В месяце мехир

Мертвенно-серым, пепельно-седым было лицо Квиррелла. Витомир невольно сжал в руке раздвоенную ветку, которой переворачивал поленья в небольшом костерке, разожженном на месте старого. Предрассветные сумерки гасили все цвета, но Квиррелл даже на фоне повисшей в воздухе туманной хмари казался недавно вставшим из могилы мертвяком или ещё какой болотной нечистью. — Я только отошёл от костра... и заблудился, — простонал он заученную фразу, ничком валясь на мягкий мох. Стаменов предосудительно цокнул языком, но ничего не сказал. Что-то изменилось — в воздухе, в звуках, в стуке его собственного сердца. Витомир никак не мог понять, в чем причина, но за долгие годы жизни он накрепко усвоил, что стоит делать в таких ситуациях. Идти вперед, молча делая своё дело, и чаще оглядываться по сторонам. Квирин зажмурился. Как он нашел дорогу? Как вообще дошел обратно? Как выдержал? И кто теперь этот «он»? Мысли путались. Головокружение и звон в ушах то усиливались, то стихали, почти как морские волны, облизывающие берег, накатывают и отступают, накатывают и отступают, убаюкивая. Голос молчал. Без его шепота, ставшего уже таким привычным, Квирреллу было как-то пусто и одиноко. Стаменов подбросил ещё пару сучьев в костер, и огонь недовольно зашипел, пробуя на вкус отсыревшее дерево. Витомир тем временем разложил на землю их нехитрые запасы провизии, видимо, справедливо предполагая, что Квирин после такого ночного путешествия нуждается в горячем завтраке. От одной мысли о еде у Квиррелла свело скулы. Одно радовало — змея внутри не шевелилась. Может, она умерла? Может, желудок Квирина уже начал переваривать её живьём? Комок подкатил к горлу. Нет, если Квиррелл хочет сохранить остатки разума, ему не следует дальше размышлять об этом. Хватит и того, что сейчас он не чувствует ничего инородного внутри, только неприятно пощипывает царапины на руках, оставленные шипами цепких кустарников дикой акации, пока он не разбирая дороги продирался сквозь лесную чащу и болото. А ещё очень замерзли ноги. Квирин подполз к костру и вытянулся у огня. — На вот, — Витомир вытащил из рюкзака походную флягу и протянул её Квирреллу. Тот с благодарностью отвинтил крышку и сделал глоток. Пойло было мерзопакостным, по вкусу — смесь дешевого виски с некачественным коньяком, но приятный жар немедленно распространился по телу. Когда прошла первая волна боли в разодранном горле, Квирин с облегчением вздохнул, украдкой смахнув выступившие слёзы, и снова закрыл глаза. Тепло костра напомнило о летних деньках откуда-то из детства. Квиррелл свернулся в клубочек прямо на земле, подтянув ноги к груди, и, сглотнув горькую алкогольную отрыжку, вырубился. Когда он проснулся, солнце стояло уже высоко в небе. Погода была ясной, ветер чуть колыхал ветви огромных деревьев, и ритмичный шум их крон напоминал рокот моря. Роса сошла и земля подсохла. Если бы не едва уловимый, но пронзительный запах осени в воздухе, можно было решить, что они сейчас не в Черном лесу, где спрятан легендарный и опасный артефакт, а где-нибудь на увеселительной прогулке в курортном заповеднике. Квиррелл попытался встать и сразу почувствовал, что увеселительной прогулкой тут и не пахло. Ноги почти не слушались, слабость в руках была невыносимой, тошнотворной. Стоило огромного труда вспомнить, что происходило с ним до того, как он отправился в Албанию. Кажется, он преподаватель. В Хогвартсе. Это такой замок, там есть зал, где небо вместо потолка... Квирин старался игнорировать цепкий взгляд Стаменова, не спускавшего с него глаз. Удивительно, но у него неплохо получалось, в теперешнем состоянии он спокойно мог позволить себе не обращать внимания ни на что. Где-то в глубине души Квиррелл знал, что уже мертв, но и это его не заботило, ведь сейчас он впервые в жизни знал и ещё кое-что — он знал, куда идти. * * * Убертино бездумно шагал вперед, временами переходя на бег. Боргезе порядком вымотался, в боку кололо, тупая резь в желудке напоминала, что он не ел с самого утра, ремешок сумки с медикаментами, верой и правдой служившей ему с самого начала войны, по неизвестным причинам лопнул несколько часов назад. Убертино с грехом пополам связал концы, но выступающий узел натер кожу так, что теперь приходилось постоянно перекладывать сумку с плеча на плечо, а то и вовсе нести в руках, прижав к груди, что нисколько не облегчало задачу. У колдуна было почти полдня форы, у них — лишь злой следопыт из местных, на лице которого явственно читалось, что тот с превеликой охотой завел бы их в какую-нибудь трясину при первой же возможности, да боится сам оттуда не вылезти. Как раз сейчас их проводник остановился и опустился на колени, пристально изучая четкий, будто нарочно оставленный во мху отпечаток ботинка. — Туда, — следопыт махнул рукой, указывая в самую чащу. — Этот Демир явно пытается нас запутать, — пробормотал капитан отряда, задумчиво поглаживая окладистую бороду. На вид ему было уже за тридцать, и в голосе звучала усталость, усталость особая, встречающаяся только у тех редких людей, кто большую часть жизни провел на войне и по любой теории вероятности должен давно бы умереть, но кого смерть методично и уперто обходит стороной, будто не замечая. — Может быть, решил отсидеться в лесах? — предположил Убертино. Воспользовавшись краткой передышкой, он смочил горло неприятно теплой водой из дорожной фляги и попытался переместить узел на сумке. — Тут везде леса, — недовольно буркнул один из солдат. — Леса и болота. Сиди где хочешь. Вот хоть прямо здесь — сядь да и сиди, а этот леший даже не петляет, чешет по прямой, будто рельса проложена. — И бежит-то куда, строго на северо-восток, — неохотно признал капитан. — А должен бы на юг, к грекам... Следующей фразы он не стал произносить вслух, толку? Нет смысла озвучивать то, что сейчас пронеслось в голове у каждого. В Сербии турецкому лазутчику делать уж точно нечего. Что, если Демир никакой не шпион? Что, если нет никакого тайного оружия, а этот турок просто-напросто самый настоящий колдун, ведущий их в чащу леса, чтобы там перебить по одному? — Догоним — расспросим, — скривился один из рядовых, выразив практически единогласное мнение остальных. Убертино коротко кивнул. Если они хотят догнать Демира, то нельзя тратить ни минуты. Скоро их немногословный отряд снова продолжил путь, продираясь сквозь лес. Деревья стали ниже, среди прямых и мощных стволов все чаще попадались узловатые и кривые, будто калечные. В воздухе запахло тяжелой сыростью. Облачка мошкары, кружившей стайками у земли во влажных низинах, пока не обращали на людей никакого внимания, но Боргезе не питал иллюзий по поводу сегодняшней ночи. Стемнело быстро. Передвигаться по лесу вслепую было невозможно, поэтому, отыскав небольшую ровную полянку, солдаты устроились на ночлег, чтобы завтра ещё до первых лучей солнца снова пуститься в погоню. Убертино чувствовал себя странно — он был рассеян и задумчив, временами ему казалось, что всё это происходит не с ним. Да, на войне такое бывает часто, но в этот раз ощущение нереальности происходящего было слишком настойчивым и неприятным, чего не могла оправдать даже смерть Поля. Иногда Боргезе на полном серьёзе начинал сомневаться, где он, в чаще леса или у себя на родине в фамильном особняке, сидит в кресле, читает книгу и в моменты особо яркой грезы видит себя полевым врачом на линии фронта. Происходящее потеряло для него всякое значение и привлекательность. Да, нужно сделать все возможное, чтобы добраться до Демира, но Убертино уже и не знал толком, зачем. Его не интересовали ни победа в войне, ни оружие, ни месть, хотя память ясно хранила прежние чувства и эмоции, по которым он видел, что ещё сегодня днем для него все было совсем не так. Темнота... Возможно, именно она оказывала такое влияние. Отряд сбился в кучу вокруг трех костров в центре поляны, разговоры велись тихо и осторожно, только изредка кто-то, поддавшись внезапному порыву, вдруг повышал голос или слишком громко смеялся избитой шутке. Убертино нащупал в дорожной сумке мехир, завернутый в плотную тряпицу, и сжал камень в ладони, не решаясь достать его наружу и рассмотреть поближе при свете костра. По руке распространилось приятное ощущение прохлады. Чувство было абсолютно реальным и естественным, как рассвет. Только вот восход солнца — предсказуемое, описанное физиками природное явление, обусловленное строением солнечной системы, а артефакты, дающие бессмертие, это уже чертовщина и мракобесие, верить в которые глупо. Глупо? У него в родне Папа Римский, но разве Убертино не придвинулся невольно поближе к центру поляны, заметив у кромки деревьев идеально ровное, будто вычерченное циркулем ведьмино кольцо? И разве кое-кто из их отряда до сих пор не косился настороженно на это место, хотя темнота давно скрыла от глаз бледные грибные шляпки? Мицелий просто так растет, напомнил себе Боргезе. Во все стороны с одинаковой скоростью. Здоровые мужики с оружием боятся поганок. Глупо? Убертино точно знал, ему было тяжелее всех остальных. Он видел труп Поля. До этого момента боль, ярость и жажда действий мешали спокойно подумать о том, что произошло. Сейчас он остался наедине со своими мыслями. Странное дело — совсем расхотелось спать, Боргезе чувствовал удивительную бодрость, хотя никогда не мог похвастаться качествами атлета. Да, на войне пивные животы подтягиваются сами собой, но выносливость нужно тренировать, а уж чем-чем, а ей Боргезе похвастаться не мог с рождения. Факт оставался фактом: если бы не зловещая чернота вокруг, Убертино мог бы шагать и шагать, несколько суток без остановок на сон и еду. Он аккуратно запихнул мехир обратно на дно сумки. Если к нему в душу и закрались какие-то сомнения, то Боргезе очень умело отставил их в сторону. Мало ли что бывает? На нервах можно запросто не спать и не есть несколько дней, не испытывая ни малейшего дискомфорта. Где-то в самом дальнем уголке сознания Убертино прекрасно понимал, что, как бы он ни упирался, он уже начал верить и этот процесс, увы, необратим. Магия хлынула в его мир и заполнила все, придавая новые смыслы и звучания некогда привычным и понятным вещам. Француз Поль, обладатель колдовского артефакта, за ночь исцелившийся от смертельных ран, убивший десятки греков, а затем погибший таинственной смертью от рук колдуна, обладающего огромной силой... все стало реальностью. Лес наполнился новыми звуками, в воображении Убертино это шумела нечисть, которой раньше находилось место только на страницах детских сказок. Боргезе впервые подумал, что встречу с Демиром может не пережить, если только этот волшебный камушек не спасет его. Всех остальных не спасет точно. Убертино обвел взглядом поляну с абсолютно новым чувством — он понял, что у костра сидят, пьют и смеются живые трупы. Наверное, именно поэтому Боргезе совсем не удивился, когда на утро выяснилось, что двое их товарищей пропали без следа. Чертыхаясь и матерясь, солдаты разбрелись по лесу, пытаясь найти пропавших, но тщетно. К полудню на общем совете было принято решение идти дальше, потому что ещё несколько часов промедления — и догонять будет уже некого.