***
Сквозь широкую листву можно было увидеть, как вставало лениво солнце, когда они молчаливо добрались до берега близ располагающейся реки. Крики ужаса и бойни сменились на пение птиц и стрекот кузнечиков. — Здесь и остановимся, — резко выдохнул Какёин, сразу же ощущая, что его бережно пытаются усадить. Он не сопротивлялся, но вскоре принял лежачее положение, изнемогая, хоть и пытаясь скрыть очевидное. Молчание ДжоДжо не казалось гнетущим, оно было предсказуемым и логичным. И, честно говоря, Нориаки бы больше устроило провести это время в тишине. У него нет для Куджо слов. Никаких. — Что дальше? — спросил всё-таки Джотаро севшим голосом. Наследник сел рядом, но его меланхоличный взгляд был устремлен куда-то вдаль. Какёин не сказал ни слова в ответ, лишь перевел зелено-карие на смуглое и непроницаемое лицо. Парень перед ним не был зол или раздражен, скорее, в крайней степени измучен. И тоже не хотел этого показывать. — Нориаки, — спокойно произнёс вдруг Куджо, но вместе с тем достаточно требовательно. — Нельзя здесь оставаться. Какёин устало ухмыльнулся, едва чувствуя собственное тело. Оно будто опускалось в какое-то болото, трясину, словно вот-вот и исчезнет он сам. Зыбкое, неприятное и холодное чувство. От которого было не избавиться. — Что происходит? — недоуменно бросил Джотаро. — Точнее, что происходит у меня за спиной? И происходило до сих пор. — у него не было сил на вычурные разговоры и на разногласия. Наследник даже был не уверен хочет ли знать правду, ставящую все его отношения с советником под сомнение. Но он точно не сможет помочь ни себе, ни Какёину, если ничего знать не будет. Рыжеволосый не изменился в лице, лишь перевёл взор обратно на небо: такое чистое сегодня, совершенно без туч и облаков. — Я бы мог попытаться рассказать тебе. Обо всём, — всё плыло перед глазами, а на небесной глади то и дело появлялись разводы, будто кто-то его залил бензином. — дать шанс. Но тогда я останусь совсем один, — тонкие губы сомкнулись в полоску, теперь даже не изображая подобие улыбки. — Мне ужасно холодно, больно и очень хочется спать. — Какёин сузил глаза, а голос стал значительно тише. — Мне всегда казалось, что на смертном одре никого рядом не будет. Мне бы так хотелось. Чтобы никто не видел, никто не знал, насколько я боюсь. И вот, сейчас мне смерть дышит в затылок, я чувствую её дыхание и уже почти не чувствую своего, — помолчав с секунд десять, Нориаки неохотно добавил ледяным тоном: — Я не хочу умирать в одиночестве. Поэтому я не могу тебя отпустить. Я ещё ужаснее, чем ты думаешь. — В страхе нет ничего позорного, — Джотаро, казалось, часть слов вообще пропустил. — Но умереть так просто… разве ты можешь себе это позволить? Какёин почти засмеялся, харкая кровью и переворачиваясь после набок. Тело казалось слишком тяжелым, обременяющим, хотелось сменить его, подобно шкуре. Содрать все мертвеющие ткани и приштопать новые. Внезапно Куджо вновь заговорил, а следом перевёл взгляд на любовника. — Я думаю, что был игрушкой в твоих руках. С самого начала и до конца. Это многое бы объяснило, но далеко не всё. — что-что, а увидеть легкую улыбку на свою реплику ДжоДжо как-то не ожидал. Впрочем, парня подобное ничуть не разозлило, ведь защитная реакция у всех разная. — Какёин, я никуда не уйду от тебя, не оставлю, но мне надо знать. Нориаки снова лёг на спину, поскольку так становилось немного легче. Эфемерное чувство невозможного исцеления поселилось где-то между лопаток. Будто все естество до последнего не понимало, что бороться за своего носителя скоро станет бессмысленно. — Посмотри, я подыхаю в канаве, — снисходительно вырвалось у него само собой, — и мне даже кажется, что это даже как-то… удачно? Сам посуди, что я за человек. Сам посуди, могу ли я испытывать высокие чувства? — Это не ответ. Высокие чувства не противоположность равнодушию. Взрослые дядьки типа тебя так любят подменять понятия, даже не разобравшись в них. — Джотаро следил за ним и сильно хмурился. Он видел, что советнику становится только хуже и никак не мог повлиять на его состояние. Но и идти куда-то ни он, ни Какёин, уже не могли. Оставалось ждать чуда, на которое наследник почему-то искренне надеялся. Кто-то же дал отпор тем уродам, стало быть, не всё потеряно. При одной только мысли о них Куджо становилось дурно. — Я скажу сейчас что угодно, чтобы не остаться одному. — Нориаки судорожно вдохнул новую порцию воздуха, слегка жмурясь от пылающей боли в легких. — Говоришь, что не оставишь? Конечно, я тебе верю, конечно. — рыжеволосый попытался сказать с иронией, но получилось скомкано. Поняв это, он переспросил: — Тебе правда так нужны ничего не значащие слова от меня? — Если бы они ничего не значили, то ты бы их уже сказал, — настоял на своём Джотаро, допуская мысль, что собственные чувства не дают мыслить рационально. Он не хочет слышать правду, не сейчас. Но сердце так ноет, сердце просит конкретных ответов. И сейчас, даже слыша фактический отказ, оно пульсирует и учащает ритм, подгоняя в голову теории, что любимый человек просто таким образом скрывает свои чувства к нему. Но что это, если не самообман? Он не может принять другой правды. Несколько минут они провели в тяжелом молчании. Первый не выдержал, естественно, Джотаро. — Говоришь, что умираешь, так что, настолько жалко обозначить свои чувства? Что, легче утащить их за собой в могилу? — тяжело давалась фраза, но ДжоДжо никогда и не славился умением подбирать слова. — Когда-нибудь, если останешься жив, ты вспомнишь этот момент. И будешь благодарен судьбе, что всё случилось именно так. Если только не начнёшь жалеть, что смерть не забрала меня раньше, — Какёин смотрел прямо в темнеющее небо, пока не осознавая, что мрак окутывает только его. — Наша встреча заклеймится у тебя в голове, как самое ненавистное, что происходило в жизни. — Тебе бы этого не хотелось, — Джотаро измученно вздохнул и почти нежно погладил Нориаки по щекам, убирая прилипшие волосинки. Нет, это не может закончиться всё так. — ты говоришь то, что по-твоему обязательно произойдёт. Но тебе бы этого не хотелось. Тебе не всё равно. Тебя ранит то, что я о тебе так подумаю. — Когда это произойдёт, то мне уже будет всё равно, — советник закрыл устало глаза, не выдерживая тяжести в них. Прикосновения к коже вызывали странные чувства. Наверное, мечтать о большем ему и не стоило. — Мне будет всё равно на твою ненависть. Но сейчас… наверное, я хочу умереть подле любящего меня человека. Это эгоистично? Хорошо, если так. — Это в твоём характере, — цокнул Джотаро, почему-то улыбнувшись. — Я уже тебя ненавижу, но и люблю тоже. Я никому ещё не говорил таких слов. И я их говорю вовсе не потому, что ты в таком положении. — Любовь творит чудеса, — насмешливо продолжил Нориаки, — она смешала чистое с грязным. Белое с чёрным. Шутка в том, что неизменным осталась моя грязь, а единственным изменившимся то, что теперь ты в одной со мной лодке. В лодке, что плывет по рекам крови. Чудеса. — Я никогда не был «белым». И ты тоже не есть абсолютное зло, — философом Куджо не был, но простые истины уж знать-то надо. И напоминать некоторым личностям тоже. Советник закусил губу, а после как-то совсем беззаботно рассмеялся, сразу же давясь. Подавив приступ, он приоткрыл почти не видящие глаза. — Ты… привязан ко мне… тогда как я просто нуждаюсь… в том, чтобы кто-то вроде тебя сейчас был рядом. Это так смешно, — не дав себе снова засмеяться, Нориаки вдруг изменился в лице. Тотчас оно исказилось от какой-то непередаваемой тоски. — Это так глупо. — Ты горишь, — прислонившись рукой к пылающему лбу, хмуро констатировал Джотаро. Это был плохой знак, а на помощь к ним, похоже, никто не спешил. — Много слов не сказано, много дел не сделано, — глухим голосом сказал Нориаки, витая где-то глубоко у себя в мыслях. — Во всяком случае, у меня нет важных слов. А все несделанные дела скорее для большинства признак хороший, чем плохой. — Потерпи ещё немного, — Джотаро довольно быстро оторвал от ткани лоскут и, чуть отойдя, смочил в воде. Всё это время Какёин что-то шептал себе под нос, но наследник не смог разобрать. Вернувшись, он положил повязку на разгоряченный лоб. При этом тело советника было достаточно прохладным. Похоже, Нориаки начинал бредить. — Я не хочу тебя потерять, — Куджо боролся с собой, чтобы самому не впасть в безумство. Да, эта любовь творит чудеса. Она точно способна сломать его, как человека. Уже надломила. — Ты мне не безразличен. — сипло, на грани слышимости произнёс Какёин, подняв из последних сил кисть. Он вцепился в ладонь Куджо, сильно сжав её окровавленными кончиками пальцев, — Это меня погубило. — глядя точно в глаза, Нориаки полностью обезоружил наследника. Джотаро знал, что перед ним человек жестокий, но почему-то каждый раз его эта суровость удивляла. По распахнотому настежь сердцу так легко резать, а советник не стесняется делать это снова и снова. Какёин продолжил, смотря одновременно и в глаза наследнику, и куда-то сквозь них: — С тобой пришло какое-то непонятное мне чувство — тягучее, тянущее, щемящее, жалостливое такое и доставляющее неудобства. Мне непозволительно ощущать что-то такое к жертве. В принципе непозволительно. — мужчина замолк, а на его лице отобразилась гамма противоречивых эмоций. От сожаления до глубокой задумчивости. — Почувствовал себя нужным и любимым с тобой, но я никогда в этом не нуждался. Ты что-то сломал во мне, а я даже не заметил. — голос вдруг надорвался, а следующая фраза слетела с губ, как выстрел в упор: — Ты убил меня. Ты думал, что раскрываешь меня, как человека. Но ты убил, сейчас я уже не тот, что раньше. Я перестаю быть собой. Ты убил меня! — Нориаки повторил громче, сильно хмурясь и уже не скрывая оскал. Слеза, скатившаяся по его холодной щеке, мгновенно слилась с мокрой тканью одежды. Джотаро с болью во взгляде продолжал слушать, выпивая каждую эмоцию с побледневшего лица. — Я тебе это позволил сам. Сам… — паника нарастала, советник задышал чаще, борясь с приступом. Куджо резко выдернул свою руку из цепких, но уже ослабевших пальцев Какёина, а затем сжал лицо советника, вынуждая посмотреть на себя. — Что ты, чёрт дери, такое несёшь? — агрессивно процедил Куджо, тоже уже прерывисто дыша. — После каждого твоего желчного слова у меня действительно есть желание тебя прикончить. Но даже после всего, что там, в этой херне, произошло… — на секунду ДжоДжо успокоился, прогоняя слишком жуткие картины. — Я не изменил своего отношения к тебе, Нориаки. Несмотря ни на что. Так что просто уже заткнись, — глотку сильно обожгло горьким чувством, но Куджо просто сглотнул вставший ком. — Только, блять, не навсегда. — После всего, что произошло, — повторил Какёин, выдрав фразу из контекста. — Да, точно. У каждого своя трагедия. Удар по психике? У каждого он тоже свой. Советник затих, стараясь дышать ровно и смотреть прямо. Но тени мешали. Откуда они? Джотаро прикусил щеку изнутри, стараясь не падать духом и сохранять безучастное лицо. Он понимал, что последствия от травм — и физических, и моральных — накатят гораздо позже. На них обоих обрушатся, если, конечно, они выживут. Однако же Какёина изводило что-то уже прямо сейчас. Он хотел бы оказаться неправ, но… Крик внезапно рассёк воздух, а Нориаки заметался по траве, ладонями закрываясь от чего-то. Или кого-то. Зрачок, бьющийся о радужку, подтверждал самые худшие опасения. Закрыв на секунду глаза, Какёин увидел черные, как смоль, волосы Шерри. Он сразу открыл веки и наткнулся на светло-голубые глаза бывшей любовницы. Ад и небо — так оказались близко, что он не сразу понял, что его руки касается подол её платья. Шерри сидела над ним, нежными прикосновениями к коже подзывая скорее провалиться в сон. Её руки были непривычно морозными, но вместе с тем совсем не отрезвляющими. А её шёпот! Шёпот стоял в ушах такой, что Нориаки только и мог сделать, что закричать, отгоняя от себя. Словно он снова маленький и беззащитный. Это убивало больше всего. — Почему ты так поступил? — вдалеке эхом слышался детский голос. Даже не видя, Нориаки знал, что он принадлежал Кире. — Отпуская меня из поместья, ты точно знал, что меня… — ребёнок не стал продолжать. — Почему ты не раскаиваешься? — Не тебе… меня… осуждать! — Какёин изогнулся в нечеловеческой позе, словно червь, которого пытаются поджечь. — Ты ничего не сделал, — мягкий, смиренный шепот Шерри пронзил снова измученные галлюцинациями уши. — Почему ты не раскаиваешься? — она покачала слегка головой, грустно и по-доброму улыбаясь. — Ты никогда меня не слушал. Но ты услышишь теперь. — её резкий взгляд свысока почему-то вызвал неописуемый страх. — Каково тебе на моём месте? Понравилось? — она облизнула губы, возвращая терзающие воспоминания об изнасиловании. Слишком свежие, чтобы не причинить вред психике ещё больше. — Проваливай… из моей… головы, — он уперся ладонями в виски, сходя с ума от одолевающей его слабости. — Ты ещё слабее, чем я, Нори, — мерзкий Теленс тоже тянул к нему свои руки, желая опустить пальцы в глазницы. Чтобы те стали такими же пустыми, как у него. — Ты ничего не сделал. И ничего не сделаешь теперь. Какёин почувствовал, как ему закрыли плотно рот. Кусаясь, брыкаясь и тратя последние остатки сил, он пытался высвободиться. Когда силы иссякли, он зажмурил воспаленные глаза, едва ощутив кожей, как что-то тёплое сверху капнуло на щёки и нос. Влага частично скатилась вниз, на губы, скупо смочив их. Горько-солоноватая жидкость была похожа на слёзы, вкус которых до недавнего времени Какёин считал забытым. Сколько прошло времени, Нориаки не знал, но когда снова открыл глаза, то силуэтов никаких уже не увидел. Слышалась только возня и собачий лай. Повернув голову вбок, Нориаки заметил сильно хмурящегося Куджо. Его мрачный взгляд был устремлен на мужчину, который несомненно принадлежал шайке Теленса. Но его уже не стоило бояться: истекая кровью, мужик пытался отогнать пастушьих и некогда белоснежных собак, рвущих его на части и не подпускающих к наследнику и советнику. Разверстые пасти довольно скоро заткнули мужчину полностью, сокрушив чередой остервенелых укусов. — Никакой ты не Джостар. Ты Куджо. — внезапно четким и собранным голосом сказал Какёин. — Да, я об этом уже говорил, — напряженно отозвался наследник, всматриваясь в окровавленные морды псин. В его голове не было мысли остановить их, убивающих и пожирающих человека. Мыслей не осталось совсем. — Докажи им всем это снова, как доказал сегодня мне. Докажи Ему. Может быть, ты жив до сих пор лишь потому, что отличаешься. — Нориаки совсем не обращал внимания на то, что наследник его не понимает и, скорее всего, даже толком не слушает. — Но если ты отличаешься от них, то это делает нас с тобой похожими друг на друга. — будь у него силы, он бы рассмеялся, — И, если честно, то это последнее, чего бы я хотел для тебя, Джотаро. — а затем его голос стих, как и стихло всё вокруг.Часть 19
15 июля 2023 г. в 11:43
Колени елозили по полу, будто по раскаленному огню, по рассыпанному битому стеклу, собирая всю грязь и пыль.
Тело Какёина всё было красным, местами багрово-фиолетовые пятна — гематомы, покрывали большую часть ног и бёдер. Сам Нориаки почти не дышал, когда на него снова взбарахтался Теленс, хрипло скуля от возбуждения и собственного превосходства, долгожданного отмщения.
Руки до синяков заломаны, но он почти не ощущал боли — ни на них, ни внизу. Наркотик действовал в крови, но даже сильнодействующее вещество не способно избавить от тошноты. От сального потного тела, от осознания, что его, подобно самой ущербной проститутке, насилуют при всех. Джотаро смотрит куда-то мимо него, но это неважно.
Никто не придёт. Никто не поможет.
Но нужно ли этого бояться или проще, логичнее смириться, опустив покорно голову, словно какой-то скот? Покалеченный, надломленный, морально изувеченный. А какие ещё есть синонимы слову «проигравший»?
Какёин судорожно облизнул сухие губы, измазанные кровью и определенно чем-то ещё. Он будто был в каком-то изолированном коконе, не слыша громкий мужской развратный гогот, не ощущая собственного опороченного тела. Он смотрел в никуда, отчего взгляд стал стеклянным, невидящим, походящим на глаза незрячего. Может, всё-таки были правы некоторые из жильцов поместья, в спину его обзывая психопатом? Он не взращивал в себе равнодушие к жестокости, как не взращивал в себе Польнарефф любовь к зверствам. Это всё уже было с ними с самого начала, шло в комплекте.
Теленс, вжавшись в бёдра Нориаки в последний раз, громко выдохнул, а после рассмеялся, выходя из тела. Он отошёл от него, застегивая штаны и давая на своеобразное растерзание своим товарищам.
Нориаки даже не хмурился. Может, то была обычная человеческая сдержанность, скрывающая за собой неимоверную боль? Должен ли он смотреть на своего мучителя, как на Бога? Чтобы прекратить поток мучений и издевательств, насытить его эгоистичное нутро показательным повиновением? Гордость… чего она стоит, когда он в таком положении? Нориаки не ощутил, как пальцы превратились в сплошное месиво из кожи и обломков ногтей, точнее, он чувствовал какую-то боль, но она не имела определенного места в его теле, словно была нигде и везде одновременно.
Мерещилось глубокое отчаяние. А оно точно так выглядит, так его видят обычно люди? Безысходное беспроглядное нечто, затягивающее его в свои недра, лишая остатков воли. Но как же тот холёный стержень, который держал его всю сознательную жизнь? Нет, его не могли сломать так просто.
Взгляд вмиг стал сосредоточенным, обращая внимание на затихшего в немом ужасе и неверии Джостара. Стоит отдать ему должное, он не жмурился и не пытался отвести снова взгляд, впитывал каждой клеткой тела и души весь кошмар, творящийся в этом небольшом доме, запоминал лицо каждого, кто причинил ему вред. Мог ли тот когда-нибудь стать просто каким-то Куджо, как того и хотел? Избавиться от метки, которую носит каждый отпрыск этого рода? Ах, нет, конечно же, нет. Джостары — всегда жертвы. Так как жертва может помочь ему, тоже жертве?
Поверхностный взгляд зелёно-карих будто полоснул по лицу Джотаро, лишив его чувств на пару секунд. Нориаки точно знал, что причинил наследнику дополнительные муки. Ему для этого никогда слова не были нужны.
ДжоДжо, ненадолго опустив глаза, вновь посмотрел на него. Он негласно просил прощения за то, что не защитил, не уберег. Сильное и беспощадное чувство вины душили наследника — он точно проклинал себя и не мог уйти от переполняющего чувства боли, злости и отчаяния. Какёин слабо и косо ухмыльнулся краешками губ, этим отвечая: «Да, ты не смог. Но я на тебя никогда и не рассчитывал». Вряд ли это должно было успокоить Джостара, но советник и не собирался никого утешать.
Его откровенная безучастность поражала. И некоторых явно выводила из себя.
— Давай, пой, соловушка, — какой-то крупный мужик взял нож, принадлежащий некогда Какёину и прислонил к его заднему проходу, недовольный тем, что их жертва неподатлива и ведёт себя раздражительно тихо. — Пой, я сказал! — он надавил, вонзая остриё глубже, раня и без того замученное отверстие.
Советник глухо и болезненно простонал, сжимая кулаки до синяков. Как это мерзко. Ему мерзко. Всё вокруг омерзительно. И только жесткий, внутренний голос приказывал: не воспринимать. Не чувствовать. Закрыться. Перетерпеть. Забыть. Всё это не будет иметь значения, когда…
Бродяга вынул нож, с удовольствием наблюдая, как обильнее заструилась тёмно-алая кровь по стройным ногам. Он нетерпеливо схватил за волосы Какёина, скотоподобно пристраиваясь снова сзади. Похоже, насиловать мужчин для этой шайки не в новинку.
Какёин на этот раз не сдержал стона — глубокого, болезненного, как и толчки чужого тела в своём. Шлепки кожи о кожу навевали мысли о том, что его имеют, подобно самой распутной бабе. Специально унижают, чтобы потом развеять слух об этом. Тогда даже в тюрьме ему не миновать участи, к которой его принудили. Не переступить порог низшей касты, на которую он всегда смотрел с презрением и брезгливостью.
Что он должен чувствовать? Наверное, до скрежета зубов обиду и распирающую изнутри злость — леденящую и холодом обжигающую. Чувства. Как это для него необычно и сложно… Мысли метались, как умирающие птицы в запертой и затхлой клетке, пульсировали в воспаленном мозгу, бурлили неозвученными надеждами. Никто не узнает… если убить их всех, останки скормив диким животным. Либо… Тут Какёин улыбнулся, что вызвало недоумение у одного из насильников.
— Ебнутый, — плюнул в него снова бродяга, сильно сжав при этом Нориаки за челюсть, процарапав нестриженными грязными ногтями щёки. — что-то задумал? — с опаской спросил он, злобными и трусливыми глазками прожигая в советнике дыру.
— Даже если так, то что он может? Только стонать, подобно той девке, — хитро хихикнул Д’арби-старший, подливая себе спиртное. Его радовала ситуация, он упивался ей, каждой частичкой души радуясь, что Теленсу удалось принизить эту тварь. Напомнить, из какой грязи тот вылез. По его скромному мнению эту суку — человеком называть Какёина он бы не решился — стоило раздавить ещё сильнее. Грёбаное насекомое.
— Девка, — пробормотал озадаченно Теленс, будто припоминая, а потом резко заухмылялся. — Шерри? Наша милая Шерри? Та самая Шерри, которую мы спасли от участи быть загрызенной вашими пёсиками? — его глаза сладострастно заблестели, и он плотоядно облизнул губы. — Она нас поблагодарила за это самыми привычным для неё способом.
Джотаро с отвращением и странной болью вспомнил последнее увиденное, что с ней было связано. Он утробно зарычал, как зверь. Честно сказать, не столько даже из-за упоминания прачки, сколько желая отвлечь всё внимание на себя. Какёин замкнулся где-то в себе, наследник мог это понять. Но принять — никогда. В нём всё ещё теплилась надежда, что их спасут. Или же им придётся сделать это самим. Но как? Куджо неуклюже заерзал, привлекая к себе главного зачинщика. Онемение почти ушло, но показывать или этим пользоваться он пока не собирался.
Теленс, замечая удовлетворительную реакцию, вновь подошёл к наследнику и присел перед ним на корточки, в предвкушении подавляя смешок от собственной ещё не сказанной фразы.
— Хочешь что-то нам сказать, а? — тонким издевательским и взыскательным голоском вопросил он. — Посылаешь, например, там в ад какой-нибудь? — уже не выдержал и нервно, с пафосом засмеялся Д’арби. — Мальчик мой, ты, наверное, обидеть нас этим хотел? Назвать нелюдями? И, знаешь, звания животных мы тоже не заслужили. Мы что-то, надо сказать, похуже. — Д’арби-младший устало зевнул, как бы намекая, что ему скучны подобные высказывания и их он, бесспорно, уже вдоволь наслушался за свою жизнь.
— Зад у него, конечно, что надо. — мужчина повернулся к присутствующим лицом, мельком кинув взгляд на безвольного Нориаки, больше сейчас напоминающего обескровленный труп. — Жалко, что только на один раз, — он вновь посмотрел на Куджо, с опечаленным выражением пояснив: — после этих грязнуль я как-то не решусь снова, подхвачу ещё что. То ли дело мы, а? Почти аристократия. Может, тебе плохо видно и поэтому ты такой грустный?
ДжоДжо чувствовал, как кипит кровь, разгоняя первобытную агрессию по венам. Если бы он только мог! То что? Мысль Куджо так не закончил — в ожидании замер, наблюдая, как Теленс, чуть шатнувшись, поднялся вновь на ноги.
— Давай, скажи нам что-то новое, что-то, что мы ещё не слышали, — мужчина здоровой рукой почти бережно вырвал кляп изо рта Джотаро. — Повесели нас, диковинка городская.
Куджо хрипло и крайне нецензурно выругался, чем привёл Теленса в ещё большее уныние.
— С Шерри было веселее даже. — буркнул один из шайки и поднялся с пола, оставляя Нориаки стоять на четвереньках без внимания. Далеко не сразу советник понял, что может принять сидячее положение. — Позову ещё ребят, что-то на улице стало тихо.
— И выпивки принеси, — присвистнул ему вслед захмелевший Д’арби-старший, залпом допивая свои остатки.
— Я кто, по-твоему? Раб или слуга? — злобно фыркнул бродяжка и хотел даже было поднять руку на картежника, но вовремя спохватился и быстрым шагом вышел за дверь, что-то бурча себе под нос.
— Язык — враг мой, — поучительно заговорил Дэниел, вальяжно восседая на каком-то ветхом стуле, который держался лишь на добром слове. — А врагов нам хватает. Как придёт, Теленс, надо его избавить от этого балласта.
Д’арби-младший как-то неопределенно кивнул, вновь обращаясь к Куджо. Похоже, говорить с братом ему было сейчас совсем неинтересно.
— Лучше побеседую с кем-то, кого ты называл Нориаки. — усмехнулся калека, следя за реакцией наследника. Безусловно, та была бурной и очень болезненной, что хорошо читалось по гневно сузившимся глазам ДжоДжо. — Сейчас-то ты понимаешь, что по имени звать опущенного как-то не комильфо? Или вы, аристократы голубые, другие слова там используете? — он расплылся в нагловатой сальной улыбке и резко развернулся, зашагав прочь от парня. Он совсем не заметил, как из его кармана выпал шприц и, покатившись, почти вплотную оказался у брюнета.
На еле слышный звук Дэниел лениво обернулся, но наследник привлек его внимание на себя.
— Так это всё зависть? — глухим голосом спросил Джотаро, телом накрывая такую необходимую сейчас вещь. Что бы там ни было — это должно утихомирить Теленса. Что делать с другим, он пока не знал, но нужно цепляться хотя бы за что-то.
Теленс будто не расслышал, но вдруг наследник понял, что за эти слова ответит просто не он.
— Нори, неужто тебе больно? Косишь под человека? И всё же я проверю насколько в тебе ещё осталось от него. — Теленс резко приподнял его за взъерошенные и перепачканные рыжие волосы, ножом прикасаясь к обнаженному и напряженному животу, — Посмотрим, — последовал неглубокий разрез ниже пупка и Какёин глухо, сдержанно, но закричал, дергаясь, делая рану рваной, безобразной.
— Ты же сам себе хуже делаешь, — маньяческий голос шептал ему на самое ухо. — я же только посмотреть хочу, — будто оправдываясь, сказал Теленс и затем надавил на разрез пальцами, на одну фалангу погружаясь внутрь.
Нориаки непроизвольно охнул, закатив глаза от боли и сцепив плотно зубы. Тело пробивала сильная дрожь.
— Думаешь… тебе сойдёт это… с рук? — с придыханием прошептал Нориаки. Слёзы безвольно так и заструились по лицу — ничего более, кроме как реакция пока ещё живого тела. Пустым взглядом Какёин прошёлся по знакомому лицу, подмечая, что Д’арби всматривается в его глаза своими змеиными, ища там, как минимум, сломленность, злость, ненависть. Нориаки не мог сейчас сказать, что чувствовал. И, должно быть, так даже лучше для него.
Советник стойко выдержал взгляд, будто на него не смотрели вовсе. Нет, он останется бесстрастным к своей судьбе. Судьба! Какое громкое слово в его сторону. Не верится, что она всё-таки настигла его вот так. И всё же, нет, Теленс не получит от него тех эмоций, которые ему так нужны. Которыми он питается, как гиена падалью.
— Думаю? Нори, я это знаю! — воскликнул с нескрываемым безумством Теленс, внезапно отбрасывая его обратно на пол и отходя поодаль. Ему это не понравилось. И что ещё ему дозволено сделать, чтобы заставить этого петуха пресмыкаться? А если не получилось и так, то может?.. Наплевать на всё и прибить? Д’арби нервно кусал до крови кожу губ, выстраивая в голове план, где он бы вышел перед Хозяином невиновным. Теленс скосил глаза в сторону дрожащего Нориаки, думая, что нужно сделать, чтобы поверили все. А потом сузил глаза, словно сканируя врага, взвешивая ненависть к нему.
— Я убью тебя, — немногословно поделился мыслью мужчина, недоброй улыбкой уставившись куда-то в дырявый прогнивший пол. В голове роилось столько мыслей, но на первое место вышла всё равно жестокость. Он не бизнесмен, он — убийца. Причём не какой-то там высокоранговый. Из него не вытравить его сущность — такими мыслями Д’арби подначивал себя самого же действовать. Нориаки после пережитого будет дышать ему в затылок. Пока кто-то из них не сдохнет. Выбор очевиден.
Бросив напоследок взгляд на Какёина, калека воодушевился ещё больше — рыжеволосый впервые посмотрел на него так: с нескрываемым, неподдельным страхом в глазах. Там не было мольбы — просто не могло быть. Там было понимание.
Теленс, перестав улыбаться, громоздкой фигурой двинулся на свою жертву с твёрдым намерением лишить жизни. Наконец, пришло время. Он сделает это. Он так давно мечтал и хотел вонзить в эту бледную шею остриё, обагрив всё красным. Хотел сделать своей игрушкой перед этим, наиграться и уничтожить. Показать всем, что он выше этого сопляка, значимее, получить всеобщее уважение и признание. Он так близок к своей мечте, как никогда раньше.
— Какой же ты всё-таки… слабак, Тел, — высокомерно плюнул Нориаки, словно читая все мысли в дурной голове. Какёин слишком медленно отползал в угол, и каким бы тёмным он ни был — не спасёт, не укроет от неминуемого. Он уже сдался, но рефлекторно старался спасти свою шкуру. Внутренний голос смеялся над этими глупыми попытками.
— Передавай привет мисс Шерри, если пересечетесь в аду, — елейным голоском прошептал Теленс, слегка улыбаясь и наклоняясь. Все его движения так заторможены, а он ими наслаждается, оттягивая момент казни. Какёин не закрыл глаз, наоборот, широко распахнул, впиваясь ими в каждую деталь. Куджо словно и не было в помещении, остались только двое: он и его смерть.
Теленс вдруг занёс резко руку, а Нориаки увидел этот зловещий блеск стали в ней слишком отчетливо. Сердце, облитое щедро кровью и гулко бьющееся, в секунду остановилось, стало немым, а нос перестал втягивать спёртый воздух. Пожалуй, именно в этот момент он позволил себе самую ужасную слабость, на которую был способен. Раскол он почувствовал будто на физическом уровне: измученный мозг, ощутив брешь, больше не сопротивлялся, дав себе расслабиться. Психика словно пошла опасными трещинами, воскрешая самые болезненные и унизительные вещи из жизни, чтобы добить своего носителя раньше, чем это сделает враг. Невыносимо.
Миг. Одна секунда. Взмах. Нет, не оружия, а руки Куджо позади Д’арби. Тот бьет по кисти калеку, а смуглые и почерневшие от грязи пальцы вгоняют стремительно изогнутую иглу под кожу, распространяя по организму яд. Наверняка его, судя по ошарашенному и перекошенному лицу Телеса, получившему ещё и мощный удар по затылку. Нож из, казалось, крепкой хватки падает на дощатый, облитый некогда алой кровью, пол; блеск стали отразился уже в стеклянных глазах Какёина, предупреждая о том, что леди смерть была в этот раз к нему опасно близка. Её удушающий сладкий шёпот стоял в ушах до сих пор, набатом звучал, почти лишая рассудка. Она обещала за ним непременно вернуться. Скоро. Но не сейчас. Её голос… был чертовски знаком.
На заднем фоне закричал истошно Дэниел, возвращая советника в реальность.
Нориаки, быстро оценив ситуацию, резко выставил ногу вперед, делая подножку и перегораживая пьяному Дэниелу путь к наследнику, причиняя себе массу боли, но тем не менее своего добиваясь. Страх отступал, а по венам вновь циркулировал адреналин. И, конечно же, наркотик, действие которого позволяло выиграть немного времени.
— Убей его. Убей их всех. — жесткий, грубый, суровый приказ, нечеловеческим рыком слетевший с тонких губ, ДжоДжо не слышал. Он действовал и без него, ногой вышибая из Теленса скудную душонку. Последний цеплялся за эту самую ногу, но калеке было бы крайне тяжело победить, находясь в позиции снизу.
Лицо Нориаки оказалось на уровне лица разъяренного и крайне растерянного Дэниела, упавшего из-за непредсказуемого препятствия. Тот не успел сделать хоть что-то — Какёин, не раздумывая и секунды, впился зубами ему в шею, глубоко вгрызаясь в тёплую, солоноватую плоть. Мужчина громко вскрикнул, буквально оглушая этим Нориаки. Но собственный слух — последнее, что того волновало. Наверняка, советник и так задел артерию, однако… Нориаки резко подался назад, с силой вырывая кусок мяса вместе с сосудами и венами из шеи Д’Арби-старшего. Выплевывая чужую плоть, он впервые в жизни почувствовал от зверства и жестокости приятную дрожь по телу, почти эйфорию. Это была месть. Сладкая месть и вымещенная злость, вперемешку с глобальной ненавистью. Теленс отчасти своего добился, вызвав у него такие сильные и негативные чувства.
Глаза в глаза — слов не могло быть — Дэниел через несколько секунд упал плашмя на пол, рукой зажимая смертельную рану. Он надеялся на Теленса, хотя тот вряд ли мог помочь. Теряя сознание, жизнь, утекающую в прямом смысле слова, мужчина направил взгляд на брата. Слышался шум в лагере. А перед глазами лежащий Теленс. Джотаро же хороший, все Джостары глупые и добрые. Он же не убьёт его?.. Д’Арби захлебывался слюной и кровью, багровая жидкость импульсивно выделялась из-за прокуса. Картежник понял, что умрёт и умрёт уже в любом случае. Он хихикнул, сам не осознавая причину.
Какёин, не выдержав тяжести своего тела, упал подле туши Дэниела, отмечая про себя, что тот уже не дышит. Замер в луже крови с широко распахнутыми глазами и ухмылкой на губах. Хорошо. Перед собственными всё плыло. Нориаки прислонился спиной к углу, поддерживая себя, чтобы не свалиться совсем. Прежние раны кровоточили, а действие наркотика если не прошло, то заметно притупилось — поскольку стало слишком больно. Нориаки затуманенными от давящей боли глазами смотрел, как Теленс сильно ударил ДжоДжо здоровой рукой, сопротивляясь своей участи. Какёин зажмурился, ища в себе остатки сил, которые помогли бы им выбраться отсюда. Но тело отзывалось лишь усталостью, а кровь всё обильнее выделялась из открытых ран. Вряд ли они смертельны, но наёмник хорошо понимал, что основная проблема не в них.
Джотаро где-то на меркнущем фоне бранился, матерился, напрочь, судя по хрипам и крикам, озверел. Нориаки медленно перевёл взгляд на него, совсем не узнавая. Он, уже даже не обращая внимания на свои ушибы и перелом, бил Теленса ногами не переставая — яростно под рёбра, ломая их, превращая внутренности всмятку, в кровавый фарш. Потом резко остановился. Какёин подумал было, что тот понял, что сотворил, но Куджо, нагнувшись над в муках умирающим, потянул пальцы к слезящимся от страха и ужаса глазам убийцы. Он начал медленно, с чувством, давить Теленсу на глазные яблоки. Последний, несильно брыкаясь под ним, совсем слегка отполз на локтях к рядом располагающейся двери.
Куджо был в каком-то забытье, сосредотачивая последствия всего пережитого на виновнике «торжества». За дверью слышался какой-то переполох, но никто не спешил пока сюда. Теленс рукой чуть дотронулся до края двери, но на большее не был способен. Он умер. Опустевшие вскоре глазницы смотрели так неопределенно. Так опустело. Это всё вызвало у Какёина смех. Нервный смешок. Почти истеричный.
Джотаро же, будто этого не замечая, приподнялся и раскрыл дверь шире, выталкивая наполовину голову Д’Арби. И уже потом, будучи в агонии, просто в бешенном порыве начал этой дверью — с железными вставками по углам — колотить по этой голове. Слышался хруст, лилась горячая кровь, незамысловатыми узорами украшая пространство. Куджо улыбался.
Какёин с некоторой тоской подумал, что Джотаро не вполне отдаёт себе отчёт. Злость, обида, агрессия, боль, жалость к судьбе полюбившегося человека — слишком большой спектр эмоций для юного Джостара, глушащий всякую рациональность. Была ли необходимость так измываться над остывающим трупом? О, нет. Какёин знал, что такое месть, но на своей шкуре никогда до этого не ощущал желания мстить. Это всегда была работа. Сейчас? А что сейчас? Нориаки, прекратив давиться от болезненного полусмеха, слегка искривил губы в подобии улыбки. Он оказался слишком слаб, чтобы постоять за себя. Должен ли он испытывать благодарность в адрес ДжоДжо? Ах, эта его подростковая любовь… это она сейчас им движет? Это любовь к нему заставляет Куджо идти против собственных принципов? Он уже ничего не знал. Знал только, что сейчас, в эту самую минуту, Куджо нещадно и с небывалой страстью отбивает мясо уже умершего. Лицо врага застыло в гримасе ужаса и неверия. Какёин и сам не верил в происходящее, но оно ему нравилось. Он умер не первым. Не первым. Увидел закат жизни одного из давних врагов, стало быть, не так уж и плох день?
Нориаки вновь обратил внимание на происходящее в дальнем углу. Но долго смотреть на мертвеца ему не дали — Джотаро ногой со всей дури прошёлся тому по голове — до треска костей, до новой порции алой жидкости — она каплями усеяла стены, пол, легла инеем на бледное лицо советника, окрашивая ещё больше в бордовый. Нориаки чувствовал кровь на языке — не только свою, но и обоих Д’арби. Он в прямом смысле слова умылся их кровью. Однако, нет, он не упивался этим. Наверное, в этом отличие между ним и Жан-Пьером. Его не сведёт с ума подобное. Нет. Он не испытывал истинное наслаждение, но что-то приятное в этом было.
— Да, — совсем тихо произнёс Нориаки холодными губами, вслух соглашаясь со своими мыслями, а после ощутил онемение. Ему в крайней степени зябко. И клонит в сон. — ДжоДжо, — стальным, вымученным, но тем не менее приказным тоном выдохнул советник, не шибко надеясь на то, что его вообще услышат.
Однако Куджо, проморгавшись, остановился в избиении трупа. Он, тяжело дыша, всё ещё ненавистно буравил останки Теленса.
— Он давно мёртв, Джотаро, — спокойным голосом озвучил факт Какёин, наблюдая, как взгляд брюнета, наконец, становится более осознанным. Но в нём не было былого ужаса или жалости к сотворённому. Нориаки удивило это больше всего.
— Надо уходить, — наследник, почти не хромая, подошёл к нему, пока что не ощущая боль. Тут Нориаки мог только позавидовать. — Хватайся.
— Снаружи что-то происходит, думаю, это наши, — ухмыльнулся невесело Какёин, цепляясь за подставленную шею. Конечно, они оба в курсе, что шансов у одного Куджо больше, но раз он сделал свой выбор — взять его с собой — то советник никогда не станет геройствовать. — Но рисковать глупо. Я знаю место, где выгоднее всего ожидать помощи.
— Хорошо, — согласился Джотаро, содрогаясь от всех эмоций, что сейчас испытывал. Это была непередаваемая едкая и разрушающая смесь, терзающая его изнутри. Однако была и награда, наконец, он смог обнять его. Почувствовать запах кожи, волос, вперемешку с примесью прочих отвратительных запахов. Но они вместе. Его не смогли у него отнять. Пока нет.