Одна на двоих

Лорд В начале лета — последнего перед выпуском — прошёл слух, что на море повезут только младших. Никто, конечно, не верил, но одним солнечным утром младших погрузили в автобусы вместе с пляжными мячиками и шлёпанцами, а старшие — остались. Шмыгавшие по Дому взмыленные Логи уверяли, что старших увезут позже, в июле, но кто им верил, Логам? Только новички и дурачки. Кого-то на лето уже забрали родственники, а остальные наслаждались свободой: загорали на крыше до слезшей кожи, перебрасывались мячиком во дворе, если могли, и разводили костры, как в детстве. Жарили хлеб на прутиках, рассказывали страшные истории про красную ленточку или жёлтые глаза в шкафу. Из воспитателей в Доме был один Шериф, все другие разъехались (или разбежались). Но Шериф не сильно-то напрягался: по утрам он распахивал дверь Четвёртой, мрачно оглядывал убогих, рявкал что-нибудь типа «хоть один звук — задушу!» и исчезал на целый день, сочтя педагогическую миссию выполненной. Кому как, а Лорду нравился опустевший тихий Дом, нравились распахнутые окна Четвёртой, из которых плыл июньский жар, и пустые койки состайников. Лэри забрала мамаша; Горбач переселился на дерево, а Волк — на крышу; Чёрный тусил в Шестой, приходил только за чистой одеждой; Слепой и Сфинкс шлялись где-то целыми днями, возвращались под вечер, провонявшие дымом и лесом; Шакал, загорелый, как индиец, тоже был занят какими-то таинственными звякающими делами. Лорду в начале лета позвонила мать и спросила, не хочет ли он «погостить дома», но спросила так, что Лорд отказался и повесил трубку. Он и сам удивился, насколько плевать ему было на неё (просто далёкий голос и всё), а про отца он совсем не вспомнил, даже не спросил ничего. Дни тянулись и тянулись — медленные, знойные, ленивые. За окном вопили ласточки, шумели деревья, курлыкали жирные голуби, свившие гнездо под карнизом. Лорд валялся на койке в одних трусах и «конверсах» без шнурков, читал притащенного из дома долбанного Марселя Пруста (тоска, тощища, ТОСКА), засыпал, просыпался, курил и пил столько кофе, что даже нижние зубы покрасились. Обедать он не ездил (тёплые котлеты, бррр, мерзость), и Македонский научил его запекать картошку на плитке. Так протащилось две недели июня, а потом пришёл Стервятник и принёс колоду карт. *** — … вскрыл замок, нашёл личное дело и там написано «имеет проблемы с наркотической и алкогольной зависимостью, при помощи которых пытается вытеснить воспоминания о смерти брата-близнеца». Пытается вытеснить. Как тебе? — Звучит дерьмовски, — согласился Лорд. Они резались в покер в карточной палатке Стервятника («Передвижной картёжный клуб «Омаха хай-лоу», — говорил Лорд). Палатку изнутри опутывала ёлочная гирлянда; игроки валялись на подушках и пили высокоградусную мятную настойку («Освежающая летняя версия», — говорил Стервятник). Лорд, широко улыбнувшись, выложил королевский флеш на кусок фанеры, служивший карточным столом. — Чудесно, чудесно, — задумчиво проговорил Стервятник и нервно закурил. — Зубы не заговаривай, — ухмыльнулся Лорд. — Снимай. Стервятник вздохнул и, не выпуская из зубов сигарету, снял брюки. Теперь на нём остались только чёрные трусы. Лорд, который давно уже сидел совсем голый, прикрывшись скомканной рубашкой, слегка заволновался. Где-то внизу, зарытый в подушки, поскрипывал магнитофон. «Звездопад над Алабамой», классическая версия — Элла Фицджеральд и Луи Армстронг. Лорд недавно обнаружил, что Стервятник, оказывается, в музыке полный ноль, вообще ничего не знает, — и теперь старался это исправить: шла неделя джазовых стандартов. Потом, может, «Депеш мод», Лорд ещё не решил. Элла Фицджеральд томно пела своё вечное: «We lived our little drama, we kissed in a field of white and stars fell on Alabama last night» — «Мы пережили нашу маленькую драму, мы целовались в белых полях и звёзды падали на Алабаму прошлой ночью», — старательно и коряво переводил Лорд для Стервятника. Стервятник повозился и набросил на плечи рубашку. — Так нечестно, — заметил Лорд. Стервятник вздохнул, но рубашку снял. Лорд смотрел на его худую безволосую грудь с маленькими бледными сосками и думал о том, что было бы, если бы он… Стервятник снова повозился, нервно спросил: — Что? Хватит меня взглядом разделывать, ладно? — Ещё партию? Стервятник согласился — и проиграл трусы. В жаркой палатке клубился дым, хрипло завывал Армстронг, а Лорд был совсем пьяный от настойки и как так получилось, что он подполз к Стервятнику и отвёл его руки от живота, Лорд и сам не знал. Он смотрел на торчащий член Стервятника, чуть носом в него не утыкался. У Стервятника член был не такой, как у Волка. Не такой большой, зато ровный. И вообще симпатичный. А говорят ли про члены «симпатичный»? Лорд не знал. Рассматривал член. Волосы у Стервятника на лобке были светлые, странно мягкие (Лорд потрогал), а у него — тёмные и жёсткие. И у Волка тоже. Лорд приоткрыл рот. Настойка танцевала в голове, рождала всякие странные мысли и желания. Всякие, даже такие. — Ты что делае… Лорд, мотнув головой, прикоснулся губами к розовой головке. Стервятник растерянно выдохнул, а Лорд стал облизывать, потом сосать и понемногу у него во рту оказывалось всё больше члена. Он однажды читал про минет, но ничего не помнил, только то, что не надо цеплять зубами кожу. Лорд видел, как это делают в порнушке, и попытался повторить: начал двигать головой вверх и вниз, и даже потрогал Стервятника за яйца, от чего коленки у того совсем разъехались. Потом у Лорда немного заболела челюсть и стало трудно дышать, он подумал, что это ерунда, надо продолжать, но тут Стервятник стал его отталкивать, и Лорду пришлось отодвинуться, выпустить член изо рта, а Стервятник упал на спину, в подушки, и кончил себе на живот. Лорд тут же подполз и потыкал пальцем в светлые капли на его тощем животе, понюхал палец (странный запах) и даже лизнул, но никакого особенного вкуса не почувствовал. Пока он познавал таким образом мир, Стервятник дотянулся до рубашки и вытерся ею. Ещё он, кажется, собирался что-то сказать, но Лорд прополз выше и поцеловал его сосок. Потрогал языком, удивляясь тому, какая тут нежная кожа. Он поднял глаза и увидел, что Стервятник уставился на него и что вид у него слегка испуганный. Лорд даже загордился на секунду: может, он вообще был первым в Доме, кто заставил бояться самого Монстра Дома. Но Стервятник сейчас ничуть не походил на Монстра. Если только на голого, лохматого, с розовыми щеками. — Ты что делаешь? — спросил Стервятник. — Мне нравится, — ответил Лорд. — А давай поцелуемся? — Ты пьяный, — заключил Стервятник. — Ты ужрался. — Неа, — заспорил Лорд. — Если чуть-чуть только. И он подвинулся ещё ближе, почти забрался на Стервятника сверху и поцеловал его в губы, потрогал языком маленький шрам в уголке рта. Опустил руку ниже, поглаживая живот, бёдра. Вдруг он понял, что у Стервятника снова стоит — и обхватил ладонью горячий член. Как Волку тогда. Он понял, что ему нравится делать Стервятнику хорошо. Ему и самому было от этого хорошо, даже в башке звенело. Лорд смотрел на Стервятника, запрокинувшего голову, и опять вспоминал ту книжку про секс. Он знал, что сейчас у Стервятника расширяются артерии, скорость кровотока увеличивается чуть не в десять раз, пульс подскакивает, давление растёт, учащается дыхание, кровь приливает к лицу и… «Эякуляция», — вспомнил Лорд научное название. — О боже, — сказал Стервятник через некоторое время. Он лежал на подушках и смотрел на мигающую гирлянду. Лорд рассматривал свою мокрую ладонь. Поднёс к носу, лизнул почти прозрачную тягучую штуку (её почему-то было меньше, чем в первый раз). То, из чего получаются дети. Как интересно. Стервятник быстро покосился на него, но ничего не сказал. — Может, ещё партию? — предложил Лорд, улыбаясь во всю пасть. — Или давай поцелуемся? Давай? Ну пожалуйст… «My heart beat like a hammer, my arms wound around you tight», — вздыхала на повторе Элла Фицджеральд. Лорд целовал Стервятника, на Алабаму сыпались звёзды, а пьяный Шериф, который шатался по тихим коридорам и увидел ходуном ходящую палатку, ускорил шаг, чтобы не связываться с опасными уродами.