Глава 1-4
«Затишье перед бурей»
Поселок Грин-Марш, спустя неделю после штурма «Кэст-ун-Го» За какие-то семь дней ополчению удалось добиться значительных успехов по реабилитации своих сил. В первый месяц войны, когда столкновения местных с пришельцами происходили как-то стихийно, нерегулярно, ополчение было лишь сборищем разношерстных, очень разделенных по взглядам фермеров, взявшихся за оружие в целях защиты своего дома. Под конец второго месяца мамоно уже надежно контролировали значительную часть городского самоуправления в Ауриенте, пробрались в правоохранительные органы, некоторые предприятия, СМИ и образовательные учреждения. Естественно, к началу третьего месяца на этих предприятиях не осталось практически ни одного человека, которого не обратили демонической маной. Такое положение вещей плохо сказалось на качестве ополчения — отдельные группировки, которыми руководили бывшие высокопоставленные офицеры из полицейской МОГ «Девятихвостые лисы», еще больше разделились и перестали поддерживать связь. Их подразделения оказались разбиты на несколько отдельных частей, слабых по отдельности, с разными взглядами на решение этого кризиса. За пять дней ополчение воссоединилось с несколькими ячейками в западном регионе Ауриенте и теперь можно было подумать о более значимых целях для атаки. Ойгену и другим лидерам ополчения удалось более-менее установить хоть какую-то дисциплину в отрядах ополчения. Несколькими ячейками, которые лидер ячейки ополчения фактически освободил из-под напора силовиков Друэллы, руководили весьма талантливые люди-выходцы из бывшей МОГ и не только. Ойген познакомился с ними всеми: там были Даг Зильбер, бывший офицер «девятихвостых» и ныне — командир одной из ячеек ополчения, Марк Шпеер, не связанный с «девятихвостыми» чиновник, ранее представлявший партию прогрессивистов в Ауриенте и просто богатый чувак, а еще Лидия Майлз, офицер полиции. Если с последними двумя Ойгену было договориться легко, они сразу поняли намерения бывшего метеоролога, то с Дагом оказалось очень непросто разговаривать. Даг был не самым жестоким человеком, но вот мамоно он абсолютно не уважал. Он совершенно не стеснялся в методах войны против них, используя против пришельцев все, что могло быть доступно ополчению, плюс, он не очень беспокоился о пленниках — те мамоно, что выжили после его действий, обычно оказывались в грязных котлованах посреди поля прямо под открытым небом безо всяких удобств, да еще и под прицелом пулеметов. А состояние мертвых мамоно, которых было большинство, вызывало зависть живых. В общем, не то чтобы он убивал всех и вся направо и налево, но за выживаемость своего врага он не очень беспокоился. Ойген понимал, что простые мамоно, скорее всего, просто являются пешками в руках более высоких представителей этой расы, и это несколько смягчало его отношение к ним. Дага же это не волновало — его люди стреляли на поражение, и в переговоры не вступали. Поэтому убедить его объединить усилия с ячейкой Денса оказалось сложным, потому что Зильбер оказался человеком упрямым и до омерзения принципиальным. Впрочем, он согласился помогать ополчению при условии, что ему не будут мешать в его боях с мамоно — то, что может поставить под угрозу жизни его людей сразу отпадало, и брать могучих мамоно живьём он не планировал. Все это ложилось на плечи Ойгена и Шпеера, которые готовы были запариться и спланировать бескровный захват отдельных лиц или мест. Среди людей, которые руководили собственным ополчением в других регионах, иногда мелькал Михель Фон Блутштейн. Но от этой фамилии у Ойгена, как и у всех других лидеров, даже у Дага, пробежались мурашки по коже. Этот человек — глава частной военной корпорации «Блутштейн секьюрити». Такой странной реакции было несколько причин: во-первых, Михеля подозревали в совершении как минимум нескольких тяжелых преступлений: заказное убийство, разбойное нападение, несколько рейдерских захватов. Разумеется, там был замешан не только он один, но и несколько его приближенных лиц из той же корпорации, против которых тоже велись дела, но конец всегда был один и тот же — его друзья, да и он сам, проходили невиновными по всем статьям за отсутствием состава преступления и неимением существенных доказательств. А свидетелей его преступлений не находилось — они либо исчезали, либо погибали при весьма загадочных обстоятельствах. Полицейские МОГ в Империи Терры собирались только в конкретных, заведомо определенных целях. Простое расследование преступления мог организовать местный департамент полиции, но нередко полицейские были весьма ограниченны в своих полномочиях. Тут на помощь приходили Мобильные Оперативные Группы полиции, которые назначались лично маршалом полиции Империи с четко определенной задачей. «Девятихвостые лисы» как раз были сформированы для расследования деятельности ЧВК «Блутштейн» в Ауриенте. Но их расследование закончилось, не успев начаться: вторжение мамоно разрушило все планы. И, во-вторых, Михель Фон Блутштейн вообще имел репутацию человека мутного. О его личности известно мало, но то, что он творит на своей территории с мамоно не поддается никакому оправданию. Со слов немногочисленных ополченцев с центрального региона полуострова, он не просто ненавидит монстродев. Это самый настоящий мясник. «Генерал Потрошиллинг», как выразилась Лидия Майлз, которая не понаслышке была с ним знакома, ибо была в составе следственной группы «Девятихвостых». С таким отморозком связываться не хотелось, ведь даже жестокий Даг Зильбер, редко прощавший захватчиков, все же имел какие-то моральные принципы, а Блутштейн слыл просто психом. Вопрос о его вменяемости еще стоял открытым. На собрании решено было следующим шагом взять окружную тюрьму в Толл-Тейле. Это позволит ополчению не только обзавестись удобным плацдармом для последующих наступлений, но и посеет немало страха среди захватчиков, которые считают «девятихвостых» толпой необразованных глупых верунов, которые ставят себе целью истребить всех мамоно, и их всех нужно срочно «исправлять». Естественно, с помощью промывки мозгов. Впрочем, как узнал Ойген от своего агента, отношение к ополчению разнится в слоях общества мамоно: младшие виды и «силовички» склонны недооценивать ополчение, считая его сбродом обманутых церковью невежд, как и некоторые высшие мамоно из окружения Друэллы, а вот что по этому поводу думает сама захватчица было неизвестно. Зато её советники видели в ополчении серьезную угрозу её планам. Пока производилась подготовка к миссии по захвату Толл-Тейла, которую уже окрестили «Операция: золотая мельница» на собрании командиров, другие ополченцы занимались кто чем. Собрание происходило в бункере Ойгена Денса, и, надо сказать, «девятихвостым» удалось весьма хорошо замаскировать проведение такой важной встречи, как и, собственно, подготовку самой операции. Миссия предстояла опасная; именно поэтому за рубежи для наступления перед Толл-Тейлом заготовили заранее, ночью, когда мамоно не выводили патрули за границы поселков. Одно стало известно точно — в тюрьме расположились темные рыцари, прямо весь их контингент был расквартирован именно там. Первоначальные данные говорили, что их там минимум дивизия, но позже была произведена переоценка данных, и выяснилось, что там намного меньше рыцарей, чем изначально предполагалось: их было пять отрядов примерно по шестьдесят бойцов в каждом. Так или иначе, они использовали тюрьму как крепость, и с неё могли на лошадях отправить отряд в поселок на подавление ополчения. Именно поэтому сначала предполагалось взять именно её — мамоно в поселке окажутся без подкреплений и можно будет сосредоточить силы на более сильных представителях пришельцев. На штурм окружной тюрьмы давалось мало времени: её планировалось взять всего за час-полтора. Для такой крутой задачи были приведены в надлежащее состояние автомобили с безоткатными орудиями, ими же и планировалось выбить ворота внешних рубежей тюрьмы. Затем — уже зачистка поселка от сопротивляющихся подельников Друэллы. Для этого были сформированы специальные отряды «Егерей», которые должны были как раз с помощью магии и мощного оружия ликвидировать сильнейших защитников. День начала операции все приближался, а пока знаменитые среди ополченцев Лизбет и Ян занимались скучным, но ненапряжным присмотром за пленниками. Хотя, и это дело было сопряжено с некоторыми трудностями. *** — Э-э-э-й! Слухай… как там тебя… командант-кун! Чеши сюда, разговор есть! — Послышался звонкий голосок, принадлежавший одной из как бы пленных гоблинш, находящихся в лагере Грин-Марш. Командант*, мужчина лет тридцати с приличной такой бородкой, одетый в легкую черную кожанку с золотистыми полосками по швам, обернулся, нахмурив брови и бросив в сторону мамоно кислый взгляд, полный недовольства. Её тон очень не нравился команданту — он тут вообще-то совсем недавно начал исполнять обязанности по надзору за «посетителями» трудового-исправительного учреждения, а отношение к нему как будто к штабной крысе. — Обращайтесь ко мне, пожалуйста, «Герр командант», мисс.? — …Йошико. — Представилась каштановолосая гоблин, одетая в немного укороченный сельскохозяйственный комбинезон — распространенная деталь внешности местных пленников, в особенности волкодлак, которые выпрашивали или выторговывали у Убервахтеров* инструменты для шитья, чтобы подогнать стандартизированные комбинезоны под себя. Свои племенные тряпки им рекомендовали не носить, и потому ополченцы решили как-то принудить, хотя бы на словах, волчиц носить однообразную форму. Раз они трудятся в полях, то логично выдать им комбинезоны для сельхоз-работ, но в этом пришельцы весьма удивили людей. — Мисс Йошико, я всего лишь исполняю обязанности по обеспечению надзора и соблюдения режима вашего пребывания в лагере. По личным, хозяйственным и материальным вопросам обращайтесь к Гаупт-зупплайеру*, он все решит, это его прямая обязанность. — Пытаясь выдавить из себя подобие улыбки, процедил сквозь зубы человек, смотря на смелую инопланетянку сверху-вниз. С ней, к слову, было еще двое гоблинш — разного роста и осанки, но все они, так или иначе, едва доставали ему до груди. — Я требую, чтобы мне и моим кохаям предоставили нормальные спальные места! — Игнорируя мольбы человека, нацеленные на то, чтобы отвертеться от надоедливых гоблинш, продолжала выдвигать требования девушка-монстр. Команданту едва не перекосило лицо от недовольства, но он по привычке сдержался, продолжая сохранять спокойную улыбку на лице, такую, словно бы он смотрел на душевнобольного человека. И опять это слово — «кохай». О его значении ополченцы с трудом могли догадаться. При перемещении сюда, как им всем стало известно некоторое время назад, пришельцы автоматически попадали под действие некого заклинания-переводчика, которое почти устраняло значительное для взаимодействия с людьми препятствие — языковой барьер. Правда, устраняло не полностью, оставался еще и культурный барьер, и многие слова, видимо, что-то из местных реалий, как бы выпадали из-под действия мощного заклинания. Например, ополченцы до сих пор не могли понять, что у пришельцев за загадочные обращения друг к другу: «семпай, кохай»*. А еще к именам они применяли странные добавочные слова-суффиксы. У них вообще было странное наречие: приучить их говорить «Герр» и «Мисс» вместо их странных «кун, тян» или «сама» оказалось почти нереальным. Понятие кохая вывели чисто логически — наверно, это подчиненный или кто-то из твоих сообщников, а семпай — тот, кто повыше званием или положением. Конечно, это лишь предположение ополченцев, кто решил выяснить истинное значение этих слов. Но многие этим, в то же время, пренебрегали. В конце концов, разбираться в нюансах культурно-речевого обмена и общения — задача лингвистов, а не бойцов ополчения или Убервахтеров. Поэтому пришельцев приходилось постоянно поправлять. — Я этим не… — Но вы можете хоть что-нибудь предпринять?! Мне надоело спать на соломе в прохладном бараке! Это волкодлаки неприхотливые — кучами спят где угодно и не жалуются, а нам, извините, не очень приятно ложиться спать на каменном полу. Мои кохаи, когда просыпаются, жалуются на то, что у них лицо и руки страшно затекают, а потом еще и мышцы ноют весь день. — Жаловалась гоблинша. И тут — опа, какое совпадение! Мимо как раз проходил секретарь Зупплай-амта*, и командант немедленно притянул его за шкирку к себе. Черноволосый молодой парень в очках с пластиковой оправой пытался прошмыгнуть через комнату — дверь, к которой он шел, вела как раз на улицу, но он крайне неудачно попался на глаза команданту и был вынужден вступить с ним в диалог. — Сэр? — С спокойным лицом и одновременно весьма недовольным взглядом из разряда «ты че творишь, ирод?!» посмотрел на команданта секретарь. — Герр Зупплай-секретарь, прошу, растормошите главу Зупплай-амта, а то эти дамы меня в мозг изнасилуют. — Командант вместе с секретарем отвернулись от трех гоблинш и начали шептаться. — Они кровати в бараки хотят, а тут мои полномочия… н-ну… как бы все это… з-заканчиваются. — Понимаю. Но если Зупплай-менеджер решит забить на это болт, то я ничем помочь не смогу. Это он, вообще-то, мой начальник, а не наоборот. — Тихо ответил секретарь. — Герр секретарь… — серьезно, загробным тоном начал командант, свесив на секретаря пугающий взгляд. — …так вы уж постарайтесь его убедить. А не то эти милые дамы придут к вам лично. Вы от них не отмашетесь, пока они вам мозг не вынесут. — Не могу обещать. — Наконец согласился секретарь. Все-таки, у главы Зупплай-амта и так было полно дел. Такие мелочи, как обеспечение пленников кроватями, было явно делом не приоритетным. К тому же, чуть менее, чем все пленные мамоно не жаловались на условия своего пребывания здесь. — Спасибо. — Угрожающе прошипел, словно стереотипный психопат-каннибал из фильмов ужасов, командант. Надо отдать должное секретарю — тот мужественно сохранял покерфейс все то время, пока его бурил страшным взглядом офицер ополчения. — Что это вы там шепчетесь? — подозрительно сощурилась гоблинша, смешно надувшая щеки. — Вы меня вообще слушаете? — Да-да мисс… — …Йошико. — Устало повторила гоблин. Хотя ей грех было жаловаться, имена своих надсмотрщиков она тоже плохо помнила, хотя стоило бы. Зато она помнила, как надсмотрщики к ней обращаются. Когда её привезли сюда, она далеко не сразу поняла, что загадочное построение предложения с окончанием на вопросительное «мисс.?» означает просьбу назвать свое имя. — Я попросил секретаря заняться этим вопросом в ближайшее время. Проявите терпение, пожалуйста. — Улыбаясь, произнес командант. Чуть повернув голову влево, он увидел, что вышеназванный человек все еще стоит на месте и тоже улыбается гоблиншам. — Говорю: я попросил… секретаря… заняться этим вопросом… — с нажимом повторил командант, оборачивая угрожающий взгляд к служащему Зупплай-амта. Тот, увидев обращенный на него испепеляющий взор команданта, дернулся и поспешил отправиться по делам, бросив напоследок что-то вроде «позвольте откланяться». — И-и… сколько нам ждать? — Потягиваясь, произнесла главная гоблин. — Как звезды сложатся, тогда и дождетесь. — С каменным лицом произнес командант. Мамоно, видно, совсем ничего не поняла, нахмурилась и слегка выгнула голову вперед. — Че? Серьезно? Вы по звездам… — Нет. По звездам мы не считаем время. Это выражение такое. Означает, что это не от меня зависит. — А-а-а-а… Ну, ладно, подождем немного. Но если через пару дней это не решат, мы придем еще раз, и вы уже точно не выкрутитесь! — Угрожала пришелец, уперев руки в бока. «О, четверо, освободите меня от этого…» — мысленно взмолился человек, разворачиваясь и уходя в коридор крупного бревенчатого строения. На улицу ему идти вдруг расхотелось. Там же ходят они. Наткнуться еще на кого-нибудь из пришельцев и смотреть ей в лицо ему сил не хватит. А с пленниками он виделся часто, даже чаще, чем хотелось бы. Мамоно и Убервахтеры изначально должны были не пересекаться вообще. Но из-за культурно-бытового различия между двумя расами, мамоно не всегда понимали, что от них здесь хотят. Поэтому ополченцам пришлось как бы взять их на обучение и показывать их работу пошагово. Постепенно строжайшее разделение труда и режима дня сгладилось, и теперь мамоно часто начали приставать к людям. Но не очень настырно, в основном это были вопросы чисто бытового характера. Сначала обе группы обедали в разных столовых — мамоно в переоборудованном баре, где были переставлены все столы и вообще было увеличено количество мест, а вот ополченцы ели в палатках. Но со временем, и не слишком понятно почему, люди тоже потихоньку перебрались в бар. Причины? Неясно, что у них были за причины. Возможно, Убервахтеры были не удовлетворены тем, что им приходится есть в палатках без воды и кондиционера, в то время как узники трапезничают в комфортной столовой как положено. Может, им не понравилось крайне неудачное расположение палаток, которые поставили совсем далеко от их постов. К защите поселка отнеслись основательно и с толикой паранойи: поля, на которых работали мамоно частично обнесли забором из колючей проволоки, но в основном защитно-оградительную функцию исполняло заклинание терраформинга — ополченцы специально создали по периметру полей, метрах в двадцати от рассады, рвы со специально засыпанной туда грязью, и все это периодически увлажнялось и зачаровывалось магами. Получался ров шириной примерно два с половиной-три метра, ступив в который, можно было утонуть по грудь в жидкой, засасывающей грязи. Выбраться самому было невозможно — проверено. И главное — все это скрыли ветками и листвой, кустарниками и прочей растительностью. Самим пришельцам, разумеется, ни слова об этих рвах не сказали. Почему же, спрашивается, тут замешана паранойя? Требование Ойгена Денса. Человек он был довольно подозрительный, хотя и полагался на интуицию в своих суждениях. И потому еще были построены крытые деревянные вышки со станками для пулеметов на случай, если будет организован массовый побег. А еще — рядом дежурили несколько отрядов на автомобилях, тоже на всякий пожарный. Лучше перебдеть, чем недобдеть. Но все это, как выяснилось, не очень-то и нужно. Мамоно с самого основания лагеря ни разу не пытались сбежать. Нет, были единичные случаи, когда одна-единственная мамоно решалась все же удрать, но её всегда быстро хватали еще на этапе переправы через рвы. Остальные… просто не хотели бежать. И командант смутно догадывался, почему. Он хотел было пойди в столовую — закинуться чем-нибудь вкусным, но его немного стопорила мысль о том, что ему придется отбиваться от голодных до плотских утех мамоно, как от комаров. Хотелось думать, что их там будет мало — сейчас было уже два часа дня и многие из них как раз должны быть в поле. Вот ему и попалось крупное строение бара — двухэтажный домик с коричневой черепицей на крыше, и светло-коричневым сайдингом на стенах гармонично подходящие в тон крыше. Проем входной двери и широкие окна были отделаны наличниками из резного дуба, выкрашенного в медно-коричневый оттенок. Он отворил дверь и зашел в помещение, и — о, чудо! Практически никого не было, разве что группка кошкодевок сидела в углу и те тихо о чем-то мурлыкали, чего он не мог отсюда расслышать, да парочка одиночных ополченцев со своими порциями. Командант прошел внутрь обширного зала и хотел уже выбрать столик, как дверь позади него отворилась снова. Он обернулся, и, увидев у вошедшей девушки рога, хвост с сердечком и кожистые крылья, сложенные за спиной, поежился. Впрочем, за ней проследовал какой-то парень, ростом, может, метр-восемьдесят, с короткими волосами цвета вороньего крыла и одетый в дутый жилет темно-зеленого цвета, а под ним он носил рубашку темно-серого оттенка. Поверх всей верхней одежды у него была золотистая цепочка. Узнав зашедшую демона в лицо, командант успокоился. Это была Лизбет Хилл, одна из доверенных лиц главы сопротивления. Он её помнил! Еще бы, ведь как раз его группа и встретила бежавшую из плена мамоно девушку, принесшую с собой еще и темного эльфа-полицейского. — Командант, сэр, здравия желаю! — Хотел было отдать команданту честь парниша, но вовремя опомнился. Да, они, конечно, не солдаты, чтобы честь отдавать. — Да просто Линкоу… — Протянул для рукопожатия свою ладонь бородач. — Не надо так официально, я не солдафон. — Хорошо. — Пожал руку парень по имени Курц. — Как тебя зовут? Давай на «ты». — Курц Йенсен. — Представился черноволосый парень. — М-м-м-хм. Я Линкоу. Ну, это мое прозвище. Лучше так и зови. — Улыбнулся бородач и их руки разомкнулись. — А с твоим именем что-то не так? Без обид, просто интересно. Линкоу погладил бородку и засмеялся. — Лучше сядьте, щас все скажу. Это вообще умора. Заинтригованные ополченцы уселись за столик чуть поодаль от перегородки, которая шла на кухню. Для террианских баров и столовых такая конструкция была типична — в углу всегда была отдельная комната, которую от зала отделяла перегородка и дверь строго для персонала — поваров. — У меня, конечно, есть имя, как полагается, просто я и сам иногда гадаю, почему меня так назвали родители. — Начал рассказ Линкоу. — С имечком не повезло, потому что фантазия у родаков кончилась? — Задала вопрос Лизбет, сложив руки на столе в замочек. — Типа того. — Улыбнулся Линкоу. — Да, я слышала, как тебя постоянно Линкоу называли, даже Ойген так же делает. Я думала, это у тебя фамилия такая. — Неа. Щас офигеете. Мое настоящее имя — Линк Оугюст Младший. — О-о-о-о-о… — С напускным уважением в голосе протянул Курц, выпятив вперед губы. — Фига се. — Хохотнула Лизбет. — Ты у нас что, голубых кровей, Августейший? — Не-не. Просто Отца звали Линк. Фамилия да, ничего так, но я не из знати. Когда я родился, над моим именем долго не думали — Линк, и все. Я первенец все-таки был. А полным именем мне как-то было стыдно представляться. — Поэтому Линкоу? Ну, твоё имя плюс часть фамилии? А не проще просто Линк? — А вот не проще, представь себе! Не нравится людям это имя, после него другие, э-э-э… согласные трудно произносить. Неудобно. Меня и в школе так звали, и в унике, и здесь теперь. — Ясно. Ну, я сейчас пойду чего-нибудь возьму. У меня в кармане марок пятнадцать наверно, может, булку какую еще докуплю к обеду. — Заявила Лизбет, роясь в своем новеньком простеньком кошельке. — Да-да, конечно. Мне, кстати, тоже надо что-нибудь поесть. — Поднялся со стула Линкоу. За ним молча последовал Курц Когда все трое вернулись с подносами, в дверь вошел еще один ополченец. Лизбет обернулась, а Линкоу, сидевший лицом как раз к двери, и оба они узнали в вошедшем человеке Тома Швайца. «Узнали» — слово относительное, потому что внешность у паренька была непримечательной. Не то, чтобы он был страшный, но и ярких, выразительных деталей у него как-то не было, он выглядел весьма обычно для жителя Империи. Узнавали его, в основном, по взгляду, потому что тот всегда был слегка измученный и уставший. Хотя сам парень словно бы светился энтузиазмом. — О, Том! Здорово! Садись к нам! Кошкодлаки в дальнем углу бара, сначала с интересом рассматривавшие команданта Линка и зашедшего чуть позже Курца, почему-то повернули свои любопытные носы прочь от Тома. Хотя парень вроде не вонял, да и внешность у него не была отталкивающей. Причина, впрочем, была не во внешности. — Ну, че как, рассказывай? — Начал Линкоу. Том кисло усмехнулся и уселся за стол. — Да-а-а… загрузили работой по самое немогу. Сегодня с утра только и делал, что возил бревна и доски. Меня только сейчас отпустили отдохнуть, и сегодня уже, наверно, возить больше ничего не буду. — К наступлению готовятся. Оно и понятно. — Подала голос Лизбет, жующая булку с корицей. — Да-да. Говорят, будет заварушка еще та. Я, правда, только эпизодически поучаствую. — М-м-м. Понятно. Работничек. Хех. — Издал смешок Линкоу. — Жопа еще на месте? — Чувак, я водитель грузовика. Отсутствие жопы — это наша визитная карточка. — Отшутился Том, разминая плечи. После долго сидения за рулем у него затекли почти все мышцы. Притом, вес он свой, и так невеликий, терял очень быстро. Поэтому жрать ему хотелось, как волку. — А-ха-ха-ха, ну да! — Рассмеялись все за столом, кроме Лиз, та не могла смеяться в силу того, что её рот был заполнен миксом из чая и размякших кусочков булки. Поэтому шутку та проигнорировала. Повисло недолгое молчание, прерываемое лишь частым звяканьем столовых приборов о тарелки. Линкоу смотрел на Тома, Курц тоже смотрел на Тома, Лизбет не смотрела ни на кого. И обоих мужчин, смотревших на водителя, возник в голове интересный вопрос, который просто требовал ответа на него. Но никто, в то же время, не решался задать его в открытую. Впрочем, Курц ломался недолго. — А… это… женушка твоя как поживает? — Как бы невзначай спросил у Тома Курц, потягиваясь к чаю рукой. Том с явным раздражением шлепнул рукой по столу, заметив, что на лицах у Линкоу, а затем и у Курца, потягивающего чай мелкими глотками, образовались хитрые гримасы. Выражение лица Тома стало более каменным, чем лица статуй на Острове Подмастерья*. — Да как вы все заебали! — Обессиленно простонал Том. — Ну вот КАЖДЫЙ, блин, знакомый, пока я шел сюда, спросил у меня это! Вы все сговорились что-ли?! — Нет, вовсе нет. Просто интересно. — Ага, как же! — Ну, давай я задам тебе вопросы покруче. — Поставил Курц свой стаканчик с чаем на стол. — Она красивая? — Чт… — Спросил хмурый и ничего не понимающий водитель. — Ну, да. В целом. — Она тебе нравится? — Все наседал на водителя Курц, повернувшийся к нему корпусом на деревянной скамейке. — Ну, характером да, устраивает. — Еще больше хмурился Том. — Тебя не волнует, что она огромная жучиха? — Ну, она не нападает ни на кого теперь, и трудится честно. К тому же, у неё тоже чувства есть… — Хочешь её.? — Лицо Курца было максимально серьезным. Такое выражение уместно было бы в покере, но в нынешней ситуации оно выглядело со стороны комично, ярко контрастируя с насмешливым характером вопроса. Да и парниша, видать, явно в вопросах не стеснялся. Том смотрел в лицо Курцу пару секунд, и тут его уши начали краснеть. Он даже выпучил глаза от конфуза. — Чт… Чего?! Что за вопросы такие пошли? — Какие? — И опять непередаваемый покерфейс Курца явил себя миру смертных. — В каком смысле… х-х-хочу.? Линкоу и Лизбет уже не могли сдержать улыбок. — Погодь, я же нормальные вопросы задаю, без подвоха. — Пояснил спокойным голосом черноволосый ополченец. — Ну и в каком месте они нормальные? — Повторю: она красивая? — Да! — Уже более уверенно ответил Том. — Она тебе нравится? — Вполне. — И совсем не волнуешься насчет того, что она жук-пришелец? — Ни капли. — Хочешь её на свидание сводить? Том на несколько секунд затормозил. Он быстро оглядел остальных ополченцев, пытаясь заручиться их поддержкой и пониманием. Впрочем, те были заняты другим: всеми силами пытались подавить смех, но у них получалось плохо, и они вместо этого давили лыбы от уха до уха, да еще и на лицах они корчили совсем уж нелепые гримасы. — А-а-а. Понял. Да-да, именно это ты и имел в виду. — С глупым выражением лица тявкнул Том, обращаясь к Курцу. — Наверно, да. Хочу. — У-ха-ха… — Чуть не уплыл под стол Линкоу, закрывая лицо ладонями, чтобы не было слышно его тихого смеха. Лизбет отвернулась, и с её стороны слышался какой-то странный звук, похожий на свист вскипевшего чайника. А сама суккуб как-то странно вздрагивала, что было очень заметно по её хвосту и крыльям. — Это… воистину… эпический кринж. — Едва выдавил из себя Линкоу, возвращаясь в сидячее положение. Его глаза слезились. Да уж, смутили парня. Да еще и Курц добавил — как он вообще может такие вопросы задавать с выражением абсолютного спокойствия на лице? Тут бы даже любой стендапер сдался и улыбнулся хоть раз, но парень держался молодцом — терпел до конца. Когда ополченцы потихоньку пришли в себя, разговор тихонько перетек в другое русло. Том сходил и взял себе порцию куриной грудки с салатом, чай и пару «скаутских» витаминных батончиков. — Йоу, Курц, до меня тут слухи дошли, что у тебя тоже подружка появилась. — Жуя картофель, вскользь поинтересовался Линк. — Что? Какая подружка? У меня нет подружки. — Нешуточно удивился Курц такому вопросу. И в каком смысле подружка? Девушка? Так у Курца её и в помине не было. Точнее, в прошлом у него были, так сказать, половые партнеры, учитывая, какой раньше он вел образ жизни, но сейчас он был свободен. Никто его вроде бы и не рассматривал как потенциального партнера. Кроме, разве что… — Да? А то мне парни с лесозаготовок говорили, что с какой-то девчушкой часто тусуешься… — Ах, с этой… она не… За дверью послышались чьи-то шаги по деревянному помосту, и кто-то потопал перед самой дверцей, похоже, стряхивая пыль с сапог. Послышалась тихая мелодия с едва уловимым мотивом, которую напевал молодой девичий голосок. Дверь отворилась, и в зал тихонько прошмыгнула молодая сереброволосая волкодлака. — Твою мать… вспомнишь гавно — вот и… — Пробурчал, поежившись, Курц, видимо, догадываясь, кто это. — Куруцу-семпай! — Словно бы специально коверкая его имя, прокричала волк, энергично махая рукой, приветствуя его издалека. Ребята из окружения Курца резко кринжанули в очередной раз. — А-ха-ха-ха-ха! — Давился смехом Линкоу. — Семпай! Аха-ха.! Пока Курц мертвым взглядом пялился в никуда, волчица зачем-то сняла сапоги у входа — так делали многие пришельцы, когда заходили в помещение, что ополченцы считали весьма странным. Не принято было у Террианцев снимать обувь при входе в помещение. Ну не принято! Девушка пружинящей походкой отправилась к столу, где сидел черноволосый парень, клацая по деревянному полу коготками. — Семпай! Ты опять… — Волчица резко остановилась, увидев, что он сидит не один. Она подошла с правой стороны стола — как раз там и сидела Лизбет, а слева от нее, по центру скамейки, сидел Курц. Её взгляд зеленых глаз из очень воодушевленного стал чуть ли не убийственным. — Куруцу-сеМпАй~… это кто~? — Замогильный и голос волчицы, впрочем, не напугал Парня ни чуточки. На секунду ополченцам показалось, что на её глаза упала недобрая тень. — А, да. Мои коллеги. Знакомься: Лизбет… — Указал он на суккубу, что сидела справа от него. — … Том и Линкоу. — Ах, КоЛлЕГи~. И ты с ними… дружишь~? — Опустила на парня свой устрашающий взор волчица. От выражения её лица сейчас можно было легко словить приступ. — Ну, типа того. — Отпил чаю Курц. Еще секунду волкодлака буравила парня своим взглядом, прежде чем выражение её лица смягчилось. — Правда? Не врешь? Семпай, я думала, ты одиночка и стесняешься других. — Пожаловалась волчица, обиженно надув щечки и уперев руки в бока. — Не такой уж он стеснительный. — Точное замечание Лизбет, в котором ополченцы убедились ранее на деле, ввело волчицу в состояние какой-то забавной злости. — ТЫ! Рогатая вертихвостка! И чего это ты с ним сидишь? Уже, наверно, придумала хитрый план, как будешь его соблазнять! — Обвинительно указала волчица пальцем на суккуба, рявкая своим звонким голоском. Лизбет поперхнулась чаем. — Кхм… Пардон? — Возмутилась было та, но волкодлака не собиралась останавливаться. — Вообще-то я первая заявила на него свои права! Я не позволю какой-то левой суккубе его забрать! Он мой! — Что-о-о-о-о… — Морщился Курц, слушая тираду своей самопровозглашенной «Дэвужки». Пока волкодлака вела свою речь, Курца сзади похлопал по плечу Том, сигнализируя о том, что есть разговор. — Это… твоя подружка? — Сагири. Подружка? — С непониманием уставился на Тома парень с темными волосами. — Она не подружка. Она… вредитель. — Состроил мрачную рожу человек. — Так! — Продолжала тем временем серебровласка. — Я не хочу, чтобы его какая-та пародия на суккуба… — намекающе глянула волчица на грудь Лизбет. Намекать было едва ли на что. — …начала соблазнять своими мускулами! И вообще, пересядь в другое место, я с ним должна сидеть! Кыш отсюда, я никому не дам флиртовать с моим мужчиной, поняла? Сагири схватилась за руку Лизбет, схватив её предплечье обеими руками и уверенно, но несильно потянула на себя, прочь от стола. — Да… всегда пожалуйста. — Ошеломленно и практически неслышно пробурчала Лизбет, бросив в сторону волчицы, что была ниже её на голову, взгляд, как на умалишенную. Суккуб пожала плечами и пересела на противоположную сторону стола, усевшись рядом с Линкоу. Тот готов был засмеяться во весь голос, но героически терпел, чтобы не смутить «сладкую парочку». На его лице даже вены проступили — настолько он был силен. Надо сказать, Сагири была весьма симпатичной — серебристые прямые волосы средней длины, глаза насыщенного зеленого цвета, большие и выразительные; ушки в белом меху, которые очень живо двигались и вызывали невероятное желание их потискать. Она, к слову, была весьма странно одета — как и, впрочем, все остальные пришельцы: сельскохозяйственный комбинезон был «модифицирован» иголкой, ножницами и такой-то матерью до короткого костюмчика, подогнанного точно под её пышные формы. И это не говоря уже о том, что штаны комбинезона она обрезала до уровня ультра-коротких шорт, отчего её ножки были почти всегда открыты для обозрения. Но в то же время, она была особенной. Она отличалась от других волкодлак: во-первых, на ней было мало шерсти, в то время как у других волкодлак все конечности были густо покрыты мехом. Во-вторых, её поведение… Курц и до этого общался с многочисленными волкодлаками, населявшими Грин-Марш, и мог увидеть явные различия в манере общения, привычках, даже во всяких мелочах, вроде того, как Сагири и другие волчицы относятся к обуви и одежде. Сагири имела настолько мелкие относительно других волчиц ногти, что ей было незатруднительно носить обувь, в то время как другие ходили почти всегда босыми. А еще — она как будто была не от мира сего. Даже по меркам мамоно, в чем Курц не сомневался, потому что у волкодлак была на неё весьма неоднозначная реакция. Она общалась с волчицами слишком официозно, а с Курцем — наоборот, панибратски. А еще — она часто дразнила его тем, что он, вроде как, мерзкий одиночка. Другие мамоно так не делали, и подкатывали совсем по-другому. Этот же экземпляр сначала строила из себя крутого спеца по поддразниваниям, но потом, проиграв Курцу в «дразнилко-сражении», вдруг вся краснела как рак, и опускалась до совсем уж глупых и пошлых фраз, которые являлись лишь жалкими попытками затащить безнадежное поражение в разряд ничьей. — Чего ты притащилась? — Устало протянул Курц. — Как это, чего это я притащилась? Я хочу увидеть своего милого отшельника. — Попыталась раззадорить парня волкодлака, заискивающе улыбаясь, демонстрируя всем острые, но аккуратные и по-девчачьи очаровательные клыки. — Этот милый отшельник очень занят. Ему щас не до тебя. — Как грубо! — Возмутилась Сагири. — Да-да. Я всегда такой. — Парень отпил из стакана еще немножко чая и вдруг выдал: — Садись. — Намекающе указал темными глазами вниз Курц. Волкодлака проследила за его взглядом. На секунду она задумалась, пытаясь определить, куда это он её хочет усадить, и вдруг её лицо вспыхнуло красным цветом, а открытая улыбка из хитрой превратилась в глупую и закрытую. — А-а-а… да, сейчас. — Пролепетала волкодлака и села на колени прямо перед скамейкой, поближе к Курцу. Своего взволнованного и, о четверо, предвкушаюшего что-то взгляда она не сводила с лица парня ни на секунду. Тот посмотрел на неё, как на безмозглое насекомое — мертвыми глазами, на которые легла тень. — Ты чего творишь? На скамейку сядь! — Заскрипел не своим голосом Курц, указывая её место за столом. Волкодлака опомнилась, смущаясь еще больше. — А-а-а-а! Да, прости, перепутала, я думала, ты… — Что перепутала?! — Выпучив глаза, выдал Линкоу. — Она, наверно, думала, я её как собачку на полу кормить буду. — Подшутил Курц. — ДА НИЧЕГО ПОДОБНОГО! — В сердцах выкрикнула волкодлака, страшно зардевшись. — Гад! Я чуть со стыда не померла, а это все твои приколы! Разумеется, это было адресовано Курцу, которого она обвинила в этом казусе, но все же, девушка шлепнулась на скамейку рядом с ним. — Наверно, только и замышлял, как бы со мной всякую пошлятину сотворить… — Буркнула волчица, почесывая левое ухо. — Не в этой жизни. — Послышался голос парня. Волчица пару секунд смотрела на Курца тяжелым, немного обиженным взглядом, и, наконец, решила отступить от перепалки с ним. — Э-х… как бы, всем привет! Я Сагири, подружка Куруцу. Приятно с вами познакомиться! — Представилась всем волкодлака, сделав едва заметный поклон корпусом вперед. «Ага, прив, взаимно» — послышалось одновременно несколько голосов. Линкоу, улыбаясь, невысоко поднял ладонь и покачал ею, как бы приветствуя Сагири, а Лизбет кивнула головой. Том помахал рукой из-за Курца. Волчица пару мгновений сидела молча и пялилась то на одного человека, то на другого, и успела даже враждебно зыркнуть на Лизбет, что та проигнорила. Над столом повисло молчание. Сагири, почувствовав неловкость, начала локтем распихивать находящегося в «социально мертвом» состоянии Курца. — Эй, Куруцу-семпай… чего замолчал? Расскажи друзьям обо мне что-нибудь! — Сама расскажи. — Э-э? Ну и ладно. Если ты не умеешь представлять друг другу друзей, как же ты их заведешь побольше? — С укором произнесла волкодлака, тыкая пальцем в щеку Курца. Тот раздраженно посмотрел на Сагири. — Чего? Не нужна мне куча сомнительных друзей. Мне пары хороших достаточно. — Бу. Какой ты зануда. И для кого ты такой родился? — Надулась монстродева. — Претензии к производителю. — Отмахнулся Курц, хватаясь за ложку. Простенький супчик из гороха и лука уже потихоньку остывал, и парень решил ускориться, чтобы не есть совсем уже холодную жижу. — М-м-м… а знаете, как мы с Семпаем пересеклись? — Заявила волкодлака, обращаясь к остальным людям. Кроме Лизбет, конечно, но та не участвовала в полилоге, а спокойно сидела на новом месте и неторопливо поедала капустное рагу. — Полтора месяца назад я сюда попала со своей стаей. Наша вожак договорилась с кем-то из фамильяров высокого ранга и нашей стае выпало счастье перенестись сюда. Правда, я как-то не горела желанием идти сюда с другими волчицами… сестры из стаи меня избегали… — Грустно начала волкодлака. Опущенные ушки только усиливали эффект. — … я родилась такой. Не похожей на других волкодлак. Все хотели заграбастать в этом мире себе мужчину, и делится им с другими. А я хотела пойти по стопам матери — путешествовать и знакомиться с людьми. Говорят, что такое занятие — удел только сильных и мудрых мамоно вроде лилим или демониц, но я хотела искать приключения несмотря ни на что! «И нашла, видимо.» — пронеслось в голове у Лизбет. «Иначе что она тут делает, в Грин-Марш?» — … нас хотели отвезти и заселить одну брошенную деревеньку, где мы бы могли жить и даже забрать хорошего мужчину в стаю, даже собрали нас в обоз, чтобы побыстрее до места доехать. А извозчики были добрыми кикиморами, они нам немножко об этом мире и рассказали. Но потом… — Сагири издала жалобный вздох. — …на нас напали ополченцы. Когда мы проезжали какой-то мост, тот взорвался, и обоз окружили люди. Началась стрельба, и скакуны запаниковали, бросились вперед — а там глубокое болото да обломки моста. Я думала, что там и утону — в трясине. У меня самой выбраться не получилось бы. Остальные едва смогли выбраться живыми. А вот Курица-семпай меня спас! — Довольно закончила волкодлака, взглянув Курцу в лицо, пытаясь прочитать на нем эмоции. Тот пожал плечами и продолжил хлебать суп. «Ну, конечно. Пойти искать приключения, хороша идея! Главное — не нарваться на имперскую засаду…» — Бурила взором своих синих глаз волкодлаку Лизбет. — Вот такая вот грустная история. Но зато с хорошей концовкой! — Улыбалась волчица, а Лизбет в ответ на это закатила глаза. «М-хм. Н-да. Если бы я ей рассказала свою историю, она бы сразу в петлю прыгнула. С сальтухи. Наверно, она просто впечатление хотела на всех произвести. Ну, я не виню её, хотя своя история — сейчас не так уж и существенно.» — Лизбет села прямо и попыталась размять руки, которые уже неделю никого не колотили. Тренажеры и вообще спортинвентарь — это, к сожалению, пока дефицитный товар. А тренироваться приходилось буквально с ничем. Конечно, ей, как морпеху, было известно о МИТ-101*, и она каждый день занималась этим просто убойно, но этого было мало. К тому же, Лизбет хотелось сделать и еще кое-что: в связи с тем, что она теперь как бы суккуб, у неё появились крылья, и причем самые настоящие. Ими ей и хотелось научиться пользоваться. Если бы девушку не поставили на патруль вокруг Грин-Марш, она бы сейчас пошла в поле и попробовала несколько раз отработать взлет и посадку. Потому что в прошлый раз, в Дендрарисе, её взлет был весьма неуклюжий и медленный, а приземление — болезненным, и об препятствие. Надо было это исправлять. Но пока — не представилось возможности. — Хватит мое имя коверкать. — Недовольно буркнул Курц, оборачиваясь, наконец, к Сагири лицом. — Я не Куруцу, и тем более не «Курица». — А? Разве тебя не так зовут? — Легкая и обыденная полуулыбка волкодлаки мешала понять, шутит ли она или всерьез не помнит имени своего «отшельника». — Произнеси снова. — Строго выдохнул парень. — Ку-ру-цу-к-к-ку… — Хотела она было поставить суффикс, но осеклась и смутилась. — Нет. К-у-р-ц. Одна «у», а не сто-пятьдесят, как ты произнесла. — Э… Ку-р-цу. — Еще одна попытка, но привычка читать слоги не ушла, и все пошло насмарку. — Мда, ты меня очень обидела. Шатаешься вокруг парня, которого даже имя не знаешь. — Поднял брови и осуждающе посмотрел на волчицу Курц. — Прости. — Опустила ушки Сагири. — М-м-м… ничего страшного… Снегири. — Хм?! — Выпучила на Курца глаза волчица. Да, парень молодец, не дает себя обвести вокруг пальца. Как говорится, лучшая защита — нападение. Лизбет справилась со своим овощным рагу и сейчас сидела, думая, чем бы ей заняться. До её смены оставалось около двадцати минут, за это время она не сможет потренировать полет, а после смены у неё останется время только на короткий сон. Еще пять минут можно было посидеть с ребятами и поболтать. Суккуб еще хотела сходить покурить… но вовремя вспомнила, что уже бросила. Хотя, тут ей в голову пришла идея: у неё как раз двадцать минут, чтобы попробовать слетать от столовой до северного рубежа. Можно и взлет, и посадку потренировать, да и это все внимания не особо привлечет — её-то тут знают, тревогу не поднимут. В крайнем случае, она сама кого угодно с воздуха увидит. Лизбет вышла из-за стола и взяла с собой поднос с опустевшими тарелкой и чашкой. — Так, ладно, ребята, мне пора идти — через двадцать минут моя очередь. Спасибо за компанию. — Да ничего, как время появится — можешь опять позасидать с нами. — Ответил ей Линкоу. От команданта лагеря такое было странно слышать. — Ага, иди про… то есть, прощай. — Хотела нагрубить волкодлака, но Лизбет своими глазами заставила ту передумать. — Ах, да. Том, ты там постарайся! — Обернулась Лизбет, обращаясь к Тому мотивационным тоном. — А? — Не понял намека водитель. — Смотри с женой не облажайся. В «личном» сражении. — Довольно улыбалась морпех. На самом деле, не то чтобы ей сильно хотелось об этом намекнуть, но приколоться над парнишей она случая не упустила. — Бля-я-я-я… да иди ты! — Изобразил напускную обиду Том и махнул на Лизбет рукой, пытаясь подавить улыбку. Суккуб удалилась, и трое мужчин плюс волкодлака остались сидеть за столом. — Кстати, Том, не хочу навязываться, но у вас там с ней все серьезно? — Задал вопрос Линкоу. На этот раз его лицо и тон были убедительно серьезные. — Ну, да. Она прямо в лоб мне заявила, что будет со мной до конца, на другой конец света со мной пойдет, что на все готова… ну и в таком духе. В общем, она решительно настроена. А я как-то даже и отказать не смог. А еще долго извинялась, что изнасиловала, я аж опешил. — Том локтями оперся о стол, вынеся корпус вперед. — Ну и ну. И что только тут не происходит? — Удивлялся Линк. Все остальные внимательно выслушали этот рассказ, особенно Сагири. Та, услышав про решительный настрой, вдруг почему-то перенесла свой слегка безумный, как могло показаться со стороны, взгляд на Курца. Её лицо было одновременно и смешным, и жутким. Она еще с минуту прожигала в виске Курца воображаемую дыру, пока тот не повернулся к ней. В ответ та отвернулась, фальшиво посвистывая. — Хм? — Дернула ушами волкодлака. — Что? Ты сейчас любовался моими волосами? Ах, нет, а вдруг, ты пялился на мои уши? Изврат! Что, так сильно хочется их потрогать? Ну… если хорошо попросишь, то я, может быть, дам их почесать. Кокетливая и игривая улыбка Сагири была видна абсолютно всем. К тому же, сама волкодлака выглядела очень самоуверенной и … — Еще чего? Они мне и нахер не сдались. — Отпил из стаканчика Курц. Волкодлака издала какой-то неприятный, скрипучий звук, словно струна у гитары оборвалась, и одновременно с этим её лицо резко сменилось на недовольное, стоило ей услышать ответ Курца. — Ну, я не буду злиться, если ты немножко их потрогаешь! — Не. — ПОМАЦАЙ ИХ! — Сагири довольно быстро впадала в отчаяние. — Ты че орешь, ополоумевшая? Девушка издала обиженный стон и шлепнулась лицом в стол. — Что, тебе совсем не хочется? — Пробурчала та, не поднимая головы. Курц промолчал, невозмутимо смотря ей в глаза. — Ну ладно… а как насчет такого: я немного оголюсь… — Курц хотел было её остановить уже на этой фразе, но ему вдруг стало интересно, какую сногсшибательную идею она предложит на этот раз. — …до пояса и дам тебе делать со мной все что хочешь, но только там, где я сниму комбинезон. А ты взамен разденешься до пояса сам и мне тоже будет позволено трогать тебя там. И мы квиты. Ну как? Линкоу удивленно поднял брови: девчонка вообще решила пойти ва-банк. Том протянул долгое «у-у-у-у…» и отвернулся, усмехаясь. Курц сделал вид, что думает над её предложением. Ну, чтобы не обидеть. — Отказываюсь. — ХоРОшО! — Взвизгнула волчица, чувствуя, что теряет плацдарм для наступления. В её голове панически витала мысль, что она лишается преимущества. — Я разденусь догола, а ты можешь по пояс! Я иду на большие уступки, знаешь ли! Линк и Том чуть не заорали в голос, услышав подобное. — Да еще чего? Тем более отказываюсь. Ты точно какую-нибудь херню выкинешь, как доктор Франкиен*. — Недоуменно нахмурился ополченец. — Г-р-а-а-а-х! — Разочарованно зарычала волчица, поняв, что её натиск разбился о неприступную крепостную стену характера Курца. Сагири с тяжелым вздохом упала лицом в стол, так же, как и духом, и вся поникла. Пока она грустно сидела и пыталась, видимо, найти смысл своей жизни, Курц допил чай и исподтишка, незаметно, пытался глянуть на Сагири. Ему стало совестно — вдруг он её совсем обидел? Нет, конечно, она страшно бесила его своей приставучей и навязчивой натурой, но с другой стороны, мало он таких встречал? В отличии от других, эта хотя бы не пыталась выклянчивать из него деньги, вместо этого предлагая себя полностью. Это, конечно, пугало, и Курц задней мыслью чувствовал подвох, искал скрытые условия, написанные между строк мелким красным шрифтом. Но, к сожалению, ему в голову не приходило, что никакого подвоха не было и в помине. И что Сагири, пусть и будучи приставучей и назойливой, была кристально честной и открытой своим чувствам девушкой. Правда, надо было сказать, иногда излишне открытой и честной. Сагири вяло, медленно двигая руками, полезла в открытый верхний карман комбинезона. Она достала оттуда нечто, завернутое в газету. С грустной миной она вытянула из газетки какой-то батончик, который вкусно пах и был еще слегка тепленький, и молча протянула его Курцу. — Попробуй, пожалуйста. Не желая испытывать более жжение совести, Курц смягчился и взял батончик, который она ему предлагала. Он сделал смелый укус и начал жевать немного жесткий, но очень приятный кусок. Было очень вкусно. Это было что-то сладкое, но не приторное, скорее всего, сахар тут даже не использовался. В лакомстве точно были шоколад и пшеничные хлопья. — М-м-м. Вунде-ба~а. — Лицо Курца впервые с момента встречи с Сагири стало довольным. — Что это? Волчица слегка дрогнула на слове «Вундеба», все-таки, она пусть и знала более-менее имперский-террианский язык, но некоторые слова её просто заставляли впасть в ступор. Все-таки, заклинание языкознания — лишь жалкий костыль, призванный смягчить и облегчить пребывание мамоно в этом мире со своими новыми мужьями. Есть, конечно, мамоно, изучающие культуру людей чуть ли не досконально и способные безо всяких заклинаний выучить их язык на уровне, не уступающем носителям. Например, госпожа Иласса занимается таким с большим энтузиазмом. С трудом волчица все же вспомнила, что это слово означает «чудесно» на одном из диалектов имперского языка, и немедленно расслабилась. — А, да, это пшенично-шоколадный батончик. Повар с полевой кухни меня научил это делать. — С довольной мордахой произнесла мамоно. Тут её щёки покраснели, и она со смущенным видом промямлила: — Для тебя старалась… — Ну, я могу сказать, очень даже вкусно. — Обрадовал волчицу Курц, пожевывая шоколадный батончик. И вправду, получилось неплохо, сразу чувствуется вкусовыми рецепторами, что девушка вложила в закуску всю свою душу и даже больше… И, что самое главное, она не пыталась устроить какую-нибудь пакость. Курц представил, что она могла бы сказать, ну, чисто теоретически: «А ты знаешь, что я положила туда не только шоколад, но и свои телесные жидкости.?» или что-то в этом роде. Но, видимо, этого она не планировала. Сагири и вправду была рада тому, что он высоко оценил её старания. Пусть она часто его раздражает, но он ни разу не слышал, чтобы она солгала ему. Нет, она, конечно, часто зовет его «отшельником» и «сычем», но делает это не в обиду, не ради того, чтобы морально подавить парня, а, скорее, наоборот, как бы… «помечает территорию». Может, она не такая уж и гадкая? Все-таки, она выглядела просто бесподобно мило, когда её лицо озарила довольная улыбка. Парень хорошенько прожевал кусочек лакомства, и тут его зубам попалось… нечто абсолютно ужасное. Он не ожидал подобной подставы. Изюм. Это был изюм. Сушеная гадость, которую непонятно зачем кладут в разные батончики, булки и прочие хлебобулочные изделия. А Курц страшно ненавидел изюм. Это штука — точно из преисподней, из параллельной вселенной, где нет спасения и счастья, есть лишь животный ужас и отчаяние, полная безнадежность и абсолютный беспредел. Тошнотворное существо, само воплощение превосходного зла, представляющее собой сушеные ягоды винограда, словно выбралось из наихудших, какие только можно представить, мыслимых и немыслимых мест и проникло в этот мир, чтобы отравлять своим существованием людей вроде Курца. Черноволосый парень прекратил жевать и издал непонятный хмыкающий звук. Его взгляд, что он обратил к волкодлаке, был полон разочарования. Волчица в ответ виновато опустила ушки и состроила максимально в тревожное выражение лица. — Что? Что такое? Тебе что-то… — Изюм. — Курц просипел свою фразу, словно иссыхающая нежить. — Э-э? — Подстава… ты че, меня убить хочешь? Зрачки Сагири вдруг сузились, когда она поняла, что он имел в виду. Она положила изюм, потому что ей так сказал Маастрих`ь-сенсей. Он говорил, что всем имперцам нравится изюм, и что это их любимое лакомство, которое они кладут во все закуски, особенно сладкие. Так почему? Неужели.? — Я думала вам нравятся такие штучки. — Невинно произнесла Сагири, неслабо обеспокоенная такой реакцией Курца. — Блэть… — Просипел Курц, откладывая батончик в сторону. У него нездорово слезились глаза. — …слушай, дорогуша, у меня в этой жизни есть аллергия всего лишь на одну вещь… и это, блядь, именно изюм! Сагири пару секунд затупила, думая, что ей делать. Вдруг она беспокойно замахала руками, явно паникуя. — А-а-а-А-А-А-А! Погоди! Что мне делать? Прости-прости, я не знала, что у тебя аллергия! Ой, что же я наделала… — У меня противоаллергическое лекарство есть. Правда, в машине. Щас сбегаю. Курц, потерпишь? — Приподнялся со своего места Том. Темновласый парень кивнул. Все же, пусть у него и была аллергия, но от изюма он не умирал. Обычно все заканчивалось воспалением слизистой носоглотки, плюс жжением в глазах и тошнотой, ну и в самом худшем случае, несварением и последующим турбо-поносом. Сейчас принятая им доза смертельного яда в ягодной форме была довольно маленькой, так что несварение — маловероятно. А потерпеть до прибытия медикаментов он вполне был способен. — КУРУЦУ! — Завыла волчица, в панике тряся парня за руку. — НЕ УМИРАЙ! СЛЫШИШЬ, НЕ УМИРАЙ! ПОЖАЛУЙСТА! Я БОЛЬШЕ НЕ… — Да хватит орать на ухо, дура! Ты чего меня хоронишь раньше времени?! Не умру я от изюма, бли… гу-х…! — Раздраженно зарычал парень, не закончив предложение из-за рвотного позыва. Впрочем, тот был не сильный, и нужно было просто поменьше говорить. Линкоу сходил за водой и дал её Курцу, пока волчица сидела рядом с парнем и все причитала, да причитала. Тот, впрочем, не реагировал на неё никак, сидя с бесподобным каменным покерфейсом. — Пвости, Кувуцу-семпай, я бовьше не буву класть ивюм! Если бы я внала…– Разрыдавшаяся волчица сопела и не могла нормально произносить звуки. Курц, впрочем, уже не мог злиться. Вряд ли она специально положила туда изюм, чтобы отравить парня, а судя по её реакции, она и вправду чувствовала вину. Вряд ли она подделывала свою панику — эту чрезвычайно эмоциональную и громкую девушку трудно было представить прикидывающейся. Через минуту прибыла медпомощь в виде упаковки бело-синего цвета в руках Тома… *** — Извини, пожалуйста, Курцу. Из-за меня вы сцену такую подняли. Это все моя вина. Прости. — Кланялась парню волчица, отчего тот совсем растерялся. — Да не, не бери в голову. Ты же не специально. Ну, теперь будешь знать, что я не ем изюм. — Виновато, хотя в том не было его вины, почесал затылок Курц. Обед уже десять минут как закончился, и можно было со свободной, как дикая птица, душой, пойти вздремнуть. Ага, если бы! Это Курц мог опоздать на свой пост — его в вышку запихали, а от неё рядом с тем местом, где стоит барак с мамоно и примыкающее к нему поле, было мало толку. Все равно никто не пытается убежать, да еще и колючая проволока не располагала к активным попыткам. А за ней — патрули на вооруженных багги. Мамоно смотрели на это все по-другому. Судьбу им не хотелось испытывать — шанс выпадения «смерти» на колесе фортуны был не то, чтобы высок, но раз люди оказались такими великодушными, что вместо сожжения на костре предоставили простенькую работу, да еще и кормят, одежду шьют и дали жилье, пусть и не самое лучшее, но все же. Хотя, как позже монстродевы убедились, никого тут уже не сжигают. Это варварский способ казни указами людей был признан негуманным. А вот расстрел и смертельная инъекция — пожалуйста! И, хотя на эти виды казни, да и на саму смертную казнь был наложен мораторий в большей части Империи Терры, все же были в ней штаты, которые разрешали исполнение высшей меры наказания. Ауриенте в них не входил. Тем более, в лагере, кроме мамоно, живут и люди — в основном, убервахтеры и обслуживающий персонал. Занятые работой монстродевы уже и не хотели бежать из плена — зачем бежать от кормящей руки, от трудной, но отнюдь не убийственно тяжелой работы с множеством плюшек, да еще и от множества симпатичных мужчин? Поэтому среди развлечений мамоно было и заигрывание с убервахтерами. И, хотя те не очень доверяли пришельцам, все же некоторым настойчивым монстродевам удалось завести пару полезных знакомств. Единственная мамоно, желавшая убежать, была некая Макото. Дева-ящерица, бывшая мечница. Некоторое время была наемником в отряде одной из приближенных Друэллы, с которой виделась лишь раз — при заключении сделки, и с тех пор в этом мире она лишь топтала траву сапогами, да плавала в озерах. И это не со скуки, а потому что прыткие и верткие ополченцы на вездеходах безжалостно терроризировали её отряд в течение месяца, и она успела заработать на этом нехилый нервный срыв. Ну, не совсем нервный срыв, но нечто похожее. Скорее, просто склонность к приступам паранойи. Поэтому её прогулки по незнакомому миру были отнюдь не ознакомительные. Она пыталась бежать уже пять раз, но каждый раз её ловили либо в зыбучей грязи, либо застрявшей в живой изгороди небольшого виноградника — и всегда она обнаружена в наиглупейшей позе, когда в сторону лагеря смотрела лишь её открытая для обозрения задница. Естественно, её сразу ловили, но что еще смешнее, так это её прозвище, которым её прозвали ополченцы — «хлебобулочная», за её застревания в заборе и бесподобную форму пятой точки. Даже шутки пошли про «сестрёнку», застрявшую в заборчике, и умоляющую «сводного брата» её вытащить. Ну все прям как в тех самых фильмах для взрослых! Вообще, её поимка была для ополченцев скорее развлечением, в то время как дева-ящерка воспринимала все слишком серьезно. Ей пригрозили даже: еще раз убежишь, и мы тебя выставим в лагере на эшафот… и отшлепаем по заднице веслом, чтоб все видели и слышали! Сработало это или нет, пока не известно. Это было недавно, и ящерица с тех пор не предпринимала попыток побега. Убервахтеры даже начали делать ставки, в какой день она убежит. Кто-то из них даже назвал её ходячим мемом. В основном, из-за её фраз при поимке, вроде: «А я что? А я ничего… так, пейзаж разглядываю» — оправдывалась она, будучи воткнутой в непроходимые заросли волшебного манаграда. Курц и Сагири брели по гравийной дороге внутри лагеря Грин-Марш. Светило очень приятное солнышко, не жарившее до корочки, что было редкостью для местной погоды. Это, к слову, вызывало у Сагири неслабое удивление. Тут очень жаркий регион, с большим количеством солнечных дней. Что же её так удивляло? Среди мамоно, по крайней мере, из того окружения, которое знала сама волчица, не очень одобрялся загар. Белая кожа считалась очень красивой и благородной, и многие монстродевы с помощью демонической энергии отбеливали себе кожу, чтобы та выглядело гладко и по-королевски белоснежно. А вот люди её удивили: у них считалось с точностью до наоборот. Как ей объяснил повар, которого она звала Маастрих`ь-сенсей, загар виделся эстетически красивым для имперцев, и те считали белую кожу нездоровой и болезненной. В тому же, она считалась неестественной. А вот здоровый загар означал плюсик к привлекательности и всеобщему одобрению. Если разбираться более подробно, то загар означал, что у человека, во-первых, есть вкус, а во-вторых, у него есть деньги на то, чтобы съездить в теплые края, отдохнуть там и позагорать. Ну, или на худой конец, сходить в солярий, что тоже требовало терпения и денег. Жителям теплых регионов тоже не нравилась белая кожа — трудолюбивые фермеры и работники сельхоз-промышленности считали таких людей «белоручками» и слабаками-задохликами, словно тепличные растения, неспособными существовать вне зоны комфорта. Поэтому Сагири сразу же забила на идею отбеливать кожу. Конечно, постоянная работа в комбинезоне мешала нормальному загару — и, хотя тот был ею предварительно укорочен, все же, с верхней части бедер и до шеи её тело было закрыто тканью. И загар был не то чтобы равномерным, и это немного беспокоило девушку. Вдруг, Курц будет недоволен, что она не подготовилась? И что загар у нее плохой? Впрочем, тот не очень-то и засматривался на неё, так что беспокоиться было не о чем. К внешности Курц не придирался. Парень и девушка шли по направлению к баракам, где располагалась Сагири и её сородичи. Шли неспешно — работают мамоно тут по коротким сменам, и успевать пока было некуда. Волкодлаке все хотелось спросить у Курца пару важных вопросов, даже несколько болезненных, но она все никак не решалась. Может, он и не захочет говорить об этом. Но ей было жутко интересно спросить у него его мотивы. Ей все-же хотелось знать, к чему ей готовиться. — Э-э-й, Куруц? — Как бы невзначай обратилась к парню волчица, чуть приблизившись к нему, чтобы их плечи едва касались во время ходьбы. — Можно спрошу тебя кое-что? — Я не Куруц. — На автомате ответил тот. — Смотря что спросишь. Волкодлака помялась пару секунд, обдумывая, как бы безопаснее и подальше задать сложный для восприятия вопрос. — А-а… как ты попал в ополчение? — М-м. Легкий вопрос. Я сюда давно приехал, по работе. У меня, так скажем, тут друзья детства живут, мы давно не виделись. А я приехал работать по специальности — историк-архивариус. Мне после выпуска пришло предложение пойти в бюро пойти, которое занимается реставрацией фотографий и документов. Я сюда заглянул, вспомнил, так сказать, давних друзей, мы тусили вместе… Курц пнул какой-то камень, лежавший на дороге, смолкнув на несколько секунд, а затем снова продолжил. — Когда стало ясно, что в Ауриенте вторглись пришельцы, да еще и они идут на Дендрарис, я сразу бросился за друзьями. Новости донести надо было. Полиция-то ничего не делала, и мэрия тоже. Как будто они их не видели. Я не нашел ни одного друга. Разве что одного на окраине — он сбежал вовремя, говорит за ним пришельцы гнались. Еще хуже — он говорит, его жену и дочь взяли пришельцы, пока его не было дома, и он, когда их увидел, едва ноги унес. Где он сейчас — не знаю. Он сам ушел, отказался со мной ехать, сказал, ему надо еще кое-куда наведаться. Ну и я, в общем, попал в ополчение еще в первом месяце вторжения Друеллы: нашел пункт сопротивления, и мне предложили стать одним из «девятихвостых». Вот так как-то. Выслушав парня, волкодлака дошла до следующего вопроса — как раз болезненного. — А почему вы сражаетесь с Друэллой? Курц усмехнулся. Сагири ожидала, что он смутится, или задумается, но его реакция говорила о том, что он знает, ради чего это все делается. Она не собиралась смеяться над ним или глумиться, если бы он не смог ответить, но, видно, утешать его не было необходимости. — Почему, спрашиваешь? Потому что она завоевательница. — Что? И все? — Совсем не поняла парня волкодлака. — Да. Для нас это много значит. Мы не будем завоеваны и тем более не будем ползать под этой… фиолетовой пиздой. Сидела бы в своем мирке и там воевала — на кой черт было сюда приходить? — И к чему такая борьба? Словно вы не на жизнь, а на смерть бьетесь. Мамоно же не убивают людей — это плохо. — Мудро заметила Сагири. — К тому же, мы не воины, а искренне любящие жены, и хотим лишь счастья для людей, как и наша повелительница. Да и тут нету этой глупой верховной богини. Но вы почему-то все равно нам не верите… Сагири надулась, хотя была совсем не обижена. Аргументы у неё были что надо. Только есть одно но. — Это борьба на смерть. Друэлла — такая же завоевательница, как и все остальные в истории. Какого бы счастья она там нам не желала, она делает только хуже. Насилу мил не будешь. — Но ведь её мечта — мир между людьми и мамоно. Она желает, чтобы мы могли счастливо жить, наслаждаясь друг другом. Чтобы не было голода, смерти и болезней. Не было войн. Мир — это прекрасно, и её подданные ратуют за него. Она и сама очень целеустремленная, как мне говорили, и честно верит в свою цель. Разве плохо иметь такую замечательную мечту? Невинная улыбка и опущенные ушки давали просто ошеломительный эффект. Сагири сделала так сама того не ведая, инстинктивно. Но если бы это все работало на Курце… было бы легче с ним сблизиться. А ведь он хороший человек, она это знала. Пусть он грубит ей и не доверяет, все же он спас её тогда, а не оставил на произвол судьбы. У него страшная философия жизни, и он только на словах кажется оптимистом, на самом деле он через многое прошел, и видел в жизни такие вещи, что ей было его очень жалко. И все же, как он добр… в иных смыслах. Может, он просто не умеет или не хочет показывать свою привязанность? Сагири теперь подумала, что может его понять. Она ведь говорила с нем раньше, когда в первый раз, после их встречи в болотах у разбитого обоза, они встретились на улице в лагере. И он, будучи подвыпившим, рассказал ей свою умопомрачительную историю. Тогда она была готова плакать, от того, что он пережил. — Хочешь сказать, твоя повелительница — хорошая? — Рассмеялся Курц. Он прекратил смеяться и вздохнул. Его лицо стало серьезным. — Мы, имперцы, ненавидим таких «хороших людей». — Почему? — Недоумевала волкодлака, обогнав Курца и шагая задом наперед. — Не знаешь? Они — воплощение всего худшего, что есть в человеке, как бы парадоксально это не звучало. Хорошие, ага. Идеи у них светлейшие, искренние, и они колоссальных масштабов. Но скажи мне, Сагири, если ты считаешь, что твоя идея — самая правильная, самая лучшая, то что ты начнешь делать? Волкодлака задумалась. Что он имеет в виду? — Отвечу за тебя. Ты начнешь её распространять, рассказывать о ней другим людям. Какой смысл в твоей идее, если ты её не пиаришь, верно? Никому не будет до неё дела, если не применять её. Потом ты выясняешь, что твоя идея нравится не всем, находятся дураки, которые считают её неуместной, глупой, неправильной. Они не хотят разделять твоих взглядов, и передают людям свои собственные, чтобы тебе противостоять. Некоторых они даже принуждают принять свои взгляды, набирать единоверцев. И ты начинаешь набирать единоверцев, чтобы противостоять им. Они ведь не правы? — И правда, дураки, я же от всего сердца… — И тут на волчицу снизошло озарение. Она резко остановилась лицом к Курцу, и тот тоже притормозил. — Поняла, да? Это только ты думаешь, что они дураки. С чего ты взяла, что только твоя идея единственно верная? Если её основные положения — счастье для всех, мир и любовь, то это не делает её безупречно правильной. Одна из особенностей человеческого общества — его разнообразие. Если ты уничтожишь другие идеи тем или иным способом, что будет с обществом? Станут биороботами, или ульевым разумом, беспрекословно подчиняющимся матрице? — Но… — Возразить волчице было нечем. Пока нечем. Что он вбил себе в голову, неужели он и вправду в это верит? — И вот в чем цимес: прикол в том, что «хорошие люди» тут заходят немного дальше других. Их особенность в том, что они не готовы принять тот факт, что есть другие правильные мнения, кроме их собственного. И они готовы ради своих целей идти на все. Они — самые жестокие и безжалостные люди, что известны человеку. — Повелительница совсем не жестока, наоборот, она любит людей всем сердцем, и их искренняя любовь — для неё самое прекрасное в жизни! — В сердцах выпалила Сагири, сжав кулачки от натуги. — Ты в этом уверена? Я уверен, что раз она сунулась сюда, в Геоштранд, наш мир, то она просто двинутая завоевательница. Она поехавшая. И не перед чем не остановится. В ополчении её многие знают, пусть и не лично, но её методы и характер нам известны. — Ничего она не поехавшая! Просто она очень настойчива! — Возразила девушка. — А сколько повелительница уже правит вами? — Вдруг из ниоткуда спросил Курц. — А-э… Ну, она стала нами править, когда ей дала титул её матушка — за завоевание Лескатии и других государств Ордена. Её слово — второе после Повелительницы Демонов. И мамоно обязаны подчиниться, если она скажет. Она правит с тех пор уже… чуть больше шести веков. Человек присвистнул. — Ну, она точно чокнутая. Шестьсот лет у власти — не то что человек, даже демон или божество свихнется. Ты что, столько править разве можно? — — А почему нет? Она справедливая, добрая, милосердная… — И сумашедшая. Знаешь, у нас в институте Летописания и Исторических наук в городе Кайцербороу, где я учился, это такой знаменитый на всю страну ВУЗ, у нас там уже более двухсот лет ведется исследование, которое ученые передают буквально по наследству. Это влияние выданных разумному существу полномочий и ограничений на его разум. Знаешь, что они выяснили за двести лет? Волкодлака удивленно моргнула. — Что? — Человек сходит с ума, в среднем, за четырнадцать лет своего беспрерывного пребывания у штурвала, ну, иногда и позже, через плюс-минус восемь лет. Далее — проявляются психические заболевания. А божества нашего мира, коих в живых осталось лишь одно — все имеют мозг, значительно превосходящий наш… но функционирующий по тем же законам, что и человеческий. Поэтому для них предел — в десять раз больше. Теперь вишенка на торте: все божества, пытавшиеся уничтожить человека и другие расы, и побежденные нами в дальнейшем, все они были сумашедшие в общем понятии этого слова. Они имели почти безграничную силу и власть в течении тысячелетий, и вдруг им пришло в голову стереть всех людей с планеты. Что это, как не безумие? Человек остановился, сунув руки в карманы и серьезно смотря на волчицу. — К чему это я… ах, да. Видишь закономерность? Не важно, человек ты, демон или вообще бог, у тебя все равно крыша поедет от власти. Человек сходит с ума от приобретенного могущества, демон — от способности менять судьбы людей по своей прихоти и не нести за последствия никакой ответственности, а божество — просто от скуки… Крыть его волчице было нечем. Он говорил достаточно убедительно, что она сама стала сомневаться в своей правоте. Но все же, вдруг он ошибается? Сагири не помнила ничего такого, за что Друэллу можно назвать чокнутой. — Госпожа Друэлла просто преследует свою мечту… — Один очень мечтательный человек с основного континента тоже сто с лишним лет назад решил пойти за своей мечтой. Он хотел создать совершенного человека — не знающего болезней, боли, нужды, и способного на истинную любовь. Он был железно убежден в своей правоте, в том, что он принесет людям счастье, которого те не знали прежде. Знаешь насколько далеко он зашел? Волкодлака напряженно помотала головой. — Все началось с того, что он устроил страшнейшую войну, длившуюся пять лет, в которой пали четыре крупнейшие империи в истории континента. И он проиграл, но все равно обрушил их. Потом на эти страны посыпались катастрофы одна за другой — голод, болезни и смерть начали свою жатву, армия разбежалась, потом дефолт, чудовищная инфляция, обесценивание денег, потеря работы… Погибло около двадцати миллионов человек. И это — непосредственно во время войны. Еще сорок миллионов догнали их на том свете позже — из-за последствий. А всему причиной было то, что какие-то, по его мнению, идиоты в другой стране не хотели принимать его превосходные ценности и отдаться истинному счастью под знаменем новых сверх-людей. Он просто не готов был отказаться от своей великой мечты, не мог остановиться. И вот что вышло… Сагири шокировано обдумывала сказанное, застыв ступоре. Пока она изображала из себя статую, парень-историк взял и поправил ей воротник. Та, впрочем, настолько была поглощена раздумьями, что не заметила этого жеста. — Это ужасно… — грустным голосом выдавила из себя Сагири. — Девочка, это еще цветочки! Знаешь, что было потом? Через двадцать один год этот чувак вернулся уже стариком и развязал новую войну. На этот раз он четырьмя крупнейшими людскими государствами не ограничился. Началась еще одна война, и он утопил в крови уже половину планеты… Сагири была в полном шоке, и едва сдерживалась, чтобы не заплакать. Столько людей умерло? Он не шутит? Ну, он же превосходно знает историю этого мира, в отличии от неё, не обладавшей никакими знаниями. — Он не обладал никакими знаниями о военном деле, не любил войну, но поняв, что его идею просто не хотят принять абсолютно все, он перешел к радикальным мерам. А еще — он занимался бессовестным шпионажем, подставами, искал в своих же рядах «неверных» и карал их, следил за тем, чтобы его граждане беспрекословно жили в соответствии с его идеями о сверхчеловеке. Его мечта была — обратить в сверхлюдей весь мир. Он, кстати, дико ненавидел всяких диктаторов и завоевателей, и считал их противоположностями сверхчеловеку, но потом сам стал… Курц сдержанно захохотал. — Ха-ха… Он сам стал тем злом, которое поклялся уничтожить. Парочка продолжила плестись по дороге. Сагири не опустилась до слез, но все же, шла она очень задумчивой, что не шло её образу взбалмошной девчонки, пристающей к своему парню. — Вот потому к нам и пришла демократия. Трудно сойти с ума, когда твою власть ограничивают. Придется в полную силу думать, что нужно людям и как ответить на вызовы времени. И никто не захочет больше власти для своих личных целей. Государство не для того создано, чтобы воплощать мечты одного-единственного человека. У других людей тоже есть мечты, не забывай. Оно лишь помощник, а не инструмент для осуществления своих желаний. Ну, ты, конечно, можешь со мной не согласиться, но все равно, я буду стоять на своем. — Кажется, я поняла. — Подняла голову Сагири. — Мне теперь некоторые вещи стали ясны. Может я с тобой в многом не соглашусь, но все же, у тебя своя правда. Может, ей все еще не совсем понятно, почему люди так яростно ненавидят госпожу Друэллу, но некоторые нюансы перестали быть секретами для неё. И правда, дочь повелительницы демонов иногда заходит слишком далеко в своих «походах любви». Да еще и её редкий нрав, из-за которого она всех людей вокруг превращает в секс-машины без жизненных устремлений и целей, кроме разве что службы ей. Мамоно не считали это чем-то плохим, но, с другой стороны, почему люди обязательно должны разделять их взгляды? Здесь нет верховной Богини, она не промывает им мозги своей ложью, да и местная церковь тоже не управляет сознанием людей. Люди здесь более свободные, раскрепощенные от природы, но в то же время они очень крепки духом, и просто так не ломаются, и им не требуется для этого покровительство какой-то Богини. Сагири слышала уже, что в этом государстве в основном законе закреплена свобода вероисповедания. Это сильный скачок вперед для общества — разрешить такое, да и, очевидно, их общество и в науке, и в магии скакнуло вперед дальше, чем смогли развиться мамоно. У людей было чему поучиться. — Я пойду в бараки. Мне нужно уточнить у Гаупт-вахтера что я буду на смене делать. И сроки тоже. Спасибо, что поговорил со мной! — Попрощалась с парнем волкодлака, когда они дошли до перекрестка. — Да-да. Катись уже… — Ответил парень с притворным раздражением. На самом деле, ему было приятно, несмотря на жуткую подставу девушки с изюмом, что она его выслушала. Все-таки, пусть она и пришелец, но не так уж и сильно она отличается от людей — у неё тоже есть свои взгляды на жизнь, настоящие эмоции и чувства. — Эй! Что за тон! — Возмутилась было волкодлака, но увидела, что парень давит довольную лыбу. — Ах, ты… Опять с девичьими чувствами играешься? Жестокий человек! Впрочем, в её голосе тоже чувствовалась наигранность, говорящая о том, что она шутила. — Ар`ивиде~р! * — помахал ей рукой человек, и волкодлака, с любопытством рассмотрела его жест, наклонив голову с ушками набок, почти по-собачьи. Ну как же, опять незнакомые диалектные слова… — Э-э… Ариведе! — попыталась скопировать движения человека волкодлака, и у неё получилось, правда, произношение подкачало. Девушка своей любимой походкой радостно поскакала к дверям жилого помещения. Её сердце сейчас трепетало от радости: наконец-то ей удалось поговорить с Курцем! И не просто перекинуться парой колкостей, а завести серьезный, взрослый разговор. Волкодлака очень надеялась, что так она сможет еще сблизиться с интересным юношей. Курц вздохнул, и, глупо улыбаясь, пошел своей дорогой. Все-таки не заскучаешь с этой девушкой! Может, он того и не признавал открыто, но ему не терпелось снова встретиться с Сагири. Даже если они опять начнут спорить насчет причин этого кризиса в Ауриенте, все равно, это будет приятное общение. Это то, чего ему не хватало в родном городе, и ради чего он завел себе новых друзей тут. Ведь Сагири была такой честной, такой искренней… Ополченец помотал головой, чтобы выйти из своих грез и глазами нашел вышку, в которой ему предстояло сидеть до позднего вечера под записанные на флешку революционные рок-треки пятидесятилетней давности… *** *Командант = комендант на местном диалекте. Это ссобенность фонетики речи жителей, населяющих Ауриенте и соседние южные штаты. В центральных штатах и на севере имперцы говорят "Комендант". На северо-востоке - "команданте". *Убервахтеры — надзиратели в трудовых лагерях. Обычно в трудовые лагеря Империи Терры отправляют уголовников, виновных в тяжких преступлениях и насильников. Задача убервахтеров — следить за соблюдением режима. Они исполняют еще и воспитательную функцию — поддержание дисциплины среди заключенных, их строевая подготовка и муштрование. Для мамоно это слово не попадает под действие заклинания-переводчика, поскольку является местной реалией, и для него нет устойчивого эквивалента. *Семпай, кохай — взято из японского. Поскольку MGE — творение японское, родной язык мамоно напрашивается сам собой. *Зупплай-амт — Тыловая служба (в военном деле). Второе значение — служба обеспечения, которая занимается логистикой и доставкой продовольствия, медикаментов, патронов, мебели и прочих бытовых вещей (обычно применяется к любым предприятиям, отличным от государственных военных, например, к ЧВК). *Гаупт-зупплаер — Глава тыловой службы (или службы обеспечения). *Остров Подмастерья — местный аналог Острова Пасхи, со своими статуями. Гугл в помощь, если интересно, как выглядят эти «каменные лица» в реале. *Музкулар Имбессерунг Техь`ник(имп. язык) или МИТ-101 — комплекс калистеники (упражнений без тренажеров) для солдат, оказавшихся в плену, или в другом виде заточения. МИТ-101 — специально разработана для войск специального назначения (морской пехоты, десанта, штурмовой пехоты). Однако на деле он мало чем отличается от стандартного комплекса МИТ-10, который полагается обычным войскам. *Доктор Райс Франкиен — хирург без лицензии, который, по легенде, похитил у одного из своих пациентов лицо и скрывается под ним. Есть еще один городской миф, который говорит, что доктор Франкиен украл не одно лицо, а целый скелет (что-то мне это напоминает, хмм.) В общем, полумифический персонаж-маньяк. *Ар`ивиде~р! — «До свидания!». Не переводится, поскольку диалект. Мамонье заклинание-переводчик дает исчерпывающие знания об общеимперском языке, но не разбирается в его диалектах.