Мы встретились в другой жизни

POV Леви Глаза не очень-то хотели открываться, но яркий свет, проникающий сквозь два расположенных напротив кровати окна, способствовал обратному. Как только пелена утренней сонливости спала, а голова начала болеть, напоминая о вчерашней попойке, Леви обратил внимание на сопящую перед ним Ханджи. Она была как никогда близка и как никогда досягаема. Сначала он просто смотрел, пару минут наблюдал за сложившейся картиной, а потом протянул указательный палец к лицу девушки, касаясь ее широкой опущенной брови. Зое открыла глаза, почувствовав легкое прикосновение. Она чуть заметно повернула голову в сторону Леви, так, что пару бликов успели поиграть в ее мягких волосах. «Доброе утро» «Доброе» Мысленно отметили лежащие, молча всматриваясь в лица друг друга. За дверью слышалась суета уезжающих туристов и возня персонала, а в их номере было спокойно, будто бы время на пару секунд решило взять перерыв. И все было поистине прекрасно, ну почти все. За исключением едкого запаха перегара — пресловутого символа удавшейся пьянки. — Скоро выезжаем, — ровно, но на тон тише обычного, сказал сенсей. Ханджи не сразу отреагировала. Но когда смысл слов все же дошел до нее, она печально выдохнула. — Еще минуту полежим вот так, а потом пойдем, — привычной игривости не чувствовалось, и от этого голос звучал просто. Леви коротко кивнул, соглашаясь с выдвинутым предложением, и продолжил всматриваться в карие глаза с обрамленными не длинными, но густыми ресницами. Лоуренс (1) бы однозначно одобрил такого рода связь: эротическая, странная и трудно объяснимая. Но это было вчера, когда виски не по-дружески сыграл на руку, выгоняя смысл и маломальские рамки приличия со своих мест. Сказал бы Леви кто-нибудь, что он чуть ли не переспит со своей ученицей, да и примет тот факт, что ему и понравится, он бы в жизни не поверил таким словам, а то и пуще, вовсе бы воспротивился тому, что кто-то позволил думать о нем в столь непристойном ключе. — Ладно. Встаём, а то так и жизнь проспать можно. — Ничего не имею против, — ответила девушка, потягиваясь, будто довольная жизнью домашняя кошка. — Точно не сегодня, четырехглазая, — добавил сенсей, уже нацеленный на поиск своих очков. — Возможно, не открою вам истины, или же вы сочтете мои слова глупыми, но что если все, что осталось от моей жизни — это сегодня? — Тогда ты тем более не должна его проспать, — мужчина смерил ее своим излюбленным равнодушным взглядом и направился в душ. — Через час выезжаем, — повторился Леви на последок. И пока тело Леви отмокало от свинцовой тяжести и усталости, накопившейся за ночь, он все прокручивал мысли о том, какую же модель общения стоит избрать теперь, после того, что между ними произошло. В ванной комнате было жарко и уютно, и клубы образовавшегося пара не позволили ему думать об этом долго, поэтому сенсей просто расслабился и впервые позволил чему-то идти своим чередом. «А может это не так плохо — быть на поводу у судьбы? В конце концов, я не слепой, не нуждаюсь в поводыре и вовремя смогу остановиться, если только захочу. Точно.» — с этим умозаключением, мужчина прервал приятную водную процедуру. И когда дверь ванной комнаты открылась, первое, что услышал профессор — странный звук, словно поскуливания подстреленного животного одновременно с дедовским храпом. С животным он прогадал, а вот с храпом попал в яблочко: Зое, уже одетая и с прижатым рюкзаком к груди, громко посапывала, лежа на выбеленных простынях прямо в своих берцовых черных ботинках. И это зрелище умиляло и приводило Леви в бешеную злость одновременно. На сколько же ещё эмоций способна его вывести эта девчонка? По правде говоря, профессор вообще не был заинтересован в людях: как с эмоциональной, так и с сексуальной точки зрения. Да, он находил многих внешне привлекательными, даже красивыми. Но не было и парочки человек, с которыми бы он был готов сделать то, что вчера делал с Ханджи. Он бесшумно подошёл к девушке, поправляя непослушную прядь медных волос, навязчиво падающую на глаза. Леви осмотрел ее полностью: грудь медленно то поднималась, то опускалась, и это заставило Аккермана столкнуться с мыслью, что он бы не прочь сделать это еще раз. Сейчас уже в голову поползли развратные мысли, которые бы стоило отогнать. Но почему-то никак не хотелось. — Похоже, ты все же решила проспать жизнь, — развеял сонные чары учитель своим голосом, убирая ноги Ханджи с белой простыни. Храп тут же прекратился, и девушка, бросив парочку колких фраз, совершенно невпопад, все же встала. Оба покинули мотель «Л.В.» в течение десяти минут.

***

На улице было довольно зябко, а окна машины успели покрыться тонким слоем грядущих заморозков. Ехать оставалось не так уж и много, но хотелось скрасить тягучее молчание чем-нибудь посредственным и отвлекающим, а лучшим способом это сделать было включить радио. Связь ловила не очень-то хорошо, поэтому они набрели на какую-то волну с шоу-викториной. Знаете, эти дурацкие квизы по типу «самый большой город в мире» или ещё чего похлеще «растение-лекарь». В общем, какую только ересь не придумают, лишь бы за нее своевременно платили. Леви, понятное дело, к таким дешёвыми постановкам относился скептически, а вот Зое уже во всю вслушивались в вопрос онлайн-ведущего. — Итак, с нами в гостях Джена. И мы продолжаем наше шоу. Следующий вопрос. Дорогуша, вы готовы? — Думаю, я заберу сегодня кругленькую сумму, — весело, с примесью уверенности выдала эта Джена, глупо хихикнув. — Область — всемирная история. Слушаем вопрос: какой влиятельный политический деятель был жестоко застрелен в начале 60-х? Подсказка: вы любите картошку фри с говяжьими бургерами? — Ох, как тонко вы мне намекнули на его национальность, Фрэнк, но прошу, не мыслите так стереотипно, — мягко выдала она в адрес ведущего, — Это слишком легко. Это… — Джон Кеннеди, — озвучила девушка из радио одновременно с Зое, которая удобно облокотилась о дверь машины. — И это… Абсолютно верно! Вы зарабатываете очередные десять долларов! Двигаемся дальше. — Ага… — послышалось из включенного плеера. — Итак. Область — зарубежная литература, — слышалось из временами хрипящего от перебоев связи радио.— Герой какого произведения был готов бросить Родину, дабы избежать фронтовых сражений? Джена? — ведущий сделал интригующую паузу. — Подсказка — действия романа разворачиваются во время Первой Мировой. — Так-так… Дайте подумать… На ум что-то ничего не приходит. Погодите, погодите-ка… Пускай будет… Нет, не знаю… Это же проще пареной репы. Что может быть популярней Хемингуэя (2) и его влюбившегося Генри (3)? — Ханджи деловито поправила очки, оставляя на панели приборов игривый отблеск от стеклышек. — Ииии…? Ваш ответ…? — «Прощай оружие», — добавила Зое, разглядывая мимо проплывающие за окном деревья и пожелтевшие поля. — Нет ответа… — Леви сделал немного тише, приглушая навязчивую болтовню ведущего. — Зачем вы убавили громкость? — недовольно заявила Ханджи. — Там не было ничего конструктивного, очкастая. — А вдруг бы он продолжил говорить про книгу? Держу пари, такие передачи так делают с определенными вопросами, дабы лишний раз напомнить нации о том, какое культурное достояние она хранит. — Ты считаешь Хемингуэя — достоянием американской литературы? — удивлённо спросил профессор, показывая своим тоном несогласие. — Я говорю не про автора, а про книгу. Живя во времена, когда не каждый готов пойти на риск, защищая свою Родину, тема дезертирства становится очень актуальной. Да сравнить даже с разведлегионами в 845… Аккерман молчал, внимая каждому слову Ханджи. Впервые за долгое время ход ее мыслей не представлял собой хаотичный набор слов. «А может она только прикидывалась дурочкой?» — подумал сенсей, слушая то, что сейчас задвигала его ученица. — Тогда, во времена титанов, если это все, конечно, не вымысел, те люди жертвовали своими жизнями во благо человеческого рода. Казалось бы, зачем? Чтобы сейчас какая-то Джена не знала даже одно из величайших произведений, посвященное теме отсутствия героизма и храбрости? — Героизма? Действия разведлегиона — героизм? — саркастично выплюнул Леви, — Ты искренне веришь в то, что такое отчаянное самопожертвование можно назвать героизмом? Какой смысл бороться за истину, зная что ты ближе к смерти, чем к разгадке? — Тогда какой смысл жить вообще, сенсей?! — почти сорвалась на крик девушка. «Действительно, какой?» — ещё раз мысленно спросил сам себя учитель. — У вас есть белый лист и у меня. Рано или поздно он закончится, будучи расписанным красками вдоль и поперек или выброшенным в канаву. Может быть, кто-то решится его сжечь. Я не знаю… На мгновенье воцарилась немая пауза, которую разбавлял лишь гул от жужжания двигателя. — Метод не важен, — продолжила Ханджи, — итог всегда один — лист все равно станет непригодным. Так почему бы вам самому не решить, каким способ привести его в непригодное состояние? Ошарашенный напрочь, словно бушующим ураганом, что сносил все устоявшиеся принципы в жизни, Аккерман задумался. Получил жгучую моральную оплеуху в лице мировоззрения Ханджи и задумался, что существует и другая точка зрения. И не будь ее, Зое, рядом, ему бы и в жизни не пришло в голову расписать свой собственный лист, который уже как тридцать два года пылился и ждал своего конца. Кроме того, ему начинало нравиться это противостояние личностей. Нет, ему начинало нравиться противостояние именно с одной личностью, с Зое. — Вы достигли точки назначения, — раздался монотонный женский голос навигатора, прерывая разгорающийся диалог. Леви мастерски припарковал свою машину прямо перед небольшим кирпичным домиком, что напомнил больше жилище лесника, нежели обычный дом. Из трубы сочился серый дым, что упирался прямо в кроны полуголых деревьев. Во дворе было пусто. Лишь стопка ровно сложенных дров и топор указывали, что место не заброшено, и здесь действительно кто-то живёт. Учитель и ученица подошли к простенькой деревянной двери. Аккерман коротко постучал, и дверь почти сразу открылась. — Ах, это, должно быть, с Вами я связывался по телефону? Добрый день! Прошу, проходите, — заговорил статный светловолосый мужчина в клетчатой рубашке. — Добрый. Вы господин Йегер? — сразу перешел к делу Леви. — Нет, — коротко отрезал блондин, сопровождая их на кухню, — чаю не желаете? — Черный, пожалуйста, — добавил сенсей, садясь на такой же деревянный, как и стол, небольшой стул. — Я бы не отказалась от кофе, — вклинилась Зое, — Так, собственно, кто вы такой? Мы с вами связывались по телефону? — Да, — подтвердил тот, — меня зовут Эрвин Смит. Можно просто Эрвин. Господин Йегер просил передать вам эту записку, если вы все же приедете. Хозяин дома спустя пару минут поставил на стол поднос с двумя чашками чая и кофе, что уже отдавали тонким шлейфом чайного аромата вперемешку с кофейным. Леви аккуратно обхватил теплую от находящейся в ней жидкости чашку и недоверчиво уставился на этого статного, чересчур гостеприимного мужчину. — К чему такая конспирация, господин Смит? — Я ведь сказал, можно просто Эрвин, — улыбчиво и по-простому добавил мужчина. — Хорошо, «просто Эрвин», почему господин Йегер сам не соизволил с нами встретиться? К чему письма и передачи? — перефразировал Аккерман, делая еще глоток черного чая. — Об этом вы узнаете в письме. Понимаете ли, есть многое, о чем я не вправе рассказывать. Но вам правда следует прочесть письмо. Ханджи в это время лишь молча наблюдала, как Леви решает то, что по сути дела должна решать она. Диплом-то писать ей. Однако решающая точка, как и вся инициатива до этого, осталась за Леви, который как ни старался, и слова не вытянул с этого Эрвина Смита. — Пожалуй, нам пора ехать. Дорога не близкая, а уже начинает смеркаться, — добавил Леви, оставляя чашку из-под чая полностью пустой. Эрвин, выслушав сенсея, бросил краткий взгляд в окно, на секунду задумавшись о своем, а затем обратился к своим гостям. — Куда вы поедете, когда на носу практически ночь? Прошу вас, оставайтесь. Ночные дороги небезопасны. Тем более в такую погоду. И вправду, погода в последние дни напоминала глупую капризную девчонку, что моментально могла менять гнев на милость, солнце на тучи, а снег — на дождь. Причем мерзкий и долговременный. Аккерман состроил гримасу полного замешательства, переглянувшись с Ханджи, мол, ее мнение тоже что-то решает. Девушка поймала на себе озадаченный взгляд профессора и заключительно выдала: — Спасибо за предложение, но мы все же поедем, правда, — вся ее интонация и взгляд буквально кричали: «вы же это хотели услышать, Леви-сенсей?» — Ханджи, прошу, будьте благоразумны, — Смит ненавязчиво подошёл к девушке и взял ее ладони своими большими теплыми, пуская в нее свой настойчивый убедительный взгляд. — Правда, я даже не знаю… — напор уже поубавился. В серых глазах сенсея проскользнуло едва заметное недовольство, которое мгновенно сменилось на привычное безразличие. Он переключил внимание Смита на себя. — Ладно. Но завтра утром мы уезжаем. Однако господин Эрвин, можем мы вскрыть письмо сейчас? Казалось, что хозяину дома было неловко возвращаться к вещам, которые бы тем или иным образом, но разочаровывали его гостей. Его лазурные голубые глаза молебно, с искрой извинения полыхнули. — В этом нет никакой необходимости. Так бы сказал господин Йегер. — Да что этот господин Йегер о себе возомнил?! — ядовито выплюнула Ханджи, — Мы проделали такой путь, чтобы вернуться обратно и вскрыть письмо дома? Он вообще знает, что такое емейл или на крайний случай почта, а?! И, собственно, Леви понимал мотивы такой реакции, поэтому не стал ей перечить, хотя очень хотел. Он просто молча наблюдал, как взрослый Эрвин превращается в синьора-помидора, которого отчитывает молодая девушка. В какой-то степени, он даже мечтал быть на месте Эрвина. Безусловно, сенсей не хотел, чтобы его отчитали или ещё похуже — унизили. Но спорить с Зое, видеть ее горящие глаза и безумство в пляшущей интонации голоса — совершенно иное. Теперь каждый повод задеть ее за живое становился особым лакомым куском для профессора. Его это не просто забавляло, но приводило тело в состояние воодушевления и желания продлить это как можно дольше. — Я постелю вам на диванах, — вежливо и терпеливо отозвался Эрвин, несмотря на такого рода пререкания девушки, а его большая подкаченная рука указала на не очень просторную гостиную, где друг напротив друга стояли два небольших диванчика: на вид мягких и уютных, но абсолютно не предназначенных для сна. — Благодарю. Мне нужно пройтись! — Ханджи, понимая, что наговорила лишнего, пулей вылетела из дома, оставляя хозяина и Леви в полном замешательстве от ее взбалмошного поведения. — Прошу меня извинить! — Аккерман отправился вслед за ней. Вокруг стояла кромешная темнота, освещаемая чуть заметным кусочком луны, что пробивалась из-за ониксовых туч. Еще хуже выглядел лес, который в окружении мрачных свисающих туч и мощной дождевой завесы казался зловещим и даже пугающим. «И куда эта идиотка могла пойти? Думай, как она. Думай, как она, Леви. — говорил сенсей сам себе, стараясь анализировать ситуацию привычным способом, — Черт. Она ж не умеет думать. И что теперь делать?» И хоть сенсей был из тех людей, что опирались лишь на здравый смысл и безоговорочную логику, сейчас пришлось довериться интуиции, которая так и внушала: «поверни налево, туда, где страшнее». Аккерман так и сделал, оставляя одинокий силуэт кирпичного домика расплываться сумрачной фигурой в дождливой ночи. — Очкастая! — кричал профессор, слыша в ответ лишь собственный голос, что звучным эхом пролетал по ночному лесу. Ответа ждать не приходилось, и это до чёртиков раздражало. Аккерман просто брел по сырой земле сквозь призрачные ветви деревьев и кустов, стараясь найти хоть что-то, хоть какую-то подсказку, которая смогла бы помочь ему найти Зое. И она, подсказка, появилась: смутное очертание и едва светящиеся медные пряди растрепавшихся волос, словно затухающие угли вечернего костра, осветили ему путь к нужному месту, к Ханджи. Она, ей богу, как в классических русских сказках, сидела на большом неподвижном булыжнике в ожидании лучших перемен, а, может, не ожидая вообще ничего. Кто поймет этих женщин? Ноги мгновенно понесли Леви туда, к дурацкому валуну и не менее глупой ученице. Услышав приближающиеся шаги, Зое устало обернулась. — И чем ты только думаешь? — однозначно озвучил сенсей, схватив насквозь промокшую Ханджи за ее широкие плечи. Отогнав мысли о лишнем, профессор почувствовал отчетливое содрогание ее тела, словно от ударов тока, что мелкими мурашками покрывали кожу девушки. — Если ты, безмозглая, решила заболеть, то это не лучший способ. — Мне совсем не холодно, — подергиваясь, выдали в ответ посиневшие губы. Мужчина, пустив свой едкий взгляд в ученицу, с лёгкостью проанализировал сложившуюся картину: бледное до мертвенный синевы лицо, дрожащее тело и, непонятно почему, часто кивающая, словно китайский болванчик, голова. Профессор не имел при себе ничего: ни пальто, ни пиджака. А все потому, что пришлось выбежать, как ошпаренному, вслед за Зое, не успев подумать о таких мелочах. «С такой, как очкастая, и самому можно умом тронуться», — подумал Леви, когда понял, что на мгновенье поддался горячности поведения, которой всегда поддается Ханджи. Он приобнял ее за плечи, стараясь хоть как-то спасти от холода. — Я за тебя писать диплом не собираюсь. Только попробуй заболеть, — бледные глаза сенсея заметно успокоились, хоть ситуация была и вовсе далека от позитивной. Леви был рад, что хотя бы застал ее живой и не натворившей всякого-разного. — А как я буду писать его без вас, если заболеете вы? — Об этом можешь не беспокоиться. — С чего бы? У вас какой-то особенный иммунитет? Суперген против всяких болячек и простуд? — саркастично продолжила девушка. — Сейчас я думаю, что было бы неплохо заиметь иммунитет против глупых учениц, которые сбегают без всяких объяснений, — в такой же манере ответил тот. Ханджи однозначно хотела вставить свои пять копеек, но не успела. — Идем! Нам нужно вернуться. — сенсей окинул глазами плачущее небо, показывая, что неплохо бы поторопиться: лес, ночь, слякоть, гром — приятного мало. Не Бали и не курорт, однозначно. И тут уж Зое пришлось повиноваться. Вместо того, чтобы начать перепалку, у нее было лишь одно маленькое развлечение по дороге обратно — разглядывать сенсея. Возможно, неосознанно, необдуманно и бесцельно. «Ну вот. Нужно быстрее идти», — осознание того, что Ханджи внаглую начинала пялиться, пришло как никогда быстро. — Долго нам ещё? — безразлично задала вопрос девушка. Леви впился в ее запястье, быстрее потянув за собой. И это было не самое лучшее время и отнюдь не самое лучшее место, чтобы читать проповеди, но даже хладнокровие и рассудительность Аккермана быстро начинали испаряться, растворяясь вместе с падающими на землю каплями. — Безрассудство — твое второе имя. Давно не пересекалась с пневмонией какой-нибудь? — вставил Аккерман. — Вас никто не просил идти вслед за мной, а тем более опекать. И с дипломом бы уж как-нибудь без вас разобралась, если бы знала, что все так далеко зайдет, — разгоряченно прыснула Ханджи. — Как быстро ты переобуваешься, четырехглазая. — Тс, ничего я не… — в ответ Зое лишь недовольно цыкнула, показывая свою мнимую независимость. — Просто закрой свой рот, — уже явно раздраженный, профессор оборвал ее на полуслове. И явно к лучшему. Аккермана остро начал волновать вопрос: когда эта девчонка успела так осмелеть? Осмелеть настолько, что начала дерзить. Впрочем, неважно. Теперь желание поставить ее на место становилось лишь сильнее. Они почти миновали просторы густого леса и снова выбрались на тропу, ведущую к дому Эрвина, который наверняка уже все локти от волнения искусал. В окне горела одинокая керосиновая лампа, тускло освещая столик и держащегося за голову хозяина. Увидев в окне Эрвина, девушка мгновенно запротестовала, оставшись стоять посреди улицы. Капли продолжали нескончаемо падать на лицо, что искажалось недовольной гримасой. — Мы уезжаем. Сейчас же! — Ханджи уже по заядлой привычке скрестила руки на груди и гордо отвела голову в сторону. Леви устало выдохнул, потирая свой лоб с прилипшими темными прядями волос. — Зое, — хотел начать он. — Даже не думайте переубеждать меня, Леви-сенсей! — теперь уж она сняла свои очки, что до этого постоянно приходилось протирать. Кровь в теле Леви бушующим штормом кочевала по венам, заставляла приходить в состояние раздражения и мимолётно проявляющегося гнева от слов девушки. Приходилось прилагать титанические усилия, чтобы не дать своим эмоциям вырваться наружу и разнести все к чертовой матери. Ноздри втянули холодный воздух внутрь, окутывая гортань и легкие. Это принесло рассудку волну временного спокойствия. Воцарилось затишье. Возможно, перед бурей. — Мы остаёмся. Ты пойдешь в дом и извинишься за свою выходку, — сенсей подошел вплотную, обхватив скулы девушки своей ладонью. Она ответно вцепилась в запястье Леви, который крепко сжимал ее лицо. Карие, потемневшие в ночи практически до черных, глаза дьявольски сверкнули, предвкушая грядущий апокалипсис. Ханджи набрала полную грудь воздуха, и… — Не пойду! Девушка разозлила Леви — случился коллапс, не меньше. Держащийся на одном святом духе, реактор с терпением сенсея мгновенно взорвался. Надвигалось нечто ужасающее.