Одна на двоих

Волк Сфинкс немного поумерил свой пыл, и это играет против меня. Мой боец начал колебаться, и я его понимаю. Когда в стае покой, то кажется, что мы все мировые ребята. Чёрный немного выбивается из общей картины своим многозначительным молчанием и неуместным хмыканьем. Ломается паренёк, боится, мандражирует аристократия. Вижу, как он посматривает на слепца. Знаю, что думает: худой заморышек с грязными ногами, неопрятный, нечёсаный, молчаливый. Странный. Есть ли у Лорда реальный шанс завалить Слепого? Скорее нет, чем да, но он может его ослабить, а я буду начеку. Есть ли у Лорда шанс выжить, если он убьёт Слепого? Ни одного. Если его не прикончит тут же Сфинкс, то это сделаю я. Я дал ему неделю, но и этого много, он сомневается всё больше и больше. Ещё слишком наружный, слишком правильный и законопослушный. Но в Доме нет кодексов и полиции, мы сами пишем и переписываем свои законы и делаем это кровью. Горбач собрался подлатать и раскрасить летучего змея, чтобы в последний раз запустить хвостатого в этом году. Усаживаюсь помочь, и мы молча трудимся. Я люблю Горбача за его самодостаточность. Он не будет лезть с расспросами, не попытается пустить внутренние щупальца в душу соседа. Иногда мне кажется, что внутри себя Горбач ведет постоянный бой и чаще проигрывает своим страхам, чем одерживает победу. Я мысленно желаю ему удачи, подправляя кисточкой раскосый глаз змея, а он кивает и хмурится. *** Чёрный Ральф — сукин кот всё-таки докопался до меня с долбанной успеваемостью, и я бегаю по кабинетам, отвечаю параграфы, решаю задачки и доказываю теоремы. Я писал словарный диктант, когда почувствовал её приближение. Это всегда начинается одинаково: сначала начинают неметь пальцы и сводит икроножную мышцу на левой ноге. Времени мало — всего минут десять до того, как меня атакует боль. Дописываю листок, улыбаюсь училке, пока ещё могу улыбаться, и бегом мчусь в спальню. Я должен успеть раздеться до того, как по телу начнёт стегать огненным хлыстом. Если я не успею снять одежду, то даже невесомое прикосновение ткани превратится для меня в наждачную бумагу. В комнате никого, и я успеваю стащить свитер и майку и даже расстегнуть пуговицу на джинсах. И всё. Первый удар приходится на ноги. Вдохнуть и не дышать, может, сегодня не будет так сильно. Пауки выдали мне обезболивающее, но оно в ванной в шкафчике, и добраться туда я не смогу. Второй раз стегает через пах, поясницу и живот, а потом два удара приходятся между лопаток, и начинает пульсировать глаз, как будто сейчас взорвётся. Всё, я попал, теперь меня не отпустит до тех пор, пока не выкрутит каждый суставчик, не вытянет каждую жилочку и нерв. Пауки говорят, что моя опухоль неоперабельна, слишком высок риск летального исхода, что она прорастает в спинной мозг и нарушает какую-то, мать её за ногу, проводимость. Они хотят заливать в меня яд. Убить подобное подобным, но я пошел к Яну и сказал, что не хочу. Так жить Я — Не — Хочу. Он сказал, посмотрим. Боль накатывает волнами, они бегут от самых маленьких в ногах и поднимаются супер волной, чтобы подло ударить в спину. Не могу лечь или сесть, только стоять, сгорбившись и вцепившись в подоконник, пытаюсь дышать аккуратно-аккуратно, помаленьку, потому что от болевых ударов колет сердце и вздохнуть глубоко страшно. Никто из стаи не видел меня в таком состоянии. Один раз меня застал Сфинкс. И теперь стоит мне чуть сморщиться или охнуть, как зеленоглазая курица-наседка начинает квохтать и скакать надо мной. Очередной болевой прилив, и я пропускаю появление Лорда. Хреновый день! Вождь и идейный лидер, несгибаемый команданте корчится у окна, как червяк, полуголый, в приспущенных штанах. — Ты чего, Волк? Бля, мне не до разговоров. Не сдохнуть бы от разрыва сердца. — Спина? У тебя болит спина? Киваю, а что ещё делать? — Давай попробую, — что-то бормочет Лорд, но мне не до него. Я даже сперва ничего и не почувствовал, даже не знаю сколько времени прошло прежде, чем я понял, что Лорд пытается изобразить массаж на моей пояснице. — …у меня всякие врачи были, пока родители верили, что я смогу ходить. У тебя, похоже, защемляет седалищный нерв — вот и отдает в ногу. Вот еще один паук на мою голову! Собираюсь прикрикнуть «хватит», вроде мои пытки закончились на сегодня, и не думаю, что причина в том, что красавчик повозил по спине ладошкой. Сволочные джинсы решили упасть именно тогда, когда я отлепился от подоконника, чтобы повернуться лицом к Лорду. «Избушка-избушка, встань к лесу задом, ко мне передом». — Это у тебя…. это же не я, — наш мальчик вспыхивает щеками, и по его лицу разливаются некрасивые красные пятна смущения. — Нет, ты здесь не при чем, — надо бы нагнуться и подтянуть штаны, но, честно сказать, страшно, что боль вернётся. — Что смотришь? Не видел, как стоит? Сучья боль, и шутки у нее сучьи, низкие. Под конец, когда она наиграется со мной, она на прощание дарит мне железобетонный стояк. Напоминает мне о радостях жизни и о том, что у меня не так и много времени для них. — Не видел. У меня так не бывает. Ну черт, что тут скажешь? Я не лезу в медкарты колясников, и до Лорда из их братии у нас только Табаки был. И Шакал иногда что-то там пыхтит по утрам под одеялом — я не интересовался. — И что ты делаешь, когда у тебя так… — он не сводит глаз с моих вздутых трусов, закусив губу и сцепив пальцы, а я, блин, думаю что трусы-то у меня не первой свежести и в каких-то жёлтых зайчиках, не говоря уже о влажном пятне, что расплывается на ткани. — Дрочу, Лорд, как и все, — чувствую себя гадким эксгибиционистом, поймавшим невинную первоклашку. — Покажи. Я бы покраснел, да не умею. Такими темпами меня тут и изнасилуют, но с другой стороны, почему бы и не помочь сирым и убогим? Он смотрит на меня, всё так же закусив губу и сведя брови, как будто изучает новую теорему или решает трудную задачку с тремя неизвестными. А я вожу рукой верх-вниз, и этот пристальный взгляд серо-голубых глаз меня заводит до покалывания где-то в затылке. — Это приятно? У меня сохнет во рту, а он спрашивает, приятно ли? — Хочешь попробовать? — зачем-то спрашиваю, уверен, что откажется, но если он будет сидеть так близко ко мне, то я кончу, испачкав его манерную рубашечку. Лорд вскидывает голову, наконец отвлекаясь от созерцания моего самоудовлетворения, и испытующе смотрит мне в глаза. Он хватает меня за ствол слишком резко и сильно, и я шиплю: «Тише, оторвёшь». Не знаю, что из этой возни у окна получил Лорд, я же кончил от его стараний очень быстро, еле успев отвернуться, чтобы не обрызгать его. Сердце колотится, а моя милая опухоль где-то внутри отзывается в унисон затихающему крещендо. Моё удовольствие всегда сопряжено с болью. — Врачи сказали, что у меня могут быть дети, но не через секс. Чёрт, я стою голой жопой к Лорду, собираясь натянуть штаны, а после этих слов мне страшно нагнуться, мало ли. Приступы неуместного смеха меня посещают также часто, как и болевые. — Ты разве никогда не кончал во сне? Он рассматривает свою руку, который только что неумело ласкал меня. Не люблю, когда меня жалобят, пусть и не специально. Поигрались и будет, надо дело делать, а не концами перед носом друг у дружки махать. В коридорах шум, народ возвращается с уроков, скоро обед. — Я жду твоего решения, Лорд. Жду до конца недели.