В месяце мехир

В голове не то звенело, не то гудело, а то и вовсе — монотонно поскрипывало проржавевшими качелями. Гарри потёр переносицу, другой рукой машинально потянувшись к предполагаемой прикроватной тумбочке, где должны бы лежать очки. Как ни странно, он действительно нащупал их, но на гладкой, прохладной поверхности небольшого кофейного столика с причудливыми изогнутыми ножками, увитыми сплетающимися серебряными змеями. В гостиной Слизерина не было окон, чтобы Гарри даже приблизительно мог понять, сколько проспал, но, судя по уже знакомому ощущению слабости, довольно долго. Голова соображала ясно, память, отыгрываясь за нечёткую, туманную пелену, в которой прошло утро, бережно сохранила все детали последнего сна, хотя Гарри предпочёл бы, наверное, обойтись без столь реалистичных подробностей. Он был в незнакомом месте, которого абсолютно точно не видел наяву, разве что на открытках или в какой-нибудь передаче о природе, когда удавалось поглазеть в старенький телевизор в бывшей спальне Дадли, после того как на день рожденья тому подарили плазму на четверть стены. Вторую, первую он разбил, узнав, что отменили показ любимого сериала. От влажной земли, подставившей чёрно-коричневые бока солнцу, поднимался пар, в воздухе пахло приторным цветочным нектаром, а сквозь жидкие заросли высоких кустарников струился зеленоватый, мутный свет. Гарри стоял на узкой, не больше пятидесяти метров в длину и пяти в ширину, полоске земли, маленьком островке, окружённом водой. По обеим сторонам в дымке кутались очертания берега. Цепь островов, разделённая небольшими заводями и мелководьями, так и тянулась посередине реки насколько хватало глаз, словно выглядывающие бугры позвонков невиданной рептилии. Безмолвие и бездвижие поражали — ни вскрика птицы, ни шороха в кустах, ни плеска воды, ни шелеста листьев, абсолютно статичная, застывшая где-то вне времени картинка. Только медленно плывущие по поверхности реки воронки крошечных водоворотов и завихрений отмеряли бег времени. Но не это привлекло Гарри в первую очередь, а… лилии. Огромные водяные цветы размером почти с ладонь, нежно белого цвета у основания, с малиновой сердцевиной, похожие на лотосы или нимфеи. Всё мелководье, насколько хватало глаз, было покрыто яркими пятнами бутонов, выглядывающих из зелени листьев, круглых — точь-в-точь десертные тарелки с отколотым краем. Несмотря на молчаливое очарование этого места, Гарри тревожно завертел головой — не то чтобы цветы были плохим знаком, просто он чувствовал, насколько они неуместны здесь… а где это «здесь», он и не знал. Понимал только, что рвать нимфеи ни в коем случае нельзя, иначе случится что-то страшное… и как же он хотел наконец разрушить это спокойствие, словно морок сковавшее мысли, как же хотел выпустить наружу… что?.. Чем бы оно ни было — неважно. Гарри медленно зашёл в воду по пояс и побрёл к заводи, где притаилось сразу с десяток уже распустившихся цветов… Ступни неприятно проваливались в песок, он забивался в и без того тяжеленные от воды кроссовки, водоросли путались под ногами, и прошло немало времени прежде чем Гарри добрался до первых нимфей, лукаво покачивающихся на воде. Стоило ему только протянуть руку и нащупать склизкий, покрытый тиной стебель ближайшего цветка, как ил на дне просел, что-то скользнуло рядом с лодыжкой, легко задев штанину… и уже через мгновение вода пошла пузырями, забурлила, а на поверхности одна за одной замелькали узкие полоски — серо-коричневые спины настоящих гадюк, с ромбовидными чёрными узорами… Ещё секунда — и их стало так много, что река превратилась в плещущий, кишащий гадами кисель… Они не кусались, не показывали агрессию, просто обвивали его ноги, заползали в рукава, струились вниз по спине, щекотно елозили под рубашкой, где-то на грани отвращения и ласки, всколыхнув в Гарри волну тягостного возбуждения. Когда змеиная, извивающаяся масса под ним с тихим шипением поглотила его окончательно, Гарри проснулся. На столике кто-то заботливо оставил новую порцию Волеукрепляющего. Приподнявшись на локте, Гарри выпил зелье, мгновенно почувствовав себя бодрее. Интересно, какова цена той воле, которая поддерживается извне, магией?.. Но Поттер отогнал от себя эту мысль — она не способна дать ему ничего, кроме уныния и расстройства. Гарри силой заставил себя улыбнуться этому маленькому успеху, и в кои-то веки сил — хватило. «Кто-то оставил». Конечно Добби. Не Малфой же, он не… Тот Малфой, который потратил уйму времени, чтобы пробраться в кабинет Снейпа и разобрать его запасы, — вполне себе мог. Гарри почти физически чувствовал, каких усилий стоит принять эту правду. От страха за свою шкуру Драко мог бы сделать что угодно, даже проявить самопожертвование и благородство, а после смерти родителей от пережитых потрясений наверняка повыветрился весь его едкий сарказм… но в такую бескорыстную, предупредительную доброту, заботливую и тихую, Гарри верилось с большим трудом. Словно почувствовав, что о нём думают, в гостиную осторожно проскользнул Драко в сопровождении ещё вереницы зелий. Не без осторожности, однако и не скованно. Гарри и в голову не пришло бы, что Драко абсолютно ничего не видит, настолько привычными и точными были его движения, только гораздо медленней, чем обычно. Такая тягучая плавность создавала дикое впечатление, что Малфой танцует. Легоньким взмахом палочки Драко направил зелья к такому же столику, но в дальнем конце комнаты, Гарри безотчётно скользнул взглядом по его руке… и невольно охнул. — Что у тебя с рукой? — О, ты проснулся, — развернувшись на звук его голоса, Драко молниеносно спрятал её за спину. Бутылочки, нервно звякнув, попадали, раскатившись по полу. — Дай я посмотрю, — не унимался Гарри. — Это метка? Одно хорошо — голос у него был почти прежний, все ещё вялый и уставший, но в нём снова чувствовалось то, что делало Поттера Поттером, неугомонным, упёртым и взбалмошным. — Ты-то что сделаешь? — Малфой, не дури. Если это из-за меня, то я могу попробовать всё исправить. — А с чего ты взял, что у тебя получится? — Хуже не сделаю точно. Слушай, Драко… ты этого просто не видишь… — Спасибо, что напомнил, — буркнул тот. — Но, — невозмутимо гнул свою линию Гарри, — она выглядит так, будто скоро начнёт гнить и отваливаться кусками. И Драко, судя по ощущениям, скорее был с ним согласен. Он неохотно вытянул руку. Гарри как можно бережней перехватил её своей и вгляделся в узор из угольно-чёрных линий, вздувшихся багровым. Ему потребовалось собрать всё мужество, чтобы заставить себя снова прикоснуться к предплечью Драко, потому что Гарри действительно понятия не имел, сможет ли помочь… слишком уж не чувствовал себя Вольдемортом. Поттер как можно отчётливей представил себе желаемую картину — чистую, бледную кожу, без раздражения и нарывов, из которых сочится сукровица… На какое-то время они замерли, как два маленьких зверька, перепуганных до смерти. Малфой отвернулся — почувствовал, что подкашиваются ноги, и как можно незаметней привалился к столу бедром. От ладони Поттера шло просто нечеловеческое тепло. — Легче? — наконец спросил тот. — Пожалуй, — пришлось признать Драко. Боль ушла. — И стоило столько мучиться, — проворчал Гарри, уже почти совсем прежний. Драко неопределённо пожал плечами. Ему захотелось поблагодарить Поттера, но подобное не представлялось возможным. Стоило Малфою только подумать, как он делает вдох, чтобы произнести это унизительное «спасибо», как горло железной хваткой сдавливала невидимая рука. Он сглотнул, борясь с неловкостью, и окончательно признал своё поражение. Если бы не появившийся в гостиной Добби (Драко вздрогнул от громкого хлопка), так бы они и молчали. — Вот, Гарри-сэр. — Что это? — тот скривился. — Судя по запаху, каша, Поттер. — С изюмом, мёдом и орешками, — гордо заявил домовик. — Для поддержания сил. — Спасибо, — неуверенно хмыкнул Гарри, подумав, что традиционный английский завтрак сейчас один из последних в списке того, что он хотел бы съесть. Для «поддержания сил» вполне хватит ещё одного зелья. — Я не голоден, — он отставил предложенную тарелку. — Я бы на твоём месте не злоупотреблял Волеукрепляющим, особенно на пустой желудок, — вытянув руку, Драко нащупал ближайшее кресло и уселся в него, привычно подобрав под себя ноги. — И не пренебрегал овсянкой, если бы у меня было хоть малейшее желание не умереть от истощения. Гарри виновато повозил ложкой в каше. — А у меня есть это желание? — философски вздохнул он. — У тебя есть возможность дожить до того момента, когда оно появится, — в свойственной ему манере ответил Малфой. И, как ни странно, это была единственная фраза, которая сейчас имела для Гарри хоть какой-то смысл. Ни увещевания, что всё будет хорошо, ни просьбы держаться, ни трогательные уверения, что он на самом деле способен выдержать всё это… а именно странное, сухое и лаконичное, отчасти жестокое обещание. Он может дожить до того времени, когда снова впустит в сердце надежду. Первая ложка каши показалась Гарри горькой. Услышав, как металл стукнул о тарелку, Драко едва сдержал улыбку, с удивлением понимая, что какая-то мелочь вроде овсянки вдруг стала первым и самым важным шагом на пути к… к чему?.. Он не знал. Чувствовал только, что Поттер решил держаться. Значит, сегодняшнее утро можно вышвырнуть из памяти, забыть про него, как о страшном сне, и никогда больше не вспоминать этого шелестящего, бесцветного голоса, вышёптывающего по слову: «Я уже где-то по ту сторону, ничего не хочу, кроме одного… чтобы это всё кончилось». Метка, терзавшая его уже несколько дней, больше не болела, отчего рука, раньше распухшая и отёкшая, теперь казалась невесомой. Облегчение вкупе с пониманием, что Поттера рано списывать со счетов, придало Драко сил. — Если честно, я бы поинтересовался, как ты думаешь выбираться из сложившейся ситуации. — Оно тебе нужно? — хмыкнул Гарри, выковыривая ложкой из каши изюм и орехи, а оставшуюся массу равномерно размазывая. — Нет, — мгновенно отозвался Малфой. — Но если ты думаешь, что у меня, в отличие от тебя, есть выбор, то ошибаешься. Так что давай не будем ёрничать… — Из нас двоих здесь ёрничаешь только ты, — резонно отметил Гарри. — Тогда без обиняков и честно. Я считаю, что чем комфортней и стабильней твоё душевное состояние, тем больше шансов, что ты продержишься до того момента, когда кто-нибудь найдёт способ вытащить тебя… точнее — Вольдеморта из тебя… и думаю, что могу помочь. — А с чего ты взял, что мне нужна именно твоя помощь? — Это не помощь. Это... посильное содействие, скажем так. Чего не сделаешь со скуки… Гарри фыркнул и окончательно отодвинул от себя кашу. Пусть ему стыдно будет потом смотреть в жалостливые и умоляющие глаза Добби, но сейчас он видел в еде только средство для вызова рвоты. — Тебе нужен тот, кому ты можешь выговориться, — спокойно протянул Драко. — Не вижу причин, по которым несчастный инвалид-сиротка не подходил бы на эту роль, разве что ты предпочитаешь рыжих… Гарри поджал губы. Малфой был прав. Он с самого начала, ещё когда они оба жили в доме на площади Гриммо, потихоньку говорил Драко то, чем не мог поделиться ни с кем… То, что копилось внутри, было злым, тёмным, полным ненависти и горечи… никак не для ушей так называемой «светлой стороны». Гарри знал, если он выскажет всё, ему станет легче… как стало легче, когда он рассказал Драко правду о мехире… как стало легче утром… — Я могу попробовать. Но только если мы выйдем на воздух. Как можно жить в этом склепе... — Не подумай, что я против совместных прогулок, но в прошлый раз ты бросил меня прямо на скамейке на кладбище, — напомнил Малфой. Гарри поморщился. Сколько времени прошло с того момента?.. два дня?.. неделя?.. Может, месяц? Всё было смазано, как в тумане, как из другой жизни. — Обещаю вернуть тебя на место, — клятвенно улыбнулся он, помогая Малфою встать. — Тогда я бы прошёлся вдоль озера, — тот смешно оттопырил локоть. Стоило Гарри сделать несколько шагов, как Драко остановился и с наигранной усталостью вздохнул: — Поттер… Я слепой, понимаешь ты это? Сле-пой. — Извини, — тихонько пробормотал Гарри, но Малфой этого и не заметил: — Слепой, а не безногий. Не нужно пытаться тащить меня на себе. Просто вести достаточно. — Хорошо, — Гарри уже жалел о своём предложении. Он заставил себя ослабить хватку. Малфой оступился на следующем же шаге, скривившись на секунду от боли, но мгновенно выпрямился, сделав вид, что ничего не произошло. Снова подхватив Драко под локоть, Гарри заставил себя промолчать, но молчание это было общим, одно на двоих, так что он безошибочно почувствовал, как Малфой, не произнеся ни звука, красноречиво ответил ядовитым ругательством на то, чего не сказал он сам. Июль цвёл, пах и щебетал летом. Лицо приятно щекотал нагретый за день ветерок, и несмотря на то, что Поттер вцепился в него так, будто он не в состоянии самостоятельно и шагу ступить, что было не таким уж преувеличением, Малфой не чувствовал себя беспомощным. С мягким шорохом под ногами приминалась трава и похрустывали камешки, справа чирикала птичка, он и Гарри медленно шли по тропинке к озеру, и Драко уже чувствовал тяжёлый, прохладный, свежий запах пресной воды. Он с наслаждением вдыхал его полной грудью, поднимал лицо навстречу тёплым лучам уже клонящегося к горизонту солнца, дурея от ласковых прикосновений ветра, ныряющего в рукава, за ворот рубашки, обнимающего порывисто и трепетно. Малфой помнил место, куда они пришли… спускающийся вниз пологий берег, небольшую лужайку с раскидистым буком... здесь часто сидела Грейнджер в окружении стопок конспектов и учебников. Неподалёку отсюда через светлую рощицу проходила дорога в Хогсмид. Драко опустился в траву. Рядом, куда менее грациозно, судя по звуку, плюхнулся Поттер. — Как же спокойно, — пробормотал Малфой, ложась на спину. Земля, прогретая за день, щедро отдавала своё тепло, травинки легко колыхались от ветра. — Да, только надолго ли, — Гарри огляделся. Всего несколько часов назад он искренне верил, что никогда больше не увидит этого дерева и озера. Никогда больше не полюбуется, как рыжие отблески солнца играют на тёмной глади воды. Но — вот он. И будто бы очередной учебный год, и будто бы всё снова по-прежнему. В теле всё ещё оставалось неприятное ощущение стянутости и скованности, как бывает, когда слишком долго сидишь без движения. Он вовсе не хотел превращать их разговор с Драко в исповедь, но не удержался: — Я не знаю, что делать, — признался Гарри. — Что дальше. Совсем не понимаю. Я правда не хочу никого в это впутывать, но сам я ни за что не справлюсь… и поэтому ещё упорней молчу. Да и поздно уже. Раньше надо было думать. — Поттер, я не стукач. То есть, стукач, конечно, — Малфой смешно сдвинул брови, — но тебе не кажется, что всё-таки стоит рассказать остальным? — Я думаю об этом каждый час. Каждую минуту. Я понимаю, что волшебники в Ордене куда умнее меня, они знают больше, могут больше… Но ведь Дамблдор не… — Дамблдор… ты презираешь его, не доверяешь ему, ненавидишь за то, что он так вовремя самоустранился из развернувшегося конфликта, но всё ещё веришь, что он никогда не ошибался?.. — Да, — неожиданно для себя ответил Гарри. — Убеждаю себя, что он просто старый дурак, но в глубине души надеюсь, что он как всегда предугадал всё. Поэтому передал тебе зелье. Ведь не может быть просто так… все эти жертвы… «Может, ещё как может», — подумал Драко, но вместо этого сказал: — А знаешь, Поттер… мне кажется, я вижу небо. Вон там, — он указал пальцем вверх, — вытянутое миндалевидное облачко, похожее на туго скрученную спираль. А слева на горизонте — вылитый клобкопух. Гарри задрал голову, но ничего, кроме двух длинных неровных полос перистых облаков, похожих на когти, не увидел. — И разве важно, что там на самом деле? — губы Драко дрогнули в улыбке. — Главное, во что ты веришь. Гарри посмотрел на него с удивлением, да так и замер — Малфой был похож на полупрозрачного, светящегося молочно-белым призрака. Сочная зелень травы только подчёркивала его измученную бледность, делая более резким контраст между окружающей живой природой и замершим, пустым взглядом холодных глаз Драко... и таким странным выглядел нежный, едва розовый полумесяц губ на его ничего не выражающем лице. — А ты веришь? — Гарри вздохнул, уже зная ответ. Просто ему важно было услышать, чтобы Малфой сказал это, сам. — Нет, — Драко пожал плечами. — Вот и я не верю. Пусть раньше всё всегда заканчивалось хорошо. И порой так сказочно, что кроме веры, что добро побеждает зло, и не подобрать более логичного обоснования. Но никогда мне не было так страшно. Сейчас это ужас, паника, надежды больше нет. Когда начинаешь верить, что Вольдеморт не мог ошибиться. — А Дамблдор мог? — Дамблдор умер. — Ты считаешь, что смерть — синоним ошибки? — Драко снова сел, обняв колени. — Всегда, — Гарри скривился. — Любая смерть — ошибка. Мы теперь в равных условиях… ты должен это понимать. Драко подумал о матери, и в груди защемило. Он снова почувствовал себя очень одиноким, и даже от понимания, что сейчас он нужен Поттеру, не стало легче. Он не мог позаботиться о себе, а вынужден сейчас вытаскивать двоих. — Может быть, иногда нужно ошибаться, — предположил он, уткнувшись лицом в колени. Гарри промолчал. Он прекрасно знал, что Драко сам не верит этому. Что Малфой так же растерян, как и он… точно так же не знает, что делать… Но одно то, что он говорил это ему — почему-то говорил, заставляло сердце горестно сжиматься. Несмотря на боль, он хотел бы сидеть так вечно — замереть, притаиться в траве, переждать бурю, притворившись каменным изваянием, памятником своему же отчаянию… Он чуть было не покончил с собой — что ж. Несколько часов забытья и бреда — как передышка. Теперь снова пора впрячь себя в ярмо «нужно». Нужно было возвращаться в Нору.