Сорванные лепестки вызолоченных лилий

Сестра сидела прямо на каменном парапете стены и покачивала ножкой с небрежностью пастушки, но никак не принцессы. Джоффри недовольно косился на неё, но ту, казалось, завораживало то, как поблёскивало солнце на волнах, как скользили по морской глади торговые корабли, как истерично вопили чайки, деля добычу у песчаной косы — Тиану интересовало что угодно, кроме брата. Она по-кошачьи щурилась и чуть улыбалась — весёлая. А ему хотелось хмуриться всё сильнее. Зачем вообще звала с собой, если собиралась молчать? Уж будто у Джоффри не нашлось бы занятий в сотни раз интересней, чем таскаться за юбкой сестры да глядеть на виденное тысячи раз море. Когда-то близнецам нравилось бегать по стене, соревнуясь в скорости с королевскими гвардейцами, и, глядя на закаты, рассказывать друг другу мечты и секреты. Вот только Джоффри больше не ребёнок. А будущему королю не пристало заниматься глупостями. — Знаешь, сестрица, даже Пёс более интересный собеседник, чем ты, — ядовито заметил он, только чтобы привлечь внимание. Тиана засмеялась и повернула к нему голову. С некоторых пор Джоффри перестал видеть в лице сестры собственные черты. Она прекратила быть его зеркалом, его другом, его дополнением. Всего лишь девчонка. — Что же ты его с собой не взял? — Зелёные глаза под тенью пушистых ресниц глядели лукаво. — Или, может, сира Меррина с сиром Боросом? — Вероятно, потому же, почему тебя не сопровождает стайка твоих фрейлин или септа. — Так значит, потому что желал побыть наедине с близнецом, как в детстве? — она вновь повернула голову в сторону моря, но Джоффри мог видеть её профиль и улыбку в уголках губ. Он открыл было рот, чтобы съязвить и тут же закрыл, осознав, что это было признанием. Глупо, но в груди потеплело сквозь раздражение. — Скучаешь по мне? — самодовольно хмыкнул он, и сестра рассмеялась: — Конечно! Мне так не хватает твоих ворчания, хвастовства и надменности. Тиана сбросила туфли, подтянулась — перед Джоффри мелькнули ноги в чулках — забралась на стену и пошла по каменному парапету шириной ладони в две — не больше. С другой стороны только пропасть и десятки метров до воды и острых скал. Будь здесь септа или тот выводок куриц-фрейлин, вечно таскающихся за Тианой, были бы в ужасе от выходки принцессы. Но на этом участки стены близнецы были одни и никто не мог помешать опасной затее. Джоффри мог бы толкнуть сестру. При падении с такой высоты не выживают. Всего лишь несчастный случай. «Я ничего не мог сделать», — сказал бы он матери и отцу. Я ничего не мог сделать… — Упадёшь ведь. Слезай, — нахмурился кронпринц. — Боишься, — подразнила в ответ Тиана. Говорить ему такое в лицо смела только она. Ну, ещё Бес, будь он неладен! — Ты дитя, хуже Мирцеллы. Слезай — говорю тебе, дурная! — Или что? Позовёшь королевских гвардейцев? — сестра балансировала на носочках. Свалится ведь — сама виновата! В конце концов, он никогда не хотел сестру. У Джоффри их две, и Тиана самая надоедливая, злоязыкая и капризная, даром что его близнец. — Знаешь, если бы я была королём, то распустила бы половину королевской гвардии и собрала её заново. Королевские гвардейцы должны быть красивы, иначе какой в них смысл. Молоды, красивы и сильны, как сир Арис, чтобы я на их фоне блистала лишь ярче. Что может быть краше золота на белом. Она подняла указательный палец вверх, точно учитель, объясняющий какую-то особо важную тему, и Джоффри кисло скривился, улавливая из всей речи только одно. — Значит, ты считаешь сира Ариса красивым? Сестра остановилась прямо перед ним. — Да, он очень красив. — Красивее меня? — вырвалось у кронпринца. Тиана шально рассмеялась и глянула на брата сверху вниз. Ветер трепал её юбки, и солнце просвечивало сквозь кудри. Вся она точно сияла, облитая светом, яркая и прекрасная. Краше их матери. Краше любой леди, что Джоффри доводилось видеть. — Он красивый. И галантный. И храбрый, — она тряхнула головой, приподняла юбки и пошла дальше, почти танцуя. Джоффри мог видеть её щиколотки в белых чулках. И в груди билась ненависть к этой грациозности, беззаботности, к сиру Арису, будь он неладен. Да только ненависть ли так сдавливала — не вздохнуть? — Надо же, идеал прямо, — процедил кронпринц, следуя за ней. — Жаль, твой рыцарь давал обед безбрачия и может теперь трахать разве что свою руку. Тиана остановилась, улыбнулась, сощурившись. — Лови, — она подобралась, как лисица, и шагнула вниз, к нему. Джоффри успел подхватить, но едва удержался на ногах. Тиана засмеялась, прижимаясь к нему нагретой на солнце щекой. Её пальцы впились ему в плечи, от неё одуряюще пахло солёной, пряной сладостью: лилиями и морем. Незнакомое чувство прошило его насквозь, вспыхнуло жаром, опалило щёки. И сердце зашлось в груди, прозорливо чуя беду. — Надо же, поймал, — шепнула она ему в ухо, одновременно насмешливо и ласково, как умела она одна. Отстранилась, улыбаясь. А Джоффри смотрел на неё, точно видел впервые. Точно этот нос, эти губы, румянец, заливающий щёки, белая шея, и кулон, спускающийся почти до самого края проклятого низкого выреза, были чем-то незнакомым. Чем-то не его и одновременно его до судорог, до мурашек... Сестра более не была его отражением, его половиной, но пролезла ещё глубже, пустила корни в запрещённой части души. И Джоффри ничего не мог с этим сделать.