди, на постаменте, в обрамлении голубого неба тяжело склонилась над гробом напряжённая чёрная фигурка Драко. Его рука осторожно скользнула по воздушной ткани мантии, в которую была одета Нарцисса, едва касаясь, провела по прохладному лицу матери, на ощупь сейчас похожему скорее на пергамент, погладила собранные в сложную причёску волосы. Драко вспомнил, как в детстве, сидя у Нарциссы на коленях, любил перебирать эти длинные светлые пряди, и отдёрнул руку, словно обжегшись. Разве могло это тело, неподвижное, безжизненное, высохшее, быть его матерью? Как же невозможно правильно и до истерики хорошо, что он не видит её сейчас, не может увидеть то, что осталось, — физическую оболочку, потерявшую самое важное — свою суть. Внезапно ему стало легко. Он не хотел верить в её смерть и не верил. Он не видел самой смерти, и, значит, её не было. А Нарцисса не увидит, что стало с ним, и не расстроится. Обострённое обоняние безошибочно уловило, что от трупа даже сквозь парфюмерную отдушку тянет разложением. Драко выпрямился и отвернулся от гроба. Когда он наконец решился подойти к Малфою, тот стоял в окружении незнакомой пары и о чём-то тихо переговаривался с ними. Гарри не видел их раньше, но женщина вдруг повернула заплаканное лицо, высматривая кого-то среди магов, и он почувствовал, как спину прошиб холодный пот. Волшебница была как две капли воды похожа на Беллатрису Лестрейндж. Только оправившись от шока и опустив руку, мгновенно метнувшуюся в карман за волшебной палочкой, Гарри догадался, что это её сестра, Андромеда. Её портрет выжгли с семейного древа Блеков, когда та вышла замуж за маглорожденного. Стоявший рядом светловолосый полноватый волшебник с добрым лицом, должно быть, и есть её муж, Тед Тонкс. Он бережно поддерживал Андромеду под руку, а та, не скрывая слёз, всхлипывала и прижималась к нему, продолжая что-то говорить Драко. Наконец тот пожал плечами и слабо улыбнулся, позволив Андромеде на прощанье заключить его в объятья. Драко вздохнул с облегчением, слыша удаляющиеся голоса четы Тонксов. Хотелось убежать отсюда, но у него не было сил, чтобы сдвинуться с места. Рядом неуверенно переминалась с ноги на ногу Панси, но ей хватало такта и природного чутья хранить молчание. Малфой мгновенно различил из десятка звуков смутно знакомые шаги, приближавшиеся к нему, и снова поднял голову — с достоинством и гордо, как он надеялся, готовясь выслушать очередные соболезнования. Тут Панси не выдержала: — Поттер, — едва слышно прошипела она и уже громче произнесла: — Невежливо приходить на похороны без приглашения. Или героям магического мира не писаны правила этикета? Поттер вздохнул, но оставил реплику Панси без внимания. — Мал… — он сделал заметное усилие над собой. — Драко. На минутку… — Панси, — уверенно и чуть нахмурившись кивнул Малфой, предвосхищая её вопрос, и та, выпустив его руку, отошла в сторону, почти беззвучно пробурчав что-то нелестное в адрес Поттера. Драко прекрасно расслышал, что именно, и усмехнулся про себя. — Отойдём в сторону, — не унимался Гарри, судя по голосу наверняка оглядываясь, проверяя, не следит ли кто за их разговором. — Конечно. Веди, — легко согласился Драко и удивился собственному тону и тому, как легко и непринуждённо, гордо и даже чуть насмешливо, с тихим достоинством получилось это унизительное «веди». — Мне жаль, — тихо сказал Поттер, ухватив Драко под локоть, совсем как Панси. — Я очень виноват в том, что произошло с твоей семьёй… Малфой коротко кивнул, давая понять, что церемонии соблюдены. И поймал себя на мысли, что ему нравится это прикосновение. Само по себе. За то время, что он пробыл без света, Драко привык ориентироваться по всему, что хоть как-то могло помочь и облегчить его существование. Темнота таила в себе много неприятностей, заставляя находиться в постоянном напряжении, — не споткнуться, не угодить в яму, не упасть, не удариться, поэтому важен был любой звук. И каждой крупице информации — запаху или шуму — сознание придавало огромное, даже в чём-то преувеличенное значение. Любая мелочь становилась острее, но прикосновения других людей были для Драко мучительней всего. Чаще всего резкие, неожиданные, нежеланные, они оказались неприятными настолько, что он думал, что сойдёт с ума в первые же несколько дней. Но беспомощность заставляла мириться с этим, и скоро ему пришлось понять — он как никогда зависим от прикосновений. Теперь касания чаще всего просто выполняли какую-то функцию — мадам Помфри вдруг решала помочь ему расчесаться, поесть или поправить одеяло, Панси осторожно вела его по дороге, задавая нужное направление, — и это был всего лишь способ ориентироваться в мире. Ни раздражения, ни удовольствия, ни эмоций. Но как только Панси приходило в голову — как сегодня — погладить его, чтобы успокоить или утешить, Малфой неизменно внутренне содрогался, но сжимал зубы и зачем-то терпел. Сейчас же его тело мягко и расслабленно позволяло Поттеру себя касаться. Более того, оно прислушивалось к теплу чужой ладони. Спохватившись, Драко выбросил эти мысли из головы и с некоторым трудом вспомнил, на чём же оборвался их разговор. — Мне бы тоже хотелось обвинить во всём тебя, Поттер, — усмехнулся он. — Но я сам выбрал путь, который привёл меня сюда. Поттер не удовольствовался этим признанием. Он, очевидно, долго придумывал, что сказать Драко, и теперь не мог так просто отступиться. В его очередном бормотании слышался очаровательный коктейль из «если бы я мог исправить», «если бы знал, что так выйдет», «если я могу чем-то…», и Малфой понял, что эти слова больше относятся не к смерти Нарциссы, а к тому, что произошло с ним. В голосе звучало неподдельное сожаление. От этой искренности ещё больше захотелось уйти куда-нибудь подальше, и Драко резко прервал Гарри: — Спасибо за заботу, Поттер, но я надеялся, что у тебя хватит сочувствия не заставлять меня выслушивать всяческие соболезнования ещё раз. Вон их сколько было, — Драко кивнул головой в направлении застывших у могилы волшебников, не видя, что она находится в другой стороне. Гарри заметил это с какой-то странной злобой, понимая, что как бы не храбрился Малфой, делая вид, что он легко со всем справится, на самом деле он беспомощен. — Так о чём ты хочешь поговорить? — настаивал Драко. — Садись, — Гарри помог ему нащупать скамейку, сам тяжело плюхнулся рядом и только потом ответил: — Не сегодня. Просто пообещай мне, что когда-нибудь, когда ты сможешь… ты расскажешь всё, что помнишь о том, что произошло тогда в подземельях. — Хорошо, — бесцветно ответил Малфой, и совершенно непонятно было, удивлён он этим вопросом или наоборот, ждал его. — А к чему такая скрытность? — Есть… хм… проблема, — неохотно признался Поттер, явно ожидая вопроса Драко, но тот молчал. Ему не было интересно, в какую неприятность Мальчик-Который-Выжил вляпался в очередной раз. — Что ты собираешься делать? — без перехода, но всё-таки осторожно вдруг спросил тот, чувствуя, что ступил на очень зыбкую почву, что совсем ни к месту и слишком невежливо интересоваться этим. — МакГонагалл настаивает, чтобы я закончил Хогвартс. Наверное, не стоило добавлять ещё что-то, но Драко зачем-то продолжил: — Она считает, что я способен сдать большинство основных предметов на Ж.А.Б.А, если останусь на седьмом курсе. С определённой помощью, разумеется. Однако я не представляю, что мне даст умение превращать свинью в крысу, если я никогда не смогу сделать этого в реальной жизни. — Ты не хочешь продолжать учёбу? — Я… не знаю, — Драко закусил губу, чтобы с языка не сорвалось продолжение его мысли: «я не знаю, чем я ещё могу заняться». Чтобы не выдать отчаяние, с которым он уже устал бороться. Он пытался убедить себя не думать, сколько вещей он потерял навсегда, — все цвета, свободу передвижений, квиддич в конце концов, старался переключиться на то, что у него ещё осталось… и внутренности сковывало льдом. У него не осталось ничего и никого. Вокруг было темно. Да, звуки моментально приходят на помощь, где-то помогает обоняние, но то, на что Драко так надеялся сегодня — тактильные ощущения, — не смогли справиться даже с простейшим заданием. Почти сразу после окончания церемонии он присел рядом с надгробием отца и, осторожно ощупывая пальцами нагретый камень и выбитые в нём буквы, понял, что не может прочитать и слова. Учиться? Долго пытаться понять, где же находится нужный предмет, прежде чем произнести заклинание? Ощупью искать котёл, в который нужно бросить ощупью-же-найденные ингредиенты? Слушать, как Панси читает ему учебники вслух? Изучать магических животных... не видя их? Сидеть на трибуне во время матчей по квиддичу, ничего не понимая даже по рассказу комментатора? Что там ему предложила МакГонагалл? Компенсировать практические занятия теоретическими? Магловедением, например?.. Да, учиться. Самостоятельная жизнь казалась ещё страшнее. За неделю он уверенно ориентировался в Больничном крыле и безошибочно попадал вилкой в тарелку, а ложкой — в рот. За две сможет добираться из подземелий в Большой зал. Ещё за три — запоминать хоть какую-то часть лекций. И кое-как, конечно же, с помощью Попечительского совета и нового директора, закончит Хогвартс, не получив от этого никакой пользы. Просто у него будет год на то, чтобы прийти в себя и принять решение, что же делать дальше. Иллюзия цели. Иллюзия смысла. Потому что сейчас он хотел только остаться на этой скамейке, навечно. Рядом неловко кашлянул Поттер. Драко уже и забыл про него, а тот, оказывается, всё это время сидел рядом. — Не смей меня жалеть, — процедил Малфой. — Но мне очень жа… — Тогда вали отсюда! — не выдержал Драко, и Гарри не нашёл ничего лучше, чем пробормотать: «Ну, я пошёл», и не по-гриффиндорски удрать, забыв отвести его обратно.