В месяце мехир

Следующим же вечером Поль — так звали француза — уже самостоятельно вставал с кровати и вполне уверенно держался на ногах, несмотря на лёгкое головокружение (последствие огромной кровопотери), даже пытался помочь Убертино с перевязками. Боргезе, умело скрывая удивление, не торопился с расспросами. На войне излишнее любопытство всегда подозрительно. Впрочем, Поля явно ничто не могло смутить — доверчивый и доброжелательный, до неприличия семнадцатилетний, он за несколько часов выболтал Убертино столько подробностей из своей жизни, начиная первой сломанной игрушечной винтовкой и заканчивая позорным исключением из духовной семинарии за развратные поцелуи с полюбившейся монашкой, что хватило бы на целую биографию. Не прошло и двух дней, а Боргезе так привык к его весёлой трескотне и постоянному присутствию, что невольно принялся раздавать ему поручения, в основном по мелочи, — набрать воды, принести свежих бинтов, позвать Вальмиру или закрепить жгут. За это время он убедился, что Поль абсолютно здоров, однако всё-таки выцарапал ему ещё неделю постельного режима. Так не хотелось отправлять мальчика — а именно мальчиком он и был — снова на фронт, где его обязательно найдёт чья-то пуля или штык, потому что двух чудесных спасений жизнь обычно не даёт. Правда, вскоре Боргезе выяснил, что вовсе не счастливая случайность стала причиной столь быстрого исцеления. Но об этом он узнал неделей позже, когда напали греки. Напали на рассвете. Густой туман окутал Бутринти ещё вечером, и даже Убертино, незнакомый с местным климатом, мгновенно понял, что творится что-то странное, — плотная пелена повисла у самой земли, окутав низенькие дома и деревья так, что кончики пальцев вытянутой руки полностью скрывались в молочно-серой дымке. Ни фонари, ни живое пламя не могли пробить эту завесу и на метр, но самое страшное, что звуки тоже утопали в ней, вязли как в вате, это и позволило грекам застать жителей врасплох. К моменту, когда раненые в госпитале и несколько солдат из караула заподозрили неладное, от южной части Бутринти осталось только пепелище. Никто не заметил ни дыма, ни пламени, не услышал отчаянных криков горожан… Они только и успели сжаться в плотное кольцо у церкви — все, кто мог стоять на ногах и держать оружие, высыпали во двор, спрятавшись в засаде, ожидая нападения с минуты на минуту. Боргезе, едва одетый, не понимая, что происходит, выскочил наружу. Вокруг сгустками мрака суетились какие-то тени. «Что за чертовщина!» — услышал Убертино, мимо него скользнул силуэт в военной форме. — Что происходит? — прокричал Боргезе ему вдогонку. В ответ получил презрительное, сплюнутое сквозь зубы: «Греки, мать их». Местные тоже сражались, поначалу неуверенно и робко — наверняка решили, что греки здесь с освободительной миссией и наконец-то прогонят этих итальянских и французских крыс — но затем, когда поняли, что атаковавшие бьют всех без разбора и жгут дома, схватились за оружие со всей яростью. Никому не хотелось умереть или остаться без крыши над головой. Повсюду раздавались вскрики, но вряд ли хоть кто-то понимал, что происходит. Единственным верным решением было забаррикадироваться в церкви. Боргезе метнулся внутрь. Подняв на ноги Поля и остальных, он отозвал караул и приказал закрыть дверь. Фактически у Убертино не было таких полномочий, но во всеобщей сутолоке это не имело никакого значения, солдаты, привыкшие слушаться, беспрекословно повиновались тому, кто, среди всей этой паники, ещё мог приказывать. Боргезе вытащил револьвер, своё единственное оружие, и прислонился спиной к колонне, так, чтобы было видно тяжёлую двустворчатую дверь. Затравленно огляделся, кляня хрупкие стёкла витражей, за каждым из которых могла прятаться смерть, и сжимая свой Наган так, что костяшки пальцев белели в сумраке. Не то чтобы Убертино был трусом… он не боялся крови и смерти, не боялся сражения… Но сейчас паника охватила и бывалых солдат — горстка мужчин, запертых в здании, не понимающих, что происходит, ведь Бутринти так далеко от фронта… неужели на самом деле греки?.. От взрыва дверь с грохотом разлетелась в щепки, осыпав их дождём обломков. — Поль! — только и успел крикнуть Убертино, когда тот кинулся в открывшийся проём. Сразу же грянуло несколько выстрелов. Он практически ничего не видел, горстка солдат и с десяток раненых, способных держать в руках оружие, застыли у дверей церкви — кто прятался за колонной, кто за импровизированной баррикадой из сваленных в кучу кроватей. Крики снаружи продолжались, но пока ещё ни один грек не пытался войти внутрь. Убертино почувствовал, как от тягостного ожидания у него затряслись руки. Он так и не осознал, что произошло той ночью, кто стрелял и в кого. Снаружи пару раз мелькали размытые пятна военной формы — своих ли, чужих… всё равно в такой мгле нельзя было даже прицелиться. Глухие хлопки выстрелов раздавались редко и тут же тонули в тишине. Ощутимо тянуло гарью и палёной кожей. Где-то слева раздался глухой вскрик, в дверном проёме в пелене тумана едва означились очертания фигуры. Убертино выстрелил и попал. Стоявший рядом с ним солдат, тот самый, с раздробленной лопаткой, вдруг охнул и повалился на бок. И Боргезе не выдержал — со всех ног он метнулся к ризнице в нише за алтарём, дёрнул маленькую дверцу и, заплетаясь ногами в хранившихся там швабрах и вёдрах, с невообразимым грохотом повалился прямо на пол. Развернулся, пинком закрыл дверь… и сидел так до самого утра. Там его и нашёл Поль. Живой, без единой царапины. Со вздохом присел рядом на корточки и усмехнулся. — Пойдём, — он тронул Убертино за плечо. Тот, краснея от стыда, поднял на него глаза. — Всё кончилось. — Куда? — с запозданием спросил Боргезе. — Ты — лечить, я — копать могилы, — Поль почему-то улыбнулся. Понимал, наверное, что после сегодняшней ночи у него работы куда больше, чем у Убертино, раненых греки предпочитали добивать. К полудню от тумана не осталось и следа, будто его и не было. Пожар, вспыхнувший на южной оконечности Бутринти, не смог справиться с каменными домами и мощёными булыжником улочками в центре, но по периметру выжег всё, оставив за собой лишь пепел и лужицы расплавленного металла. Трупы рядами укладывали на телеги и отвозили к черте города, чтобы там сбросить в общую могилу — огромную яму с неровными краями. Мужчин в Бутринти осталось мало, в основном старики. Ближе к вечеру они собрались на площади у госпиталя, чтобы решить, что делать. Спрашивали, естественно, с Убертино, виня его и оставшихся в живых солдат в том, что втянули их в войну. — Я связался с нашими силами в столице, — Боргезе старался спокойно отвечать на вопросы. — Завтра к утру сюда прибудут две французских дивизии. Пока же нужно собрать всех выживших в центре и… — Их привели сюда, — проскрипел вдруг один из стариков из своего угла. Все взгляды мгновенно обратились к нему. — Греков кто-то привёл. — С чего такие выводы? — вскинулся неугомонный Поль. Старик причмокнул беззубым ртом, когда ему перевели эту реплику. На вид ему было за восемьдесят, сгорбленное тщедушное тельце едва могло выдержать собственный вес, на лице, морщинистом до такой степени, что больше напоминало забытую в погребе на несколько лет ссохшуюся картофелину, практически не различались водянисто-голубые глаза, прикрытые сморщенными складками век. Однако среди местных жителей он, похоже, пользовался небывалым авторитетом. — Шли из леса. По лесу границу просто так не перейти… там нечисти много… Поль фыркнул. — Нечисти много, — настойчиво повторил старик. — Без помощи не обошлось. — И кто же, по-вашему, мог провести греков через лес? — француз скрестил руки на груди. — Знамо кто! Колдун с болот! Среди собравшихся пошёл шепоток. — Точно! И туман — его рук дело! — выкрикнул кто-то. — И пожар, пожар тоже! Вот! — В центр собравшихся упал странного вида обломок. — Мы с братом таких кучу нашли! Поль ухватил его и поднял, чтобы поближе рассмотреть. — Быть такого не может, — он наморщил лоб. — Это стекло. Убертино, оставшийся за главного, подошёл ближе, чтобы своими глазами увидеть неровную лужицу прозрачной массы, со впаянными в неё вкраплениями песка. Затем он выразительно посмотрел на Поля. Оба поняли друг друга — похоже, Австро-Венгрия снабдила греков принципиально новым видом оружия, которое те решили испытать здесь, подальше от фронта. Теперь понятно, почему самих атаковавших было не больше тридцати. — Это колдун! Колдун! — как зачарованная, зароптала толпа. Даже одного запаха войны — пороха, крови, гниющих трупов, спирта, смазочного масла и керосина для большинства людей достаточно, чтобы вернуться к Богу и молитвам, одновременно с этим цепляясь за суеверия, что остались в памяти ещё со времени, когда прабабушка читала им сказки на ночь. — Вы должны убить его! — старик неотрывно следил за Полем. — Это вы виноваты, и греки обязательно вернутся. Вы должны убить его. — Чёрта с два! — рявкнул один из караульных. — Разбирайтесь со своим чудодеем сами! — он сплюнул на землю. Собравшиеся разом притихли. * * * — Они правы, можешь ты… вы все! Можете вы это понять или нет? — разгорячено размахивал руками Поль. — Убертино, ты же знаешь, что старик прав! — В том, что на нас напал колдун? — В том, что отряд греков не мог самостоятельно пройти через здешний лес. Думаю, местные жители лучше тебя знают, кто из них способен на предательство. И теперь мы должны хотя бы схватить и расспросить этого… как его… Демира… — Поль, всё проще, чем ты думаешь. Демир турок, судя по имени. Уж не знаю, за какие прегрешения его выселили в самую чащу. Может, он сам особо не стремился общаться с местными, тут его понять нетрудно, вот и заслужил такую репутацию… — В любом случае, — Поль наклонился к самому лицу Убертино и произнес, отчётливо проговаривая каждое слово, словно втолковывая что-то пятилетнему малышу. — Мы знаем, что у греков с собой было какое-то оружие, которое способно разжечь такое пламя, что расплавило песок. Мы знаем, что из их отряда не выжил ни один. — Откуда? — Я знаю. Просто знаю, — сверкнул глазами Поль. — Поэтому они обязательно вернутся проверить, что осталось от города. Сегодня ночью, может быть, завтра… — Завтра будет подкрепление. — И ты так и будешь сидеть сложа руки, пока тебе не пришлют горсточку идиотов?.. Или действительно думаешь, что они пришлют аж две дивизии? Во второй раз отсидеться в чулане тебе не удастся! Под внимательными взглядами остальных Боргезе снова покраснел, но взял себя в руки. — Вот именно! Если ты уведёшь солдат в… где там живёт этот… колдун, который привёл греков… это часа три к югу, то мы останемся без защиты. — Хорошо. Что ты предлагаешь? Но Убертино молчал. — Тебе правда нужно влезть во всё это? — наконец прошептал он. На Поля он старался не смотреть — тому не составит труда прочесть в глазах Убертино отчаянную мольбу остаться в стороне, не бросаться в самую гущу событий и выжить, а это только обидит и ещё сильнее раззадорит гордеца-француза. — Ладно… командира среди нас нет. Делай, что хочешь, — сдался Боргезе. Путём долгих споров было решено отправить в лес Поля, одного проводника из местных и всех добровольцев, которых нашлось лишь пятеро. Убертино бросил торжествующий взгляд на француза, надеясь, что теперь он откажется от своей затеи, но не тут-то было. — Ничего не бойся, Убертино, — легонько качнув головой, улыбнулся тот, когда Боргезе заглянул к нему в палатку за несколько часов до выхода, видимо, всё ещё надеясь как-то вразумить его. — Я к вам греков не подпущу, — Поль в последний раз проверил снаряжение и патроны. — Неужели совсем не боишься? — вздохнул Убертино. Француз снова улыбнулся и, запустив руку в потайной карман формы, достал оттуда небольшой продолговатый камушек. — Смотри, — Поль положил его Убертино на ладонь. Боргезе деловито хмыкнул, вертя в руках странный камень — тяжёлый, но словно бы пустой внутри, не полый, а именно пустой. — Это аметист? Или аквамарин? — поинтересовался он. — Наверняка стоит целое состояние. Убери и спрячь. — Это мехир. Хорошая штука… досталась мне от деда. Что-то вроде талисмана, только работает. Пока он у тебя — ты не умрёшь. Не можешь умереть. — Серьёзно? Кто тебе это сказал? — Я знаю. Меня практически нельзя ранить, но если и удастся… ты сам видел, что от моих ран к утру осталось. И… это я перебил всех греков. Один, — просто признался он. Будь они в другой ситуации, Убертино бы расхохотался. Поднял Поля с его фамильной драгоценностью на смех. Сейчас же он только вздохнул и, обняв француза, как будто прощался с ним навсегда, сказал: — Тогда тем более убери и спрячь. * * * Демир жил в маленькой деревянной хижине почти на самой опушке леса, вопреки заверениям местных, совсем недалеко от Бутринти. И, похоже, ждал их. В незанавешенных окнах с мутными, кое-где в трещинах, стёклами горел свет. Поль жестом приказал остальным окружить хижину. Выждав паузу и получив знак от караульного, он выбил дверь плечом и с криком заскочил внутрь. Колдун Демир в широком матерчатом халате сидел за письменным столом лицом к нему и листал книгу. Поль на секунду замешкался, подумав вдруг, что из-за какого-то старика, возможно, выжившего из ума, они вломились в дом к простому человеку, наверняка непричастному ко всему происходящему… возможно даже, что местные вступили в сговор, чтобы разделить их и перебить поодиночке. Что значит, что Убертино сейчас уже мёртв. Поль, словно в тумане, опустил револьвер. Демир медленно встал, незаметно взяв в руку какую-то деревянную палку. Француз мгновенно пришёл в себя, но не придал этому жесту значения — что может сделать кусок дерева против пули? — Не двигаться. Я буду стрелять, — он навёл револьвер на Демира. — Повернись ко мне спиной. Руки держи на виду. Тот вряд ли понимал его, однако оружие в руках Поля красноречиво указывало, что именно нужно сделать… Он вытянул руки вперёд. — Авада Кедавра! — услышали оставшиеся снаружи солдаты, затем их ослепила яркая зелёная вспышка. Ближайший из них к двери немедленно кинулся внутрь и увидел на полу француза, явно мёртвого. Над ним возвышался широкоплечий мужчина. — Империо! — Демир перехватил палочку поудобней. Солдат отрешённо моргнул и, развернувшись, словно во сне, вышел из дома. Пять из шести патронов своего Смит-Вессона он выпустил один за другим, застрелив пятерых, оставшихся в засаде, а шестую пулю, немного поколебавшись и покрутив оружие в руках, словно впервые видел его, отправил в собственный висок. Маг тихо усмехнулся, заклинанием левитировал кое-какие вещи и книги в небольшой заплечный мешок в углу, затем переоделся в дорожную мантию и, переступив через труп на пороге, вышел из дома. * * * К полудню следующего дня Убертино перестал беспокоиться. Он откуда-то знал, что греки больше не нападут, что через несколько часов две обещанных дивизии, хоть и с опозданием, но будут в Бутринти, что этим же вечером с одной из них он отправится к жилищу местного колдуна… и найдёт там семь трупов. Так и произошло. — Поль… Звук его голоса обречённо повис в воздухе, когда он заглянул в жилище Демира. И на секунду поверил, что тот был настоящим колдуном: тушки и шкуры животных свисали с потолка, на ржавом кривом гвозде, вбитом в стену, висел череп быка, сбоку вместо кровати высилась кипа сена. Смерть чувствовалась во всём, в том, как тикали часы на стене, в том, как едва заметно колыхались занавеси в дверных проёмах, в солнечных бликах, замерших на густо-коричневом лаке деревянного пола. Убертино присел на корточки рядом с Полем, невольно заглянув в его широко раскрытые глаза, огромными плошками выделяющиеся на лице, навсегда застывшем в по-детски наивном удивлении. Затем Боргезе отвернулся от трупа, чувствуя, как впервые в жизни внутри тёмной, тяжёлой, клокочущей волной вскипает ненависть, заполняет каждую клеточку, выжигает, как кислота. * * * — Думаешь о чём?.. — мягкий голос Витомира заставил Квиррелла вздрогнуть. — Да, — Квирин со вздохом подпихнул наполовину прогоревшую ветку поглубже в костёр. — О том… Не будешь смеяться?.. — А чего ж не смеяться, если смешно? — в своей манере ответил Стаменов. — Думаю, что сделаю с мехиром, если вдруг найду, — чуть улыбнулся Квиррелл. — И?.. — Не знаю. — Зачем тогда ищешь?.. Одно из поленьев с треском развалилось, выбросив вверх сноп искр. — Тоже не знаю.