Одна на двоих

Стервятник Иногда, просыпаясь ночью от выматывающего кошмара и рвущей на куски боли в ноге, Стервятник чувствовал присутствие брата. Даже когда пелена сна спадала полностью, это чувство не уходило, и он лежал, стараясь не шевелиться и не спугнуть его. Закрывал глаза и просто дышал. Пальцы леденели, а лёгкие горели так, что хотелось разрыдаться. Он не верил, не верил, что Макса с ним больше нет, но он знал это, и, сталкиваясь в голове, его ощущения и горькая правда взрывались ослепительной болью. Каждое утро, глядя на своё отражение в зеркале, Стервятник видел вместо своих глаз добрые глаза Макса. Но лишь на мгновение, стоило моргнуть — и собственное уродливое лицо напоминало, что он больше не увидит брата никогда. Стервятник ненавидел своё лицо, ему было невыносимо видеть в нём Макса и не видеть одновременно. И Стервятник чернил глаза, погуще, подраматичнее, чтобы напомнить: это лицо не его, это лицо смерти. Но каждое утро он смотрел на почти прозрачные светлые ресницы и глотал свою боль вязкими комками. В какой-то момент Стервятник просто перестал должным образом смывать косметику — рисовал новые чёрные круги поверх старых, стирая со щёк крошки осыпавшейся туши. Глаза чесались, болели и были почти всё время воспалёнными, но лучше пусть веки будут медленно растирать стеклянную крошку по глазным яблокам, чем светлые золотистые глаза снова посмотрят на него из зеркала. Стервятник никогда не видел призраков подобно Рыжему, не видел он и Тень. Просто чувствовал, что он всё ещё рядом, прилип к его спине, как самая настоящая тень. Другие тоже чувствовали, хоть и не видели. Они отсаживались подальше и сжимали в кулаках амулеты — пусть мёртвое дыхание не лезет мне под шкуру. Поэтому когда Лорд вдруг заговорил об этом, Стервятник замер, словно его позвоночник превратился в жёсткий костяной столб. — У тебя две тени, — произнёс Лорд. — Это что, фокус такой? — О чём ты? — насторожился Стервятник. — Ну… — Лорд немного смутился. — Мне показалось, что у тебя две тени. И одна будто всегда отстаёт на шаг. Стервятник изумлённо уставился на него. Он попытался внимательнее рассмотреть глаза Лорда в слабом свете фонарика. Лорд был такой новенький и блестящий, что от него всё ещё воняло Наружностью. Сквозь горечь, отчаяние, одиночество и недели, проведённые в Доме, но всё равно — ещё тянуло нормальностью. Не психической нормальностью, — о, нет, только не от него — Наружней. Но он увидел Тень. Это было невозможно для кого-то настолько ещё чуждого этому месту, но сомнений быть не могло, он увидел. На миг Стервятнику показалось, что глаза у Лорда зелёные. Не зелёные, как у Сфинкса, а такие, словно на влажной мшистой подушке потянулись к солнцу тонкие сочные ростки хрупкого ещё, молодого растения и густо пахнущая хвоей ветка царапнула Птицу по лицу. Стервятник моргнул, и всё пропало. — Кажется, ты познакомился с моим братом, Максом, — тихо произнёс Стервятник. Он улыбнулся. Он всегда хотел улыбаться, когда говорил о нём, но горе цеплялось своими кривыми крючьями за уголки его губ и ломало улыбку в неприятную сухую расщелину. — У тебя есть брат? — удивился Лорд. — Мы звали его Тень. Он умер недавно. Это Стервятник отобрал его жизнь. Они всегда были Сиамцами, неотделимыми друг от друга: «Рекс и одноногий», «Стервятник и его Тень», его отражение, его вторая половинка. Вторая. Макс был смелее, был добрее, был сильнее. Но кто станет вспоминать о мальчике, посвящённом в благородные рыцари, когда его двуногий брат наводит шуму в три раза больше, дерётся, дерзит воспитателям и пугает своим стылым взглядом? Он отобрал его голос, его индивидуальность, его жизнь. Теперь у Макса не было даже возможности дышать с ним одним воздухом или смотреть в его глаза. И Стервятник винил в этом себя. — Прости, я не знал… — пробормотал Лорд, но Стервятник вдруг перебил его. — Это боль, которую трудно объяснить словами, — выдохнул он и отвёл свет фонарика к стене. Он чувствовал, что губы его дрожали, и не хотел, чтобы это заметил Лорд. — Мы с ним были слишком одно. Словно мне отпилили руку и ногу тупой пилой, сердце тоже. И эта ржавая пила застряла внутри и не останавливается ни на секунду. Это беспомощное отчаяние, я знаю, ты тоже его чувствуешь. И с ним невозможно ничего сделать. Ничего, ничего, совсем ничего. Стервятник подтянул к себе колени и уткнулся в них лицом. Господи, почему он не умер вместе с ним?! Почему не умер вместо него?! — Он бы не желал тебе этого, — тихо произнёс Лорд, аккуратно касаясь его плеча, и Стервятник понял, что сказал это вслух. — Ты его даже не знал, — отмахнулся он со злобой. Лорд замолчал, и Стервятник успел пожалеть, что вообще открыл рот, но Лорд вдруг заговорил снова. Ещё тише, чем прежде, запинаясь, подбирая слова, будто ему тяжело было произносить их. — Я уверен, он любил тебя так же сильно, как ты его любишь. А значит, он ни за что не пожелал бы тебе смерти. — Это невыносимо, — прошептал Стервятник, глуша голос прижатыми к губам ладонями. — Мне жаль, что я ничего не могу сделать, — выдохнул Лорд, его голос звучал растерянно. — Ты не заслужил всего этого, и мне больно вместе с тобой. Он прикоснулся к волосам Стервятника и тут же отдёрнул руку. Лишь спустя пару минут он вновь осторожно провёл по ним пальцами. Потом ещё раз и ещё. Придвинулся ближе. — Ты можешь плакать, если нужно, я никому не скажу. Стервятник вздрогнул и почувствовал, как глаза защипало. Не от разрешения пролить свои слёзы и даже не от боли, каждое утро смотрящей из зеркала его же глазами, а от того, как этот нервный, озлобленный, разбитый парень переменился рядом с ним. Стервятник пожалел его там, в коридоре, почувствовал его боль, но он не ждал сочувствия в ответ. Сочувствия, которое ему не нужно было, ни от кого другого, сочувствия, которого он не просил. Никакой жалости, никакого снисхождения. Но Лорд не предлагал жалость, он предложил поддержку. Просто молча принял его и его горе. И Птица заплакал, утыкаясь в его бедро. *** Стервятник проснулся и не сразу понял, где он. Тело затекло и шея болела, и свет был слишком ярким. Он поморгал, глаза жгло просто невыносимо, и он невольно застонал. — Всё нормально? Стервятник вдруг сразу вспомнил всё: Клетку, Лорда, свои душные слёзы. Он лежал головой на коленях Лорда, должно быть, так и уснул. — Извини, — пробормотал Стервятник, поднимаясь и усаживаясь рядом — спиной к мягкой стене, соприкасаясь плечом. — Тут вообще кормят завтраком? — поинтересовался Лорд, будто пропуская неуклюжие извинения Птицы мимо ушей. — Должны, если нас, конечно, отсюда не заберут. Вероятно, ещё слишком рано. — Но свет врубили, не забыли, — фыркнул Лорд. — Тут, похоже, не церемонятся с больными детками. Этот Ящик обшманал меня, представляешь? Отнял мой нож! А он мне, между прочим, дорог, как память. Стервятник хмыкнул. Он достал из кармана пачку и предложил сигарету Лорду, они молча закурили. Стервятник глянул на него и ему показалось, что тот выглядел лучше, чем вчера. Какая ирония: пришёл помочь разбитому парню найти в себе сил перешагнуть ту грань, что резала его душу, а сам развалился перед ним на осколки. — Наверное, ты мне сейчас не поверишь, — произнёс Стервятник, наблюдая, как сигаретный дым собирался мутным облаком под тряпичным потолком, — но Сфинкс вовсе не монстр. Лорд как-то странно крякнул. — Он чего-то ждёт от тебя. — Я тоже от него чего-то жду. Чтобы он запнулся и разбил свою гладкую головешку о тумбочку! — Пойми, так будет не всегда. — Да наплевать мне! — выкрикнул Лорд. — Я больше не могу, — его голос внезапно сорвался и скатился шёпотом на тёмное дно. Стервятник повернулся к нему всем телом. — Нет, сможешь, — он говорил мягко, но вкладывал в слова уверенную твёрдость. — Я видел силу в твоих глазах. — Да нет у меня никакой силы! — выпалил Лорд, лупя кулаками мягкую обивку под своими вытянутыми безвольными ногами. — Они меня достали! Все! Они все смотрят, смотрят! Ненавижу их! Почему они молчат? Я больше не выдержу! — Тише, — Стервятник встал на колени возле него и тронул за лицо. Но Лорд словно не слышал его, он уже погрузился в своё отчаяние. Стервятник будто наяву видел, как оно грызёт его изнутри, обгладывает плоть, обсасывает кости. Он увидел в нём себя, и сердце больно кольнуло. — Табаки всё время смотрит, ему любопытно, а вот Слепому совсем насрать! И Чёрный смотрит. Ему стрёмно, я же вижу, но он смотрит. А я один! Совсем один! И я… Стервятник подполз к нему вплотную, становясь коленями по бокам от его тонких бесчувственных ног, и взял лицо Лорда в свои ладони, вынуждая смотреть в глаза. — Я с тобой, — выдохнул он уверенно. — Ты не один, понял! И Лорд вдруг замер и замолчал. Он смотрел в глаза Стервятника, растерянно моргая, дышал горячо и рвано, будто лёгкие раздували кузнечными мехами, и мелко дрожал. Кажется, он слушал, кажется, верил. Они не двигались какую-то минуту, а потом щёки Лорда неожиданно вспыхнули, и Стервятник вдруг смутился сам, но никак не мог убрать руки, боясь показать своё смущение. — Прости, — почти прошептал Лорд, — за эту истерику. — Не извиняйся. Я знаю, что ты чувствуешь. И Стервятник отнял ладони от пылающих щёк Лорда, убирая с лица его волосы. Лорд открыл было рот, чтобы что-то сказать, но вдруг дверь за их спинами отворилась, заставляя их обоих вздрогнуть от неожиданности. Ральф Да что не так с этими сопляками? Не Клетка, а комната свиданий. Ральф раздражённо хмурился, глядя, как Стервятник с Лордом по очереди выползали из изолятора. С минуту он наблюдал за неуклюжими движениями Лорда, карабкающегося в свою коляску. Неплохо для холёного домашнего мальчика. Ральф привык смотреть на неправильные движения поломанных детей. У любого нормального человека они бы вызвали жалость или отвращение, но не у него. За пятнадцать лет он тоже немного поломался. У него уже давно не возникало желания помогать им в их ежедневных заботах, но в этот раз Ральф не выдержал и немного подсадил Лорда. — Спасибо, — проскрипел тот сквозь зубы. Злился. Не похоже, чтобы сеанс психотерапии Стервятника прошёл на ура. Ральф глянул на Птицу. Глаза красные, опухшие, тушь размазалась по щекам — смотреть противно. Ревел, психотерапевт от бога. — Пойдём-ка, — Ральф взял Стервятника за локоть, — тебе нужно умыться. Лорд, который уже рулил к выходу, тут же замер. — А ты езжай, — велел Ральф. — На завтрак опоздаешь. Он заметил, какой недобрый взгляд бросил на него Лорд. Отличную всё-таки кличку ему дали — такая пренебрежительная гримаса, диву даёшься, как зубы ещё не раскрошились от того, с какой силой красавчик сжимал челюсти. Ральф затащил Стервятника в небольшой туалет, расположенный в конце коридора, и подтолкнул к раковине. Тот скорчил недовольное лицо, но всё равно включил воду и начал тереть глаза. — Ну, как прошло? — поинтересовался Ральф. — Не совсем так, как я рассчитывал… — Оно и видно! — перебил Ральф. — Во всяком случае, я попробовал. Ну да, ну да, пригрел несчастного под своим крылышком. Идиотская была затея. И почему только он пошёл на поводу у Птицы? Опять. Ральф надёргал бумажных полотенец и протянул их Стервятнику. Тот вытер лицо, глянул на себя в зеркало и достал из кармана чёрный карандаш. — Ты сдурел? — Ральф перехватил его руку. — Ты глянь на свои пельмени! Тебе бы лёд приложить. — Всё в порядке, вы напрасно беспокоитесь, — Стервятник попытался аккуратно освободиться от захвата, но Ральф не отпускал. — Походи хоть денёк без косметики, а лучше поспи, дай глазам отдохнуть. — Избавьте меня, пожалуйста, от ваших советов. — Да ради бога! — фыркнул Ральф, отталкивая его руку, и вышел. Он торопливо удалялся прочь, сотрясая шагами стены и разгоняя в разные стороны случайных прохожих. Сколько можно бороться с этими упрямыми подростками?! Ральф хотел как лучше, но нет — мы будем красить воспалённые глаза, которые вот-вот покроются кровавой коркой, и обжиматься в Клетке с истеричными калеками. Да пожалуйста! Да ради бога!